Встретимся там

      Первое, что он почувствовал, это боль. Еще до того, как окончательно прийти в себя, мужчина ясно ощутил эту колющую, жгучую, горячую боль. Казалось, будто все его тело было соткано из боли, а сейчас — горело в ненасытном, яростном огне. Мучительно больно.       Пока все остальные чувства понемногу возвращались, мужчина то открывал глаза, то снова закрывал их под невыносимой тяжестью свинцовых век.       Слишком тяжело.       Он устал...       Он хотел спать...       — Рад, что ты проснулся, красавчик.       Харада Саноске узнал его. Этот голос — последнее, что он помнил перед пронзительной болью и тёмным омутом забвения, в который его затянуло. Он был с ним, когда его тело било ознобом и горело от боли, он был с ним еще задолго до этого... Саноске снова открыл глаза и попытался сосредоточиться на человеке, который сидел рядом с ним.       — Ширануи...       Были ли его чувства обмануты, или его голос действительно звучал так изнеможденно? Именно сейчас парень понял, насколько слаб на самом деле. А потом, вместе с урывками воспоминаний о сражении, стрельбе и взрыве, до него дошло:       — Я умираю?       — Похоже на то.       Харада горько хмыкнул и растянул бледные губы в слабой полуулыбке.       — В конце концов, ты всего лишь слабый человек.       — Конечно, об этом с демоном не поспоришь... — услышал он свой слабый, угасающий голос и еще шире улыбнулся. Где-то в глубине души Харада всегда надеялся, что смерть будет менее болезненной. И уж точно надеялся, что она придет к нему немного позже... Совсем немного... Ровно через столько времени, сколько ему потребовалось бы, чтобы добраться до Шинпачи и подарить ему последний поцелуй.       Одним лишь Богам известно, как долго Шинпачи ждал его в Айдзу.       — Сколько времени прошло?       — Два дня с тех пор, как мы убили Кодо.       Два дня... Шинпачи может уже не быть в живых из-за этих ожесточенных сражений. Но все же что-то внутри него подсказывало Саноске, что его возлюбленный все еще где-то там, жив и несокрушим для врагов. В Айдзу, где они обещали встретиться. Как жаль, что Сано не смог сдержать обещание. Он надеялся, что Шинпачи поймет и простит его. И все же, за последние месяцы после того, как они покинули Синсэнгуми, Шинпачи изменился. Созрел. Постепенно, от легкомысленного парня до бесстрашного мужчины. Несмотря на то, что он был старше Сано, старше всех после Кондо и Хиджикаты, порой казалось, что он все еще потерян, как ребенок, ищущий свои дом и место, которым он принадлежит. Однако в последние месяцы все изменилось. Казалось, что Шинпачи, наконец, нашел это место. Сано больше не нужно было вести его за руку, держать его под контролем и бежать за ним, чтобы оправдать каждую его неудачу. Шинпачи вырос и больше не потеряет себя.       Саноске хотелось надеяться на это. Не то чтобы он мог что-то изменить в своём нынешнем положении. Воин знал, что смерть уже пришла за ним, даже если казалось, что у него ещё так много незавершенных дел.       — По крайней мере, я вернул свой долг…— он кашлянул и повернулся к Ширануи. Тот не выглядел счастливым.       — А как насчет твоего долга за то, что я ухаживал за тобой?       Сано горько усмехнулся.       — Интересно, есть ли у меня время, чтобы отплатить тебе… — его голос стал еще слабее, чем прежде.       — Ты до сих пор напоминаешь мне о нем…       Прежде чем Сано успел отреагировать на комментарий, чужие губы накрыли его собственные настойчивым и требовательным поцелуем. По иронии судьбы, первое, о чем он подумал это то, что губы Ширануи не были похожи на губы Шинпачи. У Шинпачи они были обветренные, а у Ширануи — мягкие. Поцелуй Шинпачи был грубым, а этот — обжигающе острым. Губы демона казались горячими на его собственных губах — холодных, сухих и потрескавшихся после двух дней медленной смерти. А сейчас мужчина проснулся только в последние мгновения, чтобы почувствовать, как жизнь медленно покидает его тело с каждым выдохом. Что же, по крайней мере, он был не один. Даже если это были не губы Шинпачи, даже если поцелуй был пронизан отчаянием... Он был не одинок.       Поцелуй длился, казалось, целую вечность. Словно Ширануи не хотел отпускать, словно он боялся того, что это будет значить, и что может произойти, как только их губы перестанут касаться друг друга. Но после небольшой вечности умиротворения и кратковременного затишья перед бурей, он отстранился, и демонические глаза встретились с глазами цвета золотого восхода, скрытыми за густым слоем облаков.       — Перебор. Ты слишком напоминаешь мне о нем.       — Такасуги, да? — голос Сано теперь почти превратился в шепот.       — Ага.       — И что же тебе напоминает о нем?       Даже если Сано знал, что это не его дело, и, вероятно, мог догадаться об ответе, он все равно хотел услышать это от Ширануи, прежде чем его уши перестанут слышать навсегда. Вместо ответа демон провел мозолистым кончиком пальца по своим губам, и, к удивлению Сано, красивое смуглое лицо осветила улыбка.       — Твой язык. Твой язык напоминает мне о нем.       — Язык? — несмотря на то, что это могли быть его последние секунды жизни, Сано не смог удержаться от саркастической ухмылки. — Из всего, что ты можешь сказать, это язык? Даже не губы, а язык?       — Заткнись, Харада. Я имел в виду, что он говорил, как ты.       — Так же гладко и сладко?       — Если бы ты не умирал, я бы убил тебя за то, что ты осмелился дерзить чистокровному демону.       — Тогда сделай одолжение, чтобы мне больше не приходилось выносить эту боль.       — Какие-нибудь последние пожелания?       — Что это? Минутка милосердия?       — Даже не смей подвергать сомнению такие вещи.       — Верно… — голос Сано стал тише, и легкое хихиканье превратилось в слабый кашель. — Но раз уж ты спросил, думаю, я хотел бы извиниться перед Шинпачи за то, что не смог сдержать свое обещание. И... Я хотел бы подержать свое копье напоследок.       — С последним я не могу помочь, так как ты бросил его в эпицентр взрыва, и мне пришлось бы потратить не менее недели на поиск всех частей, чтобы собрать их воедино.       — Ты бы действительно сделал это для меня? — с улыбкой перебил его Сано, но Ширануи проигнорировала это.       — Но я мог бы помочь с Нагакурой. Ты сможешь продержаться до рассвета?       — Я думаю... Я смогу найти для этого запасные силы.       — Тогда сделай это. Подожди немного, и я исполню твое желание. Слово демона.       Сано закрыл глаза, едва заметно кивнув. Когда он снова открыл их, демон уже исчез, растворившись в полуночной тьме.

***

      Это была длинная и тяжелая ночь. Нагакура Шинпачи не мог уснуть. Беспокойный гул, пробегающий по его телу, а также тревожная дрожь в животе заставляли его напряжённо вздыхать и прислушиваться даже к самым незначительным звукам. Что-то было не так. Что-то происходило. Что-то, чего не должно быть. И по какой-то причине, стоило ему на секунду закрыть глаза, как в голове тут же появлялся образ Сано, отчего у Шинпачи не могло не возникнуть плохого предчувствия, что это как-то связано с ним. Что-то должно было случиться с его напарником. Что-то плохое.       Внезапно Шинпачи ощутил рядом с собой чье-то присутствие. Присутствие, которого не было минуту назад. Присутствие, приближение которого он не чувствовал. Мужчина молниеносно выхватил меч и развернулся. То, что увидел Шинпачи поразило его и все слова вмиг испарились.       — Ты? — только и смог выдать он.       — Ага, — вышел из тени Ширануи Кё.       Шинпачи даже не подумал опустить меч, а Ширануи никак не прокомментировал это.       — Догадываешься, почему я здесь?       Тревожное чувство снова вернулось и тут же сменилось страхом, пробежавший морозным дыханием от затылка до пяток Шинпачи.       — Сано?       Действительно, какая еще причина могла быть у демона, чтобы найти его?       — Он хочет тебя видеть. Сказал, что ему нужно тебе кое-что сказать.       Шинпачи нахмурился и крепче сжал рукоять меча. С каких это пор Сано не может ходить и говорить самостоятельно?       — Тогда почему он сам не здесь?       — У него есть свои причины, — кратко и раздражённо ответил Ширануи.       Шинпачи все еще не доверял демону. С чего бы ему становиться посыльным Сано?       — Откуда мне знать, что это не ловушка?       — Он умирает, идиот!       Крик Ширануи все ещё звенел в воздухе, а жестокие и страшные в своём значении слова снова и снова эхом повторялись в голове Шинпачи. Мужчина замер, не смея дышать, ибо в ту же секунду весь воздух в лёгких словно застыл огромным куском льда. Мужчина вцепился в рукоять меча, когда понял, что пальцы ослабли и едва не выронили оружие на землю.       — Прямо сейчас он ждет тебя и борется с неизбежным только для того, чтобы увидеться с тобой еще раз! Ты хочешь, чтобы проигранная битва оказалась напрасной?       «Напрасно» — одного этого слова было достаточно, чтобы застывшая глыба льда раскололась и взорвалась в груди Шинпачи на тысячи осколков. Он схватил демона за грудки и притянул ближе, испепеляя взглядом.       — Приведи меня к нему, сейчас же!       Ширануи нахмурился и положил руку ему на запястье.       — Держись за меня крепче, — произнёс он и тут же исчез, растворившись в воздухе вместе с самураем.

***

      — Я вернулся. И я сдержал свое обещание, — объявил Ширануи, входя в комнату, а Шинпачи, слегка покачиваясь, последовал за ним. У него все еще кружилась голова после таких перемещений. Когда Ширануи тащил его за собой, казалось, что земля ушла из-под его ног. Вокруг них был только воздух, и Шинпачи чувствовал себя легким и невесомым, словно семя одуванчика, гонимое ветром. На мгновение мужчине даже стало интересно: не так ли чувствуют себя птицы во время полёта? Потом резкое ощущение падения в пропасть. Мгновение — земля снова появилась под ногами, и они уже стояли перед старой, сломанной хижиной.       — Где мы? — спросил он, опираясь о ближайшую стену для поддержки.       — Раньше эта хибара принадлежала одному человеку, моему старому знакомому. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы ты задавал дурацкие вопросы. Тебя кое-кто ждет.       Это вернуло Шинпачи к реальности. На мгновение он почти забыл, зачем вообще пришел сюда. Он лихорадочно оглядел комнату, пока его взгляд не остановился на бледной и угасающей фигуре человека, лежащей на циновке.       — Сано!       Он не помнил, как пересек комнату, но через мгновение оказался на коленях рядом со своим партнером.       Глядя на него, можно было подумать, что он мёртв, если бы не грудь, которая все ещё вздымалась и опускалась. Ровно, медленно, слабо. Он был еще жив. Золотистые глаза открылись, но больше не сияли, как прежде. Их затянуло туманом, отчего янтарные закаты радужек растворились во тьме. Сано слабо улыбнулся.       — Эй...       Шинпачи понял, что теряет дар речи, поэтому не проронив ни слова просто взял Сано за руку и крепко сжал её, грея в своих ладонях. Она была ледяная.       — Извини, я не смог добраться до Айдзу, хоть и обещал…       Его голос был слаб и с каждым произнесенным словом постепенно переходил к шепоту. Шинпачи видел, что он борется за каждый вдох. Он не мог этого вынести. Ему вдруг стало невыносимо больно видеть своего возлюбленного таким сломленным, таким безнадежным.       — Не волнуйся, я и сам не мог добраться до него. Похоже наши враги преднамеренно преграждают нам путь. Мне пришлось развернуть отряд, — глядя на этого слабого и сломленного человека, борющегося в своей последней битве, Шинпачи никак не мог найти нужные слова, чтобы хоть немного приободрить Сано. — Но я найду способ! И тогда я буду бороться за наши мечты!       Сано грустно улыбнулся.       — Ты все так же упрям и наивен, как ребенок… Хотел бы я увидеть, как ты повзрослеешь и остепенишься…       — Тоже мне, курица-наседка, — беззлобно фыркнул Шинпачи и, подняв руку Сано, прижался к ней лбом. Закрыв глаза, мужчина понял, что не может смириться с приближением неизбежного, — Не умирай.       Вышло слишком резко и требовательно.       — Ты не должен умирать, слышишь? Не должен! — сильный и нетерпящий возражений голос Шинпачи был пронизан грустью и злобой.       В ответ Саноске лишь печально улыбнулся, и Шинпачи понял, что как бы он ни просил, ни злился, ни требовал — его желание не исполнится. Смерть никого не щадила. И если она решила забрать Хараду Саноске, то ничто не могло изменить её решения. Ничто, кроме...       Глаза Шинпачи распахнулись, в голове пронеслись обрывки воспоминаний. Верно, в тот момент, в вечер их отъезда, Саннан-сан подошел к нему и...       Его рука нырнула в карман и через секунду в ладони уже лежал маленький стеклянный сосуд с красной жидкостью. С момента получения заветного эликсира Шинпачи не раз задавался вопросом, почему он просто не выбросит его. По всей видимости, это было решением судьбы.       — Нет.       Послышался твёрдый ответ ещё до того, как Шинпачи успел открыть рот. Взгляд мужчины переместился с бутылки на Сано.       — Нет, — повторил Сано еще раз и добавил: — Я его не выпью.       — Почему? — последовал вопрос, ответ на который Шинпачи и сам знал. Ведь он хорошо знал Сано, и знал причины, из-за которых мужчина никогда бы не выпил очимидзу добровольно. В конце концов, Шинпачи чувствовал то же самое. Но все же... — Почему бы и нет?       — Потому что ты никогда не простишь меня, а Ширануи возненавидит меня.       Шинпачи уже открыл было рот, чтобы возразить, что если он не сможет простить его, то никогда не предложил бы сделать это. Но вторая половина предложения заставила его изменить слова на полпути.       — Какая разница, что он думает? — раздражённо выпалил мужчина и снова знал ответ до того, как получил его.       — Для меня разница есть, — и когда их взгляды встретились, что-то во взгляде Харады заставило Шинпачи отвернуться. Мужчине было больно, от того, что он не почувствовал ни капли сожаления от Сано.       — Ты умрёшь.       — Все когда-то умрут. Ты ведь сам это говорил, не так ли?       Всё так. Всё именно так, как и сказал Сано. Это были слова Шинпачи. Но тогда он не думал, что смерть подкрадется к его возлюбленному настолько близко.       — Я знаю! Но я... я не хочу, чтобы ты уходил вот так! — выкрикнул Шинпачи, не собираясь сдаваться и отступать без боя. В конце концов у них есть обещание. Их общее, на двоих. — Я не хочу, чтобы ты умирал! Не сейчас!       — Слишком поздно.       — Еще нет! — Шинпачи глубоко вздохнул, стараясь держать себя под контролем.       — Днем ты не сможешь свободно передвигаться под солнечным светом, зато у тебя остается немного времени в запасе, чтобы проводить ночи со мной. — говорил он сумбурно и торопливо, будто боялся, что следующее слово уже не будет услышано. — Это как перерождение.       — Перерождение в смерти, — в голосе Сано снова послышался сарказм. Неужели это и впрямь были его последние минуты? Судя по отчаянному взгляду Шинпачи — да, но надежда в небесно-голубых глазах выдавала его.       — Но даже если и так, — сказал Шинпачи, — у нас будет немного времени, чтобы побыть вместе. Это не так уж плохо, верно?       Внезапно демон, который до сих пор не подавал признаков своего присутствия и тихо стоял в стороне, заговорил:       — Мы могли бы навестить могилу Такасуги вместе.       Они оба посмотрели на Ширануи, который за последние полчаса не сдвинулся ни на дюйм со своего места у окна. На горизонте появилась полоска света, словно тонкая нить, сплетающая шелковую паутину будущего. Близился рассвет.       — Ты мог бы пойти со мной. Я уверен, что он… одобрил бы.       В комнате повисла тишина, за которой потом последовала ухмылка.       — Только если ты поедешь со мной в Китай, — улыбнулся Саноске, отчего Ширануи удивлённо вздернул бровь.       — Китай?       — Я всегда хотел побывать там… Увидеть наших соседей и устроить небольшой хаос… — на самом деле, было еще много вещей, которые Сано не успел сделать… И если уж быть честным с самим собой: умирать он не хотел. Ему и в самом деле хотелось провести ещё немного времени с Шинпачи, и добраться до Китая с Ширануи.       — Считай, что это сделка. А теперь пей. Я не буду тебя ненавидеть.       Харада и Ширануи встретились взглядами, а затем первые лучи солнца, наконец, осветили небо и, проникнув через окно, коснулись хмурого лица демона.       — Хорошо.       День встретил рождение нового рассвета.       Шинпачи снял пробку с бутылочки и приподнял Сано, прижав его голову к своей груди и зарывшись пальцами в винно-красные волосы. Он поднес бутылку к пересохшим губам возлюбленного, но вдруг его запястье обожгло прикосновение ледяной ладони.       — Шинпачи...       — Что такое?       — Поцелуй меня.       — Мне кажется, что сейчас не совсем подходящее время для этого…       — Мне все равно. Поцелуй меня. Или я не стану пить очимидзу, — с каждым словом голос Сано становился все слабее и слабее, однако взгляд остался твердым и решительным. На раздумья и споры времени не осталось, поэтому Шинпачи наклонился и сжал Сано в объятиях. Его губы прижались к губам возлюбленного. Шинпачи вздрогнул от того, какие они были холодные. Сухие. Безжизненные. Он почувствовал едва уловимое дыхание на своей щеке. Возможно, потом он будет сокрушаться в сожалениях всю оставшуюся жизнь, от того, что превратил любимого человека в живой труп. Но хотя бы так... он будет жить. Шинпачи попытался разорвать поцелуй и отстраниться, но Сано собрал последние крупицы своих сил и только сильнее притянул его к себе.       — Сано… — попытался возразить Шинпачи, ведь ему нужно было выпить очимидзу прямо сейчас. Он почувствовал, как остатки жизни вытекают из его партнера, и тело медленно обмякает в объятиях.       Последние слова прозвучали почти неслышно, прямо в губы.       — Доберись до Айдзу, Шинпачи...       — Сано!       Саноске пронзила дрожь, а глаза Шинпачи распахнулись от ужаса. Слишком поздно. Не будет ни Китая, ни Айдзу. Не будет отныне жарких ночей и нежных поцелуев. Ничего не будет, только глухая пустота. Весь его мир начал рушиться. Но именно в этот момент Сано собрал оставшиеся силы и, сделав последнее усилие, схватил стеклянный сосуд, залпом выпив ее содержимое.       Эликсир обжег горло, а внутри все воспламенилось адским огнем. Сано смутно чувствовал, как кто-то крепко держит его, не позволяя его телу биться в мучительной агонии. Он понял, что кричит. Огонь был повсюду: вокруг него, внутри него, нещадно пожирая каждый сантиметр тела, сжигая каждую клеточку и нерв. Казалось, эта пытка длилась вечность. Но потом все внезапно закончилось, и вместо боли он почувствовал онемение. Все, что было живым сгорело и исчезло в нем, оставив пустым и мёртвым, словно ракушку. Живой мертвец, который все ещё дышал. Сердце его билось о грудную клетку слишком громко, все чувства вдруг обострились, позволяя ему видеть, слышать, чувствовать гораздо сильнее, гораздо ярче, чем способен обычный человек. Холод отступил, ведь сейчас ему было тепло. Саноске поднял взгляд и посмотрел в голубые глаза напротив. Отражение в них говорило, что его собственные больше не были золотыми. Он горько улыбнулся, и Шинпачи это заметил.       — Сано, я...       — Шинпачи, — возразил он, остановив возлюбленного на полуслове.       И всегда, когда Сано говорил таким тоном, Шинпачи замолкал. Но это не помешало ему выглядеть виноватым, поскольку он наконец осознал последствия своего желания. Вот только Шинпачи забыл, что несмотря на то, что он убедил Сано обратиться в расэцу, в конце концов, окончательное решение выпить очимидзу было за Саноске и только за ним.       Что до Сано, то он думал сейчас только об одном — о поцелуе, который хотел подарить Шинпачи в первую же минуту своей новой жизни. И на этот раз поцелуй вышел нежным и теплым, ведь к интимному прикосновению присоединился солнечный свет, озаривший их лица. Теперь все в порядке. Они вместе, здесь и сейчас в начале нового дня.       Утренние лучи струились и наполняли комнату светом, а Сано понемногу чувствовал, что начинает уставать. Он нехотя, со вздохом, разорвал поцелуй и прислонился виском к плечу Шинпачи. Несколько прядей волос упали ему на лицо, и он заметил, как те снова стали красными, теряя прежний серебристо-белый цвет присущий расэцу.       — Тебе нужно отдохнуть, — услышал он тихий шёпот Шинпачи и тёплое дыхание на макушке.       — Да, я ведь больше не существо дня, — с грустью в голосе ответил Саноске и тут же осекся, посмотрев на Шинпачи и смирив его строгим взглядом, — И еще до того, как ты откроешь рот — нет. Нет. Не сейчас.       Шинпачи в ответ лишь растянул на губах ласковую улыбку.       — Вот и правильно, — кивнул ему Сано и тоже улыбнулся.       Они еще немного задержались в объятиях друг друга, наслаждаясь ощущением близости, купаясь в призрачной надежде на то, что все будет в порядке.       — Сейчас я должен идти. Иначе солдаты решат, что их командир дезертировал.       — Я знаю, — Сано выпрямил спину, выпуская Шинпачи из объятий. — Береги себя.       — Ага. Я вернусь сегодня вечером.       — Если, конечно, я решу привести тебя сюда.       Они оба посмотрели на ухмыляющегося демона, который бестактно и грубо нарушил трогательный момент.       — Приведешь, — угрожающе заявил Шинпачи, отчего Сано устало вздохнул.       Ширануи присвистнул и сложил руки на груди:       — Хэй, не надо ревновать. Красавчик весь твой.       — Сволочь...       — Ох, Шинпачи...       — Ну что? Он же...       — Шинпачи.       — Что ты вообще в нем нашел?       — Шинпачи.       — Я имею в виду, что он чертовски высокомерный и…       — Шинпачи!       В комнате на секунду повисла тишина и тут же разбилась безмолвным смехом Ширануи.       — Что такое? Красавчик обвел тебя вокруг пальца, нэ? — ухмыльнулся демон и, подойдя к Шинпачи, дернул его вверх за локоть, — Пошли. Верну тебя в твою любимую эскадрилью. Иди и убейся, раз уж так не терпится.       — Сволочь...       — Шинпачи!       Ширануи снова рассмеялся, и прежде чем они вдвоем успели исчезнуть, Шинпачи снова повернулся к Сано и крикнул с широкой улыбкой на лице:       — Увидимся в Айдзу!       Перед тем, как Ширануи растворился вместе с ним в воздухе, Шинпачи успел услышать мягкое «Да».       Сано лишь покачал головой и снисходительно улыбнулся:       — Выпендрежники, — шепнул он под нос, отводя задумчивый взгляд к распахнутому настежь окну.       А за ним под лучами утреннего солнца просыпался мир, который он когда-то знал, как человек. Теперь же ему вновь предстоит узнать и прочувствовать его, но уже как расэцу.