Вырвусь из лавандовой спячки

Молча, но довольно громко вздыхая, морально загнанный в край, будто сильнейшим пинком какого-то отмороженного громилы парень поставил телефон, плод недавнего заработка, на видеозапись, и начал размеренно теребить в руках рабочие ножницы, на 100% надёжные, но Такаши всё равно проверял их на прочность, то одним ногтём, то другим. Всё возникающие вздохи вырывались из его уже не чистых лёгких очень рвано. — Сука… память трачу… Светловолосый на секунду поднял ещё более изнурённый, чем обычно, взгляд. Ничего удивительного, если ты в курсе обстоятельств. Этот взгляд градациями менялся уже некоторое время. Были тяжёлыми уже не верхние веки, а нижние, и вовсе не из-за каких-то формальных законов физики или биологии, если поразмыслить, сколько парень уделял времени сну в последние дни. Это было банальное отражение состояния, что без размышлений упорно тащит вниз. — Туча… какой-то ёбаной херни. Что за, блять, болото?.. Что это всё такое? — обращаясь к мнимому горе-слушателю, старший Мицуя на последнем слове вопроса звучно и с силой положил инструмент на «место», посреди остального рабочего инвентаря и чернового материала. Происходила работа над чем-то неопределённым, что иногда настораживало самого творца до подёргивания пальцами. Парень вновь выждал некоторую паузу и, внезапно, начал излагать мысли по существу, так как психически постарался вернуть себя в рамки окружающей реальности и правды. — … Я правда до сих пор в шоке и боли. Шея неосознанно, даже не по-хулигански выдвинута вперёд, сознание даже не предпринимало попытки составить «приемлемый» образ для серьёзных терапевтических монологов. Изменился лишь голос. Когда он переключился на факты и действительность, вспомнив в первую очередь о сёстрах, тон его речи стал хоть и отдалённо, но похож на «оригинал». Собранный, спокойный. Праведный. — … Хорошо, что я не покрасился. Хотелось пряди потемней… а щас представляю, каким бы «Г» они выглядели. Да и коже, к сожалению, хуёво, — Такаши разумно констатировал факты, глядя на свои руки и вспомнив, как совсем недавно отчаянно хватался то за голову, особливо за правую её часть, то за и так давно измученные, с не вылеченными покраснениями костяшки. И как буквально на днях полулёжа из-за изнурённости провёл ошеломляющее количество часов. Он взглотнул. — … Подумать только… и пяти лет не стукнуло. Но дело не в цифрах, — светловолосый произнёс противопоставляющую фразу с одной стороны чётче и активней, а с другой — наоборот, с большей горечью, как обычно говорят о плохих новостях глобального масштаба. — Цифры важны только в деле, от которого мне сказали ни за что не отворачиваться… Мицуя приподнялся и несколько секунд осматривал будто бы не знакомое помещение. Темнота была в принципе, но вдобавок она появилась ещё и в глазах, что только раздражало. Хоть сил на опрометчивую злость не было вообще. — Вот! — он, будто ведя активный спор, развёл руками. — Этого бы не было… — и он всё же зажмурился, выгоняя томную боль из головы из-за смены положения, на камеру всё равно ничего выше бёдер не попадало. Да и вообще парень полностью забил, что видно, а что нет. Всё это устроено лишь потому, что парень не имел других способов зафиксировать свои по-настоящему тяжёлые мысли, блуждающие в сумрачной синеве. Потому что… — Стыдно, блять… стыдно, но я правда не хочу сейчас никого видеть. Ни Луну с Маной… ни мать… ни Хаккая … ни Такемучи… и это ещё те, кого уместно упомянуть. Он вновь растерянно смотрел на пол, на не разобранные сумки материалов, на, казалось бы, неприемлемый для Мицуи беспорядок. И вновь присел, жёстко опираясь на правую руку, и, собираясь, с мыслями, выдохнул. — … Я просто ещё некоторое время хочу подумать о двух вещах. Они… контрастные, — говорил он, потупленно смотря на свои кисти рук, которыми он на данный момент жестикулировал чуть больше обычного. Или в принципе изучал их, когда было нечего делать, несмотря на плотный график. Изменения в речи он и сам замечал, как и в общем облике. Например, не верилось, что совсем недавно он уверенно и легко подбадривал кого-то на учёбе. Давал, со слов окружающих, ценные советы. Смеялся благодаря близким людям. Звучит как какие-то сказки. — Я говорю… об одновременно прошлом… и уже полученном наследии. Вот, типа, машинкой шумлю по ночам. Хах… не спроста, к сожалению или счастью. Такаши наверняка знал упоминаемые самим собой формулировки «будущего и прошлого» и хранил их значение в подсознании, но не раскрывал их в речи, потому что… да тут даже грешно сказать, что это было «его сокровище», как бы не хотелось. Было бы крайне некрасиво и неуважительно. По отношению к кому?.. К остальным ушедшим, кто куда, Верхушкам. Его центральным фигурам, до сих пор греющих многократно штопаное сердце. Так вот… прошлое открыто и даже разделено между несколькими людьми. Каждый с трепетом хранит свою часть воспоминаний и заботится о поддержании её существованиям, что уже достаточное проявление заботы. Только их «исходный» обладатель считает, что их стоит в некоторой степени постыдиться. Вот иногда в шутку и получал по своей сиреневой репе. А вот «наследие» — действительно другой разговор. Настоящий, действительно произошедший. Это Мицуя придал ему такое название и форму, содержанием которой тоже навряд ли поделится с кем-то вслух. «Наследие». Вся произошедшая история… вся не закончившаяся история связывала и связывает лишь двоих. Сколько людей из новых и старых свастонских знакомств воочию застали зарождение и дебют Парных Драконов? Ответом тому — единицы. Более существенных доказательств нежелательного разглашения личных, крайне важных обещаний, наверняка, всё же больше, чем одна, однако радует и то, что за все года этот момент так и не всплывал. Разве что, вроде бы, 1,5 года назад… Внезапно взгляд парня сфокусировался. Это вернуло ему часть былого «образа». — … Или уже не хочу… как бы да, будто я ещё не насиделся в дрожи и соплях. Ещё раз не прокатит. Короче… *вздох, не такой обременённый, какой можно было ожидать* Кен ведь не просто так меня тогда предупреждал. Я бы сошёл в низы, тем более если бы я был одним в семье. Двенадцатилетним, пиздец. А он это мало того что распознал, так ещё и почти что негласно объяснил и предотвратил. Ё-моё, откуда ж у тебя такой опыт?.. — с улыбкой, глядя в наполовину занавешенное окно, риторически спросил будто бы взбодрившийся парень. Помолчав, он пересел чуть ближе к неожиданно яркой, будто сказочной ночной дорожке света среди нагнетаемой интерьером тьмы. Одухотворённая улыбка так и не сходила с неуверенных губ Такаши. — Я, когда доведу вот эту работу до идеала… пойду на ещё один шаг. Он будет заслуженной отдушиной. Прежде всего для меня. А там уж… посмотрим. Может, мне сильно вмажут, с ноги или в живот. Да похуй. Раз я и почти что каждый из нас чувствует влияние этой сильной, реально важной… и вечной легенды, то я, пожалуй, хотя бы в двух вещах продолжу его мотивы и волю. Парой простых шагов. Вы всё увидите. И, спустя пару секунд, запись была остановлена на отметке 04:05,26. Уже действительно без разницы, насколько тяжело это для гаджета, и в какой степени такая выходка будет смущать парня в будущем. Хотя он уже забыл, когда перестал быть ребёнком, посему превосходнейшим образом понимал, что действительно заслуживает стыда в повседневной и других реалиях, а что нет. Сейчас было не время. Сейчас — действительно удачный момент самостоятельного морального подъёма. Надо было продолжать работать усерднее, чтобы ни за что не подвести дорогую душе улыбку. Более уверенную и смелую, к которой стремился с того самого момента, когда жизнь начала наполняться интересом и чем-то позитивным. Самую дорогую улыбку.