Cardigan

Vintage tee, brand new phone, Винтажная футболка, новый телефон, High heels on cobblestone, На высоких каблуках по булыжникам — When you are young they assume you know nothing. Когда ты молода, другие считают, что ничего-то ты не знаешь. Sequin smile, black lipstick, sensual politics, Блестки улыбки, чёрная помада, чувственное поведение — When you are young they assume you know nothing. Когда ты молода, другие считают, что ничего-то ты не знаешь. But I knew you dancing in your Levi's Но я знала тебя, танцующего пьяным в своих Drunk under the streetlights, «Ливайсах» в свете уличных фонарей, I knew you, hand under my sweatshirt Я чувствовала твою руку под своей толстовкой. Baby, kiss it better. Милый, целуй нежнее.

Блондинка закуривает очередную сигарету, роняя взгляд на девушку сидящую рядом. Большие оленьи глаза и розовые губы, которые ещё не потрескались от холодного осеннего холода. Которых ещё не касались порочные губы мальчиков, хотевших от неё только одного. Непослушные пальцы теребят старый кардиган, накинутый на её плечи, а легкий вздох вырывается также быстро, как мысли из головы Мэдисон вылетают. — Может, лучше пойдем назад? — взглядом Зои показала на Академию, а блондинка рядом лишь выпустила дым, будто не замечая этой реплики. Мысли улетают куда-то далеко. Куда-то, где ценность твоих суждений подвергается сомнению. Место, где все считают тебя глупой фарфоровой куклой. Место, куда никто не может проникнуть. Место, куда даже не пытаются проникнуть… Тепло на плечах отрывает её от этих размышлений, заставляя взирать на поднявшуюся, на ноги Бенсон. Кардиган, пропахший успокаивающей лавандой и кофе, от запаха которого она просыпалась каждое утро. Приторного запаха латте, который она так не любила, но все равно отпивала из кружки Зои, нарочито медленно смотря в глаза другой девушки. Теплая ткань приятно согревает в этот осенний вечер, а маленькая лампочка, освещает две их фигуры. Бенсон так и не тронулась с места, лишь стоит и улыбается, а Монтгомери на удивление не хочет видеть, как та уходит. — Я принесу нам горячий шоколад, — ещё один напиток, который для неё слишком сладок, но уже начал ассоциироваться с чем-то приятным. Ведь каждый раз, когда она его пила, рядом была Зои и старый кардиган, который она так и не решалась выбросить. — Конечно, Сабрина, — она слегка смеется, ловя краем уха чистый смех Зои от этого глупого прозвища, которое она дала той в их первую встречу. Дверь сзади неё слегка скрипит, а ночные сверчки устраивают свои мини-концерты, побуждая её проникаться этой теплой атмосферой. Ад всегда преследовал её, и это не зависело, было ли это в прямом или переносном значении. Семья, в которой она росла, даже не думала о ней. Все те, кого она любила, не думали о ней. Но по итогу она пришла к тому, что стоит на крыльце Академии, в которой получила то, о чем и мечтать, не смела. Корделия, словно мать, убаюкивающая и дарящая безопасность. Мэллори и Коко, насколько надоедливыми они не были, всегда будут для неё сестрами, которых она будет поддерживать, ловя на себе теплый взгляд Бенсон. Мисти, какие бы терки у них не были, вечно будет тем лучиком, который будет включать рано утром Стиви Никс, не смотря на жалобы Монтгомери. А Зои будет тем человеком, который будет любить ее, несмотря на все то, что та ей говорит, потом себя виня. — Прошу, миледи, — вновь рядом Бенсон, чтобы поднять ей настроение и увидеть все то, что Мэдисон так тщательно скрывает. — Мысли об аде? — вопрос всплывает также неожиданно, как лицо блондинки искажается в удивление, а после и вовсе в проигрышном состоянии опускается вниз. Взгляд направлен на зефир, утопающий в жидкости, пропахшей наивкуснейшим шоколадом, который она когда-либо пробовала. Губы сложились в прямую линию, пытаясь утаить правду под давно приклеенной к лицу маской. Разговор начинается с подначки Зои, а Мэдисон лишь раскрывается под мягкими руками. Слезы текут по фарфоровому личику, а слегка загорелые руки вытирают их, впиваясь губами в каждую её слезинку. Через пару минут смех Монтгомери разносится по крыльцу, на котором они сидят, а следом ему вторит и смешок Бенсон, отпивающей напиток и с искоркой, в глазах смотрящей на свою девушку. Воспоминания об Апокалипсисе и аде будут преследовать её постоянно, только вот эти воспоминания меркнут, стоит теплым рукам прикоснуться к её холодной коже, а теплым словам вылететь из уст Зои. Теперь все это лишь кошмар, который, как она надеется, никогда её не посетит вновь.

To kiss in cars, in downtown bars Целоваться в машинах и в барах в центре Was all I needed, Было всем, что мне нужно, You drew stars around my scars Ты обвёл мои старые раны звёздами, But now I'm bleeding. Но теперь я страдаю. 'Cause I knew you Ведь я знала тебя, Stepping on the last train, Входящего в последний поезд, Marked me like bloodstain, I– Пачкающего меня словно капля крови, я… I knew you Я знала, что ты Tried to change the ending, Пытался изменить концовку: Peter losing Wendy, I– Питер теряет Венди, я… I knew you Я знала тебя, Leaving like a father, running like water, right. Уходящего, как отец, убегающего, как вода, да. When you are young they assume you know nothing. Когда ты молода, другие считают, что ничего-то ты не знаешь. But I knew you'd linger like a tattoo you kissed, Но я знала, что ты останешься, как татуировка, которую ты целовал, I knew you'd haunt over my war days, Я знала, что ты будешь являться в дни моей войны, The smell of smoke would hang around this long, И запах дыма провисит так долго, 'Cause I knew everything when I was young. Ведь я знала всё, когда была молодой. I knew I cursed you for the longest time, Я знала, что проклинала тебя дольше других, Chasing shadows in the grocery line, Бежала за тенями в очередях за продуктами, I knew you'd miss me once the thrill expired, Я знала, что ты будешь скучать по мне, когда трепет подугаснет, And you'd be standing in my front porch lock, И что ты будешь стоять у меня на крыльце, And you'd come back to me, И ты вернёшься ко мне.

В прошлой жизни все было так сложно, что память старается обелить эти воспоминания, оставить только хорошее, только вот люди вокруг неё не позволяют этого сделать, напоминая о главном провале в этой жизни. А почему только в этой? Просто в этот раз все несколько сложнее… В этот раз она не слышит упрека Зои, поднося сигарету к губам, не видит взгляд оленьих глаз, умоляющих её перестать губить себя. В голове лишь тело, лежащее на белом полу, пропахшем хлоркой с дыркой в голове. Мертвенно бледное полотно перед глазами, без каких либо эмоций. А после и гладь воды, как только заклинание проходит окончательно, оставляя после себя горькое послевкусие. Щека все ещё болит от хлесткой пощечины Корделии, а сердце разбито вдребезги. Град воспоминаний, холодный воздух, пробирающий до мурашек и плач Корделии в хижине болотной ведьмы. Обида и сожаления, сменяются гневом, готовым выплеснуться через край. Будь Зои здесь, она сказала её не винить себя… Только вот Зои мертва, а значит её праведный гнев найдет свою дорогу, выплеснется на виновника торжества, а дальше… Будь, что будет. Именно этим руководствуется Мэдисон, стреляя в Антихриста из руки её матери-робота. Перед глазами пелена слез, а в дымке воспоминаний мелькает тело Зои. Все равно, что будет дальше. В любом случае хуже уже не будет. Смерть, ад и возвращение — вечный круг её мучений. Только в этот раз она видит Зои не такую злую, будто она все помнила, либо ей так казалось. Теплые объятия и запах лаванды, успокаивающей Монтгомери. — Я скучала, — шепчет Зои тихо, так чтобы никто больше не услышал. Мэдисон прячет улыбку в волосах Бенсон, надеясь, что другие не увидят. — Я больше, — шепот в ответ, и легкий смешок Бенсон, которая оторвалась от неё, теперь с мягкостью смотря на Монтгомери. Им многое предстоит обсудить, и многое поменять в своих отношениях.

And when I felt like I was an old cardigan И когда мне стало казаться, что я старый кардиган Under someone's bed, У кого-то под кроватью, You put me on and said I was your favorite. Ты надел меня и назвал своей любимой.

— Ты, правда, скучала по мне? — спрашивает Мэдисон, будто не верит словам сказанным год назад. На самом деле это казалось каким-то чудесным сном, после всего, что произошло. — Не представляешь насколько, — теплые руки Зои обхватывают холодные ладони другой девушки, будто передавая все тепло, которое могла отдать. Она всегда так делала. Отдавала все тем, кто того не заслуживал. — С чего это вдруг не заслуживаешь? — вопрос, который выбил из колеи Мэдисон, заставив пронзить Бенсон недовольным взглядом. — Не проникай в мои мысли, — предупредила Монтгомери, сжимая руки Зои, будто пытаясь ту отогреть, несмотря на мертвецки-холодные конечности. — Хорошо, мисс «я такая ледяная сука», которая ничего не чувствует, — съязвила Зои, услышав смех Мэдисон. — А по ночам сжимаешь меня в объятиях как плющевого мишку, — Бенсон тоже улыбалась, и казалось, что лицо треснет от улыбки. — Ты заплатишь за это, — в шутливо-грозной манере произнесла Мэдисон со смехом, прежде чем по сильнее закутаться в плед. Тишина сопровождала эту ночь, а сверчки играли свою спокойную мелодию, пока они сидели облокотившись друг на друга. — Я знаю, что такое любовь, благодаря тебе, — проговорила тихо блондинка, лишь бы не спугнуть атмосферу, окружившую их. — Не знала, что ты романтичная натура, — Зои с любовь поглядывала на другую девушку. — Вечность — это долгий срок, но я бы не возражала провести его рядом с тобой, — прошептала Бенсон, соединяя их губы в нежном поцелуе, стараясь запомнить этот осенний вечер на долгое время. Улыбки на их лицах и легкий смех под звуки сверчков — впервые за долгое время они могут не думать об опасности маячащей за углом, а значит все не так уж и плохо…