"Ты мне нравишься таким, какой ты есть."
Розария никогда бы не подумала, что можно оставаться здравым человеком и не проходить мимо ничтожных проблем такого количества людей. Кошка на дереве и её маленькая хозяйка, что стоит около него и плачет? Тома уже на верхушке и выманивает животное своими "кис-кис". По итогу падает с высоты трёх метров, но зато с живым и невредимым куском шерсти. Монахиня всегда старалась стоять как можно дальше и незаметнее от мест свершения подвигов Томы, чтобы никто и подумать не посмел, что дама вроде неё имеет хоть какое-то отношение к придурочному добряку. Правда, теперь эта добродетель плетётся к ней и держится за руку. – Надо бы выучить кошачий, чтоб с такими спасениями было попроще. - Тома бросает в воздух не то шутку, не то реальное своё желание. Розария лишь порыкивает на его подобные слова. – Чё с рукой? – Кажется, ушиб. – У тебя вывих, придурок. - девушка подходит к парню и двумя резкими движениями вправляет руку. Тома успевает только ойкнуть и чуть простонать после. - В следующий раз наоборот доломаю."Я за тебя переживаю."
Каким бы временами недотёпой и добрым дурачком Розария не видела Тому, он оставался воином и воином умелым. Она всё ещё не приняла у себя в голове факт того, что за свою возможно усопшую мать он пережёг не одно поселение хилличурлов в одиночку, глядя на горящих заживо живых существ. Эти два плюс два в голове сложились только сейчас, когда она пришла на настоящее пепелище. Тома с парой людей клана Камисато бросился первым, как только узнал, что их нескольких делегатов схватили не то простые разбойники, не то какие-то новые местные революционеры. Монахиня, к сожалению, застала лишь их обугленные тела. В носу стоял мерзкий запах жжёной плоти, вместе с которым в голову подкрадывались различные мысли о понимании того, что испытывал Тома в Мондштате, устроив подобие крестового похода. Вот и сейчас она видит управляющего в моменте жестокой стороны его личности: обожжённый, местами порванный, измазанный грязью и кровью, стоящий с окровавленным копьём над одним из последних выживших налётчиков. – Прахом пойдёт ваш клан! - отплёвывается и пытается отползти раненный. - Не я, так другие найдут тебя, свяжут и заставят смотреть на то, как пустят по кругу твою драгоценную госпожу, служаночка-убийца! - побеждённый успевает усмехнуться, после чего смех переходит в крик от боли. Копьё Томы дробит кость его ноги, другим резким ударом она и вовсе отсекается, после чего остриё летит в горло наёмника, заставляя его захлебнуться в крови. Управляющий проходит мимо Розарии с мертвецким взглядом, заставляющим отшатнуться даже её. Уходит за ущелье на небольшой пляж, где резким броском втыкает копьё в землю и садится по-турецки, поникнув головой. Она догоняет Тому не сразу, даёт время его гудящей голове прийти в норму. По себе знает эти ощущения. – Я могу тебя обнять, если хочешь. - девушка мягко садится рядом. Он молча ложится на её ноги, обнимает за талию. Контакт с ним отдаёт редким привкусом отчаяния заместо типичной радости и сияния парня при объятиях с ней. – Я ведь не убийца. – К сожалению, убийца. - Розария запускает пальцы в его волосы и мягко массирует голову. - Но подумай сам, сколько из тех, кому ты помогал, будут в безопасности от таких, каких ты убил сегодня. Тома молчит, лишь одним пальцем скребёт по юбке девушки. Разок всхлипывает, стараясь сделать это как можно тише, будто бы не хочет позориться перед возлюбленной. Она же глядит на полную луну, освещающую море. Чувствует внутри что-то новое. Что-то, заставляющее сейчас позаботиться об этом вечно сияющем дурачке, который увязался за ней. Розария прикидывает внутри, что Тома живёт с такими чувствами постоянно. На миг ей становится невыносимо противно от этого осознания, тем не менее сейчас в отношении него ей почти не противно такое испытывать. Наоборот, это кажется чем-то важным, правильным и необходимым. За время общения с управляющим она ненароком переняла пару его навыков и забросила на самую пыльную полку внутри себя. Теперь же ободряющие слова нашлись как-то сами собой, а парень потихоньку расслаблялся от её поглаживаний по голове. – Заставляешь же ты меня иногда понервничать.