предвещая сон.

почти ночная йокогама синих тонов, с редкими беловатыми пятнами лунного света, запускает свои длинные холодные пальцы под воротник рубашки, скользя по бинтам шеи. мажет воздушными потоками по угловатым бокам и бедрам, забравшись под распахнутые бежевые ткани пальто. усталость ощущается в расслабленных руках, запущенных в карманы, немного ноющих ступнях и в сонной тяжёлой голове. идти ещё немного, но уже сейчас хочется разныться. дазай, вернувшись с прогулки застаёт ацуши одного в белом освещении тёмного кабинета агентства луной. кёка ушла раньше, а ацу ждал наставника, чтобы сегодня пойти по домам вместе, если тот не будет против. только увидев накаджиму, последний хочет разрыдаться, потому что любит его, как собственного сына, но иногда так груб и порой даже жесток с ним. слезы стоят в глазах от жалости к детской наивности и тяжёлому детству ацуши. соль высыхает, а осаму всё ещё обреченно разглядывает волосы тигра. – дазай-сан, вы в порядке? – накаджима встаёт со стула и делает пару шагов в сторону учителя. его фигура темная, вокруг нежное свечение луны. «святой.» – да, в полном. просто.. немного устал. – голос дазая немного хриплый, он горько улыбается и прикрывает глаза. «нет, не сейчас. не перед ним.» – вам нужно отдохнуть. – ацуши обнимает робко, внезапно и нежно. – ох.. – сначала он вздрагивает от неожиданности, а затем рассабляет плечи и поглаживает белую ткань рубашки на спине мальчишки. – да, ацуши-кун. думаю, ты прав. – тишина длиною в несколько секунд. – спасибо. – вам спасибо.

—

«пока жив, я буду гордиться тобой, ацуши.»

«все они стали моей семьёй.»

кажется, в кабинете открыто окно – под ворот всё ещё забирается ветерок уже ночной йокогамы.