серёжа был на редкость любвеобильным и ненасытным до получения удовольствия. у него не было постоянных партнёров, а все, кто были — средства для получения желаемого.
это мог быть кто угодно: малознакомые люди или вовсе посторонние, иногда даже друзья, порой даже близкие — лёха, саня, вадя… но никогда не было капитанов команд по баскетболу. в этом плане серёжа отломил лакомый кусочек всеобщего пирога, о котором грезит каждый человек в этой поганой школе. и когда серёжа говорит каждый, он имеет в виду
буквально каждый.
иван бессмертных — мальчик номер один, прилежный ученик, красавчик и самый невинный, казалось бы, старшеклассник в этом грёбаном мире. но серёжа познал его с другой стороны.
каждый раз, когда пешков слышит мечтательные вздохи девчонок или просто разговоры о том, какой ваня «милый, добрый, хорошенький», ему хочется рассмеяться этим людям в лицо. хорошенький? о, да, когда сосёт серёжин член и даже не морщится. милый? со спермой серёжи на губах, конечно. добрый? естественно, если позволяет серёже кончить два раза за вечер. ваня совершенно другой человек, когда дело доходит до секса и прочих извращений, и серёжа знает это как никто другой.
— твою мать, бессмертных, ебал я тебя в рот! нахуя так резко подкрадываться? ай! за что?
ваня мог быть грубым, когда требовалось. за лишние слова он мог наказать. наказать, конечно, по-своему извращённо, но серёжа был не против. он любит такие игры.
часто они закрывались в кладовках между пыльными вещицами и половыми швабрами прямо во время перемен. иногда они позволяли себе целоваться прямо в школьных коридорах, несколько раз даже у всех на глазах. реже они занимались петтингом или чем-то покруче в пустых кабинетах, но, пожалуй, это нравилось серёже больше всего. он мог сосать член вани или скакать на нём верхом, когда в соседнем кабинете проходил урок физики или когда за дверью копошится уборщица, а учитель может в любую минуту зайти — серёжа кайфовал. наверное, именно адреналин, который он испытывает во время секса с ваней, отделяет капитана от остальных серёжиных партнёров, делает
особенным. и всё же, серёжа к бессмертных не чувствует ничего, кроме животного голода по его хую.
— да чё ты выёбываешься-то, пешков?
— не хочу я делать тебе минет между грязными тряпками! — капризничать серёжа любил — знал, что ваня пойдёт на поводу. — иу, это что, вонючие носки нашего физрука?
— фу, блять, мразь кудрявая. весь настрой загубил.
— все претензии к физруку.
— знал бы ты, как я тебя ненавижу, пиздюк.
— ага, но продолжаешь ебать.
— ой, всё, нахуй иди.
— либо мы трахаемся в кабинетах, либо не трахаемся вообще.
конечно, ключи от кабинета химии ваня нашёл уже на следующей же перемене. это был не самый любимый серёжин кабинет, но жаловаться не приходилось, всё-таки, ему и самому трахаться хотелось до звёзд перед глазами.
— снимай трусишки.
— сам сними!
— если я их сниму, то отшлёпаю тебя по твоей жирной заднице.
— не у всех она костлявая, петушок. запомни.
— допиздишься.
— а не уже?
злить ваню нравилось серёже так же, как и сосать его член. типа, пиздец как сильно, короче. иногда это доводило и до того, что ваня зверел настолько, что трахал серёжу около часа без перерыва и с тяжёлыми стонами в ответ на чужие тягучие. в тот раз их чуть не застукали, кстати. именно поэтому пешков вспоминает это с кайфом.
— ты что, притащил подушку на нашу еблю? ванёк, ты долбаёб?
— ты вроде в прошлый раз жаловался на слишком твёрдый стол, нет? — ваня выглядел действительно растерянным, и серёжа, поняв что к чему, соблазнительно ухмыльнулся.
— оу, иван, вы такой заботливый.
— блять, пешков, заебал уже.
дальше были: поцелуи на грани укусов, засосы, оставленные под пылом страсти и наваждения, вдохи-выдохи, грязные слова на ухо в порыве пика удовольствия, едва нежные касания и тихое
«люблю» от капитана.
что, блять?
— подожди! — серёжа заверещал как умалишённый и, собрав все свои силы, столкнул бессмертных с себя. тот смотрел недоумённо и мутным взглядом. — блять, сука, что ты сказал только что?
— я… что люблю тебя, — кажется, осознание сказанного дошло и до вани: он побледнел, вся краснота ушла с щёк, осталась только непонимание и страх. серёжа сглотнул и потянулся за своими штанами. возбуждение как рукой сняло.
— чёрт, бессмертных, почему ты… сука, я… блять, всё же было так хорошо! — бормотал пешков себе под нос, собирая свои вещи с пола.
— серёга, ну что такого-то? с кем не бывает? — вторил ему ваня, тоже натягивая на себя одежду. — куда ты собрался?
— подальше от тебя, придурок, — огрызнулся серёжа и, подняв рюкзак с пола, подошёл к двери, — больше не подходи ко мне даже.
ваня остался стоять в пустом кабинете.
***
на следующий день серёжа, как и обещал, держался от вани как можно дальше. тот тоже никак себя не проявлял, наверное, послушался пешкова и просто отстал. он же, блять, мальчик умный.
— ебать, серёж, ты какой-то странный. где твой хвалённый капитан? — вадя прицепился к серёже как банный лист и всё никак отлипнуть не хотел, расспрашивал про этого ебучего ваню, который и без вадима во всю по серёжиным мыслям гуляет.
— да всё со мной нормально. с бессмертных мы больше не… короче, ничего нас больше не связывает. придётся с кем-то другим контакт налаживать.
— пиздец, как так-то? — серёже нравилось в ваде то, что он был очень и очень понимающий: серёжу никогда не осуждал за чересчур ярое желание секса, даже пару раз ему лично помогал с этим… справляться, как бы это мерзко не звучало.
— кретин сказал, что любит меня, — прошептал пешков прямо на ухо козакову и от чего-то покраснел.
— нихуя себе. а ты что?
— в смысле что? — серёжа аж ахуел от такого тупого вопроса, — встал, собрался и ушёл. и предупредил, чтобы больше ко мне не приближался.
вадя посмотрел на серёжу как-то слишком осуждающе. головой тронулся, что ли?
— хочешь сказать, что тебе признались в любви, а ты просто съебался, да еще и сказал человеку от тебя отъебаться?
— вадя, ты ёбнулся? ты же знаешь, что мне и даром эта ебатория с чувствами не сдалась.
— то есть проблема только в том, что оно тебе не нужно? — козаков ухмыльнулся и поиграл бровями. серёже захотелось въебать по наглой роже.
— нет! — крикнул он настолько громко, что все одноклассники, находившиеся в кабинете, заинтересованно посмотрели в их сторону. — я хотел сказать, — уже тише продолжил серёжа, — что не люблю его. это, пожалуй, тоже причина весомая!
— уверен, что не любишь?
— конечно!
— дело твоё.
***
носатое чучело, блять. теперь серёжа ни в чём не уверен. они с ваней не пересекались уже неделю, а нервы серёжи уже дали заднюю. до ужаса хотелось ваню найти, обнять, поцеловать, извиниться… но пешков гнал эти желания прочь: были они слишком интимные, что ли. нежные даже. будто они — поссорившаяся влюблённая парочка какая-то.
но с каждым днём слова вадима: «уверен, что не любишь его?» заставляли серёжу сожалеть о содеянном. и сомневаться в собственных чувствах.
так ли он на самом деле относится к ване, как к простому сексуальному партнёру; другу с привилегиями? или, может, он правда что-то чувствует? что-то, что не граничит с желанием засадить чужой член в себя как можно глубже? то, что заставляет серёжу улыбаться и быть счастливее? может, он правда в ваню
влюблён?
хотелось вырвать сердце из груди, чтобы обнулить все чувства к ване. чтобы, блять, просто никогда даже не смотреть в его сторону.
— сегодня баскетбол между параллелью, и ты на него идёшь.
спорить с вадимом серёжа даже не стал. утешал себя тем, что спорить с носатым бесполезно, но в глубине души понимал: он сам хочет пойти. увидеть ваню.
поговорить.
на трибунах было шумно и суетливо: все носились туда-сюда, кричали и поддерживали свои команды. но серёжа сразу заметил ваню, который непрерывно пялился на него, вместо того, чтобы обсуждать с сокомандниками стратегию. красные щёки и взволнованный вид у серёжи скрыть не получилось.
незаметно наблюдать за единственным интересующим объектом не получилось тоже — ваня ловил каждый взгляд. он вообще только этим и занимался, а играл совсем незаинтересованно, будто это совсем не достойно его внимания. будто серёжа —
достоин.
«пожалуйста, давай поговорим» — читалось в печальных глазах вани, который уже даже не пытался скрыть то, что хуй клал он на эту игру. физрук поглядывал на него косо.
«давай».
***
пока все праздновали окончание хорошей игры, кабинеты пустовали: бери — не хочу.
в класс алгебры серёжа с ваней ввалились уже наполовину раздетые, целовались до умопомрачения и шептали друг другу извинения в перерывах между поцелуями.
— прости, ваня, мне не стоило…
— нет, это мне не стоило так резко об этом говорить…
серёжа блуждал по ваниному телу будто в первый раз, ощущалось всё гораздо иначе, гораздо
ярче. словно именно сейчас перед ним ваня — близкий и до ужаса любимый, а не просто капитан баскетбольной команды и примерный ученик. именно сейчас
под серёжей находится ваня — его первая и последняя любовь.
— я люблю тебя.
