Таверна

      Таверна открыта.       Венти давно перестал приходить в таверну, чтобы выпить, заработать денег, играя на лире, или просто повеселиться.       – Добрый вечер, мастер Дилюк.       Венти приходит в таверну, чтобы встретиться взглядом с ясными горящими алыми глазами, чтобы подарить улыбку и смотреть, как чужие губы растягиваются в мягком ответе, а на веснушчатых (только Венти знает, что веснушки там есть!) щеках появляются очаровательные, самые милые в мире ямочки. Венти приходит в таверну за нежным, почти целомудренным поцелуем через стойку, за еле заметным румянцем на щеках, что следует за этим, за неловко убранным за ухо локоном волос. Венти забавляет и умиляет эта реакция, сколько бы раз он ее ни увидел, будто они не разделили миллион поцелуев до этого. Хотя он согласен – каждый поцелуй с Дилюком как первый, будь он нежным или страстным, аккуратным или несдержанным, чувственным или мимолетным. С Дилюком каждый день, словно первый в их жизни, наполнен радостью, любовью, чем-то новым и ранее незримым.       – Привет, Венти.       Каждый вечер все повторяется, но Дилюк никогда не устанет от этого ритуала. От своих горячих щек, чего не видно в полутьме таверны, и чужой яркой улыбки, что касается тонких губ и светится в бирюзовых глубинах глаз. Дилюк привык к этому, но так даже лучше. Ему нравится эта стабильность и предсказуемость: если любовь, то любовь на века и дольше, если поцелуи, то каждый вечер, когда остается совсем немного времени до закрытия таверны.       Они могут говорить или молчать – это одинаково приятно. Может говорить один Венти – Дилюк всегда будет слушать.       – Вы слушали, мастер Дилюк?       – Конечно.       – Тогда что я сейчас сказал?       Не больше, чем легкая издевка. Дилюк закатывает глаза так же беззлобно.       – Что тебе кажется, будто Эола как-то не так на кого-то смотрит. Она на всех смотрит “как-то не так”.       Венти смеется и соглашается.       Когда приходит время, Дилюк громко объявляет, что таверна закрывается и всем пора отправляться по домам. Иногда с чужой помощью, иногда на своих двоих, но все посетители таверны медленно удаляются, и никто уже не спрашивает, почему один конкретный бард всегда остается сидеть на своем месте.       Венти снимает зеленый плащ и затягивает на талии пояс фартука. Они убираются вместе. Почти всегда дурачась, как дети малые, так что уборка растягивается на пару часов, брызгаются мыльной водой или толкаются бедрами. Но никто из них не против.       Для Венти это само собой разумеющееся – он ребенок в теле тысячелетнего бога или вековой старик в теле ребенка. Для Дилюка почему-то тоже – с Венти можно не думать ни о чем, ни о своем статусе, ни о своей миссии, а просто заниматься совершенно бессмысленным баловством, будто ему снова шесть и в жизни вовсе нет проблем. Венти, похоже, бог не только свободы, но и шалости, потому что у Дилюка нет другого объяснения, отчего у него так легко получается вовлечь Дилюка в свою игру. Или это его только человеческая черта?       На небе всегда сияют звезды, когда они заканчивают, а на улице их встречает, приветственно обнимая и целуя в щеки, прохладный ветерок. И они идут рука об руку по тихим улочкам Мондштадта, вместе храня его сон.       Таверна наконец закрыта.