мы будем жить здесь.

Шиничиро валяется под машиной, постелив на пол какой-то старый дедовский халат. Баджи семенит где-то возле него. Еще бы, как иначе. Сано из-под машины ему говорит: «Принеси вот эту…. ну, эту, как ее», а Баджи нервничает и бесится, зубоскаля, и думает — то ли ему на себя злиться за то, что он не может понять, какой инструмент нужно подать Шиничиро, то ли злиться на самого Шиничиро, потому что вечно он забывал названия инструментов, а его попытки показать жестами ту самую штуку тоже не увенчались никаким успехом. Но Баджи старается. Потому что ему нравится, когда Шиничиро его хвалит. — Ай, молодца! — говорит Сано, когда Баджи наконец понимает, о чем речь, и, разнервничавшись, подает ему гайковерт . — Точно-точно, он. Баджи улыбается во все тридцать два, и Шиничиро задерживает на нем взгляд, усмехаясь. У этого парнишки улыбка удивительная, с выпирающими клычками, такая запоминающаяся. Поэтому Сано нравилось заставлять его улыбаться. Из магнитофона доносилась музыка. «Прочь из моей головы! Босиком, кувырком, с чемоданом в руке или без чемодана в руке — налегке, вдалеке, пока я по тебе не проехал катком!» Санзу устало вздыхает и, растянувшись на стареньком продавленном диване, поглядывает на все эти действия и телодвижения Баджи. Пф, такой дурак, все бегает подле Шиничиро, стараясь не упустить ни единого его словечка, слушает его с открытым ртом, а глаза-то, глаза… полны восхищения. Для Санзу Шиничиро всегда был как «ну, старший брат Майки», и несмотря на то, что Санзу его вроде как уважал, но в рот не заглядывал и в общем-то побоку ему было. Хоть и прикольно время с Шиничиро проводить, хороший он парень. Но то, что он по кругу Сплин крутит, не должно ему с рук сходить. — Боже, за что… — на выдохе говорит Санзу. — Вам не надоело это слушать? «Из моей головы, где сферой становится плоскость, где-то горит фейерверк, то тлеет свечка из воска…» Шиничиро высовывает голову из-под старенькой машины: — Что-то тебе вечно всё не нравится! Давай, дружище, включи тогда свои «оры-крики» и не ворчи мне под руку, — он даже хмурится, а потом опять прячется под машиной. Баджи зло зыркает на Санзу. Хару подрывается с дивана и роется в своем рюкзаке, выуживая оттуда несколько дисков в потрепанных, исцарапанных коробках. Те уже повидали многое и из рук в руки переданы были всем желающим, но всегда возвращались к его обладателю, потому что если не возвратить — Санзу это так просто не оставит. Наконец, уже порядком надоевшая музыка затихает, и Санзу вставляет в дисковод любимых The GazettE . Хорошая музыка (вообще-то исключительно он так считает). Гараж наполняется звуками гитар и барабанов, а затем пронизывающим душу голосом раздается за пределы открытого гаража, на улицу. — Ну и как это слушать? — пытается перекричать музыку Шиничиро. — У меня голова квадратная становится! Но это он всегда так ворчит, а потом успокаивается, потому что всегда разрешает парням пользоваться своим магнитофоном. Его ранее было решено переместить в гараж, нежели оставить дома, потому что пьянки Шиничиро постоянно устраивал здесь, и возможность послушать музыку у Сано соответственно была тоже только в гараже, но он все равно разрешал включать Санзу этих его японцев. Баджи возится с Шиничиро, а Майки в это время, потянувшись, поднимается с дивана, забросив игру в «змейку» на телефоне, и взбирается по лестнице вверх. Лестницы этой раньше не было, но парни попросили Шиничиро сколотить ее, потому что ну а что, не зря же этот люк в гараже был. Он вел на крышу, покрытую кое-где мхом да накипными лишайниками, Майки одним движением руки толкает вверх дверцу и открывает выход. Санзу, сидя на диване и наслаждаясь музыкой (вот бы, конечно, сделать погромче, но тогда вечно ворчащий сосед придет), видит, что дверца открывает вид на небо, которое вот-вот уже начинает покрываться розовым закатом. Сначала нежно-розовым таким, еле заметным. Майки взбирается на крышу и спустя несколько секунд кричит: — Санзу, давай сюда! Настроение у Майки сегодня хорошее. Еще бы, тридцать первое число мая-месяца, сегодня они втроем помахали школе ручками, а Баджи даже перекрестился, мол, вовек бы тебя не видеть, дорогая школа. И настроение у всех троих сегодня такое… приподнятое, легкое, трепещущее. В преддверии лета всегда так. И хоть Санзу не любил это время года за то, что норовил обгореть на солнце, а потом мучился из-за покрасневших плеч и лица, ему нравилось просто проводить время с теми, с кем он реально хочет. Не вынужденно, находясь там, где он не желает быть и всеми силами избегает это место, частенько прогуливая, а вот так, с Майки и Баджи, иногда с Сенджу, хотя у нее свои подружки есть, ну и черт его дери, с Шиничиро. Хару не любил признаваться в том, что ему все это нравится. Но с Майки ему нравится вне зависимости от обстановки, времени, ситуации. То есть всегда. Санзу поднимается с дивана и лезет по лестнице на крышу. Майки протягивает ему свою руку, только кажущуюся такой маленькой, бледной и хрупкой, а на деле он давал обычно таких тумаков, что лучше бы вам его терпение не испытывать. Санзу запрыгивает на крышу с помощью Майки. Из гаража доносятся песни The GazettE, парни садятся на залитую бетоном плоскую крышу. Санзу наблюдает, как небо постепенно розовеет на горизонте, там, вдали, переходя в малиновый. Окна многоэтажек и сами «панельки» окрашиваются в персиковый цвет. Санзу любил это время. Позже яркий розовый закат перейдет в синеву, и маленький мир Хару, в котором он живет, покроется сумерками. Теплый майский вечер. И с Майки они не поругались даже. Когда у Манджиро настроение хорошее, Санзу даже улыбается порой. Часто он задумывается о том, что его настроение полностью зависит от Майки, но ничего не может с собой поделать. Так уж сильно он привязан. — Пойдешь к нам ночевать? — спрашивает Майки, но в глаза не смотрит. Щеки у него розовые, наверное, закат во всем виноват. — Давай, только я с собой ничего не взял. — Ничего, возьмешь что-нибудь из моей одежды. Санзу кивает молча. Он поглядывает то на закат, то бросает взгляды на Майки. Сано тем временем, подняв руки к небу, потягивается с довольным таким лицом. — Я так рад каникулам, в последнее время только о них и думал. — Чем заниматься будешь? — решает поинтересоваться Санзу. На самом деле, его это жутко волновало, потому что внезапно Майки мог ему сказать, мол, через пару дней едем с Шиничиро к родственникам или к деду, на месяц, на все лето… это было для Санзу всегда как снег за шиворот, внезапно и неприятно. — Так-то дед еще не звал к себе, но все равно надо его проведать, так что, наверное, с Шиничиро сгоняем на пару недель. А вообще планов нет, только брат поговаривал, что хочет с друзьями поехать там куда-то на юг. Но это даже круто, хата будет свободна. Переедешь ко мне! — Надеюсь, получится, — осторожно говорит Санзу. — А может, есть планы и нам куда-нибудь сгонять? Майки задумывается на несколько секунд, затем выдает: — Ой, конечно. Ты только предлагай, можем на электричке куда-нибудь съездить. И Шиничиро, слава богу, не ссылает меня в долбанный лагерь, в общем, будет не лето, а самая настоящая сказка. Теплый майский ветер ласкает их кожу. Майки смотрит вперед: вдалеке заканчивался гаражный корпоратив, затем виднелись трасса и стена леса, от заката деревья горели оранжевым. В последнее время мальчики не смотрели друг другу в глаза. Санзу сам на себя злился, что не может поднять взгляд, но правда старался. А Майки будто тоже избегал, так что сейчас его взгляд даже не встречался с голубыми тусклыми глазами Санзу. Между ними было напряжение, но они все равно не могли проводить время друг без друга. Санзу задумался обо всем происходящем, песня на диске сменилась на новую, жутко грустную, завывающую, отчаянную, и Хару стало еще тоскливее. Майки, не смотря в глаза своему другу, осторожно двигает рукой, скользнув по бетонному покрытию подушечками пальцев, и накрывает руку Санзу. Хару вздрагивает и выпрямляется, по обыкновению обычно любящий сидеть вечно сгорбленным и поникшим. Сердце трепещет предательски, и Харучие все думает, хорошо, что музыка играет, потому что иначе Майки бы услышал бешеный стук его сердца. В последнее время у них так часто. Подержатся за руки и молчат. Санзу думает, что не может двинуться с места, ему страшно сделать что-то, что Майки может не понравиться, и вдруг он этого вовсе не хотел, а Санзу что-то себе там придумал, и стоит ему осмелиться сделать шаг — все, конец. Общению конец, дружбе конец. Поэтому он с места не двигается и даже, кажется, не дышит. Майки сжимает его руку сильнее. Они сидят вот так несколько минут молча, Санзу в это время терпит революцию внутри, потому что просто от того, что они соприкасаются руками, у Санзу все сжималось, переворачивалось, умирало и воскресало. Майки шумно выдыхает. И поворачивает голову в сторону Санзу. Хару пытается преодолеть себя, но ничего не получается. — Хару, — вдруг говорит Манджиро. — Посмотри на меня. Санзу это стоило титанического усилия. Он поворачивает голову в его сторону, встретившись лицом к лицу с Майки. Он ему нравился. Очень. Санзу задумываться об этом начал сравнительно недавно, хотя дружат они вообще-то лет с девяти, но как-то раньше не до этого было, а сейчас, когда они вместе подросли и чуть-чуть повзрослели, Санзу начал на него как-то иначе смотреть. Его лицо близко-близко, такое аккуратное и все еще есть какая-то детская припухлость, хоть им и по четырнадцать, а черты лица Санзу уж давно заострились и пропали щеки. Хару встречается своими стеклянными глазами с его непроглядно-черными, и дыхание спирает. В этот момент Майки целует его быстро в губы. Ну как, если говорить о настоящем поцелуе, это ничто, он просто почти незаметно чмокает его. Хару от такого действия замирает с широко распахнутыми глазами, таращась на Майки и понятия не имея, что ему делать дальше, как же быть. Он все же наклоняется за настоящим поцелуем к губам Майки, накрывая их своими, и сердце так бешено бьется, и ног он не чувствует. Майки приоткрывает рот, действуя неумело и по наитию, Санзу целует его нижнюю губу и чуть наклоняет голову, чтобы углубиться дальше. — Парни, мы закончили! — доносится голос Баджи, и благо, что он не поднялся на крышу, чтобы сказать об этом. Они отстраняются друг от друга с покрасневшими лицами и быстро спускаются вниз по лестнице, ведущей в гараж. У Санзу коленки трясутся, он все думает о произошедшем и с досадой подмечает, что Баджи, как всегда, блять, вовремя. Ничего не подозревающий Кейске вытирает грязные руки какой-то тряпкой, и Санзу его толкает плечом. — Эй, ты че толкаешься? — а Баджи заводится с пол-оборота. — Ничего, — буркнув, Санзу выуживает диск из дисковода, звуки музыки наконец стихают. Он бережно складывает диски в потрепанный рюкзак и надевает на спину. Мельком глядит на Майки, а тот какой-то поникший и совсем на него не смотрит. — Просто ты меня бесишь. — А ты вообще всех бесишь! Толкается еще, невоспитанный петушара, — Баджи бросает тряпку, готовый к драке. — Не понял, к чему конфликт на пустом месте, вы что, совсем маленькие? — говорит Шиничиро. — Никак нет, — тут же замолкает Баджи, но бросает на Санзу грозный взгляд. У них так частенько. А перед Шиничиро он не хочет показаться маленьким и как-то упасть в его глазах, так что слушается беспрекословно. — Парни, выходим, закрываем гараж, — они послушно выбегают из гаража на улицу. — Мороженое хотите? — все в унисон говорят: «Да!», и Шиничиро улыбается: — значит, зайдем в магазин, целый брикет купим. Дома еще клубничное варенье открыто. — А может, шоколад покрошим? — спрашивает Баджи. — Можно и шоколад покрошить, — говорит Шиничиро. Они наваливаются на ворота и закрывают гараж. Так и отправляются по лабиринту гаражного корпоратива в магазин, попутно встречая то знакомых Шиничиро, коих слишком много, то одноклассников пацанов, во век бы их не видеть. В магазине покупают, как и хотели, брикет сливочного мороженого и дешевую шоколадку, а Шиничиро берет еще пиво для себя, они расплачиваются и выходят на улицу, где сумерки уже наступили. Идя домой, слушают, как в кустах стрекочут насекомые. Майки с Баджи устраивают из-за очередного пустяка словесную перепалку, а потом вовсе начинают толкаться, и Баджи рад бы казаться взрослым, но Майки сам виноват! Сумерки накрывают город, а когда парни доходят до дома, становится темно. — Санзу у нас сегодня ночует, — рапортует Майки. Про Баджи даже не говорит, потому что он само собой ночует у них уже постоянно и вообще скоро пропишется в этой квартирке. — Да пожалуйста, — говорит Шиничиро. — Можем фильм глянуть какой-нибудь, пока мороженку едим. Хотите? Баджи заведомо согласен на все, что предложит Шиничиро, так что просто кивает, а Майки спрашивает: — А что новенького можно посмотреть? — Вакаса принес какие-то диски… пошаримся, поглядим. Прежде чем зайти в подъезд, Санзу оглядывается на уличные сумерки. Вдыхает воздух, чувствуя уже летний запах. И как-то становится спокойнее, значит, все будет теперь лучше, да и Майки не уедет надолго. Когда семья Сано уезжает летом, Хару совсем теряется и понятия не имеет, как ему жить: у него вроде и другие друзья есть, просто с Майки по-другому, а Сенджу он хоть и любит, но у нее свои приколы. И всегда он вот в таком подвешенном состоянии — слушает j-rock, бродит по заброшкам, ходит на пизделовки, когда позовут, пишет стихи… Ну, этот момент он скрывает. Как бы Сенджу дневник не нашла, а то там всякое разное... о Майки. В квартирке темно, и свет они включают только на кухне, помыв руки и принимаясь делить мороженое. Шиничиро кладет пиво в холодильник пока что, а варенье, наоборот, достает, Баджи старательно крошит шоколадку, чтобы всем досталось на мороженое. В гостиной включают светильник. Обшаривая находки Вакасы, они ничего особенного не находят и включают наугад «Крепкий орешек», а потом решают пересмотреть «Шрэк 3». Баджи пристраивается поближе к Шиничиро, а Майки от этого лишь закатывает глаза — чем его брат приглянулся, вообще непонятно, он совсем не крутой и еще невезучий, умеет говорить только про байки и машины, даже с девушками как полный идиот говорит о них, а они на него глядят как на дурачка и угукают, вот поэтому у него нет постоянной спутницы. Зато Баджи к нему прилип. На вопрос Майки: «Чем тебе этот старик нравится?» Баджи однажды очень смутился, разозлился и сказал: «Ты не понимаешь, какой он классный и… настоящий» и с тех пор Майки вопросов не задавал — все равно ему не понять. Баджи садится с краюшку дивана близко к Шиничиро, Майки — поближе к брату, а Санзу с другого края прилипает к Майки. Мороженое быстро заканчивается, и пока все смотрят фильм, Шиничиро уходит нарезать еще всем по кусочку, только уже без тертого шоколада. Смотрят "Шрэка", и всем интересно почему-то в тысячный раз, что за магия — непонятно. Баджи наваливается на Шиничиро уже всем телом, обхватывает его предплечье, надеясь на то, что он не заметит, отвлеченный за просмотром фильма и опьяненный пивом. Ну, он так думает. Шиничиро, конечно, обращает внимание. Баджи таращится в мульт и смеется. Когда он улыбается, рука сама тянется его потрепать по лохматой голове, так он и делает, отчего Баджи поднимает на него взгляд и, встретившись с черными глазами Шиничиро, тут же, смутившись, опускает. Балбес. Санзу не может сосредоточиться на «Шрэке 3», потому что Майки водит указательным пальцем по его ладони, как бы щекоча. Манджиро, конечно, смотрит фильм и делает вид, что ничего не происходит, но подушечка пальца блуждает по ладони Санзу, его запястью, затем голой коленке, и Харучие щекотно и очень-очень приятно. Затем ладонь Майки ложится на ладонь Санзу, и все пять подушечек соприкасаются с его, отчего у Хару по всему телу бегут мурашки. Даже фильм рядом с ним нормально не посмотришь. Нет его — думаешь о нем. Он с тобой — все равно думаешь о нем. Слушаешь музыку дома, на улице, в транспорте, неважно — она заглушается от мыслей о Майки, и Санзу приходится включать песню по новой, чтобы сосредоточиться на мелодии и словах. Майки смешно щурит глаза, потому что его немного клонит в сон, но он честно пытается досмотреть. Хотя порой он может заснуть где угодно, но сейчас почему-то старается не спать. Ночь на дворе, Шиничиро выходит покурить на балкон, и слышен стрекот и звуки музыки вдали. Парни отправляются по очереди мыться. Можно было бы и пропустить этот момент, потому что жутко лень, да и мороженого наелись, спать хочется, но сегодня весь день провозились в пыльном гараже. Сначала отправляется Майки, потому что хочет спать больше всех и ноет по этому поводу, а Санзу расстилает себе в комнате Манджиро импровизированную постель — старое одеяло складывает на две части, чтобы помягче было, затем берет простынку и тяжелую перьевую подушку. Он такие не любит, потому что они кажутся слишком жесткими, но можно и потерпеть. Санзу ложится на свою вроде как постель и чувствует в ногах приятную усталость, и ему почему-то вспоминается, как они ходили на речку, а до нее так далеко, что очень устали, но, завалившись в конце дня домой с лимонадом, они чувствовали удовлетворение. Из приоткрытого окошка доносятся крики с детской площадки и смех. Вроде как хорошо. Ему и хорошо, и грустно. Санзу не всегда себя понимает. По Майки он начинает скучать через три минуты, потому что он все еще моется, и это просто невыносимое чувство, когда ты зависим от человека. Санзу думает, что он зависит даже от настроения Майки, какой Манджиро сегодня — какой-то спокойный, улыбчивый — такой и Санзу. В гостиной тихо, Баджи себе тоже на полу постелил и вышел к Шиничиро на балкон. На небе уже появились звездочки и полумесяц яркий. Шиничиро курит вторую сигарету, Баджи пристраивается рядом. От Сано пахнет сигаретами и бензином, это ему нравится. Скоро Шиничиро помоется, и от него будет пахнуть обычным этим гелем для душа для мужчин с мятой, но Баджи это нравится тоже. Баджи пристраивается к Шиничиро близко-близко, как будто бы хочет с ним слиться, стать его продолжением. Странное чувство. Всякий раз он смотрит на Шиничиро с благоговением, глазами, полными восхищения. Вскоре все укладываются спать, хотя обычно такой вот четверкой во главе с Шиничиро бодрствуют до трех, но как-то устали и в гараже весь день возились. Баджи моется, надевает домашние шорты и старую футболку Шиничиро (как-то однажды ночевал у семьи Сано, не взяв сменную одежду, и старший одолжил свою, с тех пор футболка принадлежит ему, это Баджи так решил), он ложится и накрывается пододеяльником без самого одеяла, потому что ему вечно жарко, даже на полу. Заснуть не может. Шиничиро ванну посетил последним, Баджи уже проваливается в сон, как слышит его тихие шаги босиком, затем старший прокрадывается на диван мимо Кейске и ложится. Как обычно тянется шлейф мужского шампуня, и волосы у него наверняка сейчас мокрые и пахнут также хорошо. Сон мигом сходит с глаз Баджи, когда он осознает, что лежит так близко с Шиничиро (хотелось бы еще ближе). Он знает, что Шиничиро даже не думает о нем, как об объекте любви. От этого на душе как-то тяжело и хочется выть как волк, одолжить у Хару пару дисков с его пиздострадальными песнями и помирать от любви. Ну, правда. Майки всегда задавал тупые вопросы, мол, почему? Да потому что он такой классный, такой отзывчивый, всегда похвалит, потому что его все уважают и боятся. Потому что он красивый и добрый. Баджи знает, что он для Шиничиро как младший брат, почти как Майки, объект, за которым надо бдеть, о котором стоит заботиться, воспитать хорошего человека, такого как сам Сано. Баджи хочется потрогать его волосы и очень хочется просто… просто с ним. Он быстро поднимается и ложится на диван к Шиничиро, пристраиваясь на краю. Старший удивленно спрашивает: — Ну что такое? — Холодно, — врет Баджи. Шиничиро вздыхает, потому что знает, что он врет, как и знает, что он влюблен. Приподнимает одеяло, впуская Баджи поближе к себе от края, и юноша, пользуясь моментом, обнимает. Шиничиро все время отвергали девушки, и он знает, как это больно. Поэтому не может отвергнуть Баджи, потому что не понимает как, не хочет делать больно, не хочет, чтобы воспоминание о первой любви было вот таким болезненным и чтобы надежд не осталось, как у самого Шиничиро. Баджи утыкается в его грудь. Руку перемещает, все-таки запуская в его мокрые черные волосы, и перебирает их. Баджи почти хорошо. Шиничиро треплет его по длинным волосам в ответ, и Баджи хорошо на девяносто девять процентов. Мешает один только факт — это не взаимно и вряд ли будет когда-то взаимно, но Кейске надежды не теряет. Ему кажется, если он вырастет еще чуть-чуть и будет вести себя взрослее, то Шин поменяет свои взгляды, и все будет по-другому. Может и будет, но сейчас Шиничиро испытывает бесконечную вину за то, что делает Баджи больно. Кейске поднимает взгляд на Сано, а тот смотрит в ответ, в его глазах жуткая тьма, Баджи кажется, что будь он постарше, Шиничиро бы не сомневался, и тогда мелкий вытащил его из этой тьмы, и было бы им хорошо вместе. А сейчас плохо всем, так распорядилась судьба. — Хочу, чтобы первый поцелуй был от тебя, — шепчет Баджи. Шиничиро вздыхает: — Это плохо, Баджи. Это очень плохо. И Баджи тут же утыкается обратно в грудь и больше взгляда не поднимает. Так и засыпают вместе, и Шиничиро, конечно, его не выгоняет, пусть и тесно на диване, ведь не зря же они для него отдельный матрас нашли. Баджи обидно до слез, но он, конечно, об этом не говорит, ведь Шиничиро не виноват. На полу лежать классно и тепло, пусть и жестко. Они лежат на боку лицами друг к другу, и у Майки сна ни в одном глазу уже, ну, потому что, когда пришел Санзу, помывшись в душе, Майки очень взбудоражился. — А мы закончим, ну, то, что у нас на крыше не получилось? — шепчет Манджиро, смотря на Хару. — Хочешь? — Хочу, — коротко отзывается Санзу, а Майки много не надо, он тут же пристраивается близко-близко, расстояния между ними нет никакого, он целует в губы. Санзу сминает его губы в ответ, и все происходящее кажется ему сном — сном каким-то до жути приятным, даже, наверное, идеальным, потому что сегодня у него случилось всё — случились каникулы, лето, теплый день и прогулка в сумерках, вкусное мороженое и фильм, потом мульт, почти поцелуй с Майки, а сейчас уже полноценный поцелуй. Санзу задыхается от переизбытка чувств — все, что касается Майки, это переизбыток. Грусти ли, счастья, всё это, что связано с Майки, это абсолют. Манджиро наваливается, оказываясь сверху, и продолжает поцелуй, а Санзу его обнимает за шею. Они целуются бесчисленное количество времени. Ночь становится будто бы бесконечной, растягивается как патока, и ничего не тревожит. Майки отрывается от поцелуя, валясь на подушку и улыбаясь. — Так классно, — шепчет. — Майки, — говорит Санзу, и ему страшно немного, коленки трясутся. — М? — Майки довольный как кот. — Мне так сложно было с тобой в последнее время, — на выдохе говорит Санзу. — Я хотел умереть, чтобы все это не чувствовать. Я не люблю что-то чувствовать. Но сейчас все так хорошо. Мне не верится. Может, я сплю? — Все плохое когда-нибудь пройдет. Не может быть все бесконечно долго плохо, правда же? И лето наступило, и каникулы. Поедем куда-нибудь, куда ты захочешь, или в поход пойдем. В приставку будем рубиться хоть целый день. Потоскуешь без меня одну недельку, ну а как по-другому, но, когда я приеду, зацелую тебя до смерти. Баджи надо вытащить из этого всего… куда он себя загнал. И все у нас будет хорошо, потому что ты со мной, а я — с тобой. Санзу не умеет говорить, он вообще немногословен, не умеет выражать свои чувства или выражает их чрезмерно, отчего людям кажется жутким и отталкивающим. Майки его любит, как он есть, и привык к нему давно. Санзу смотрит на родные черты лица, понимая, что это сильно и надолго. Неугомонные кузнечики в траве стрекочут. На полу приятная прохлада, они держатся за руки. Лето наступает.