Оцените важность этого звонка

Антон бредет по больничным коридорам строго за Андреем Георгиевичем. Казалось, что они идут бесконечно, а ориентироваться в пространстве помогало только бесчисленное количество кабинетов, боксов и палат. — Перейдем в другой корпус и ты подождешь меня, хорошо? Главврач сказал, что ждет меня у себя, — Андрей Георгиевич чуть оборачивается на парня, не переставая идти. Коридор подходит к концу, и Антон видит впереди вход, обрамленный белыми вставками, по стилю отличающимися от тех, что были в первом корпусе. Доктор прикладывает небольшие усилия, отворяет дверь и пропускает юношу впереди себя. Антон несмело проходит внутрь и смотрит по сторонам. Стены выглядят так, будто бы их не красили минимум десять лет. Второй корпус идентичен первому по расположению палат, но двери в них по ощущениям крепче, надежнее, из другого, более прочного материала. Антон замирает всего на секунду, но даже за это время его полностью успевает охватить легкая паника. Андрей Георгиевич, заприметив его замешательство, пару раз щелкает пальцами перед глазами парня, после чего опережает его и юноше не остается ничего, кроме как заставить ноги двигаться, совершать хоть какие-то шаги и идти вслед за доктором. Пульс учащается, и где-то на задворках сознания пульсируют слова отчима. — Что случилось?! Ты спрашиваешь у меня что случилось, после того, как я вбухал в твое содержание в этой чертовой больничке с психушкой в соседнем корпусе столько денег?! Психушкой? Юноша мельком взглянул на Андрея Георгиевича. Он, судя по выражению лица, был чем-то обеспокоен, и все быстрее шагал по коридору. В противоположную сторону, навстречу им, шла незнакомая Антону медсестра, и он наблюдал за тем, как врач здоровается с ней, улыбается и чуть кивает головой, на что она отзеркаливает его улыбку и тоже приветствует. — Посиди пока тут, — Андрей Георгиевич указывает на три соединенных между собой стульев, несколько раз стучит в кабинет и скрывается за дверью. Антон осторожно присаживается на железное больничное сидение и устремляет взгляд куда-то сквозь пространство. Нога предательски дергается, а парень неконтролируемо прокручивает кольца на пальцах и чувствует, как сердце в груди бьется значительно быстрее. Он будет говорить о чем-то столь личном, как порезы, проблемы в семье, школьную жизнь с совершенно незнакомым человеком? Какие вопросы он будет задавать? Придется говорить правду? Будет ли мужчина показывать ему эти стереотипные картинки, и непринужденно спрашивать что Антон на них видит? Нет. С какой вообще стати?! Обстановка вокруг нагнетает, напряжение растет, а юноша, наконец, замечает за собой нервное поведение, кладет руку на левое бедро и с силой сжимает его аккурат на месте незаживших порезов, что выбивает из легких весь воздух. Кому он обязан что-то рассказывать? Это все только его переживания, его проблемы, его загоны. Он справится со всем сам. Сквозь заглушающий все посторонние звуки шум в ушах Антон слышит несколько повторяющихся стуков по чему-то железному и резко поднимает голову прямо, в сторону настойчивых коротких ударов. Ровно напротив стульев находилась массивная дверь со скрытыми петлями, вкрученными по периметру клепками и маленьким, аккуратным окошком с выдвижной заслонкой. — Открой... Пожалуйста, открой окно... — жалобный женский голос, следующий после стука, заставляющий юношу всего подобраться и затаить дыхание. — Что? — хриплым, потерянным от шока тоном тихо переспрашивает Антон. — Прошу... Отодвинь эту штуку... — парень на негнущихся ногах встает с места и идет к двери. Руки охватывает тремор, он берется за выступ, имитирующий ручку на пластине и, несильно потянув ее вправо, открывает окошко. — Здравствуйте? — голос дрожжит, парень явно не отвечает за свои действия, когда холодными кончиками пальцев касается схожей по температуре двери и смотрит в карие глаза напротив. — А ты красивый, — девушка хмыкает, сверкнув глазками, — Ладно, у нас мало времени... — ее голос звучал надрывно, высоко, но она улыбалась и говорила не разрывая зрительного контакта, — Скажи, я могу тебя кое о чем попросить? — она переходит на полушепот. — Смотря что вам нужно, и.. — Антон моргает пару раз и слегка отстраняется от окошка, — Как я могу вас называть? — Я выгляжу так старо? — девушка состроила бровки домиком и заглянула Шастуну, по ощущениям, в самую душу, — Прошу тебя, давай перейдем на "ты". — Я.. Хорошо, так.. Как тебя зовут? — София, можно просто Соня, — первый раз, когда она произнесла что-то не смотря на парня, — Представляешь, ты единственный, кто согласился и вообще заговорил со мной за столько времени.. — она делает паузу, — Не считая медперсонал, конечно. Я.. Я так благодарна тебе, даже за это, — София отодвигается от щели в двери, и Антон успевает заметить в ее глазах слезы, перед тем, как она стыдливо прикрывает их рукой и чуть отворачивает лицо. Девушка шмыгает носом, и в этот момент юноше становится искренне ее жаль. — Соня, ну ты чего? Не нужно.. — парень старается успокоить девушку, и она вытирает проступившую влагу с лица рукавом белой больничной одежды, — Что я могу для тебя сделать? — Ты знаешь, моя просьба может показаться действительно глупой, но.. Черт, я так давно не ела шоколад, ты не мог бы?.. — девушка снова приближается к окошку и не находит сил говорить дальше. — Конечно, Господи, я обязательно принесу! — чуть повысив голос произнес Антон. София видит в глазах парня уверенность, и ей вдруг становится так тепло и хорошо на душе, что множество проблем, собравшихся в тяжелые темно-серые тучи над ее головой, неожиданно становятся неважными, облака расходятся в одном месте и за ними прямо в глаза девушки светит яркое, светлое, такое родное и необходимое солнце. — Правда? Спасибо, Боже мой, спасибо огромное! Я и не думала, что.. — девушка прокашливается, — Можно самую обычную, какую-нибудь "Милку", мне без разницы, я... — Только можно я тоже задам вопрос? — он говорит уже тише и серьезнее. — Что? Да, разумеется.. Задавай, конечно. — Ты знаешь что-то про Арсения Сергеевича Попова? — быстро проговаривает юноша, отсекая возможность спросить что-то еще. — Попова, значит? Да, знаю, я проходила у него терапию довольно давно, но каждый прием, увы, помню до мельчайших деталей. Интересный он человек, однако. Что конкретно хочешь о нем узнать? — Я.. Не знаю, мне предстоит встреча с ним буквально, как только врач выйдет из соседнего кабинета, — он сглатывает, и до его ушей доносится мужской гогот за дверью, — Что угодно, пожалуйста, быстрее! — Не вздумай таить от него что-то, все равно очень быстро сдашься, поверь на слово. Он психолог, довольно опытный, несмотря на свой возраст, поэтому лучше сразу говорить все, что от тебя просят. На первом приеме может показаться весьма добродушным, я как сейчас помню, что... — договорить София не успевает, кабинет главного врача открывается, и Бебуришвили с невозмутим лицом выходит из него, не успевая заметить, как Антон возвращает заглушку маленького окошка в изначальное положение. — Готов? *** Парень немигающим взглядом прожигает дыру в ковре едкого ярко-бирюзового цвета, пока мужчина напротив внимательно наблюдает за стрелками часов на стене. Полчетвертого. Арсений Сергеевич подбирается, поправляет очки, садится на кресле поудобнее и шумно вздыхает. — Ну что, начнем? — Только если вы этого хотите, — выдержав недолгую паузу, уверенно сказал юноша, пожав плечами и все еще не планируя настраивать с психологом зрительный контакт. Антон сидел сгорбившись, все время отводил взгляд, и не переставал крутить кольца на пальцах. Их было столько, что Арсений и вправду задумался, как ему не тяжело. — Что ж, ты... Не знаешь с чего начать, или не хочешь говорить? И слышит молчание в ответ. — Послушай, Антон. Я ведь не желаю тебе зла. И уверен, что для тебя не секрет, почему ты сейчас у меня на приеме, — снова тишина, — Поговорим? — Вы уже все знаете. И, к тому же, наверняка думаете, что я обычный закомплексованный подросток, решающий все проблемы с помощью лезвия, как и все ваши прошлые клиенты. — Не стоит так говорить. Да, у меня было много пациентов, были среди них и такие, но не стоит сравнивать себя с ними, Антон. Юноша не хочет говорить, не желает рассказывать мужчине ни о единой своей проблеме, и все еще прячет глаза, не в силах снова взглянуть на брюнета. Боится, наверное. Боится, что случится то же, что и тогда, когда он увидел его в первый раз. Когда он залип на смолянистые волосы, сильные руки, и чертовы глаза, которые даже тогда могли поймать Антона в свои светло-голубые оковы без возможности освободиться. — Ладно, я.. Постараюсь. — Хорошо, начнем с простого. Ты помнишь когда ты впервые стал использовать лезвие? — Так, будто это было вчера. В тот день дядя Вова поздно вернулся с работы, сильно пьяный. И, кто бы мог подумать, зашел ко мне в комнату. Естественно, после того, как убрать со своего пути мою мать, — во время своего рассказа он рискует и все же пробегается взглядом по лицу Арсения, излучающему интерес. — Кто для тебя дядя Вова? — Арсений Сергеевич заходит на невероятно тонкий лед. На такой тонкий, что если он проронит еще хоть одно слово, то провалится в невыносимо ледяную воду, выбраться из которой без чьей-то помощи больше не сможет. — Никто, — холодно, с отвращением на лице, — Он мне абсолютно никто, муж матери, — совершенно спокойным тоном, обычная констатация факта. Он ему действительно никто. Ублюдок, моральный урод, испортивший ему жизнь с самого первого своего появления в доме Шастунов. — Давай вспомним, сколько уже дядя Вова живет с вами? — он прощупывает почву, видит даже ничтожные движения парня, тщательно подбирает вопросы и делает множество пометок у себя в блокноте. — Три года, — быстро и незамедлительно. — Ничего себе, это довольно долго. А где же твой родной отец? — Арсений переживает, что юноша вскоре закроется, и слова из него придется вытягивать клешнями, поэтому пользуется подвернувшимся моментом, когда Антон многословен, и задает интересующие его предметы обсуждения. — Совершенно обычная история, вы не услышите в ней ничего необычного. Мама с папой сильно поссорились, она подала на развод, и.. — он делает паузу, мельком смотрит на психолога и застает его пишущего что-то на листке бумаги, — Что вы пишете? — Не обращай внимания, это я для себя. — Можете ничего не писать, пожалуйста? Мне немного некомфортно, — он не знает что конкретно Арсений Сергеевич пишет о нем — вот, что пугает в первую очередь. — Хорошо, если хочешь, — он быстро откладывает блокнот с ручкой и его лицо вновь принимает облик заинтересованности. Антон, наконец, обращает внимание на то, что от нервов все это время крутил свои кольца. То, что мужчина, скорее всего, записал именно этот нюанс в его поведении красной строчкой опасности пробегает в его сознании. Он расслабляет руки и заставляет себя положить их на колени, отсекая у Арсения возможность и дальше замечать это. — Я выбрал маму. Остаться с ней, я имею в виду. Причем, заранее зная, как ей будет тяжело, — кадры воспоминаний проносятся перед глазами, а Антон теперь, как ему кажется, не боится говорить с психологом. Он, наверное, даже рад, что спустя столько лет может рассказать об этом не только друзьям, но и профессионалу, — А ей было тяжело, она часто плакала по ночам после того дня, я приходил и успокаивал ее. — Это очень хорошо. Часто в трудные моменты людям действительно нужен кто-то, кто сможет помочь, и этого не нужно стесняться, — на вид обычная фраза, но юноше почему-то показалось, что мужчина говорит не о его матери, а о нем. — Вы так думаете? — настороженно спрашивает он. — Увы, практика показывает, — мужчина пожимает плечами, — Хорошо, то есть, ты наносишь себе вред только из-за этого мужчины, или есть еще какие-то причины, как тебе кажется? — Думаю, да, только из-за него. Я же подросток, какие у меня могут быть еще проблемы, правда? — сказано с издевкой, и парень не замечает, как машинально несильно проводит ногтями по носу, чтобы почесать. — Конечно нет, у детей твоего возраста тоже свои трудности, тебе кто-то так говорит? — отрицательный кивок, — Это хорошо, идем дальше. Антон, что ты чувствуешь при виде дяди Вовы? — Я чувствую дикое желание ударить его по морде… — парень резко взглянул в голубые глаза. Арсений одобрительно кивнул. — Эта злость… — мужчина задумался, прищурив глаза, — Ты умеешь вымещать ее другими способами? Кроме сигарет и лезвия, — спокойно спросил Арсений. Антон опешил от таких открытых заявлений. Да, он курил и ставил порезы, но, на удивление парня, психолог не осуждал его и, наоборот, понимающе относился к его привычкам. — Я вижусь с друзьями, их присутствие помогает мне, — сказал он и начал разглядывать свои пальцы, — И успокоиться, и разобраться в себе. — Это хорошо. Расскажи мне про своих друзей. — Особо и нечего про них рассказывать. Дима с Серегой, ходят постоянно вместе, но на гулянки и тусовки и меня с собой берут. Да и отношения у нас, в целом, хорошие. Классные они, знакомы с самой началки, знаем друг друга столько лет.. — парень задумался, с теплотой вспоминая моменты их совместного времяпровождения в детстве, — Сейчас с Димой курить ходим, домашку всегда списать дает, если моя не готова. А с Серегой просто прикалываемся, у нас даже локальные мемы есть. Юноша продолжил увлеченно рассказывать, а Арсений слушал рассказ с особым интересом, и незаметно для Антона делал пометки в блокноте. Парень старался не замечать это, до тех пор, пока сбоку от записей не стали появляться маленькие рисунки, сделанные той же ручкой, которой Арсений писал. Но несмотря на это, он продолжал слушать парня и все чаще смотреть ему в глаза. — Арсений, а ты… — Антон совсем расслабился под этой атмосферой и забыл, что перед ним сидит взрослый мужчина, к тому же его психолог и вести надо себя подобающе. Арсений поднял взгляд на парня и встретился с абсолютно растерянными глазами. Мило улыбнувшись, он сказал очень приятные слова: — Антон, ты можешь обращаться меня так, как тебе комфортно, — психолог мило улыбнулся, — А еще можешь кричать, ругаться матом, плакать и делать все, что душа пожелает. Можешь показывать любые свои настоящие эмоции, я не сделаю тебе ничего плохого. Я лишь стараюсь помочь тебе, это моя работа. — Спасибо, Арсений, — Антон кивнул, робко посмотрел в сторону и ждал следующего вопроса от мужчины. — У тебя очень красивые кольца, — в лоб сказанная фраза ставит в тупик, Антон смотрит на свою руку в пальцах психолога и не может ничего сказать. У него и вправду красивые кольца, он выбирал каждое из них с душой, и надевал из раза в раз с особым трепетом. Издалека они казались массивным металлом, украшающим руки высокого, худого долговязого парня, но Антон по этому поводу не переживал. Ведь ему это нравилось. Он не стал одергивать руку, а лишь смотрел на то, как Арсений Сергеевич аккуратно покручивает его украшения и уделяет внимание всем кольцам, разглядывая каждое подобно тому, как, Антон был уверен, смотрит на них он сам. Парень задумался, на секунду выпал из реальности переваривая пару последних фраз, сказанных мужчиной. Показывать любые свои эмоции. Он правда может?.. Правда-правда? Он подумал над тем, из-за чего оказался в больнице, вспомнил день, когда отчим пришел к нему в больницу с мамой.. Он ведь мог тогда задушить его, натурально убить. Стал вспоминать события недельной давности, это же настоящее насилие над ним. Как тяжело об этом думать, мерзость... Антон копнул глубже в воспоминания, думал обо всем, происходящим с ним последние три года. Избиение. Синяки. Боль, боль, боль.. В ушах звенело, чертовски громко звенело, голова в миг разболелась, а Антон и не заметил, как из глаз полились слезы. — Антон, все хорошо? — психолог заметил, как рука юноши затряслась, пока он касался ее, перевел взгляд на его лицо и увидел панику в глазах и слезы, бесконтрольно скатывающиеся по щекам, — Антон? Он не мог его слышать, перед глазами одна за одной мелькали картинки, а тремор в руках уже был ощутим. — Антон, ты слышишь меня?! Послушай, дыши, дыши.. — еле слышно, сквозь невероятно громкий звон в ушах. Парень приходит в себя только находясь на диване со стаканом воды у рта. Вокруг тихо, влага на щеках стерта, окна открыты настежь, а в глаза все также бросается бирюзовый ковер. Немигающим взглядом он смотрит сквозь пол и не может сказать ни слова. — Время приема уже подошло к концу, но, если что, я не занят, ты можешь посидеть у меня подольше. — Нет, я, пожалуй, пойду. Все нормально, — он поднялся с дивана и побрел в сторону выхода, — Спасибо вам, Арсений Сергеевич. — И тебе, Антон. Приходи в четверг, — звук закрывания двери. Психолог остается в кабинете один, снова поправляет очки и принимается за бумаги на столе.