первый снег последней зимы

знаешь, — дракен переплетает кончики пальцев, свои и чужие, поднимая ладони вверх, купая их в лунном свете, льющегося из окна неровными полосами, и при этом рассматривая так внимательно, будто выискивая какие-то несовершенства, но, видимо, не найдя таковых, поворачивается лицом к лицу, нежно чуть болезненно улыбаясь, — ты на самом деле потрясающий. митсуя после таких слов чуть ли не задыхается. воздух из легких будто насильно забирают, голова мутнеет, а сам весь содрогается внутри, но виду старается не подавать. только руку чужую перехватывает, чтобы крепко сжать. разве такое бывает? бывает, что самый невероятный человек, которого ты только знаешь, говорит тебе такие слова? такие теплые, абсолютно неуместно теплые слова. хочется смеяться, громко и долго, но нельзя — ночь на дворе уже давным-давно, мана и луна спят за тонкой стенкой, а завтра им рано вставать в школу. — ты просто… невыносимый, — тысячами и миллионами слов не передать, что митсуя чувствует, он уверен, таких слов просто нет, но от желания что-то сделать, как- то вытащить все накопившееся за долгие годы знакомства, сердце зудит, норовит выскочить наружу, не давай усидеть на месте. мысли о дракене, и не до конца заживших затянувшихся ранах сдерживают его, застревая поперек горла осознанием. он еле выжил. это счастье, что он сейчас лежит тут, рядом с ним, улыбаясь так нежно и чувственно, как всегда, улыбается только ему. в ответ слышится хриплый смех, который грозится перетечь в кашель. сейчас они лежат здесь, у митсую дома, на узкой кровати, в которой они вдвоем с трудом поместились, так, что лежать приходится в притык, телом к телу, кожей к коже. но не то, чтобы кто-то из них был против. потому что это привычно. потому что тепло и безопасно. митсуя подхватывает и смакует на языке чужой тихий смех, в попытке запомнить и увековечить в своей памяти. смех, грозящийся превратиться в слезы облегчения, но все это будет потом, за закрытыми дверями старенькой ванны, с облупившейся плиткой на стенах и непрекращающимся звуком капель воды из крана, такого привычного и постоянного. тогда-то слезы и польются рекой, их ничего не остановит, даже не попытается, а сейчас — дракен, теплый и по-настоящему живой, со слипающимися сонными глазами и той самой нежной улыбкой на лице — только для него. засело какое-то странное чувство в груди. чувство неправильности происходящего. так не должно было все произойти. на лице дракена сейчас — та самая улыбка, все такая же нежная, как раньше, а в груди митсую — дыра, становящаяся все больше и больше с каждой секундой пребывания здесь. и все-таки есть отличие, еле заметное и отличимое только для самых близких людей. улыбка дракена сквозит пустотой и вечным холодом. больше не наполнена теплом и жизнью, но у такаши все равно чувство неправильности рвет легкие и не дает вздохнуть, что через секунду он услышит хриплый смех из чужих уст и почувствует, как чужая шершавая ладонь опустится на свою собственную, чуть поглаживая фаланги большим пальцем. но этого не происходит. ничего уже не происходит, а время и вовсе будто замирает. а на фоне черного гроба дракен выглядит как-то по особенному бледным. как снег.