О драконах и людях

      Наследный принц Штормграда боялся драконов.       Они окружали его с самого детства: на гобеленах в коридорах, в книжках с картинками, в рассказах тёти, которая сходила по ним с ума, и в бормотании дяди, который не особо распространялся в том, что поддерживал её. В тронном зале, где раззявленные каменные пасти красовались через каждые несколько метров. На закатных стягах фамильного герба. Даже в его комнате: они обвивали столбики кровати, прятались на мягком гобелене, закрывающем ледяную стену, в которую постоянно дуло с моря, и змеились по свиткам, которые ему следовало изучить до того, как учителя пожалуются деду.       Король Штормграда сидел на троне уже так давно, что никто не помнил, чтобы когда-то было иначе. Ему было уже далеко за шестьдесят, но выглядел и двигался он так, что многие подозревали: в жилах семьи Престор текла пусть разбавленная, но бессмертная кровь. Даваал правил тяжёлой рукой, закованной в когтистую железную перчатку — неудивительно, что все его дети старались сбежать от него как можно дальше. Некоторым удалось сбежать от него и короны на веки вечные — среди них и матери Рафиона, которую тот совсем не помнил.       Катрана и Виктор, его тётя и дядя, почти о ней не говорили. Зато с удовольствием утаскивали племянника с собой в Стальгорн, где в коллекции ордена археологии хранился один из самых массивных драконьих черепов, известных учёному миру: больше его пустого взгляда Рафион боялся только темных вод озера, мимо которого они проносились по пути в дворфийские земли. Там, в синих глубинах, ему виделись извивающиеся тени, и он сжимал пальцы на бордовых юбках тети, делая вид, что его это совсем не тревожит. Королевская семья Штормграда, не должна была проявлять слабости. Дракон был их символом не просто так.       Принц Штормграда боялся драконов. И ничто не могло подготовить его к тому, что один из них спасёт ему жизнь.       Рафион никогда прежде не встречал драконов — ни лицом к лицу, ни лицом к огромной огнедышащей морде. Тётя Катрана пугала его рассказами об ордене убийц, которые носили чёрную чешую — не специально, а потому что в самом деле ими восхищалась. Да и какой мальчишка не любит разговоров о битвах и воинах? Уж точно не наследник трона. Дядя Виктор пропадал далеко на юго-востоке, где драконами кишело кишмя, и всякий раз возвращался с новым набором шрамов, — Рафион отводил взгляд, а отец приветствовал его одобрительным кивком. На большее его не хватало.       Когда на Штормград обрушилась буря Смертокрыла, он был далеко оттуда, но видел разрушения, слышал шепотки на улицах и иногда просыпался от кошмаров, полных огня и дыма. (Он видел их и прежде, но никогда не предавал им значения. Его кошмары всегда были полны пламени),       Андуин был совсем не таким, какими Рафион представлял драконов.       То есть, конечно, Рафион знал, что большая часть драконов не были кровожадными чудовищами. Он слышал об Аспектах от придворных магов, читал о них в книгах... но страха это не убавляло. Потому что некоторые драконы были чудовищами. Чешуйчатыми, огнедышащими, когтистыми, клыкастыми и огромными, как сама жизнь...       Андуин был... невыносимым. Не таким невыносимым, как учитель Рафиона, который постоянно бил его по рукам, стоило ему неправильно схватиться за рукоять меча. И не таким невыносимым как сам Рафион: его подростковые годы ударили по всей крепости. Андуин был... он поддевал Рафа за то, что тот постоянно ожидал появления шпионов деда, но в то же время первым замечал закатные штормградские стяги и утаскивал всех с дороги. Он вправил Правой плечо, когда им пришлось удирать подальше от Храма, и успокаивал Левую, когда та впервые наткнулась на Ша. Он делился дурацкими шутками, которые нахватал по дорогам Пандарии и от которых Раф постоянно закатывал глаза, но и он же молча сидел рядом с принцем, когда тот просыпался от кошмаров. Он поддерживал огонь по ночам и делал сомнительные комплименты, беспокоился об этой земле больше, чем о самом себе, и всегда выслушивал до конца, чтобы протянуть своё странное, многозначительное «хммм».       ...когда Андуин впервые распахнул перед ним свои переливчатые крылья и забил длинным хвостом, Раф думал совсем не о чудовищах. Не об огне, пожирающем штормградские деревья, не о снах, полных пепла, не о дыме, заполняющем лёгкие.       Дракон перед ним бился в агонии: меж клыков пенилась кровь, когти оставляли на каменном полу царапины, одно из крыльев сминалось, упираясь в колонну, а второе... второе исчезало под слоем нефрита. И Рафион уже видел такое прежде: на поляне, уставленной нефритовыми статуями, которые были когда-то живыми. Дышали, мечтали и надеялись на лучшее. Он видел, как драгоценный камень вгрызался в плоть, подобно паразиту: нефриту было всё равно, что перед ним, чешуя, кожа или мех.       Там, у логова нефритовой ведьмы, Андуин появился перед ним, словно по волшебству, и потом они удирали, не оглядываясь, и вслед им летели проклятия обезумевшей вдовы, которая собирала свою леденящую душу коллекцию. Если бы не Андуин, наследный принц Штормграда бы её пополнил. Неужели тогда... но это ведь было давно. Они прошли половину континента, от врат Храма Юй Лун, которые так и не распахнулись перед ними, до побережья джунглей и до самого их сердца, отравленного Ша. Столько дней. Столько шагов. И Андуин ничего не сказал. Конечно, Левая и Правая говорили, что что-то с ним не так, но он и подумать не мог... как же...       — Держи его, — раздалось тогда прямо в голове у Рафа, и ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, кому принадлежит этот чистый, спокойный голос. Чи-Цзи не нужно было открывать клюв, не нужно было даже ловить его растерянный взгляд, чтобы убедиться: к небожителю стоит прислушаться.       Рафион мог быть принцем, внуком величайшего штормградского короля и самой большой занозой в жизни всех своих достопочтимых родственников, но он почувствовал себя бесполезным и безымянным. Андуин был драконом. Андуин умирал. И Рафион должен был удержать всё это буйство когтей, и яркости, и крови.       Он плохо помнил те растянувшиеся во времени мгновения, но ясно видел линию, отделявшую нефрит от переливающейся чешуи. Будь драконий облик Андуина побольше, ничто бы не смогло его удержать. Рафион и сам не до конца понимал, как это удалось ему. Тогда он не думал, что Чи-Цзи мог позвать стражей-пандаренов, которые были куда больше человека и наверняка бы справились с драконом быстрее. Не думал, что у Чи-Цзи были другие причины. Тогда он вообще не думал.       Теперь Андуин не прятался под личиной человека — по крайней мере, больше, чем раньше. Он не скрывал синеву и солнечный свет в своём взгляде, и заострённые кончики ушей теперь чуть выглядывали из-под коротких прядей его причёски, и чешуйки проблёскивали над скулами, на запястьях и на шее. Смех его смешивался с искрами и дымом. Только змеящийся шрам, оставшийся от правого крыла, постоянно скрывала одежда.       — Для горячих источников они что-то не слишком горячие.       Рафион замер на пороге, скрестив на груди руки: в полутьме таверны глаза Андуина казались упрямыми углями, не желающими потухать. Он полулежал на одном из кресел: в последнее время дракон быстро уставал, и Рафион старался не думать, почему. Андуин приподнял голову, и Раф фыркнул: золотистые пряди успели помяться, и выглядел он... почти трогательно.       — Ты поднял меня ради того, чтобы пожаловаться на обслуживание?       Раф цокнул языком.       — Я поднял тебя, потому что ты легко можешь исправить это досадное недоразумение.       Андуин сдвинул брови.       — У Правой опять ноет плечо.       Эта простая фраза подействовала на Андуина, как заклинание: он сполз с кресла и уверенно прошёл мимо Рафа на улицу, где за таверной притаилась купальня. Вечерний горный воздух освежал — мягко говоря, — и Раф поёжился. Он уже понимал, что Андуин сопротивлялся для вида и вышел бы из таверны в любом случае, но Рафион соблюдал ритуалы. С ними потеряться в хитросплетениях человеческих отношений было сложнее — даже если отношения были не только человеческими.       Он последовал за драконом и успел заметить, как тот скривился, когда приседал перед окружённым камнями источником. Правая рука всё ещё неважно его слушалась. Правое крыло... о крыле Рафион старался не думать. В Храме Чи-Цзи Андуину пришлось провести довольно долгое время в своём настоящем облике, и Рафион почти привык к нему. Но к тому, что Андуин никогда не поднимется в воздух... как привыкнуть к этому?       Андуин поводил плечами и опёрся здоровой рукой на край искусственного прудика: глаза его засияли ярче, чешуя встопорщилась, покрыла всю ладонь и побежала выше, под когтями засияли в земле трещины... от воды пошёл пар. Рафиону стало теплее от одного его вида.       Он скинул кафтан на ближайший заборик — сентиментальных чувств он к нему не питал и надеялся разжиться чем-то более удобным утром, у подозрительного вида пандаренки в углу — и опустился по правую сторону от Андуина. Глаза его были почти закрыты: сквозь ресницы проливался на мелкие чешуйки и кожу свет, и Рафион затаил дыхание.       В детстве драконы казались ему порождениями хаоса и разрушения, злодеями из сказок, и никакие трактаты об Аспектах не могли этого изменить. Одна только мысль о драконе, который был больше собора на центральной площади, заставляла его стискивать зубы и сжимать кулаки. Здесь же, на скрытой туманами земле, он успел встретить летающих змеев, которые были не так уж и далеки от драконов, и дракона из Чёрной Стаи, о которых шёпотом говорил не только сам Раф. Об этом легко было забыть: чешуя Андуина отражала свет и переливалась радужными разводами побежалости, тьму в ней было отыскать так же сложно, как его пропавшую где-то в Пандарии тётку.* И всё же...       Андуин выдохнул, и чешуя на его руке скрылась под светлой кожей. Изо рта вместе с воздухом вырвались струйки дыма, и Рафион подумал, каково было бы его вдохнуть. Каковы на вкус драконьи искры? Обжигает ли рокочущее в горле пламя?       — Раф?       Рафион вскинулся — Андуин успел открыть глаза и повернуть голову и теперь смотрел на него со смесью удивления и... чего-то ещё.       — «Большое спасибо, мой принц». «Я ведь говорил, не нужно меня так называть, у драконов нет королей. Технически.» «Но это ведь так забавно», — изобразил Андуин весь их разговор и ухмыльнулся.       Рафион обычно не скупился на ответы, но сейчас он мог думать только о том, как пылает пламя под длинным шрамом на спине у Андуина. Как он не оставил его в Львином гарнизоне на милость деда после всех бед, которые Рафион ему причинил. Как поблагодарил за помощь Чи-Цзи и всему его Храму, как продолжал идти рядом и отгонял кошмары своим присутствием, как не засмеялся, когда услышал наивные мечты о прекращении войны, как улыбался тому, из-за которого больше никогда не взлетит...       Он чуть подался вперёд, не удержался на камнях и ухнул в благословенно горячую воду. Андуин успел закрыться рукавом и теперь прятал за ним и рвущийся наружу смех.       — Большое спасибо, мой принц, — пробурчал Рафион.       — Долго не сиди, не то превратишься в чернослив, — Андуин поднялся — снова чуть скривившись, когда опирался на правую руку.       Рафион не успел задать вопрос.       — Позову Правую. Ноющее плечо — это не дело, — объяснил Андуин и скрылся в таверне.       Рафион шумно вздохнул и погрузился в воду. Хотя сейчас ему не помешало бы искупаться в горной речке. Очень холодной горной речке.       — Приплыли, Вашество, — фыркнуло из темноты, и Раф дёрнулся и еле удержался, чтобы не поскользнуться и не ухнуть в воду с головой.       Для дамы её комплекции Левая обладала поразительным умением растворяться в тенях: Раф заметил её только потому, что она шевельнулась и сделала шаг к свету.       — Кто бы говорил, — отпарировал Рафион, понадеявшись, что потемневшие щёки можно было объяснить тем, что теперь источник не стыдно было назвать горячим.       Орчиха хмыкнула и направилась куда-то в обход здания — расслабляться она не умела. Наверняка обойдёт всю округу несколько раз, прежде чем даже подумает о том, чтобы поспать. Для той, кто не нанималась в его телохранительницы Левая вела себя чересчур профессионально. Правой стоило бы поучиться.       — Я, в отличие от некоторых, хотя бы не молчу, — бросила она через плечо и снова скрылась в тенях.       Наследный принц Штормграда боялся драконов — их когтей и клыков, их злобы, и того, что вся его семья так или иначе давно превратилась в таких вот драконов. Не в буквальном смысле. Но он сомневался, что смог бы ради них сделать то, что делал ради своей Стаи Андуин.       Больше всего принцу Штормграда стоило опасаться драконьей доброты, и пронизывающего драконьего взгляда, и того зверя, который расправлял свои огненные кольца в нём самом. Оставалось надеяться, что Рафион не будет слишком долго его сдерживать. _________________________________ *речь об Алекстразе, она канонично в Храме Юй Лун была после Катаклизма.