===
Трудно иметь все, что хочешь, не так ли, доктор Лектер? Сложно получить. Тяжело удержать. Жизнь чертовски непостоянна.
-Абель Гидеон, «Futamono»
===
Молли помнила время, когда она еще не ненавидела больницы. В те времена худшим опытом, полученным ею, был приступ пневмонии у Уолли в детстве. В те дни мягкий полумрак больниц ещё был чем-то, что можно было легко игнорировать, чем-то, что она могла просто стряхнуть с себя, выйдя на солнечный свет. Это было до смерти ее первого мужа, разумеется. Она натерпелась больниц, казалось, до конца своих дней, за те чудовищные месяцы перед его кончиной. Угнетающе-тихие коридоры, блеклые, будто лишенные жизни и цвета, произведения искусства в приемных, на которые никто не смотрит. Воздух пропитан ароматами смерти и болезней. Ну, или дезинфицирующими средствами, призванными искоренить эти запахи. Через некоторое время стало трудно уловить разницу. Молли настойчиво избегала больниц после того, как это все кончилось. Она должна была знать, что придет время расплатиться по этому счету. Она поерзала на жестком, точно могильная плита, сиденье у больничной койки Уилла. Как бы она ни пыталась устроиться поудобнее, боль в простреленном плече давала о себе знать. Молли проигнорировала ее, взамен сосредотачиваясь на размеренном, негромком писке кардиомонитора. Уилла было трудно узнать под бесчисленными слоями бинтов и россыпью синяков. По словам врачей, ему нанесли удар ножом в лицо. Плечо было изрезано. Его тело покрывали рваные раны, ушибы и ссадины. Все из-за какого-то падения, говорили они. Врачи не знали обстоятельств происхождения его травм, а агент ФБР, постоянно дежуривший в холле, хранил неизменное молчание. Ей хотелось поговорить с Джеком Кроуфордом, с человеком, который убедил Уилла принять участие в этом фарсе, который они называли расследованием, но, похоже, никто не планировал сообщать ей номер его телефона. Он придет сам, говорили они. Молли соскользнула дальше по сиденью, стиснув зубы от обжигающей вспышки в плече. Слава Богу, что хоть Уолли здесь нет. За последнее время он и без того достаточно натерпелся, чтобы заставлять его разбивать лагерь в Балтиморской клинике. Сейчас ему было намного спокойнее у ее родителей. Ей хотелось лечь на спину и не шевелиться до тех пор, пока жуткая резь в глазах, плече и голове не стихнет, но раскладное кресло в палате было сломано, да и разложить его все равно было особо негде. В итоге она просто опустила голову на тонкий матрац рядом с рукой Уилла, обхватила ладонью его запястье и позволила усталости поглотить себя. Через какое-то время, в течение которого она смутно дрейфовала по границе сна, ее разбудили шаги очередного врача, загружавшего на терминале доступ к медицинским показателям Уилла. Бесконечный парад докторов и медсестер был уже привычен. Тёплые улыбки, успокаивающие слова и никакой новой информации. Ей не хотелось даже шевелиться в ответ на очередное вторжение, но плечо и позвоночник настойчиво напоминали о себе, и она выпрямилась, заставляя взгляд сфокусироваться, пока потягивалась. Доктор отвернулся от терминала, узкая ладонь в перчатке обхватила поручень кровати. Он не был одним из тех, кто приходил в палату ранее, в этом она была уверена. Мужчина был высок, и его белый халат, казалось, не сидел на нем должным образом. Его бейдж с фото гласил, что это некий темноволосый врач, «Доктор Блэк, Натаниэль Томас», но у пришельца были светлые волосы с проседью и высокие острые скулы. Его лицо всколыхнуло ее память, странное и неправильное, но почему-то знакомое. Это потому, что они никогда не встречались лично, поняла вдруг Молли. Прилив адреналина хлынул по венам, желудок сжался. Она видела этого человека только на фотографиях по телевизору, сопровождаемых подписью «Разыскивается ФБР», но потребовалось всего несколько секунд, чтобы узнать его. Он обратил на нее внимание, лишь почувствовав ее настороженный взгляд. — Не кричите, пожалуйста, — любезно сказал Ганнибал Лектер. – Иначе я заставлю вас замолчать еще до того, как кто-нибудь услышит. Не думаю, что Уиллу понравится проснуться в подобной суматохе. Где-то глубоко, в самой инстинктивной части своего мозга Молли осознавала, что он был действительно опасен, как и его угрозы, несмотря на почти добродушное выражение лица и тихий голос с акцентом. Она судорожно сглотнула и коротко кивнула. «Ганнибал-каннибал», как называли его в прессе. Он вовсе не был похож на монстра. — Ты его жена, — через мгновение произнес Ганнибал, критически разглядывая ее со сдержанным выражением. Так, словно она была произведением искусства в несимпатичном ему стиле. — Он любит тебя. Она не была уверена, была ли эта фраза утверждением или вопросом. Если это и был вопрос, он не стал дожидаться ответа. – Полагаю, что да. У тебя есть сын? – в этот раз он явно ждал ее реакции. Когда ее не последовало, он сложил руки на груди. «Пытается свести к минимуму источаемую угрозу» – слабо подумала Молли. — У меня нет никаких дурных намерений по отношению к мальчику, если тебя это волнует. Она слабо кивнула, продолжая смотреть. — У Уилла имеется явная склонность к отцовству, — продолжил Ганнибал, словно ей вообще не было нужды отвечать. – Однажды он сказал мне, что будет хорошим отцом, и я склонен с ним согласиться. Взгляд его стал пристальным и оценивающим. Молли боролась с желанием вздрогнуть от этой его проницательности. — Думаю, это было для него частью картины, – он оглянулся на экран, в котором отображались карты Уилла и план лечения. – Как вы познакомились, могу я спросить? Гнев Молли наконец вырвался наружу, пробившись сквозь леденящий поток адреналина. — Можешь спросить, — ответила она тихим голосом. Она скрестила руки на груди в полубессознательной попытке выстроить защитный барьер, хотя их и так уже разделяла кровать. И Уилл, разумеется. — Но ты не ответишь, – Ганнибал ухмыльнулся ей. — Вы храбры, миссис Грэм. Что-то привлекло его внимание, когда он наклонился к терминалу, выражение его лица обострилось. — Здесь вы указаны как мисс Фостер, – его взгляд снова метнулся к ней, пригвоздив. — Не меняли фамилию? Ответ сорвался с ее языка почти автоматически. – Я уже меняла ее один раз. Пауза. Осознание, холодное и слегка самодовольное. – Повторный брак. — Уилла это не волнует. – Фамилия? Разумеется, нет. Интересно, знаешь ли ты вообще, что его волнует? – акулья улыбка мелькнула на его лице и снова исчезла. Он наклонил голову вбок, глядя на нее и раздумывая. – Уилл слишком нелюдим для обычного знакомства. Значит, рыбалка, — заключил он в итоге. — Или, возможно, собаки. «Как скучно» Он не произнес этого вслух, но Молли все равно услышала. Этот человек был угрожающе близок к истине. Они познакомились на пристани, где она в то время работала, и в первые дни проводили много времени в собачьих парках вокруг озера Мусхед. Не то, чтобы она планировала доставить ему удовольствие подтверждением. — С собаками все в порядке? — спросил Ганнибал, пролистывая страницы рентгеновских снимков Уилла и медля, чтобы изучить каждый из них. – Что? — Собаки, — терпеливо подсказал он так, будто она туго соображала, а он был излишне благожелателен. — Я боялся, что Великий Красный Дракон может убить их в своем рвении добраться до вас и вашего сына. У него была привычка избавляться от домашних животных. Это было бы неловко. — Они в порядке, — ледяным тоном ответила Молли. «Не благодаря тебе» – хотелось добавить ей. Ганнибал нахмурился, глядя на список лекарств Уилла, и повернулся, чтобы осмотреть капельницу. — И Уинстон? — уточнил он, слегка нахмурив брови, пока изучал пластиковый пакет для внутривенных вливаний. – Уинстон в порядке. Все они в порядке. Как ты..? — Уинстон — любимчик Уилла, насколько я знаю, хотя он всегда заявлял, что у него нет фаворитов. Определенно, самый верный и проницательный из его стаи, – он отпустил пакет капельницы и задумчиво уставился куда-то перед собой, словно глядя в недоступные Молли картины прошлого. – Рад слышать, что он пережил еще одну бурю. Молли охватило желание спросить его о бурях их прошлого, но она подавила этот порыв, увидев, как Ганнибал склонился над лицом Уилла. Образы новостных репортажей с суда над Ганнибалом возникли у нее в голове и замелькали перед глазами. Изображения мест кровавых преступлений подверглись серьезной цензуре, чтобы их можно было показать по телевидению. Десятки жертв, вскрытые, как туши, тела... У нее перехватило дыхание от того, что он был слишком близко к ее мужу, и она ничего не могла сделать, чтобы остановить его. Крик, от которого он так настойчиво ее предостерег, снова засвербел в горле, но когда он деликатно отлепил марлевую повязку на правой щеке Уилла, его интересовали только швы под ней. Молли судорожно выдохнула. Безмолвный крик стих. — Доктор хорошо поработал, — сказал Ганнибал. Он звучал слегка раздраженно, словно ожидал найти недочеты. – При должном внимании это не оставит слишком заметных шрамов. Его взгляд скользнул по бессознательному лицу Уилла и остановился на бледной линии, пересекавшей верхнюю половину его лба. Лицо Ганнибала стало совершенно неподвижным. Он смотрел на шрам даже слишком долго. – У Уилла много шрамов, — прошептала Молли, и все кусочки вдруг встали на свои места в ее голове. — Полагаю, что некоторые из них должны быть твоими. — Да. Так и есть, — пробормотал Лектер, а затем вдруг резко уставился на нее, точно уловив запах опасности на ветру. — Он рассказал тебе о них? Она еще даже не успела собраться с духом, чтобы ответить, как Ганнибал расслабился и снова отвернулся, будто языка ее тела было достаточно для ответа. — Он этого не сделал, — заключил он почти про себя. — Он ничего не сказал. Я так и думал. Взгляд, который он метнул в Уилла, был почти нежным. Лектер с бесконечной осторожностью прижал бинт и пластырь обратно к его щеке, кончиками пальцев коснувшись виска. В своем наркотическом сне Уилл глубоко вздохнул и едва заметно подался к его прикосновению. Молли увидела, как грудь Ганнибала застыла, а дыхание замерло от этого бессознательного жеста, и вдруг все поняла. Только одна вещь в целом мире когда-либо заставляла ее дыхание так сбиваться от невинных касаний или могла удержать ее взгляд так надолго. — Ты любишь его. Она поняла, что не ошиблась, еще до того, как лицо Ганнибала внезапно стало совершенно пустым и неподвижным. — Любовь — слишком неточное слово, — ответил он наконец, проводя кончиками пальцев по скуле Уилла, — особенно в английском языке. Его пальцы едва ощутимо блуждали по растрепанным кудрям, обрамляющим бледное лицо. – Он – моя потребность, — продолжил Лектер, мягко убирая волосы с его лба. – Целостность. Сумасшествие. Его большой палец коснулся слегка приоткрытых губ спящего. Мужчина осторожно, словно хрустальную, взял руку Уилла, и, сжав его ладонь, обхватил ее своей. Агенты ФБР ранее сообщали ей, что Лектер, вероятно, был ранен, и, глядя на него сейчас, Молли могла сказать, что они не ошиблись. Его лицо было почти непроницаемо. Что бы он ни чувствовал, это не имело ничего общего с физической болью. Она не знала, что сказать. Тишина стала напряжённой. Ганнибал вернулся к карте Уилла и снова просмотрел страницы. Он казался удовлетворенным информацией, но тем не менее продолжал неторопливо их изучать. Молли подумалось, что он собирается уйти. Ей хотелось, чтобы он так и сделал. Молчание длилось до тех пор, пока непрерывно нарастающий в ней гнев не притупил чувство страха. – Ты пытался убить нас, — произнесла она тихо и угрожающе. — Меня. Моего сына. Ганнибал мельком взглянул на нее, прежде чем вернуться к документам. — Да, — ответил он так обыденно и скучающе, словно она спросила его о погоде. — И Уилл по-прежнему работал с тобой, — надавила Молли. Ганнибал наконец посмотрел на нее внимательнее и снисходительно улыбнулся. – Он, конечно, рассердился на меня. Но я – его друг. А он – мой. Молли была ошеломлена, обнаружив, что можно звучать так вежливо и так опасно одновременно. Его улыбка была тонкой и любезной, но за ней практически ощущалась острота ядовитых клыков. — Я и забыл, что ты знаешь его не так долго, как я, — продолжил он. Его тон представлял собой сложную алхимию снисходительности и восторга. – Стремление Уилла защищать тех, кто ему дорог – абсолютно, как и его приверженность собственным нормам праведности и морали. После того, как мы убили Дракона, он попытался убить меня. И себя вместе со мной. Сердце Молли на мгновение дрогнуло, пульс участился. Он лжет. Уилл не мог пытаться убить себя. Или мог? Ганнибал все еще стоял слишком близко к его кровати. Уилл хотел убить его, и вот теперь этот демон завис у его постели — у него могла быть только одна цель. Молли отбросила неосязаемые страхи, вихрящиеся вокруг нее, подобно призракам, и сосредоточилась на опасности прямо перед ней. У нее не было никакого оружия, и Ганнибал мог прервать ее крик о помощи, просто обхватив обеими руками горло. Боковым зрением она осмотрела комнату. У нее были стулья. Она могла бы ударить его одним, если бы он попытался навредить Уиллу. — Ты здесь, чтобы убить его? — спросила она так спокойно, как только могла. Страх и адреналин заставляли ее руки трястись. — Нет, — Ганнибал улыбнулся так, будто она была очень глупым ребенком, ляпнувшим что-то весьма забавное, а затем выражение его лица изменилось. Погасло. – Никогда в жизни. Его взгляд снова упал на лицо Уилла, как будто он не мог смотреть ни на что иное в комнате. Словно Уилл был в ней и в целом мире единственно реальным для него существом, а Молли – жалким призраком. — Я был не в том состоянии, чтобы забрать его с собой, — тихо сказал Ганнибал, — а он – не в том состоянии, чтобы уйти. Я попрошу его пойти со мной, когда он сможет это сделать, – он без предупреждения снова встретился с ней взглядом. – Полагаю, нам придется подождать и посмотреть, что он решит. Что-то в глубине его глаз сместилось и потемнело; какая-то часть разума Молли велела ей немедленно бежать, но она логично заключила, что он доберется до двери первым, и это удержало ее на месте. Она не могла сейчас убежать, и, что более важно, не могла бросить Уилла. Ганнибал улыбнулся, словно мог прочитать безумный поток ее мыслей. Он не двигался, но что-то в его поведении отступило, подобно отливу, оставив комнату даже более спокойной и безопасной, чем раньше. — Незачем так бледнеть, — сказал он почти весело. – Уилл выжил. Я сейчас уйду. Тебе нечего бояться, Молли Фостер, – его глаза метнулись к Уиллу. — Я не причиню тебе боль. По крайней мере, не таким образом. Ганнибал отошел от кровати и направился к выходу, оглянувшись уже в дверях. — Ты позаботишься о нем, — произнес он, и его слова походили на приказ и вопрос одновременно. Он говорил с авторитетом человека, имевшего полное право предъявлять требования, и с тонким намеком, что это не было просьбой. Скорее, временной, (не)приятельской договоренностью. – Приятно было познакомиться, — добавил он с кивком, похожим на поклон, и исчез в холле. Щелчок закрывающейся двери показался Молли оглушительным. Тишина взвихрилась, успокоилась и осела на коже. Она смотрела на дверь, дыхание запиналось в легких, мысли бестолково метались, совсем как в тот момент, когда она услышала, что собаки Уилла больны. (Всего несколько дней назад — теперь это казалось целой жизнью.) Она тогда так переживала, что Уилл расстроится из-за ее невнимательности. Возможно, даже разозлится. Она никогда не видела его по-настоящему рассерженным. Иногда он становился отстраненным — замкнутым, сварливым — но никогда не злился. У него было всего два «плохих» состояния – раздражение и вина. Каждый раз он словно проскакивал стадию гнева и всегда перебивал, как только она пыталась извиниться за что-то, улыбаясь ей грустной кривой улыбкой – «Молли, все в порядке» Все всегда было в порядке. Ничего особенного. Она иногда задавалась вопросом, как и чем он был ранен настолько глубоко, что обычные, повседневные неприятности его практически не трогали, хотела посмотреть в глаза человеку или людям, ответственным за это. Осознание влилось в мозг мягко, но безжалостно. Молли все поняла в тот момент, когда Ганнибал Лектер впервые заговорил. Это был он. Это всегда был он. Ее сердце все еще колотилось, адреналин неустанно призывал ее тело бежать, бежать, бежать… Но ведь опасность уже миновала. Миновала ли? Молли повернулась и посмотрела на Уилла, скрытого одеялами и бинтами. Его лицо было искажено беспокойством даже в этом искусственном, без сновидений, медицинском сне. Он всегда выглядел таким беспокойным, когда спал. Иногда просыпался среди ночи, хватая ртом воздух и обливаясь потом. «Старые дела» – всегда отмахивался он, и не говорил более ни слова. Впервые Молли задумалась о содержании этих снов. Ее глаза остановились на бледной полоске, любовно обнимающей лоб мужа. Она подумала о порочном, ласкающем изгибе шрама на его животе. Уилл никогда не объяснял их происхождение, даже если она и спрашивала, каждый раз настойчиво отстраняясь. И она уступала его нежеланию. Ведь у него была тяжелая работа в качестве полицейского и консультанта ФБР. Он пострадал за них. Он заслужил немного милосердия хотя бы от нее. Заслужил шанс сбежать. «Интересно, знаешь ли ты вообще, что его волнует?» Она не знала. Раньше. Молли встала, потянулась к дверной ручке. Медленно выглянула в опустевший холл. Агент ФБР обнаружился на посту медсестры, занятый разговором. Долгое время Молли не могла заставить свой голос повиноваться. Она обвела взглядом холодные белые стены, устаревшую, потертую плитку на полу. Мигали лампочки, звенели кнопки вызовов. Замкнутые залы поглощали каждый звук. Все пахло болезнями и дезинфицирующим средством. Она ненавидела больницы. Когда она наконец сумела подать голос, то решила, что это отсроченный шок превратил ее голос в крик.