Only When You’re Near

      Ганнибал начинает беспокоиться о Уилле.       По правде говоря, он часто беспокоится о нем, но в последнее время это становится все более заметным. Физические раны Уилла быстро затянулись, чем Ганнибал был очень доволен: отчасти это была его заслуга.       Однако душевное состояние Уилла волновало его больше всего.       Они поселились в Сьенфуэгосе, и их дом находился в великолепном месте. Уилл мог свободно распоряжаться территорией, а также выходить к морю, кристально чистому и принявшему его с распростертыми объятиями. Ганнибал подумал, что Уиллу это понравится, ведь он всю жизнь любил отдыхать на природе. Он надеялся, что Уилл найдет утешение в просторных пейзажах, распространяющихся на мили, прежде чем достигнуть цивилизации.       Ганнибал по пальцам мог посчитать, сколько раз Уилл выходил из дома после того, как они приехали. Можно было подумать, что ему не позволено приходить и уходить по своему желанию, — как будто Ганнибал имел над ним какую-то власть и удерживал его, — поэтому он дал понять, что Уилл может свободно исследовать окрестности. Ганнибал даже сделал дубликат ключей от машины, чтобы он мог поехать в город, если захочет. Но Уилл все равно оставался дома.       Он выходил время от времени и всегда по просьбе Ганнибала; не отказывался от предложений пройтись, хотя Ганнибал никогда не настаивал. В уговорах, казалось, и не было нужды: Уилл всегда соглашался, ничего не обдумывая.       — Пошли со мной на пляж, Уилл.       — Конечно. Я переоденусь.       — Мы должны прогуляться после ужина.       — Да? Хорошо.       — Я собираюсь на рынок за некоторыми продуктами.       — Я с тобой.       Предоставленный же самому себе, Уилл обычно устраивался на диване и читал. Иногда он тихо наблюдал за тем, как Ганнибал готовил еду, или сидел рядом, пока он делал наброски пейзажа за окном гостиной. Ганнибал был рад компании Уилла, но их беседы отличались от того, что было прежде. Уилл был слишком задумчивым, угрюмым.       Он выглядел подавленным.       Перемены в его эмоциональном состоянии заставляли Ганнибала чувствовать уже знакомое ему желание защитить Уилла Грэма любой ценой.       Ганнибал не мог заставить себя сказать что-либо: он понимал, что не в состоянии подобрать нужные слова. Уилл пережил травмирующий опыт; меланхолия в некоторой степени была совершенно естественной. И Ганнибал осознавал… хрупкую природу их обстоятельств.       И думал, что источником подавленного состояния его дорогого Уилла является он сам.       Он подозревал, что Уилл сожалел об их спасении: он был обижен на Ганнибала за то, что он вытащил их из океана. Уилл хотел, чтобы океан стал их могилой, местом гибели, а Ганнибал вырвал их из тисков смертельно спасительных вод. Он сделал выбор за Уилла, вернув его к жизни без разрешения. И теперь он отбывал своего рода пожизненное заключение, вынужденный вечно скрываться от мира вместе с Ганнибалом Лектером, человеком, который в некотором смысле был его самым страшным врагом. А в другом отношении — кем-то иным.       Поэтому Ганнибал сделал все возможное, чтобы смягчить это чувство. Убедить Уилла в том, что он вовсе не пленник, и показать, что он все еще может обрести счастье в их новой жизни, даже если она была не такой, какую он желал для них обоих. Когда Уилл отказывался покидать дом по собственной воле, Ганнибал старался предоставить ему достаточно пространства и все то, что он только захочет. Он готовил еду, которая соответствовала вкусам Уилла, и Уиллу это обычно нравилось. За столом Уилл больше всего напоминал Ганнибалу самого себя — более разговорчив, более расслаблен. Недавно Уилл даже пошутил за ужином, и Ганнибалу пришлось скрыть облегчение из-за страха его напугать.       По большей части Уилл безнадежно застрял в собственной голове. В последнее время Ганнибал стал ловить его на том, что он просто смотрел в стену, глубоко задумавшись о чем-то. Зрелище, леденящее душу. Ганнибал боялся, что это могло никогда не закончиться, что его Уилл Грэм потерян для него.       Что еще хуже — Уилл не спал. Он не сказал Ганнибалу о вопиющей проблеме с бессонницей — он вообще больше ничего не говорил Ганнибалу, — но это было очевидно. Некоторые симптомы приемлемы для привычного поведения Уилла: он раздражителен, с трудом концентрируется на простых вещах, постоянно жалуется на головную боль. Сейчас Уиллу не лучше, но это не является для него чем-то необычным. Темные круги под глазами очень заметны, он ощутимо измотан. С каждым днем ему хуже и хуже.       Его мозг почти не функционировал. Он все чаще смотрел на стену. Уилл всегда бодрствовал, когда Ганнибал просыпался утром, даже когда он делал все для того, чтобы подняться на рассвете. И он всегда бодрствовал, когда Ганнибал собирался спать, независимо от часа.       Уилл стал дремать после обеда в гостиной, обычно в то время, когда Ганнибал готовил ужин. Насколько он понимал по симптомам Уилла, это был единственный сон, который был ему доступен. Поэтому Ганнибал позволял ему отдыхать до вечера, ужинал в одиночестве, а порцию Уилла ставил в холодильник, чтобы разогреть, когда тот проснется. И поскольку того требовало любопытство, Ганнибал наблюдал за ним.       Уилл вздрагивал и бормотал во сне, часто ворочаясь. Он всегда просыпался, задыхаясь, втягивая воздух жадными глотками. Каждый раз он потел, стонал и жалобно скулил; это продолжало разбивать сердце Ганнибала. После нескольких мучительных дней он прервался от работы на кухне, услышав болезненные всхлипы, что уже вовсе не мог игнорировать. Он вбежал в гостиную, обнаружив Уилла, все еще погруженного в сон; по его щекам текли слезы.       Он осторожно потряс Уилла за плечо, чтобы разбудить. Пробуждение сопровождалось отчаянным, удушливым рыданием.       — Все хорошо, Уилл, — прошептал он, стараясь сохранять спокойный тон. — Все в порядке, это был сон.       Ощущая все ту же инстинктивную потребность защитить его, Ганнибал протянул руку, нерешительно убрав несколько прядок волос со лба Уилла. Он склонил голову навстречу прикосновению, последний тихий всхлип потонул в тишине дома.       — Просто сделай глубокий вдох, Уилл. Все в порядке.       Уилл попытался замедлить дыхание, сделав пару рваных вдохов. По крайней мере, они были не чаще обычной одышки. Шаг в правильном направлении. Ганнибал снова провел пальцами по кудрям Уилла, и мышцы его плеч, кажется, расслабились.       — Вот так. Очень хорошо.       Они оставались в таком положении на протяжении некоторого времени. Ганнибал стоял на коленях рядом с ним, ласково гладил его кудри, нашептывая ободряющие слова. Уилл изо всех сил старался расслабиться и приветствовал нежные прикосновения.       Уилл тяжело вздохнул, когда его дыхание уже начало приходить в норму, и с трудом опустился на диван. Он был полностью измотан; глаза закрылись в тот же миг, когда он упал на подушки. Из последних сил он пробормотал тихое:       — Прости.       — Отдыхай, любовь моя, — Ганнибал был уверен, что Уилл уже крепко спал.       Кошмары. Хронические тяжелые кошмары, из-за которых его бедный Уилл не может поспать больше, чем несколько жалких часов. Такими темпами он сойдет с ума. Они оба.       Это начинает сказываться и на здоровье Ганнибала. Разрушающееся психическое состояние Уилла добавляет в воздух ноту затхлости, заставляет чувствовать себя разочарованным и беспомощным. Он хочет помочь Уиллу, но без излишнего вмешательства в его жизнь и принуждения к чему-либо.       И вот Ганнибал находится в постели, глубокой ночью, не в состоянии погрузиться в сон.       Фантастика. Еще один способ показать, что его привязанность к Уиллу невероятно неудобна. Если Уилл не может уснуть, то и Ганнибал тоже. Он встает с желанием выпить, дабы успокоить нервы. Он открывает дверь своей спальни…       И Уилл вскакивает, испугавшись того, что начинает падать назад.       — Уилл?       Он сидит на полу, прижавшись спиной к двери спальни Ганнибала. Теперь Уилл хмурится.       — Ты обычно не встаешь посреди ночи. Все нормально?       Ганнибал чувствует себя абсолютно сбитым с толку.       — Я не мог заснуть, — отвечает он, чувствуя, что это, должно быть, сон. Возможно, он все-таки заснул.       Уилл кивает, опуская взгляд на деревянный пол.       — Думаю, это был лишь вопрос времени, когда бы меня поймали на этом, — говорит он, беззвучно смеясь.       Ганнибал отвечает медленно, стараясь произносить слова без осуждения, чтобы не спугнуть этим Уилла:       — У тебя уже вошло в привычку сидеть за моей дверью?       Уилл кивает.       — Каждую ночь?       Еще один кивок. От волнения Уилл потирает затылок.       — Почему?       Уилл хмыкает, как будто вопрос глупый.       — Это помогает.       Ганнибал смотрит на него, все еще глубоко обеспокоенный, но в то же время ощущающий огромное облегчение от того, что они наконец заговорили о волнующей проблеме. Он выходит в коридор и садится на пол рядом с ним.       — И с чем это помогает?       Уилл пожимает плечами, подтягивая колени к груди. Теперь он выглядит беззащитным, испуганным, крохотным.       —…по ночам я испытываю стресс.       Ганнибал наклоняет голову.       — Тебе не чужд стресс, Уилл.       Уилл выглядит так, словно хочет исчезнуть в эту же минуту.       — Я… ощущаю сильную тревогу по ночам. Дома слишком тихо. Ощущение, что он вовсе пустой.       Он кивает сам себе, обдумывая сказанные слова. Ганнибал не ожидал, что проблема заключалась в этом. Тем не менее чувствует себя готовым к оказанию помощи.       — Он не пустой. Ты не один.       Уилл проводит по лицу рукой, потирая глаза, и жалобно стонет.       — Я знаю это. Днем убедиться в этом проще.       — Днем ты в состоянии погрузиться в сон, в то время как ночью такая возможность ускользает от тебя.       Уилл снова кивает. Он вздыхает, хмурясь в темноту.       — Это помогает, — повторяет он.       Ганнибал прислоняется спиной к стене.       — Кажется, чаще всего ты спишь, когда я готовлю ужин.       — Ты заметил? — спрашивает Уилл, хотя и не особо этому удивлен. — Аромат приземляет. И звук. Твои ножи стучат о разделочную доску, что-то ароматное и причудливое шипит на плите.       Он хмурится, а когда продолжает, голос звучит почти на грани слез:       — Это дает мне знать, что ты рядом. Даже когда я с закрытыми глазами.       Сердце Ганнибала пропускает пару ударов. Конечно, он должен был понять признаки раньше. Беспокойство, большее, чем обычно. Бессонница. Нежелание выходить из дома без Ганнибала. Технически это не диагностируемый случай, если симптомы не сохраняются на протяжении шести месяцев и больше, но Ганнибал сталкивался с этим и раньше.       Милый, милый Уилл.       — Тебе стоило сказать об этом раньше, — мягко говорит Ганнибал. — Я не мог и предположить, что мое отсутствие причиняет тебе страдания. На самом деле, я думал совсем наоборот.       Уилл смотрит на него. Глаза широко раскрыты и кажутся слегка дикими от недосыпа.       — Ты думал, я не нуждался в твоей компании?       — Да. Хотел обеспечить тебя свободой. Но я был бы рад изменить свое поведение, чтобы оно отразило обратное, если ты этого хочешь.       В глазах Уилла мерцает надежда, тоска. Это заставляет сердце Ганнибала замереть вновь.       — Я… Я думаю, это помогло бы, — осторожно говорит он.       Ганнибал наблюдает за Уиллом. Он слегка встревожен разговором, нервничает и выглядит так, будто готов сорваться в любой момент.       Решившись, Ганнибал поднимается и протягивает Уиллу руку. Он берется за нее, и Ганнибал не упускает из виду, как смягчается его лицо в момент соприкосновения.       — Никогда не думай, что должен страдать молча, Уилл. Я готов помочь тебе, в чем бы ты ни нуждался.       Уилл мягко ему улыбается, вставая и слегка покачиваясь из-за крови, поступающей в голову.       — Хорошо. Спасибо.       Ганнибал улыбается в ответ.       — Пойдем, тебе нужно отдохнуть.       Уилл остается на месте, когда Ганнибал тянет его за руку в сторону спальни. Он нервно сглатывает.       — Я… Ты не должен…       — Уилл, — прерывает он. — Если мое присутствие успокаивает тебя, то пусть так оно и будет, — Ганнибал делает паузу, бросая взгляд на их соединенные руки. — Я не только готов, но и счастлив предоставить себя в твое распоряжение. Приляг со мной, пожалуйста.       Уилл в замешательстве хмурит брови, и даже в темноте Ганнибал замечает, что мягкий румянец ползет по его щекам.       — Я очень волновался за тебя, — объясняет Ганнибал. — Это пойдет на пользу нам обоим.       Уилл облегченно выдыхает, румянец становится ярче.       — Это не столь важно. Тебе не обязательно беспокоиться, — говорит он, но все равно следует за Ганнибалом в спальню.       Уилл колеблется, стоя возле кровати, вздрагивая и волнуясь. Ганнибал ложится с одной стороны, поворачиваясь лицом к центру матраса. Он выглядит так прекрасно под покровом ночи. Окутанный тенью, словно чудовище, готовое нанести удар.       — Все в порядке, Уилл, — мягко подбадривает он.       Уилл медленно садится на другую сторону кровати, удобнее укладывает подушки и устраивается под одеялом. Ганнибал вдыхает, ощущая знакомые нотки кедра и морской соли, которые смешиваются с нервным возбуждением и нескрываемым облегчением, когда Уилл свыкается с ситуацией.       Он ложится на бок, лицом к Ганнибалу. Темные кудри рассыпаются по наволочке, щека прижимается к подушке. Уилл хмурится, задумавшись о чем-то своем. Его глаза расширены в темноте, сонный блеск покрывает их, когда веки уже тяжелеют. Уилл глубоко вздыхает, его грудь поднимается и опускается под серой футболкой.       Ганнибал чувствует зарождающуюся боль в груди. Уилл всегда такой прекрасный, но теперь совсем другой — уязвимый, ранимый, хрупкий. Они и раньше спали в одной постели, пока лечились от травм после падения. Но это, несомненно, другое. Это нельзя так просто объяснить. Близость ощутима; она принуждает к тоске по прикосновениям к человеку рядом с ним. Ганнибал вспоминает, как после кошмара Уилл позволил ему гладить свои волосы. Интересно, разрешил бы сейчас?       Моргания становятся все медленнее и продолжительнее. Уилл уже дремлет, и присутствие Ганнибала успокаивает, он поддается его влиянию. Ганнибал улыбается про себя, восхищаясь очаровательным, удивительным человеком рядом с собой.       — Ты уверен в этом? — спрашивает Уилл едва разборчиво.       — Да, Уилл. Отдыхай.       Он слегка кивает, еще глубже зарываясь в подушку. Ганнибал мог бы смотреть на это каждую ночь до конца своих дней.       —…спасибо…       Ганнибал закрывает глаза, вдыхает запах Уилла и растворяется в нежных простынях.       — Не за что.       В ответ Уилл медленно и ровно выдыхает. Наконец-то спит. И Ганнибал намерен сделать все, чтобы он отдохнул столько, сколько это вообще возможно для человека.       Ганнибал просыпается только спустя два часа, испугавшись внезапного шума. Сначала он не уверен, было ли это частью сна или нет, но затем Уилл издает еще один тихий всхлип.       Ганнибал смотрит на него: веки тяжелеют от нежелания просыпаться, на лице Уилла отражается страдание, он еще глубже зарывается в одеяло, с губ срывается жалобный стон.       Сердце разрывается на мелкие кусочки; так не хочется будить Уилла, но рано или поздно он все равно проснется сам. Бедняжка. Он заслужил ночь полноценного отдыха.       — Уилл, — шепчет Ганнибал. — Уилл, тебе снова снится кошмар.       Он протягивает руку медленно и нежно и кладет ее на плечо Уилла, намереваясь подтолкнуть к пробуждению.       Уилл вздыхает с таким облегчением, что у Ганнибала болезненно щемит в груди. Уилл неуклюже хватает руку Ганнибала со своего плеча, притягивая ее к груди. Он кладет руки вокруг нее, обнимая его предплечье, и тихо вздыхает, снова расслабляясь.       Воздух застревает поперек горла Ганнибала, образовавшийся ком душит. Он чувствует, как на глазах наворачиваются слезы. Ему больно видеть дорогого ему человека таким расстроенным; и проведя столько лет в тоске по Уиллу Грэму, Ганнибал не может сдержать слез. Он старается не стать причиной пробуждения. Но все же не может удержаться.       Ганнибал придвигается чуть ближе, перекладывая свою руку так, чтобы Уиллу было удобнее держать ее у груди. Мужчина удовлетворенно вздыхает; по его щекам текут беззвучные слезы. Ганнибал слегка приподнимается, чтобы поцеловать Уилла в лоб, и тот, к счастью, не шевелится.       Ганнибал просыпается уже поздним утром, Уилл все еще крепко спит. Он некоторое время наблюдает за ним, лежащим лицом в подушку со сбитыми в ногах простынями. Ганнибал любуется тем, как его дикие волосы сквозь занавески ловят солнечный свет, и, наконец, поднимается, чтобы приготовить завтрак — поздний завтрак на тот час.       Порция Уилла начинает остывать к тому времени, когда он пробирается по коридору. Теперь он выглядит более похожим на самого себя, чем когда-либо. По пути на кухню он заглядывает в гостиную, встречаясь со взглядом Ганнибала, расположившегося в кресле за чтением книги.       — Доброе утро, — зевает он.       — Доброе утро, Уилл. Полагаю, сегодня ты спал хорошо.       — Как гребаный камень, — говорит он. — Спасибо.       Ганнибал улыбается, глядя на страницы.       — Рад слышать, что тебе лучше. Можешь присоединиться ко мне снова, если захочешь.       Уилл на мгновение ошеломленно замолкает.       — Спасибо, — снова говорит тот и идет на кухню.       Через несколько минут он возвращается в комнату с тарелкой и кружкой кофе, очевидно, решив не завтракать за столом в одиночестве. Ганнибал закрывает книгу.       — Ты знаком с концепцией «тревога разлуки», Уилл?       Он смотрит в тарелку на своих коленях.       — Да, — говорит он. — С собаками. Они крушат дом, когда их хозяева уходят.       — Это довольно часто встречается и у людей, — отвечает Ганнибал, стараясь затронуть тему как можно деликатнее. — Большинство детей в тот или иной момент испытывают тревогу от разлуки с родителями.       Уилл убирает вилку, отодвигает тарелку с едва тронутой едой в сторону и откидывается на спинку дивана. Он вздыхает, глядя в окно, чтобы избежать взгляда Ганнибала.       — Это естественно для детей — чувствовать себя в безопасности рядом со своими опекунами. Это инстинкт выживания. Он не позволяет им заблудиться или быть съеденными. Не редкость, когда у взрослых развивается «тревога разлуки», особенно после травмирующих событий.       Уилл прикусывает внутреннюю часть щек.       — Давай поговорим о чем-нибудь другом, — говорит он.       — Здесь нечего стыдиться, Уилл. Я просто пытаюсь помочь тебе. Я был когда-то твоим психотерапевтом, ты помнишь.       — Мне не нужна помощь.       Ганнибал приподнимает бровь. Уилл иногда бывает таким трудным.       — Правда? Тогда ты не будешь возражать, если сегодня я поеду в город?       Уилл возвращает взгляд на Ганнибала. Он старается выглядеть непоколебимым, но все сказано в его глазах.       —…хорошо. Поезжай.       Ганнибал почти закатывает глаза.       — Уилл, я не смогу помочь тебе почувствовать себя лучше, пока ты не позволишь мне.       — Я в порядке. Мне просто нужно было помочь заснуть, вот и все. Поезжай куда хочешь.       Ганнибал задерживает на себе взгляд Уилла на мгновение. Уилл пытается бросить ему вызов, но для этого он слишком напуган. Ганнибал же, больше не способный напирать на Уилла, сдается.       — Я не оставлю тебя одного, Уилл. Я бы не оставил в таком состоянии.       Уилл сглатывает, глядя на свои руки.       —…мне просто нужно, чтобы ты был рядом. Я не знаю. Я не могу думать иначе.       В груди Ганнибала предательски защемило. Милый мальчик.       — Когда ты впервые заметил, что в одиночестве чувствуешь себя подавленным?       Уилл вздыхает, проводит рукой по волосам.       — Все в порядке, — тихо подбадривает Ганнибал. — Поговори со мной.       Он пожимает плечами.       — В какой-то момент, когда мы лечили раны после падения, полагаю. Но я думал, что это пройдет. Думал, что это просто потому, что все еще так свежо, понимаешь? Но каждый раз, когда ты пропадал из виду, у меня появлялся этот… этот страх. Я боялся, что ты не вернешься. И это никогда не проходило.       Ганнибал наклоняет голову, смотрит, как Уилл нервно ерзает на диване.       — Чего именно ты боишься?       Уилл хмурится, скрещивает руки на груди — защищается.       — Нам обязательно разбираться с этой частью?       — Боюсь, что да.       — Это не может иметь такого большого значения.       — Уверяю, что это имеет значение. Ты беспокоишься, что мне причинят вред, прежде чем я смогу вернуться? Или что я покину тебя по собственной воле?       Уилл опускает лицо в руки. Раздается тяжелый вздох. Ганнибал пересаживается на диван, устраивается рядом с ним и кладет руку на центр спины Уилла.       — Мне страшно, что тебя здесь никогда не было, — шепчет он.       — Понимаю.       Уилл горько смеется.       — Это так глупо. Совершенно иррационально. Я имею в виду, что это же твой дом. Я бы даже не был здесь, если бы не ты. И я это понимаю. Логично, что я могу оглядеться и увидеть, что вокруг меня есть свидетельства о твоем присутствии.       — Подобные страхи редко подчиняются логике, — говорит Ганнибал.       После этого Уилл надолго замолкает. Он пытается контролировать затрудненное дыхание, и Ганнибал поглаживает его по спине, время от времени произнося тихое: «Все в порядке». Пальцы Уилла сжимаются в кулаки, он тревожно дергает себя за волосы. Когда он наконец говорит, его голос кажется густым от наворачивающихся слез:       — Я пытался держаться, Ганнибал.       Ганнибал хмурится.       — Что ты имеешь в виду?       — Ту ночь. На утесе. Я так старался удержаться. Как только мы… упали, я понял, что потерять тебя стало бы началом бессмысленного существования. Поэтому я старался добиться того, что мы либо живем вместе, либо умираем вместе. Я изо всех сил старался держаться. Следующее, что я понял, — это то, что потерял сознание.       — Уилл…       — И каждый раз, — голос содрогается. — Каждый раз, когда я моргаю, мне кажется, что вот-вот я очнусь в Балтиморской больнице, или в тюрьме, или в психушке. И пойму, что все это было просто галлюцинацией. Чем-то, что моя голова создала в качестве защитного механизма, потому что той ночью я выжил, но выжил один.       Ганнибал чувствует, как от слов раздирает сердце. Он так боялся, что Уилл оскорблен шансом возвращения к жизни. Но все это время он ею дорожил. И боялся потерять. Уилл делает резкий вдох, почти задыхается, еле держа себя в руках. Ганнибал чувствует острую потребность защитить его.       — Иди сюда.       Уилл на мгновение замирает, прежде чем рухнуть на бок и устроиться на коленях мужчины. Ганнибал прижимает его к себе, обхватывает руками.       — Я помогу тебе, Уилл, — говорит он, поглаживая волосы Уилла. Тот слабо всхлипывает от нежности. — Мы с тобой вместе преодолеем все твои страхи. Лечение «тревоги разлуки» — вполне в моей компетенции. С тобой все будет в порядке.       Уилл фыркает, пряча лицо у груди Ганнибала.       — Ты уверен в этом?       — Конечно. Терпение, время — и ты в полном порядке. А до тех пор я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе справиться с этим.       Уилл усмехается.       — Так глупо. До этого мы три года не имели никаких контактов, я должен был привыкнуть к этому.       Ганнибал обдумывает сказанные слова.       — Честно говоря, это может быть одним из факторов. Я не удивлюсь, если изоляция, которую мы оба пережили, стала причиной скрытых от нас проблем.       — И как нам с этим бороться? Каков план?       Ганнибал отпускает руку, чтобы обхватить Уилла за талию и прижать к себе. Ему приходит в голову, что в таком положении Уилл должен ощущать биение его сердца.       — Мой текущий план включает в себя постоянную поддержку и постепенную терапию воздействия.       — Ты хочешь начать оставлять меня в одиночестве?       — На некоторое время. С пониманием того, что я вернусь, если тебе станет совсем некомфортно.       Уилл кивает.       — На мой взгляд, твое физическое состояние сейчас более приоритетно. Как я уже говорил, ты не в том состоянии, чтобы я мог подвергать тебя стрессу. Сейчас мои ближайшие цели — помочь тебе почувствовать себя в безопасности и убедиться, что ты достаточно отдохнул. Терапия воздействия может и подождать, пока ты не будешь к ней готов.       Он чувствует, как Уилл расслабляется, растворяясь в его объятиях.       — Хорошо. Я доверяю тебе.       Ганнибал улыбается.       — Хорошо.       Они сидят так некоторое время, наслаждаясь близостью друг друга. Уилл снова говорит:       — Я знаю, что ты поцеловал меня прошлой ночью.       Ганнибал замирает.       — Ты был расстроен. Контакт успокаивает тебя.       Уилл отстраняется и устраивается так, чтобы они оказались лицом друг к другу.       — Ты уже установил контакт, — говорит он. — Я был честен с тобой. Честен больше, чем мне хотелось бы. Самое меньшее, что ты можешь сделать, — это вернуть мне должок.       Ганнибал смотрит на него, в его потрясающие голубые глаза и на слегка уловимую улыбку на губах. Он чувствует, как жар подступает к щекам.       — Я беспокоился о тебе, Уилл, — признается Ганнибал. — Я так хотел обеспечить тебя полноценным отдыхом. Увидев тебя в своей постели, наконец-то заснувшего… я почувствовал себя счастливым. Я не мог удержаться. Прости, если я…       Слова обрываются и тонут в тишине. Ганнибал замирает на мгновение, потрясенный и восторженный, когда Уилл нежно целует его. Он обмякает, поднимая руку, чтобы положить ладонь на челюсть Уилла. Когда они отстраняются, Ганнибал наклоняется и мягко касается губами лба Уилла; тот улыбается, глядя на него с теплой нежностью.       — Хочешь сегодня пойти со мной на пляж? — спрашивает Уилл.       Ганнибал усмехается, чувствуя себя намного лучше, чем всего за двадцать четыре часа до этого. Гораздо счастливее из-за того, что понимает нужды Уилла; у него есть план, есть возможность помочь и хоть какой-то шанс действовать. Он снова целует Уилла.       — Да, звучит очаровательно.