Not a clue.

— Они просто чертовски раздражающие идиоты, — вздыхает Шэрон и подливает себе ещё вина. Она больше любит виски, но Земо настоял на том, чтобы она попробовала этот сорт. Это «Шато Лафит Ротшильд» 1966 года — довольно скромное для него, что заинтриговало Шэрон. Всё же она обнаружила, что ей нравится вкус, даже если это не то, что она обычно предпочитает. — В конце концов, они обязательно всё поймут, — отвечает он, пытаясь успокоить ее. Но Земо даже не пытается звучать убедительно, похоже, в данный момент он так же ошеломлен ситуацией, как и она. Это далеко не первый их разговор — чем больше времени Шэрон проводит с Сэмом и Баки, тем всё чаще и чаще их разговоры с Земо сводятся к обсуждению этих двух. На данный момент это тревожно-объёмное количество, если кто-то удосужится спросить. Все начиналось так: Сэм периодически спрашивал ее мнение по поводу их с Баки дел, вероятно, из-за ошибочного чувства вины за то, что он не проверял её во время их нахождения в бегах. Ну, может быть, не совсем ошибочного. Ладно, она оценила этот жест, правда. И на этом всё могло бы и закончиться, если бы только это не переросло в некую «компенсацию» за ее помощь. Шэрон внезапно стали включать во все дела, которые так или иначе, как она думала, имели значение для Сэма. Кофе, ужин, случайная утренняя пробежка, после которой она несколько дней не могла успокоиться, даже незабываемые выходные в доме Уилсонов, где она чувствовала себя более непринужденно, чем когда-либо за последние годы. В какой-то момент к ней пришло осознание того, что она — друг Сэма. Причем настоящий. Он не просто старается быть с ней вежливым: Уилсон звонит ей, потому что хочет её услышать, и приглашает её в гости, потому что ему искренне нравится её общество — всё ужасно просто и незамысловато. Человек, имеющий такое огромное количеством обязанностей, как он, не стал бы тратить то немногое время, которое у него есть для себя, на то, чтобы слоняться вокруг людей, которые ему безразличны, — иногда объясняет себе Шэрон, чтобы приструнить свои тревожные мысли. Пока все хорошо. Есть только одна незначительная деталь, самая маленькая заноза в ее боку, которая выбивается из общего благополучного опыта — быть другом Сэма: Баки. Чертов Баки Барнс. Хуже всего было то, что он вызывал у неё симпатию. Правда, он был очень хорошим парнем и заслужил ее уважение; он такой же хороший боец, как и все остальные, безжалостный, когда это необходимо, а когда его удается растормошить и вытащить из вечной ауры уныния, с ним даже весело находиться рядом. Что ее беспокоит в Баки, так это то, что он совершенно беспомощно влюблен в Сэма — точнее, то, что он сам как-то этого не замечает. Вдобавок к этому, Сэм, который, будучи профессиональным социальным работником, обладает удивительной способностью читать людей и просто понимать их, кажется, совершенно теряет это умение, когда дело касается его самого. Когда она впервые заметила тоскливые взгляды и нелепые оправдания для прикосновений (на ум приходит тот случай с Барбарой Крюгер), она подумала: ну, не мое собачье дело. Но когда проходят недели, а за ними месяцы, и нет никаких признаков того, что они когда-нибудь уже признают чувства друг-друга, где бы они не были, у нее появляется глазной тик и необходимость выпить в их присутствии. — Джеймсу нужно решить некоторые... проблемы, я полагаю, прежде чем он сможет позволить себе принять природу своих чувств к Сэму. — Чёрта с два, — говорит она и ловит большим пальцем каплю вина в уголке рта, посасывая его. Земо бросает на нее взгляд, и терпеливо ждёт, пока она закончит. — И этот его терапевт, — добавляет она, — бесполезен. — Думаю, мы можем согласиться с тем, что она не особенно помогает, — предлагает он, тоже не особо помогая. В голове Шэрон зарождается идея. — Я могла бы поговорить с Сарой. — Сестра Сэма? — он начинает массировать её ногу. — Зачем? Ты устраиваешь интервенцию? — Возможно, — вздыхает она, ее глаза закрываются. Он хорош в этом, черт бы его побрал. — Из того, что ты о ней рассказала, я понял, что она умная женщина. Эти чувства вряд ли станут для неё открытием. Она приоткрывает один глаз. — Думаешь, она уже знает? — Если она и Сэм так близки, как кажется, и если она хоть немного проницательна, то да, я думаю, она должна знать. — Хорошо сказано, — вынуждена признать она. — Но если она знает, то почему она не... — Не подтолкнет их? — закончил он за нее. — Спроси себя. Почему бы тебе не подтолкнуть их? — Это не мое дело. — Вот именно. Этим всё и сказано. — С каких это пор тебя волнует, что правильно, а что нет? — огрызается она и вырывает ногу из его хватки, о чем тут же жалеет. Он улыбается. — Меня это не волнует ни капли. Но вот тебя... Ещё как. — Я тебя ненавижу — говорит она, скорее по привычке, чем по какой-то другой причине. Они оба хорошо знают этот танец. — Я знаю. После этого они оба молчат. Он смотрит на нее, а она смотрит на тонкие шелковистые простыни, избегая его взгляда. Гораздо проще разглагольствовать о плохо скрываемых чувствах своих друзей, чем открыто говорить о своих собственных. Лицемерие не проходит бесследно для нее, но, как и Баки, она не готова разворотить свою душу. По крайней мере пока или, возможно, никогда. Но она может смириться с тем, что трахается с врагом — Бог свидетель, в свое время она делала и гораздо худшее — но что бы это ни было, оно кажется гораздо более сложным, чем она ожидала. Неважно. Она может подавить в себе это на некоторое время. — Вино хорошее, — прощупывает почву она. Вино хорошее. Христос. — Да, — отвечает он, все ещё смотря со смутным упрёком. Она вздыхает и оставляет свой бокал на тумбочке. — Иди сюда. Он по-прежнему не двигается с места, лёжа у изножья кровати и положив голову на локоть. Шэрон закатывает глаза. — Хорошо. Она отталкивает простыни и делает вид, что ползет к нему. Его глаза блуждают по ее телу: Шэрон в его полном, значительном внимании. Попался, думает она, и она права. Она останавливается, держа своё лицо в нескольких дюймах от его лица, ее рука ложится на его обнаженное бедро, а затем скользит ниже, ниже. Теперь он буквально в её ладонях. — Перестань быть трудным. — Я всегда таким был, — размышляет Земо. Она сокращает оставшееся расстояние между ними, прикусывает его губу. — Да. — Ты — мое наказание. — Да, что-то в этом роде, — соглашается она и решает продолжить доказывать истинность этого утверждения.