Хулиганы

Саша в очередной раз перечитывал полученные данные, потом заставил себя пересмотреть допрос Тутышкиной-Воланж. Надо же, а ведь не скажешь, что редкое г… Милая интеллигентная женщина. Твою же мать. Аж от себя паршиво стало, что помогли ей тогда с Натусей. Лучше бы её тогда взяли, сейчас не было бы этих десяти детских трупиков и раненного Вовки, неизвестно ещё, как эти травмы в будущем на нём скажутся. Жаль, что Анна не проанализирует этот допрос, очень хотелось получить комментарий профессионального профайлера. Ладно, сами справимся, столько лет без таких спецов обходились. Поставил локти на стол, сцепил пальцы в замок и уткнулся в них лбом. Вновь и вновь прокручивал информацию. Дверь распахнулась и на пороге стоял брат. Одновременно с этим Саша тихо проговорил: - Я всё понял. - Поделишься? – Костя плюхнулся на стул напротив. – Шубин пока занимается телом, но предварительно сказал, что Макарин умер после «полёта» младшего Корфа. - Умер или убит? - Скончался. Не цепляйся к словам, - поморщился парень. – сам всё понимаешь. Что ты понял? - - Единственной целью Воланж был именно Вовка. Остальные трупы – для прикрытия одного единственного. - Плюс, вошла во вкус? Судя по допросу? - Очень похоже. - Вовка – месть Надежде Николаевне? - Да. Лишить её всего: работы, имени, уважения, а самое главное - близких и родных людей. Как бы Надя, полковник, Аза и Аня жили бы в одной квартире после, не дай бог, гибели малого? Никак. Пришлось бы съехать. Аза бы ещё высказался, нахамил, она бы ушла в себя. Дядя Саша рядом, Карапузики тоже, но это была бы не жизнь. Второй труп ребёнка раздавил бы тёть Надю. - А учитывая, ка́к она перенесла гибель Русика, то далеко не факт, что она бы не шагнула. - Или дурка. - Угу. Что делаем? - Пока ждём информацию Шубина и решения Надежды Николаевны. Я так понимаю, что за сегодня-завтра Бенкендорф поговорит с ней и они что-то решат. Я к генералу на доклад, может даст нам на это дело нейтрального профайлера. Посиди за меня. - Йес, шеф! Саша шутя щёлкнул Костю по затылку и вышел, по дороге набрал жену. *** - … Которую я сам и сделал этим самым директором. Злая ирония судьбы. - Сменила имя? - Нет, сходила замуж. Муж сбежал, правда. - Но она Екатерина. Катарина, точнее. – зло уточнила Надя. - Этого не знаю. Биография полностью новая, чистая. С этим Саша разбирался. Я не вникал. Пытался её допросить. В десяти убийствах созналась, всё рассказала, подробно, тщательно. С упоением. Но подписать отказалась. Да и эпизоды с Корфом и Волковым на себя не взяла. - Что ей светит? - Без подписанного признания мы докажем на четвертак, но адвокат легко добьётся пятнашки. С подписанным признанием – пожизненное. - И условием подписания является наша с ней встреча. Хочет рассказать, как погиб Руслан на самом деле. – холодно произнесла Надежда Николаевна. Александр Христофорович резко повернулся к ней и замер: гордая, сильная, местами стальная, любимая женщина сжалась в комочек в углу кресла, из глаз поток слёз, волосы растрёпанные, её саму явно знобит. Достал из шкафа её любимую шаль (энное количество лет назад сделал жене приличный подарок, ей очень понравилось и она бережно относилась к этой вещи. Ничего, на Новый год он уже выбрал и заказал ей целый набор шалей на все времена года), замотал в неё, посадил себе на колени и обнял, губами уткнулся в висок. Давал понять, что рядом. Что всегда рядом. - Я знаю, я должна была тебе тогда сразу всё рассказать, или хотя бы сейчас, но меня не хватало. Да я над тобой и так заиздевалась тогда. Мне́ плохо, а про тебя́ и не слова. – мужчина отрицательно покачал головой. - Изначально у меня были только подозрения. Ничем не подкреплённые. Это потом, когда тебя выгнала, пока сама успокоилась и принялась анализировать. Сопоставила, сравнила, поискала. Понимать понимаю, а доказательств нет. Бенкендорф молча слушал, гладил, вытирал слёзы. Слишком хорошо знал, ка́к больно и плохо было его сильной хрупкой Наде с этой информацией. С этой непреходящей, слегка притупляющейся иногда, болью. О том, чтобы говорить об этом и речи не было. Слишком. Чересчур. Вся эта ситуация была чересчур. - Расскажи мне о своих подозрениях. – мягко проговорил муж. – Давай сугубо факты. - Шурик,… - Я слишком хорошо тебя понимаю, Солнышко моё родное. Я люблю тебя, я с тобой. Давай, наконец, расставим точки над «i» в этой истории и перевернём эту страницу. Руслана мы всё равно любим и помним, он с нами, сделал нам два невероятных подарка. Нам нужно только поставить точку в его деле. Молчание. - Меня изначально удивляло, что Русланчик никак не реагирует ни на одно из лекарств. Да, местами это были экспериментальные, но действующие вещества разные. Вылечить бы на сто процентов его всё равно было невозможно, но затормозить, поддерживать на определённом уровне его состояние можно было бы. – Бенкендорф кивнул, в знак того, что понимает, о чём говорит любимая. – А у него не было никакой реакции, ноль по сути. - Помню. - Когда я остыла и смогла относительно здраво соображать, принялась копать. Оставалась на ночь в лаборатории и сравнивала, сравнивала, сравнивала. Мозг выкипал. Саму себя останавливала. Да и возможности не-ахти, районное отделение, снабжения ноль со знаком минус. Но кое-что поняла. Когда начала работать тут, перепроверила на этой аппаратуре. Странно, но совпало и подтвердило мои подозрения и догадки. В общем, у Руслана не было никакого энцефалита. Точнее, он был, но не от насекомых, как это обычно передаётся. Полковник заглянул в родные глаза, полные слёз. - Это была синтетическая вакцина. Модифицированная. Созданная в лаборатории и введена ребёнку специально. – быстро протараторила Надя, закрыла глаза и выдохнула. Александр Христофорович крепче обнял её и переваривал услышанное. Что ж, это вписывалось в сложенную ими картинку. *** -Так, еду я собрал, книжку и паззл тоже. – Корф переодевался, стоя спиной к Анне. – Что ещё? - Сменную одежду я взяла. – подошла к этой накачанной широкой спине и провела пальчиками по страшным шрамам. Она и знать не хотела, откуда они, понятно, что не о стол поцарапался. Покрывала невесомыми поцелуями. Владимир выровнялся и откинул голову назад. - Не надо, Анечка. Давай собираться, ребёнок ждёт. - Ждёт. – отстранилась и принялась одеваться дальше, достала из коробочки обручальное кольцо и продела в него палец. – Как быстро летит время. Вроде бы совсем недавно я вошла в комнату отдыха, как новичок, мы с тобой поговорили, ты сделал мне предложение, - Владимир повернулся к ней лицом и с нежностью смотрел на блондинку. – мы расписались, а уже через полторы недели Новый год. - Раньше ты любила этот праздник. - И люблю. Но вас гораздо больше. - Не грусти, Вовку скоро выпишут и мы будем все вместе. Убирать в квартире, толкаться на кухне, готовить вечный оливье и мыть мандарины, которых всегда мало. - И Бастер, который будет мешаться под ногами и тыкаться своим мокрым носом в нас. – улыбнулась Анна. - Бастер! Я его не выгулял ещё. Он что-то чует, чувствует себя виноватым, что так случилось. - Он не виноват. Он смог прикусить эту Тутышкину и принести в своих зубах образцы тканей и ДНК или чего-то там. Он даже помог. - Это да. Но мы же водим его на курсы защиты, почему не сработало?! - Частично сработало. Тем более, я сомневаюсь, что собака-подросток удержала бы в зубах ребёнка-подростка хотя бы десять минут, чтобы парнишки сориентировались и позвали взрослых. Да и она могла, банально, ударить пёсу и он бы выпустил из зубов. Володя, всё хорошо. Пожалуйста. Все живы, прогнозы очень хорошие, пожалуйста. - Меня всегда удивляет твоя способность сохранять оптимизм в любой ситуации. - А меня твоё самоедство при малейшей проблеме. И «замыкашка». - «Малейшей проблеме»? Да у меня сын за неполный год дважды серьёзно травмирован! - Только дважды! У нас в том доме был сосед, чуть старше Вовы, у них «скорая» была регулярно раз в неделю, а раз в два месяца его выписывали из травматологии! А это – да, страшно, серьёзно, но прогно́зы хоро́шие! И всё будет хорошо. Успокойся. Всё хорошо. – притянула мятежную мужскую голову к себе, потёрлась своим носиком об его нос и поцеловала. – Всё, прогуляйся с пёсой, я пока сумку сложу и поедем. И не придумывай себе ничего! *** -Когда? – безжизненно спросила Надя. - Как сможешь. Как созреешь. Это тяжело. - Романов, что, не требует? - Пока молчит. Саня там ужом вертится, может, поэтому. - Давай, сегодня и завтра ты точно дома, а я как раз настроюсь, хорошо? – робко. - Как сможешь. Я не тороплю. Я в любом случае буду рядом, за «стеклом», это не обсуждается. – поцеловал жену в щеку. – Наденька? Чуть напряжённый взгляд в ответ. - Я с тобой. Я, правда, очень не хотел тебе это всё рассказывать, единственная причина – острое желание, чтобы она села на пожизненное. Слишком сильно она над тобой в своё время измывалась. - Спасибо. Я, наконец, смогла рассказать тебе всё. Так, что ей даже спасибо. Я понимаю, что говорить тебе сейчас «спокойно, береги сердце» бессмысленно. Это невероятно больно. Наверное, поэтому я и не говорила тебе этого. Я же знаю, что ты всё переживаешь гораздо острее, чем я. Только молча. - Надюш, перестань, я не маленький. Всё нормально. Разберёмся. Главное, чтобы с тобой и Карапузиками было всё хорошо. Это – самое главное. – склонился и поцеловал жену. - Ты честно не сердишься? - Нет, но скоро начну, если ты будешь об этом думать, травить себя и плакать. У нас есть Карапузики и Руслан. Всегда. Вот здесь. – приложил ладонь к сердцу Нади. Захныкали Даня с Ваней. - Меня всегда удивляет их синхрон. – тепло улыбнулся Александр Христофорович. - Взаимоподдержка. – придвинула к креслу детскую кроватку и принялась кормить младшего сына. Муж мягко гладил молодую маму и с умильной улыбкой любовался сыном. Внутри жгла боль. Он сам знал эту же информацию, но не сказал об этом Надюше, чтобы та смогла выговориться, выплеснуть это на него. Он перетерпит, хоть это и мучительно. Нереально. Но у него есть любимая, единственная женщина и двое маленьких сынишек. Старший сын помогает пережить самые страшные моменты в жизни. А его убийца сядет. Навсегда. И ответит за боль его жены. За её слёзы. За рыдания в подушку. За их почти два года расставания, в конце концов. Это тоже следует оплатить. Почти два года утерянного счастья. Надя покормила Даню и встала их переодеть, Александр Христофорович последовал за ней, принёс ванночку с тёплой водой и полотенчиками. Забирал из рук родного человека крохотного мокрого человечка и тщательно вытирал. Он очень любил эти водные процедуры: вытирать мальчишек, смазывать детским кремом, учиться их пеленать, стараться не целовать каждый миллиметр их вкусной молочно-ванильной кожи. И исподволь наблюдать за женой. В такие моменты у неё было трогательное, мягкое, абсолютно счастливое лицо. Привели детей в порядок. - Шурик, полежи пока. – ласково попросила Надя. - Я в порядке. Плюс сейчас сидели. Я предлагаю покормить нашу мамочку и погулять. - Давай. Только полежишь перед выходом хоть полчаса. – не смотрела в его глаза. - Уговорила. В постель Александр Христофорович сначала уложил жену, сам устроился рядом и посмотрел в глаза-звёзды. Смотрели долго, молча. Он гладил Надино лицо. Молодое, красивое, с морщинками вокруг глаз и, к сожалению, бледное. Ничего, бледность - дело поправимое, кроме лучиков у глаз, но они не портят, просто напоминают о пережитом ею. Ими. - Шурик? - Да? - Спасибо, что ты у меня есть. - Перестань. – наконец поцеловал жену. - Ложись, я тут. – бережно уложила на его спину и прижалась к его руке. Лежали в тишине. Александр Христофорович понимал, чувствовал, что эта тишина и мысли рискуют раздавить его женщину. Лихорадочно старался придумать, как отвлечь её от этого. Не придумал ничего лучше, чем спросить: - Надюш, нам нужно что-то купить? Тебе? Карапузикам? В дом? Может, новый ковёр? - Не издевайся с ковром. – смутилась. - Почему? Я серьёзно. Может, ты новый хочешь, но опять молчишь. - Нет, мне этот нравится. И колёсики кроватки не застревают, нормально ездят. Мягкий, тёплый. Мы же можем просто погулять? - Конечно, Солнышко моё родное. – он был готов на всё, чтобы поддержать, удержать её. - Мы так привыкнем Даню с Ваней называть Карапузиками, что когда они вырастут, и мы их так назовём, явно обидятся. - Почему? Мы же любя. - Представляешь себе двух парней ростом с Корфа, которые отзываются на «Карапузика»? - Во-первых, для нас они всегда будут маленькими, нашими малышами, нашими карапузами. Во-вторых, так мы их будем называть только дома. В-третьих, может, со временем, мы им другие имена придумаем. – улыбнулся. - Может. Шурик, … *** Александр Николаевич ждал мнение присланного отцом профайлера. Странно, но Николай Павлович сразу нашёл для него время, внимательно выслушал, не торопил, дал прочитать то, чего не хватало оперативникам и даже разрешил забрать, и сразу после озвученной просьбы вызвонил необходимого специалиста. * - Теперь всё зависит от того, когда Надежда Николаевна сможет. На это ей нужно время. Я торопить не могу, не имею права и не буду. - Согласен. На неё сейчас давить не нужно. Чем могу помочь? - Спецом. - Он твой. - Разрешите идти? - Идите. – властно кивнул министр. Показалось, или в его глазах коротко мелькнуло разочарование. Саша встал, отдал честь, посмотрел на отца и пошёл к двери, обернулся и тихо проговорил: - Спасибо. Спасибо, пап. - Иди уже. – буркнул не к месту растроганный генерал, он же папа и министр. Саша щёлкнул брелоком и поехал в офис, размышляя о метаморфозах, происходившими со старшим Романовым. Он явно не стремился корчить из себя шефа, не кичился министерством. От него явно исходило тепло, тепло отца, он явно искренне интересовался его делами, хотел помочь, ему было неприятно, что у них такие кучеряво-колючие отношения, а сейчас явно чуть обиделся, когда не сказал ему «спасибо», а услышав, расчувствовался. Его папа́ может быть сентиментальным? Чудеса, ей-богу. Отношения отца и сына Романовых были сложными. Саша – старший и очень любимый сын своих родителей, от природы имел тонкую душевную организацию, был всесторонне развит, за счёт того, что родители им регулярно и хорошо занимались, воспитывали, но Николай Павлович был очень жёсткий с сыном, его не устраивал мягкий характер отпрыска, высмеивал его любовь к игре на скрипке (на курс котороц восьмилетний мальчик записался сам, благо от деда остался в доме инструмент), считал слишком изнеженным. Поэтому и отправил его в четырнадцать лет в кадетское, дальше Академия, спецназ, угро, и их спецотдел. Мама же его просто любила, периодически потакала его шалостям, отстояла скрипку и занятия на ней, старалась сглаживать хмурость мужа. Но это не спасло от разросшейся пропасти непонимания между самыми близкими людьми. А вот теперь – на тебе, папа́ потянуло на родственность. Стареет, что ли? Сам Саша не мог простить Николаю Павловичу его жестокости с ним и младшим братом, когда за малейшую провинность ставили в угол на гречку на два часа, и эту гречку нужно было потом собственноручно собрать обратно в банку, а после ещё и сорок раз отжаться. Этим он добился только развития ослиного упрямства и страсть делать всё наперекор у старшего сына и страх отца у младшего. Николай Романов считал нормальным контролировать общение сыновей со сверстниками, читать переписку, подслушивать, вмешиваться в его дружбу с ребятами, в личные отношения. Ну, а историю с Калиновской, с его изменой матери – никогда и ни за что. Для парня было бы большим открытием, если бы он узнал, что Николай Павлович очень любил собственную жену, не так, конечно, как Бенкендорф Сычёву, но у каждого своя сила и мера любви. И что любовниц у него было всего две, а не сколько их парень себе придумал, и скорее как мимолётное увлечение, ничего серьёзного. Просто Ольга очень хотела стать Романовой. И что обоих своих сыновей он буквально боготворил, но очень стеснялся силы свой любви, считая, что так любить нужно было бы дочерей, а сыновей это могло только расхолодить и расслабить, а он хотел, чтобы его Саша с Костей твёрдо стояли на ногах и без его помощи. Были хорошими людьми и мужьями, не ныли, не сидели на шее у родителей и были им опорой. В результате – перестарался. Но в глубине души гордился ими. Особенно Сашкой, ведь он достиг всего не благодаря, а вопреки. Отец никак не помогал с продвижением по службе, но и майора в тридцать три дают далеко не всем. Иногда и в пятьдесят старлеем бегают, а его сын – майор. Правда, нервов им с женой это стоило… Зато парни же замечательные, тьфу-тьфу три раза. * - Товарищ майор, разрешите? - Конечно, приходите. – Романов встал и выжидательно смотрел на вошедшего. – Присаживайтесь. Чай? Кофе? - Нет, спасибо. – профайлер протянул бумаги. – Тут всё письменно. Устно: она не лжёт. Всеми этими убийствами хотела прикрыть одно единственное, но потом почуяла запах крови и не смогла вовремя остановиться. И именно то неудавшееся убийство, о котором она и говорит. У неё есть личный враг, из-за которого она на это и пошла. Я склоняюсь к тому, что этого врага она сама себе придумала. Нет, человек такой существует, он из крови и плоти, но является ли он на самом деле её врагом, соперником или она это придумала и сама в это уверовала – говорить не берусь. Мало информации. Но то, что она говорит Александру Христофоровичу – искренне. - Понял, спасибо большое. - Не за что. Да, я осмелюсь предложить Вам её освидетельствовать у психиатра. - Спасибо большое, я об этом тоже думал. Я надеюсь, Вы понимаете, что об услышанном никак и никому? - Я дал подписку лично министру, надеюсь, этого достаточно? - Да, ещё раз большое спасибо. Я могу к Вам обратиться, когда будет официальный допрос? - Да, конечно. - Можно к Вам напрямую? - Было бы хорошо, я подъеду, когда скажете. Пожали друг другу руки. Саша откинулся в кресле и прикрыл глаза. Дело, конечно. А когда ещё и личное примешивается, ещё и такое. Ладно, ждём. Шубина с отчётом и решения Надежды Николаевны. В том, что криминалист согласится, майор не сомневался, но знал, нужно время. И пустырник. Или не поможет? Но мама рядом, поможет, наверное? - Разрешите, товарищ майор? – словно почувствовав, появилась Александра Фёдоровна. - Конечно, проходите. – Парень встал. Женщина плотно прикрыла за собой дверь. - Как дела? Осваиваешься? – сын улыбнулся. - Да. – синхронно сели. – Если со зданием познакомилась быстро, то с современной техникой, - покачала головой с лёгкой улыбкой. - чудеса вражеской техники, как говорил мой преподаватель в Академии. - Привыкнешь. Мы тоже глаза в кучку долго собирали, ничего, освоились. – усмехнулся. - Смотри, я тут в порядке ознакомления с техникой и врождённой вредностью, проверила ещё раз содержимое её сумочки. – Саша смотрел внимательно. – Я не умаляю работы Алексея, но я нашла в швах остаточные кристаллики вещества, очень мелкие, по сути, незаметные. Поэтому не ругай мальчика. - Что за вещество? – сосредоточенно слушал. - Ни в одном справочнике я не нашла ничего подобного. По сути, это парализующий транквилизатор. Успокаивает и лишает способности сопротивляться. - Те, кто не хотел прыгать сам, получали от неё укольчик? - К сожалению. - Чёрт! – майор вертел в пальцах ручку. – Чёрт! Чёрт! Чёрт! Стоп! А следы инъекций? Их же нет? - А вы все тела осмотрели сами? Или на местных понадеялись? - Не всех. Некоторые уже похоронены и родители не дали «добро» на эксгумацию. Секунду. – вызвал к себе патологоанатома. – Лёш, что у нас со следами инъекций на телах? - Нет никаких следов. – чуть удивлённо отозвался сотрудник. - Уверен? - Саша заметил, как нахмурилась мама. - Д-да. - с лёгкой запинкой кивнул Шубин. - Можно я взгляну? – тихо спросила Александра Фёдоровна. - Конечно. Я у себя, у меня реакция. – вышел. - Да. Подожди, мам. Тогда у меня вопрос: почему она не уколола Корфа и Волкова? - Корф – месть Надежде Николаевне, - вполголоса ответила стажёр. – суть в том, чтобы он умер мучительно, это было бы наказанием для Надюши с Сашей до конца их дней. С Волковым не знаю. Может, банально, закончилось средство. - Кстати, а где она его берёт? - Я склоняюсь, что это кустарное производство. Очень качественное, очень-очень качественное. Но всё же кустарное. Никак официальных следов я не нашла. Поэтому и склоняюсь, что могло закончиться и Юра выжил ещё и поэтому. - Получается, средство это действует аки миорелаксант? Лишает воли и способности сопротивляться? - Не уверена. Миорелаксант расслабляет мышцы так, что обездвиживает, а тут, мышцы, скорее всего не расслаблены настолько. Хотя… хм, а ты натолкнул меня на мысль. Я всё равно должна формулу установить, без этого никуда. Я проверю, хорошо? - Конечно, спасибо большое! Если нужно – подключай Тукова, он многое может. Что я могу? - Запроси образцы крови Корфа и Волкова, которые делались сразу, при поступлении в больницу. Должны храниться, учитывая, что дело криминальное. - Понял. И свежие тоже? - Ну, какие есть, да. - Понял, сейчас сделаю. Но с Корфом у меня вопрос, может их и нет, учитывая тогда ситуацию. - Тогда я позвоню Надюше, она оперировала, может, что заметила и расскажет. Но я сама. *** Что мы называем любовью? Ведь нет единого правильного определения и чёткой формулы. Поэтому у каждого человека она своя. Не нужно никого менять, ломать характер, впихивать в свои рамки, которые человеку малы или, наоборот - великоваты, если у вас не складывается. Он не ваш, не для вас. Вы оба умеете любить, просто ваши формулы не соединяются в одну. Для Александры Фёдоровны любовь – это быть рядом, в хорошие и плохие моменты, окружать заботой, ценить, уважать, создавать комфорт и ряд других действий. Для её сына с невесткой – слова поддержки, также нахождение рядом, но не очень близко, чтобы не съел быт, доставлять друг другу радость. Но это пока, пока первые годы, потом это, скорее всего, трансформируется в более глубокие отношения с пониманием с полуслова, рядом плечом к плечу. А для Бенкендорфа с Надей – раствориться в человеке, быть с ним рядом постоянно, как бы пытаясь заранее оградить от всего плохого, что могут принести люди. И это не значит, что человек деспот, тиран. Нет, он просто видел такую схему проявления любви или абсолютно противоположную, из чего и вывел свою формулу. Может люди, которые кажутся нам ненормальными, грубыми, просто не знают других способов написания этой самой формулы любви? Как Николай Павлович Романов? Александра Фёдоровна убирала своё рабочее место, ожидая, пока принтер выплюнет листы её отчёта. - Ма, ты ещё не ушла? – удивился, стоя на пороге Саша. - Нет, доделала кой-чего. С формулой почти разобралась, завтра точно скажу. – протянула документы. - Спасибо. Что-то срочное или до завтра можно? - Можно. Основное будет завтра. - Тогда домой, я завезу. Ты в дом? - Да, меня Семён ждёт. Спасибо, езжай к жене, она скучает. - И я за ней. – смутился сын. – Ма? - Что? – внимательные добрые глаза. - Как ты столько лет живёшь с папа́? - Я люблю его, а он - меня. Тем более, что он не настолько сухой и жёсткий, каким хочет казаться. Вопросительно поднятая бровь в ответ. - Сань, поехали домой. – улыбнулась и химик-криминались и вышла в коридор первая. Романов задумчиво смотрел в след «Ауди», которое увозило Александру Фёдоровну и Костика. Сел в свой внедорожник, набрал сообщение Наташе и поехал в другую сторону. Александра Фёдоровна стояла у окна и смотрела на разыгравшуюся вьюгу. Благо, что дети уже дома, муж, как всегда, живёт на работе и работой. Опять, небось, скрестил шпаги с сыном в министерстве. Грустно покачала головой. Это надо же так любить своих детей и так бояться этой любви? Она знала Николая слишком долго и хорошо, чтобы считать сухарём, которым его считает всё окружение и собственные дети. И слишком любила. Поэтому и прощала, хоть и было очень больно и обидно. Но после их откровенного разговора, смогла простить и вычеркнуть из жизни неприятные страницы. Дальнейшая их недельная поездка на острова вообще напомнила им их самих. Николай Романов имел геройский, рыцарски благородный, сильный и открытый характер, который подпортила жизнь и военные действия, с детства увлекался военными упражнениями, потому что родился в семье потомственного военного. Пылал страстью к технической стороне военного дела, инженерил сам. Очень любил свою семью и жену. Сейчас он бы и сам не ответил, зачем при всей своей любви и своеобразной привязанности к жене ей же и изменял. Пусть у него было «всего» две любовницы, но зачем – не понимал. Думал, анализировал, копался в себе и не мог найти ответ. Но был искренне благодарен своей Шарли́, что она смогла его простить и принять. На самом деле, Николай Павлович питал к своей жене, этому хрупкому, умному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу более слабому. Для него Александра Фёдоровна была прелестной птичкой, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценностями клетке, которую он кормил деликатесами, и которой ни с кем не хотел делиться. Но и птичка не вспоминала даже о возможности покинуть клетку из-за любви и преданности к мужу. Ведь влюбились они друг в друга с первого взгляда. Александра Фёдоровна отличалась грациозностью, любезностью и весёлостью, кротким нравом и небесно-голубыми глазами. В молодости была изрядной кокеткой, сорила деньгами на лучших курортах Европы, почти каждый год ездила с мужем в Германию. Пока не родился старший сын и главная гордость родителей, младший пока только проходил становление. Они оба, Ни́ка и Шарли́, были отпрысками крайне состоятельных семей обрусевших немцев, поэтому нужды финансовой не испытывали никогда. Александра Фёдоровна умела владеть собой, скрывать под маской безоблачного счастья обиды и слёзы, старалась казаться здоровой и весёлой, когда внутри было плохо. А он об этом забыл. И, кажется, перестал ценить. Её взгляд, поддержку, уют, уход, бережность, помощь. Но при этом продолжал любить. Зачем он ей изменил?! Да уж, Гоф прав, из разбитой чаши пить можно, вопрос: как долго. Долго. Он знает, что делать. Ведь страстно никого не любил кроме своей жены, лишь бывал к иным женщинам благосклонен, не более. Некоторые женщины устроены так, что пoпросить помощи у мужчины — это табу, как и залезть в его кошелек или каким-то образом коснуться его денег. Они предоставляют мужчинам пoлное право выбирать — помочь или нет. И даже если они не просят о помощи, то все равно в глубине души они надеются и ждут, что мужчина проявит инициативу и совершии поступок. Женщине важен поступок со стороны мужчины. А взять на себя проблему своей женщины — это, несомненно, поступок в её глазах. Хоть и говорят, что женщины любят ушами, на самом деле они ценят поступки. Они уважают мужчин, которые разделяют с ними их проблемы, мужчин, которые всегда держат свoё слово и никогда не раздают пустых обещаний. Женщины любят, когда мужчины берут их под свoе полное покровительство и опеку. Они, конечно же, могут и сами все контролировать и решать, но, скажем по секрету, — они этого не хотят. Каждая независимая и непокорная женщина ждет мужчину сильнее себя. Она будет показывать ему свою силу и независимость, но в глубине души — она будет до отчаянья верить, чтo он сделает её покорной и возьмет её проблемы на себя. Романова услышала, как «Лексус» супруга въехал на участок и хлопнули дверцы. Коротко улыбнулась и вновь ушла в свои мысли. - Привет, как день? – Николай Павлович стоял рядом рядом и по-хозяйски положил свою руку на плечо женщины. - Привет, в процессе. У тебя как? Вновь вдрызг с Сашиком? - Нормально, с Сашиком тоже. Впервые за всю жизнь обратился за помощью. Я аж удивился. Александра Фёдоровна смотрела внимательно и мягко. - Он разделил ребят, делом Воланж занимаются Бенкендорф и наши дети. Остальные – Гознаком. - А, это. - Я так понимаю, там какое-то затишье, вот и готовятся-страхуются. Даже работают на разных этажах, чтобы не пересекались информационно, головы квадратные. – положила голову ему на плечо. – Скорее бы эту Тутышкину тутышкнуть. – вздохнула. - Как твой день прошёл? – Николай Павлович повторил свой вопрос и потрепал жену по плечу. - Работаем, я осматриваюсь, присматриваюсь, привыкаю, учусь, куча всего нового. Одно дело в книге читать, другое дело в руках эту всю технику держать. Но работает роскошно: тихо, быстро, правильно с первого раза. Я поначалу по несколько раз перепроверяла, а потом поняла, что это не остатки девяностых, а современные технологии. - Самые современные и самые лучшие. У моих детей должно быть всё самое лучшее. - Как и сами дети. – с лёгким сарказмом поддержала Александра Фёдоровна. - Да. – ответил серьёзно. – И это всё – только твоя заслуга. - Идём ужинать, мужа надобно накормить после трудов праведных. – пошла вглубь дома и замерла. - А праведные ли те труды? – пробурчал генерал и отправился следом. Александра Фёдоровна стояла и смотрела на стол, где красовался букет её любимых калл (интересно, министр знает, что эти цветы – символ семейного счастья?), свечи, бокалы, бутылка игристого, какие-то блюда, очертания десерта и столовые приборы. - Как на счёт вечера вдвоём? – хрипловато-неуверенный вопрос сзади. О, как, Николай Романов и неуверенность? Что-то новенькое. - С радостью. Но тебе завтра на работу, а уже поздно, ты выспишься? - Да. Приду позже, всех дел. Или не приду вообще. Всё зависит от нас самих. – из уст этого мужчины это прозвучало достаточно непривычно. - Ника? Что случилось? – Женщина повернулась к нему лицом и заглянула в глаза. – Чем помочь? - Простить меня. Хоть это практически нереально. Позволить прожить с тобой сколько нам осталось. – поцеловал изящную ладонь. - Мы с тобой об этом уже сто раз проговорили. – с любовью. – Ты сам только что сказал, что всё зависит от нас самих. Давай всё зависящее и делать. А новую жизнь мы с тобой уже начали, разве нет? Романов притянул её к себе и поцеловал. - Тогда, прошу к столу? За столом обсуждали всякие смешные моменты, мелочи, глупости, важные разговоры ни о чём. Важные разговоры важных людей. - Сливочно-кофейный торт? Ты где его нашёл? Я думала, его уже нет нигде. - Недалеко кондитерская открылась, там продавали, сказали свежий. И можно под заказ. Этот был в единственном экземпляре. И действительно свежий. Я же помню, что тебе нравился. Правда, тут менее насыщенный вкус. Но можно заказать более насыщенный. - Спасибо. – смутилась. Подняла бокал. – Давай за наши успехи и ошибки, ведь без одних не было бы и других. А всё вместе составляет нашу жизнь. Чокнулись. - Я всегда хотел, чтобы мои дети были умными, честными, добрыми, надёжными, сильными, верными, любящими. Я всё это получил. Кроме их уважения и любви. – горько вздохнул Николай Павлович. – Они меня боятся. Костик чуть не заикается, а Саша не делится ни чем и старается держаться подальше. Ты даже не представляешь, как я сегодня удивился, когда он с просьбой пришёл. Пусть сугубо по работе, но всё же. Для таких обращений он слишком горд. Под конец даже папой назвал. - Они оба очень тебя любят. И втайне пытаются быть на тебя похожими, только мягче. Разве ты не замечаешь? - Я собственными руками вырыл могилу непонимания между нами. - Вспомни себя по отношению к своему отцу. Как настоял на нашей свадьбе, как мы жили отдельно на съёмной квартире, как ты работал в затрапезном отделении милиции. И это всё в пику родному папе, который только и рад был помочь, да только ты был слишком гордый. Романов залпом осушил свой бокал и принялся вертеть его в руке. - А ведь мы тогда были абсолютно и безмятежно счастливы. Когда и чем я всё разрушил? Своей строгостью, почти тиранией? Твоей болью? А ведь я просто хотел семью. - Мы были теми и в тех обстоятельствах. Теперь и мы другие и обстоятельства тоже. Всё в наших руках. Пусть не всё зависит от нас самих, но наша семья в наших руках. Повисло молчание. Костя, решивший поесть на ночь глядя, с их работой, ел, когда получалось, увидел удивительную картинку реальности: родители в бледном свете свечей сидели за столом и держались за руки, как влюблённые подростки. Прислушавшись, до него долетели прерывающиеся фразы: «Не плачь». Не утерпел, сделал несколько фотографий и отправил старшему брату. Утром Александра Фёдоровна обнаружила на прикроватном столике что-то в подарочной упаковке. Открыла и обнаружила современную энциклопедию криминалиста. - Ника? Доброе утро, - искренне улыбнулась своей чуть наивной улыбкой. – Спасибо большое! - На здоровье. Освежай знания. – поцеловал в щеку и привлёк к себе на грудь. - Буду стараться. - Я хочу, чтобы ты была счастлива. Что же, похоже, Николай Павлович решил добиваться расположения собственной женщины. *** Двое в паре могут стать одним целым, не потеряв при этом своего лица, своей индивидуальности. Это возможно, если каждый будет уважать друг друга, если будет ценить, дорожить и пытаться сделать жизнь любимого человека лучше во всём. Они оба получат взаимность, уют и поддержку, тёплую постель и нежные объятия. Но каждый останется тем человеком, которым и был, потому что его никто не хотел менять, а смог принять. Саша тихонько вошёл в тёмную квартиру и постарался максимально бесшумно закрыть дверь, что с новыми и более надёжными замками было проблематично. Разулся, повесил пальто и натолкнулся на Вениамина – охранника жены. - Как дела? - Нормально, всё хорошо. Выходили на улицу, погуляли. Александр Николаевич, разрешите, … - Давай без политесов. Что? - Я не видел, не смог выявить, но спиной чуял, за нами всю прогулку наблюдали. Не нравится мне это всё. Но всё спокойно. Благо, что в полумраке коридора, свет шёл из кухни, охранник не заметил бледности парня. Этого только не хватало. - Понял, спасибо большое. Завтра и послезавтра сможешь ещё побыть? Я думаю, за это время всё раскрутится и я возьму отдых. - Конечно, сколько нужно. - Спасибо. Компанию за ужином составишь? - Спасибо, меня Наталья Александровна уже насильно накормила, я столько не ем, но очень вкусно. – чуть смутился. – Я тогда пойду, в шесть я у Вас. - В семь. - Как скажите, хорошего вечера. - Спасибо, хорошего вечера. А так ли хорошо на самом деле? Забрался под душ и лихорадочно пытался просчитать, кто мог бы следить за его Натусей. Единственный подельник Тутышкиной-Воланж мёртв, её покровитель от неё отказался и сбежал, как чёрт от ладана, едва почуяв, что для него запахло жареным, причём на самые дальние острова, министр оформляет запрет на въезд. Там и останется, человек не бедный, проживёт с кокосами и морской водой. Гознаковцев «пасут» его ребята денно и нощно. Кто?! Кому они нужны? Кто-то из прошлого старшего Репнина? Зачем? Нет, потерять Натуську и маленького он не может, не имеет права, не хочет. Не будет, в конце концов. Понял, что смылил на себя пол куска мыла, смыл всё водой, вытерся, забрался в халат и вышел из ванной. В комнате горел свет, а из кухни доносились божественные ароматы. Быстро переоделся и пошёл на запах. - Привет! – Наташа радостно улыбнулась и принялась накладывать ужин. – Я соскучилась! - Привет, я больше. Ты же отдыхала, зачем встала? Я бы сам спокойно поел. – находить еду в холодильнике, а уж тем более в свой тарелке ещё и не им приготовленную и не им на эту тарелку наложенную было непривычно совершенно. - Я просто лежала и ждала тебя. Саша бережно привлёк её к себе, поцеловал крупноватый для такого маленького срока животик, потом саму жену. - Я тоже очень соскучился. Но нужно ещё пару дней потерпеть, не от меня теперь всё зависит, а потом я возьму тайм-аут и выйду только перед Новым годом за отчётами. Как ты? Как маленький? – сел на табурет и посадил на колени Наташу и умостил широкую ладонь на будущем отпрыске. - Хорошо. Погуляли, потом спали, смотрели мультики и читали. Так, давай ужинать, а то сейчас всё сгорит. – проворно вскочила, но Саша усадил её на сиденье, а сам подошёл к плите и принялся накладывать. - Только мне без приправ. - Я помню. – улыбнулся. Рядом с ней было так хорошо и спокойно. Так тихо и тепло. Поставил тарелки рядом, вновь посадил жену на колени и принялся кормить. Наташа в свою очередь кормила мужа. Глаза в глаза, душа с душой вели свои разговоры. - Сань? У тебя как? Проблемы или просто устал? - Устал и очень соскучился. Давай договоримся, нагреть и наложить еду в тарелки я и сам могу. Готовить, правда, не очень успеваю, но буду стараться. - А я всю жизнь мечтала встречать мужа с работы с едой. – обезоруживающе улыбнулась. - Я понимаю, но прошу тебя поберечься. У тебя сейчас главное ты и маленький. Очень вкусно, правда. Спасибо большое. - Я буду стараться, хорошо. Немного посидели в тепле друг друга, Саша медленно водил носом по женской шелковистой щеке, по переливающимся тёмно-каштановым волосам, приближался к губам и, дразня их обоих, вновь возвращался в щеке. Дышать становилось легче. Наташа прикрыла глаза и откинулась ему на плечо. Было хорошо и спокойно. Надёжно. Бережно и крепко взял на руки и унёс в комнату, молодая женщина включила дальний бра. Улёгся рядом, сначала покрывал лёгкими, как воздушный шар, поцелуями всё лицо, потом просто удобно устроились и лежали в уютных объятьях и при уютном свете. - Саш, - с любовью и нежностью позвала Наталья. – спишь? - Нет, а что? - Ты молчишь всё время. Поделишься? - Когда надо к Зое? - Понедельник-среда, в эти три дня, я думала во вторник, терпеть не могу понедельники. - Понял, тогда во вторник. Я с вами. - Естественно! А ты думал спрятаться? – спросила шутливо, но получила слишком серьёзный ответ. - Нет. Семья – это самое важное. Нет ничего важнее тебя и наших детей. Натусь? - Да, любимый? - Если я когда-нибудь стану слишком строгим по отношению к собственным детям, скажи мне, пожалуйста, только одно слово: гречка. - Хорошо. – прозвучало в ответ чуть удивлённо. О том, что оба младших Романовых в детстве частенько простаивали на данной крупе программист подозревала, сам Саша её практически не готовил, хотя это самая полезная каша, а когда она приготовила сначала банальную, но у неё получающуюся необыкновенно вкусной, гречку с жареным луком и грибами, а потом гречаники и пригласила на оба блюда Костика, тот аж в лице изменился и от приглашения отказался. Теперь и старший брат. Перевернулась на бок, лицом к такому близкому и единственно нужному: - Поговори со мной. Я в первую очередь твой друг. - Ты – моя Наташка. Моя. – всё же коротко поцеловал. - Пока только твоя. – притянула его за уши к себе, но он отстранился и недоумённо заглянул в изумрудные глаза. – Скоро тебе придётся делить меня с нашим маленьким. – очередная попытка поцеловать окончилась неудачей. - Я тебя ни с кем делить не буду. Ты – моя. Мой друг, моя жена, мама моих детей, моя любовница, мой смысл жизнь жизни. Ты у меня одна. У малыша ты будешь мамой, у меня – всем перечисленным. - Я согласна. Иди, наконец, ко мне! – чуть возмутилась и заполучила-таки губы мужа. Лежала у него на груди и вырисовывала одной ей понятные схемы на домашней футболке супруга. Минимум неделю он избегал близости, боясь навредить. Она обязательно спросит у Зои и в его присутствии, чтобы он потом себе ничего не придумал. Наташа заметила, что всё, касающееся её и малыша заставляет парня нервничать и, в последнее время особенно, уходить в мысли, при чём, нерадостные явно. В том, что он любит её по-прежнему сильно, она не сомневалась. Видела и чувствовала это. Заботливо приготовленный завтрак, заученные наизусть полезные продукты, выглаженная одежда, хотя она обожала гладить, чистота в квартире, сообщения с работы, когда не может позвонить с вопросами о самочувствии, их какая-то практически космическая связь, когда один не успел подумать, а второй уже как минимум озвучил или сделал, как недавно. Наташа заметила, что шторы необходимо было бы постирать, но в её положении она побоится залезть на стремянку, надо сказать мужу или деверю, забыла и заснула днём. Проснулась, а в комнате висят новые шторы, оказывается у Саши в кладовке вторая пара лежала, старые же крутятся в машинке. Или как начинают браться за одно и тоже одновременно,заканчивают мысли и фразы друг друга. - Сань? - Да, Натусь? - Как на работе дела? - Мама «сделала» Сизова с Шубиным. Завтра последние штрихи и финальный текст. Воланж явно больна на голову. Я сегодня просмотрел камеру. Вся бледная, под глазами мешки с синяками, а глаза… я такого давно не видел – выцветшие, бело-серые, даже зрачок потускнел. И дело не в отсутствии воздуха. Она дёргается, словно её комары кусают, беззвучно сама с собой разговаривает. - Наркотики? - Нет, вначале в самом кровь же у неё брали. Чистая. Это явно нервы, возможно психика, но нужен специалист. Даже не знаю, до беседы с Надеждой Николаевной или после. - Может до? Чтобы знать, чем приступ агрессии снять? - Может и до. Завтра день, как минимум, есть. - И сегодняшняя ночь. Она для того, чтобы отдохнуть. А ты всё равно о работе думаешь. - Прости. – натянул улыбку. – Я очень соскучился, честно-честно. - Так соскучился, что тебя надо несколько раз просить меня поцеловать. – шутливо надулась жена. Отрицательно покачал головой и склонился над Наташей. Глаза в глаза, лёгкое дыхание и губы в нескольких миллиметрах друг от друга. Её руки сплелись у него на затылке. - Девочка моя родная…. Любимая моя… - прошептал легче ветра Александр. - Я с тобой. Всегда. – отдалась во власть мужчины. Отстранились, когда сердце начало стучать в висках. Романова устроилась в руках мужа и незаметно задремала. Саша же пытался просчитать и проанализировать ситуацию. Выходило, что тот, кто следит за его женщиной, не имеет отношение к делу Тутышкиной-Воланж. А кто? Завтра надо дать наставления Вене. За установками самому себе отправился к Морфею. *** Анна и Владимир подходили к палате сына, когда услышали его звонкий голосок и фразу, заставившую обоих остановиться: - … А я хочу быть похожим на своего отца! Он у меня самый лучший… Дальше ни Анна, ни Корф разобрать разговор не смогли. Блондинка повернулась к напрягшемуся майору и прошептала: - Вот видишь, а ты переживаешь. – улыбка вышла чуть пластмассовая, из-за сдерживаемых слёз в глазах. Замначальника спецотдела УСБ судорожно сглотнул и безвольно опустился на банкетку под стеной. Села рядом и успокаивающе гладила его руку, которая сжимала петлю рюкзака. Дала ему время. - Идём, нас очень ждут. – потянула за собой в палату. Вошли с улыбками на лице, мальчишки, которые сидели вокруг Володи-маленького бросились врассыпную, на свои места. Анна села на стул рядом с койкой сына, Владимир рядом поставил рюкзак и всё время ощущал спиной любопытные детские взгляды. - Привет, как самочувствие? – присел на корточки. - Привет, нормально, только чесаться начинает, но тётя Надя написала, что это даже хорошо. - Ясно. Рассказывай, что у вас тут и как? - Да нечего. Скучно. Ну болтаем, ну спим, едим, ну уколы. Скукота. Книжку практически прочёл. Как у вас, как мои дядьки? Когда, через несколько дней после появления и осознания появления в семье сразу двух младенцев – Дани с Ваней, Володя-маленький назвал их шёпотом дядями, Бенкендорф усмехнулся – забавный диссонанс. Поэтому все Корф между собой, да и вслух, но ласково называли малышей или Карапузиками или дядьками. - А тебе уже можно читать? – мягко уточнила мама. - Да, сказали, раз не тошнит и голова не болит и не кружится, то по две странички в день. Пф, а остальное время что делать? Потолок рассматривать? - Вон, с ребятами общаться. - Общаемся… «а кто твой любимый актер», «а на кого ты хочешь быть похожим», «а ты Аватар смотрел»? – шёпотом передразнил соседей по палате мальчик. – Муть. Раз не смотрел «Аватар», и последнего «Человека-Паука», так с тобой не интересно. А как я спрашиваю, читали ли они «Трех мушкетёров», «Пять юных сыщиков и верный пёс», катались ли на катамаране, так «э-э», «гэ», «мэ». Анна нахмурилась. Не ожидала, что её сын окажется заносчивым и высокомерным. - Сынок, не надо так, вы все разные, но нет ничего плохого, что они смотрят кино, а ты нет. Ты читаешь одни книги, они другие. Но вам не нужно ссориться, вдруг за помощью обратиться придётся, да и чего вам делить? Может, наоборот, подружитесь. Пусть расскажут тебе о фильме, ты им о книгах. Может,ты захочешь что-то посмотреть, а они – почитать. Это и есть общение. Вас же целоваться не заставляют. - Володя-маленький насупился - Так, что забрать? Я пока осмотрю тумбочку. Анна принялась за уборку, Владимир сел рядом с сыном, бережно привлёк к себе и начали перешёптываться о «своём, о мужском». Завибрировавший телефон сорвал главу семьи на работу, с ребёнком осталась мама, у которой сложился разговор с подростком. - Володя, сын, ты прекрасно знаешь, что я и мы с папой очень тебя любим и у нас и для нас ты самый лучший, это так. Но, ты не один такой крутой на всей планете. Другие дети также заслуживают уважения, у каждого есть свои достоинства. Например, Маша хорошо клеит, Федя быстрее бегает, а Миша отлично строит. У других ребят тоже можно чему-то поучиться. Всегда можно красиво дать понять, что тебе что-то не интересно и ты не будешь об этом разговаривать, но вежливо. Позвали, что человек так много смотрит разнообразных сериалов, но тут же расскажи о понравившейся книжке, ты умеешь «зажечь». Тебе ведь приятно от похвалы, почему же не сделать также приятно кому-то другому? И постепенно у вас найдутся общие темы для обсуждения. *** Утром Сашу ожидало два сообщения. Он поцеловал спящую Наташу и попробовал осторожно выбраться из постели, но молодая женщина улыбнулась и плотнее прижалась к нему. - Не пущу. Или я с тобой на работу или ты со мной дома. – прошептала сонно. - Наташенька, хорошая моя, я пока только за завтраком. – поцеловал тёплую розовую от сна щеку и потёрся носом. - И я. Я вообще не понимаю, чего ты меня дома держишь. Я работаю, не в декрете. - Хорошо, уговорила. Только при разговоре Сычёвой с Воланж нас не будет. - Меня точно нет, своих нервов и здоровья маленького жаль. А ты, наверное, как начальник должен быть? Кстати, а Корф в курсе? - Нет, не в курсе. – вздохнул. – По морде точно даст. Это как минимум. - Вот я о том. Неуклюже взял с пола мобильный. – Нам надо подумать, может какую складные полочки прибить или тумбочки приставить? А то всё с пола. Я-то привык, а тебе такое не надо. Негигиенично. - Давай посмотрим. Если мы решаем переселяться в другую квартиру, то, может, зря? - Закроем это дело и я на несколько дней выходной. Разберёмся. – принялся читать сообщения. Внимательно и несколько раз изучил послание брата. Сообщение от Бенкендорфа было лаконично: «Сегодня. После обеда» - Похоже, сегодня всё решится. Надо придумать, куда Корфа деть. - К сыну. - Слишком подозрительно, много выходных, когда два дела сразу. О, дело Силантия, пусть изучает. Так, сейчас принесу лимон, лежи. - Я уже давно нормально себя чувствую, - улыбнулась жена. – Давай собираться, ещё с собой взять надо. Всё утро Романов был задумчив и витал в облаках. *** Их было двое — он и она. Они где-то нашли друг друга и жили теперь одной жизнью, где-то смешной, где-то солёной, в общем, самой обыкновенной жизнью двух самых обыкновенных счастливых. Они были счастливыми потому что были вдвоём, а это гораздо лyчше, чем быть по одному. Он носил Её на руках, зажигал на небе звезды по ночам, обустраивал дом, чтобы Ей было, где жить. И все говорили: «Ещё бы, как его не любить, ведь он идеал! С таким легко быть счастливой!» А они слушали всех и улыбались и не говорили никому, что идеалом Его сделала Она: Он не мог быть другим, ведь был рядом с Ней. Это было их маленькой тайной. Она ждала его, встречала и пpoвожала, согpевала их дом, чтобы Ему там было тепло и уютно. И все говорили: «Ещё бы! Как её не носить на руках, ведь она создана для семьи. Немудрено, что он такой счастливый!» А они только смеялись и не говорили никому, что Она создана для семьи только с Ним и только ему может быть хоpoшо в Её доме. Это был их маленький секрет. Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все говорили: «Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг столько сильных и уверенных». Но никто не знал, что сильнее Его нет никого на свете, ведь они были вместе, а значит, и сильнее всех. Это было Её тайной. И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и плакала. И все говорили: «Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки и порой синяки под глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и красивую?» Но никто не знал, что Она была самой красивой в мире. Разве может кто-то сравниться по красоте с той, которую любят? Но это было Его тайной. Они всё жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали: «Как можно не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не хочется чего-нибудь нового?» А они так ничего и не сказали. Просто их было всего лишь двое, а всех было много, но все были по одному, ведь иначе ни о чем бы не спрашивали. Это не было их тайной, это было то, чего не объяснишь, да и не надо. Надежда Николаевна открыла глаза и поняла, что муж не спит тоже. Ощутила, как он бережно и нежно приобнял её, удобнее зарылась в его тепло. Решение она приняла, осталось сказать. Бедный Шурик, он так за неё переживает, как не переживает она сама. Приняв решение – успокоилась. Ничего нового она не узнает, а если это действительно шанс, его нужно использовать. Ладонью гладила колючую мужскую щеку: он не побрился перед сном, да и сынишки привыкли к его лёгкой небритости и заливисто хохотали, когда папа начинал покалывать их щёчки своими зародышами бороды. Папа. Её Шурик. Её Шурик – папа. Она – мама. Мама благодаря ему. Разве не это счастье? Разве не счастье просыпаться рядом с ним, а потом вот так вот копошиться у него на плече, ощущая его тихое дыхание и робкое, боясь разбудить, прикосновение губ к щеке, виску или лбу? Он рядом и он жив. Там много и так мало для счастья. Этого мужчины ей всегда мало. Дома, на работе, в командировке. Ма-ло. Всегда нужен. Рядом, за руку, под головой и на плече, перед собой и за спиной. Всегда. Вместе. И никому, ничему не отдаст. Только её. Как бы кто не хотел. Он – её , она – его. Злые, весёлые, расстроенные, уставшие, помятые от сна, с мешками под глазами – самые нужные, самые любимые, самые родные. - Доброе утро, Шурочка. – ласково, счастливо. - Доброе утро, Солнышко моё родное. - Как ты? – хором, улыбнулись. - Шур? - Нормально, «мотор» работает без сбоев. – послушно отрапортовал полковник. – Ты́ как? – с тревогой в голосе. - Нормально. – поцеловала его плечо. – Давай сегодня? Где-то после часа? Карапузики как раз пообедают, погуляют, будут хорошо спать. И хватит времени. - Как скажешь. ДаньВаню с собой берём? - Да. Я их одних не оставлю, а ребята у Вовки, да и Володя работает. - Надо и Аню подключать. Всё страшное позади, пусть работает, а то не спецотдел, а курорт какой-то. - Ой-ой, - шутливо передразнила его Надя. – А как со мной в роддоме жил, ничего, нормально было? - Я – замминистра. И у меня уважительная причина. И я уже работаю. - А Вовка, по-твоему, не уважительная причина? - Очень. Но его уже можно оставить в палате, там он не один. А у нас то ли два, то ли три дела, сами разобраться не можем. И головы нам нужны. - Смотри, конечно, сам, тебе виднее, но как бы не было перекосов. - Не будет. Сашка и так им кучу поблажек даёт. Ладно, я собираюсь и на работу, а ты меня набери обязательно, я тебя заберу. – поцеловал её и сел. В этот момент захныкали сыновья. Папа переодевал, мама кормила. Потом один отправился в душ, вторая на кухню, готовить завтрак. Надя сама c удивлением и удовольствием наблюдала перемены, происходящие с ней: ей стало необходимо готовить любимому мужчине еду, не важно, завтрак или ужин, складывать с собой, гладить его брюки и рубашки, вешать на плечики, делать всё сугубо своими руками, чтобы он чувствовал её тепло, её заботу, её любовь. Александр Христофорович, в свою очередь, старался наоборот максимально разгрузить её от готовки, глажки своих и детских вещей, уборки, ночных вставаний к детям и прочего. Когда она лежала и просто отдыхала, что бывало редко, а Бенкендорф был дома, старались размещаться рядом, близко. Как-то она задремала, а Карапузики решили повредничать – кушать не хотели, сами были сухие, нужно было внимание – принялись хныкать. Александр Христофорович склонился над ними, немного возил взад-вперёд кроватку и шёпотом приговаривал: «Не надо плакать, всё хорошо, мамочка устала, ей нужно немножко отдохнуть, а потом мы пойдём гулять». Стоило ей разобрать эту фразу, её в очередной раз затопила волна любви к собственному мужу. Господи, она любит его так же, как и тридцать три года назад. Её Шурик. Завтракали вместе, по-детски держась за руку. Всe те эмоции, которые Надежда Николаевна смогла сформулировать про себя, теперь отражались молча в глазах родного человека. - Побыть с тобой? - Нет, мне лучше одной, я с мыслями соберусь. – крепче сжала его пальцы, словно просила не обижаться. - Хорошо. Дело в офисе просмотришь? - Наверное. Вам же главное её письменное признание? – Кивнул, накрыв её ладонь своей. – Тогда даже читать не буду. Не хочу. - Как скажешь. Я на связи. Люблю. – поцеловал и принялся обуваться. Вышла за ним в коридор: - Будь осторожен, пожалуйста. - Всегда, не волнуйся. - Этот свитер? – заметила на нём свой подарок. - Да, он сделан твоими руками, значит везучий. Надя закрыла за мужем дверь и подошла к окну, помахала рукой. Вернулась к сыновьям. *** Саша сосредоточенно перечитывал информацию от стажёра и барабанил пальцами по столу. Наташа работала одновременно на ноутбуке, нетбуке и планшете. - Царь, я тут подумал… - в кабинет практически без стука вошёл Корф. Романова поморщилась, майор поднял непонимающий взгляд на друга. - Что ты подумал? Что в кабинет руководства стучать не нужно?! - Ты чего?! Царь, не до этикета. - Старший майор хмыкнул. Если бы Владимир не был лучшим другом и феноменальным следователем, то получил бы выговор с занесением. - получается, эти Гознаковцы – бывшие сотрудники органов. Саша потёр пальцами виски, стараясь переключиться на второе дело: - Давай ближе к вечеру или завтра? Сегодня надо это дело закрыть, хоть формально и министру отчитаться, желательно. А это терпит. - Ну, тогда до праздников мы его не закончим. - Корф, тебя поздравить с днём нытика?! Значит, не закончим. Закончим после праздников! - Я тебе на почту всё скинула, там интересно. – повернула голову к Корфу программист. – И, кстати, нашу сеть пытались взломать, но обломались. - Умница. – натянуто улыбнулся муж. Пришло сообщение, что полковник забирает Надежду Николаевну и везёт в офис. – Тогда проверяйте всех фигурантов Гознака. Всё, на третий этаж пока. Владимир послушно поднялся, тем более, что его уже ждал нервничающий Сизов, и не обратил внимания на странный холодок внутри. Наташа вопросительно посмотрела на мужа, тот протянул ей телефон с сообщением. - Ты должен быть там? – уточнила чуть севшим голосом. - Появлюсь на всякий, но, думаю, меня попросят. Максимум мама и то не факт. Не нервничай. – придвинул своё кресло к креслу программиста и приобнял. – Полежи пока. Потом отправлю вам с мамой домой, накропаю отчёт и мини-отпуск. - Не хочу домой. - А маленький? – поцеловал её висок. Шёпотом. – Девочка моя родная. Ты мне очень нужна. – замолчал. Наташа в очередной раз проглотила рвущийся наружу вопрос, в очередной раз не вовремя его задать. *** Надежда Николаевна стояла за стеклом допросной, рядом был Александр Христофорович, за спиной, практически в углу, Саша и Александра Фёдоровна с пустырником, хоть и знала, что подруге сейчас его нельзя, но всё же. Будут ориентироваться по ситуации. Криминалист пыталась унять сердцебиение и взять себя в руки, скрыв дрожь этих самых рук. Весь утренний настрой рассеялся, как яблонь дым. - Это не обязательно. – прошептал Бенкендорф. – Поехали к Карапузикам. – повернулся к ней лицом и положил руку на локоть. Соблазн повернуться и уйти был велик, но желание просто посмотреть в глаза человеку, который уничтожил её карьеру, потрепал им с Шуриком нервы, острее и сильнее. - Я в порядке. Полковник кивнул и Романов отправился за задержанной. Надя смотрела на серую, потускневшую, ссутулившуюся, с мешками под глазами некогда гордую и практически всемогущую Тутышкину. Ах, простите, Воланж. Ощутила нарастающее напряжение вокруг себя. - Шурик, - тихо, мягко, - я прошу́ тебя спокойно. Всё будет хорошо. Не нервничай, пожалуйста. - Я спокоен. - Я вижу. Камера пишет? Проверь, пожалуйста, Карапузиков. Молчаливый кивок. Женщина взяла кожаную папку с чистыми листами бумаги, несколько ручек и вошла в комнату для допросов. Обошла со спины Амалию Воланж, не выпуская из рук канцтовары мягко и плавно села на стул, закинула ногу на ногу, руки на столе, вдоль папки. Подаренный мужем в день рождения сыновей кулончик согревал, успокаивал и придавал сил. Молча смотрела на визави. За стеклом приглашённый профайлер комментировал поведение и монолог обвиняемой. Бенкендорф выдворил Сашу, пообещав,что отчёт писать будет майор, значит, ещё наслушается. В «аквариуме» осталось трое: полковник, профайлер и стажёр-криминалист. Заключение психиатра в деле. Александр Христофорович стоял бледный до синевы. Он всё хорошо знал и помнил. Помнил издевательства над его женщиной, унижения, иезуитские оскорбления, когда всё вежливо, но мерзко и обидно, сфальсифицированые жалобы от тех, кто любил его жену, как лаборанта и преподавателя, науськивание, преследование, отсутствие возможности работать, попытка уничтожить их брак липовыми любовниками и любовницами. Теперь ещё и убийство сына. Просто из зависти и ревности. Оказывается, это разъедающе-уничтожающее чувство. Деградация личности. Что нужно было опытной, обвешенной всеми возможными грамотами и регалиями от молоденькой девушки? Надежда Николаевна была женщиной, к которой обычно боятся подойти, несмотря на феноменальную мягкость и женственность; так она уберегала себя от недостойных взглядов и трусливых мужских характеров. С ней только поистине сильный мужчина – её Александр. Была неприкасаемой, сложной, воинственной, способной хлёсткими речами поставить на место и взглядом заглушить нелестный шёпот. Женщиной не для всех; такие обычно не по вкусу, ибо горьковаты, но они сами выбирают с кем распивать вина и для кого оставлять дверь открытой. Этим и вызывала ненависть и зависть. О, Господи… Так, надо Надюшу оттуда вытаскивать. Повернул микрофон к себе: - Надежда Николаевна, выйдите, пожалуйста ко мне! – спокойно, властно прозвучал голос мужа в крохотном и незаметном наушнике. Майор не шелохнулась. - Надежда Николаевна! Ноль реакции. Тяжело выдохнул. Саша зашёл в кабинет руководства и с теплотой наблюдал, как его любимая улюлюкала с Даниилом и Иваном. Хотя, они действительно Карапузики – крохотные, смешные, трогательные и так страшно брать их на руки. Поэтому и Наташа их только гладила и улыбалась. Присоединился к ним. - Как у вас тут? - Улыбаемся, изучаем потолок, окружающую обстановку, пускаем слюни и ждём маму. – встревоженно посмотрела на Сашу, тот пожал плечами. - Такие маленькие, аж страшно. Я не знаю, как их на руки брать… - Вот так, - взяла на руки Даню и склонилась над ним, потом протянула его Александру. Парень отрицательно помотал головой. – Ты чего? У тебя же младший брат, ты тоже опытный. - Я уже не помню. Да и Костик, это мо́й брат, а это – чужие дети, мы за них отвечаем. - Перестань, - улыбнулась. – они такие смешные. Улыбаются и вылитые полковник. - Бедная тётя Надя – сразу три Бенкендорфа дома. - Прекрати, они такие сладенькие. Дя, Данечка? Захныкал Ваня. Саша осторожно взял его на руки и принялся с ним разговаривать. - А нам еду оставили? Похоже, они хотят именно ням-ням. - Оставили. Сейчас. - Тренирумся? – нервно усмехнулся Романов. - Почему бы нет. Пригодится скоро. Саша поцеловал животик. Через час в кабинет вошли молчаливые, напряжённые, расстроенные Бенкендорф. Романовы быстро ретировались к себе. Заглянули в лабораторию, увидели, как Александра Фёдоровна вытирает слёзы, а в воздухе витал запах успокоительного. - Мам? – Саша попытался приобнять её, но блондинка вывернулась. - Всё нормально. Флешка. – достала накопитель из кармана халата. - Спасибо. По этому делу что-то есть или остался только отчёт? - Отчёт. - Тогда вы с Натусей в дом, я допишу и к вам. - Я тут. – категорично произнесла программист. – Ещё же второе дело есть. Там интересно. - Завтра будет тебе интересно. А сейчас интересно маме и тебе с малышом! Домой! С трудом загрузил женщин в машину и отправился бороться с отчётом. Затянулось на несколько часов, хотя на документации он слона съел и обычно расшифровка занимала час, а всё вместе до трёх часов не больше. Буквально каждые полчаса офицер делал перерыв и отжимался или приседал раз по сто, чтобы выдержать этот поток мерзости и грязи. Надежда Николаевна забрала у Романовых детей и укладывала в переноску, Александр Христофорович стоял у окна, спиной к ней и пытался переосмыслить услышанное. В кабинете висела тишина. Надя боялась произнести хоть слово, не зная, как себя вообще вести теперь с мужем, что говорить после услышанного, как не старалась абстрагироваться, слышать-то слышала. А родители приучили думать. Больно уже не было, было страшно за Шурика, за его трепетное сердце. - Шурочка, - робко, со страхом нарушила тишину, - мы всё, сможешь нас отвезти домой? И побыть с нами? Кивок и бережное сопровождение к машине. В салоне Надя пыталась придумать, как успокоить мужчину, но как, если неспокойна сама? В голове вертелись мысли о том, что с появлением Карапузиков кроме поцелуев больше ничего не было, даже объятья и те по праздникам. Она стала ему настолько противна после увиденного? Но он так же нежен, бережен, трепетен и такой же любящий муж и папа. А что теперь? Ответ на этот вопрос пытался найти и Александр Христофорович. После услышанного хотелось помыться и прижать к себе родного человека. И сейчас он это сделает. В доме их встречал только Бастер. Володю-маленького заберут через два дня. Помылись сами и помыли малышей, Надя кормила их, а Бенкендорф грел еду им обоим. Женщина бесшумно зашла на кухню: - Надюша, ты тут? Я думал занести в комнату. - Здесь. Ты же со мной? - Да. – твёрдо. Глаза в глаза. Рука в руке. – С тобой и сыновьями. Ели в тишине. Напряжение уже грозило раздавить. Она с трудом проглотила несколько ложек пюре, хотя это было вкусно, её Шурочка очень вкусно готовит. Но не могла проглотить больше. - Надюша? - Очень вкусно, очень, я потом доем. – стремительно вышла. Александр Христофорович рванул за ней, резко развернул и прижал к себе: - Надюшка, Солнышко моё родное, моя любимая, моя радость. - Ощутил её рыдания. – Не надо, Солнышко, не надо. Всё закончилось, уже окончательно всё. «Закончилось, закончилось» пульсировало в умной женской голове. Муж лихорадочно целовал заплаканную Надю. Заглянул в глаза: - Что такое? Расскажи мне? - Скажи мне честно, - глубокий вдох. – ты меня любишь? Растерянный взгляд в ответ: - Очень. Даже сильнее, чем раньше. Чем вчера. - Честно? - Да. – поцеловал. Почувствовал, как она плотно, каждым миллиметром тела прижалась к нему. Это был крах его выдержки. Надя лежала на родном плече и целовала влажное тело. - Я уже думала, что после увиденного, ты меня терпишь только из-за детей. - Что? – от удивления аж напрягся. – Что за глупости?! Я боялся за твоё здоровье, чтобы всё зажило. У меня мускулатура какая стала из-за «терпения». Глупышка, моя единственная. – накрыл её губы поцелуем. Она вновь плотно прижалась к нему, хотелось ощутить и его тепло, его силу и почувствовать, что они по-прежнему вместе и единое целое. Не в постели, вообще. Но при этом необходимо было ощущать мужа каждой клеточкой кожи. Мужчина заметил подвеску и провел по ней пальцами. - Благодаря ей я это выдержала. И тому, что ты был рядом. – переплела пальцы и сжала. Поднёс их к губам и целовал каждый отдельно. - Уже всё. Всё, родная моя, моя самая сильная. *** Романов добрался до родительского дома и обнаружил Наташу с мамой на веранде под пледами с компотами и печеньями. Наташа ждала мужа под одеялом. - Натуся, любимая, чего не спишь? - Тебя жду. Иди ко мне. – протянула ему руку. Выключил свет и присоединился к ней. Целовал животик, потом саму жену. - Я выходной. К Зое во вторник? - Да. - Я успею отоспаться и буду хорошо соображать. - А второе дело? - Пока слежка. Это на Корфе. Обнял любимую и уткнулся носом в её волосы, но Наташа прижала его голову к себе и тихонько зашептала: - Если у тебя вдруг возникнет чувство потерянности, потерянности во времени, в пространстве, мыслях, людях, мечтах, надеждах, настроениях, дорогах, музыках, загадках, отношениях, если тебе вдруг покажется, что тебя потеряли в этом большом мире, помни, что кто-то – обязательно вовремя – тебя найдёт. Добрым словом, искренним и тёплым взглядом, нежным прикосновением, крепким надёжным плечом, сильными руками, баюкающими тебя, или светлой улыбкой, или просто – протянутой рукой, раскрытой ладонью. У этого огромного мира есть одна удивительная маленькая тайна… Если тебе когда-нибудь покажется, что тебя потеряли, помни: тот, кто тебе нужен, обязательно тебя найдёт. И обязательно вовремя. Как ты нашёл меня, как я нашла тебя. Потому что у каждого есть человек, вовремя нас нашедший. - Натуська моя. - Твоя. И наших детей. – поцеловала его щеку и устроилась в крепких руках. – она уже знала ответ на свой вопрос. Наслаждались минутами вдвоём. - Что делаем завтра? - Отсыпаемся, отъедаемся, а то от тебя и мышц скоро не останется. Потом посмотрим. Или что-то нужно? - Да. Быть с тобой. - Я рядом. - Натусь? - Да, любимый? – это слово давалось всё легче, наверное, потому что правда. -Давай обвенчаемся? Замерла: - Уверен? - Ну не говорить же, что сама об этом думает. - Да. Я не тороплю. Сейчас важно ты и маленький. - Будем думать. Поцеловал, привлёк к себе и уткнулся носом в её волосы. В голове мысли на разные темы устроили настоящую бойню из-за чего место их обитания начинало нешуточно болеть. Прикрыл глаза, понял, что не помогает, выбрался на кухню, выпил таблетку. У камина заметил Александру Фёдоровну, молча сел на подлокотник. - Чего не с женой? – с трудом ворочала языком. - Да мысли… Всё этот рассказ про вакцину в ушах. И спокойствие Надежды Николаевны. - Она знала. Даже формулу вывела. Саша покачал головой. - Она гений. - Надюша? Да. Я давно это говорю. - Один добрый гений, второй злой. Где папа́? - Решает вопросы. - Ясно. Ложись, завтра работа. - Корф с барского плеча выходной дал. Он знает? - Нет пока. Фингал мне обеспечен. - Сомневаюсь. Это личное Надюшино. *** Не спал и Александр Христофорович. В ушах звенел кусок из монолога Воланж. -…. Ты ведь поняла уже, что вирус энцефалита был искусственен. – довольная злая улыбка против непробиваемой невозмутимости. – Это изобретение моё, пополам с сыном. Жаль, - Воланж откинулась на спинку стула и пыталась смотреть победно, но выходило жалко. – что он решил сдаться. Не пришлось бы и его уколоть. Стоявшие за стеклом замерли. - Кто? – хрипло поинтересовался полковник. - Денис Макарин. У него тоже липовые документы были. Собственного сына. - Ей не привыкать. -… Заигрался мальчик. А ведь на нём столько было и девочки, и «витаминки», он ведь гениальный химик. Согласись. – очередной взгляд на Надежду Николаевну. – Вывести синтетику вируса японского энцефалита, рода Flavivirus семейства Flaviviridae, который входит в экологическую группу арбовирусов. Вирус содержит РНК, его размеры не превышают 15—22 наноме́тров. И ведь он смог! При кипячении сохраняется в течение двух часов. Спирт, эфир и ацетон оказывают угнетающее действие на активность возбудителя только через 3 дня. Долго сохраняется в лиофилизированном состоянии. При низких температурах может сохраняться более года. Входными воротами является кожа. Распространение вируса может происходить как гематогенным, так и периневральным путями. Затем вирус проникает в паренхиму головного мозга, где и происходит его размножение. При тяжёлых формах наблюдается генерализация инфекции и репродукция возбудителя как в нервной системе, так и за её пределами. После накопления в нейронах вирус опять попадает в кровь, что соответствует началу клинических проявлений. А ведь введён был под видом витаминного комплекса, здорово, правда?! Услышанное не стало новостью для Надежды Николаевны. После этого Бенкендорф и начал безрезультатно требовать у майора покинуть допросную. Нервы не выдерживали. -…. А мелкий Корф… - на первый взгляд адекватная улыбка, но лишь на первый взгляд. – ты же понимаешь, что ты – никто. И быть у тебя не должно ничего. Особенно семьи. Поэтому это должно было быть долго и мучительно. Плюс, вспыльчивый характер его отца. Корф ведь для тебя всё, так? И у тебя этого нет, как, а? И где Надежда? Чья? Ничья. И никто. Вот так-то. Да и с Сашенькой, - прозвучало как ругательство, - вы бы не протянули после этого, разбежались. С остальными просто в кайф пошло... Надежда Николаевна молча протянула ей листы бумаги и ручку. Внутренне была готова отразить удар стержня в область шеи, но всё прошло мирно и быстро. Так же молча, как вошла, встала, собрала документы и вышла. Между двумя дверями от допросной к «зазеркалью» сделала два неуверенных шага, пришлось даже опереться на стену и сделать пару глубоких вдохов-выдохов, но к ожидающему её любимому мужчине вышла на твёрдых ногах и с ровной спиной. Дома ни на шаг не отпускала от себя Бенкендорфа. - Всё, Солнышко моё родное, уже окончательно всё. – успокаивающе гладил сильную хрупкую женщину. – Всё, чудо моё. - Знаешь, у меня сейчас такое чувство… Как в детстве, когда сидишь долго в темноте, ждёшь Бабая, страшно, а тут приходит мама, включает свет, берёт на ручки и уже не страшно, а сердце всё ещё колотится. Молча подхватил её на руки, посадил себе на колени и укрыл шалью. Положила голову ему на плечо, руками обняла за шею: - И это ты моё чудо. Моё самое важное, самое любимое, самое терпеливое и самое понимающее чудо на свете. Ты и наши дети. – пауза, продолжила робко, потом всё увереннее, всё же непривычно открываться полностью даже самому близкому и самому любимому человеку. – Знаешь, мне очень нравятся мужчины с крепкими плечами. И я не о ширине и обхвате бицепсов, хотя, чего греха таить, и это тоже привлекает. Я немного о другом. Есть такие мужские плечи, которые тебе готовы подставить в те минуты, когда ты не просишь помощи, но так в ней нуждаешься. Такой мужчина никогда не спрашивает, нужна ли тебе поддержка, он просто всегда рядом. Ты терпишь иои выходки, бзики, ругаешь, бывает, но никогда не оставляешь меня одну стоять растерянной на безлюдной улице, и всегда готов подать руку, если я падаю. Ты мужчина, у которого ширина плеч прямо пропорциональна широте твоей души. Мужчина, присутствие которого не просто видишь, а чувствуешь, который и поддержит и совет дельный даст, и даже сделает так, чтобы я снова улыбалась. Ты - Мужчина с большой буквы. Всё остальное просто бесполезная гора мышц и пустой треп. - Это ты сильно преувеличиваешь, я обычный, заурядный даже. Но ты права, я очень тебя люблю. На следующее утро отправились на кладбище к старшему сыну, побыли там, на обратном пути почувствовали, что прошлое начало по-настоящему их отпускать и давать надежду на действительно светлое будущее. *** Через неделю собрались в кабинете Бенкендорфа: - Я слушаю. - Группировка именующая себя «Мечи», полагает, что вершит правосудие… - Конкретно, Корф. – сухо. Расплывающийся синяк на скуле начальника спецотдела УСБ Бенкендорф не намеревался спускать племяннику. Есть вопросы относительно дела Тутышкиной – все к нему, а не к сердечнику Романову. - Главарь – Максим Калинин 35 лет, позывной Кэп, бывший офицер разведки ВДВ, оперативник УБОП. После 10 лет работы уволен со службы по фиктивному обвинению, без права в дальнейшем работать в органах правопорядка, а опасный преступник выходит на свободу без предъявления обвинения. Этого Калинин не может простить. Проследив за откинувшимся, Калинин в тот же вечер вершит собственное правосудие, убивая его. Вот доказательная база. С этого дня Калинин понимает, чем он будет заниматься, — он будет бороться с беззаконием своими методами. И закон, похоже, у него свой и наказание единственное - смерть… - пауза - Калинин собирает команду из таких же как и он. Сначала ограбили убитых и недоогоабленных инкассаторов, похоже, преступников что-то спугнуло и они не совершили планируемое, чем не преминули воспользоваться эти ребята. Преступные деньги, которыми удается завладеть, бойцы оставляют себе и постепенно маленькая команда, превращается в опасную карательную организацию, которую бояться все и теперь они находятся между двух зол — криминального мира, который объявляет огромные деньги за их «головы» и бывших коллег, для которых они – «оборотни». Но обычное УСБ с ними не справилось. Да и Васечкин- Ушаков нам помог. Главная цель Макса и его соратников – борьба с преступниками, ушедшими от правосудия. Они ведут свою собственную охоту на наркоторговцев, педофилов, насильников и других представителей преступного мира. Помимо Макса в группу вошли Костя Орлов – снайпер, бывший сослуживец Калинина, Дима Чижов – инспектор патрульно-постовой службы, опытный юрист Ольга Степненко и врач команды Лена Журова, присоединившаяся к ним,после того, как её мужа, сотрудника СОБРа убили преступники. Ну и Василий Ушаков, которого они водят за нос тем, что их, якобы, всего двое, плюс, что сами ничего не понимают в оперативном деле. Явно решили сделать из него козла отпущения. - Ясно. Что удалось выяснить за это время? - Удалось немногое, но удалось. – кивнул Седой и продолжил. – Выяснили одно из их мест обитания, но пока не углублялись. Есть подозрение, что они неплохо ориентируются и под землёй, не только на ней. Нарыли компромат на каждого, не та всё романтично и благородно, как рассказал Корф. - Конкретику можно? Или мне выжимать из каждого?! - У Калинина на допросе умер подозреваемый. Случайно и неожиданно. Но в гло́тке был обнаружен пакетик с белым порошком. Сам или помогли – загадка. Но свернули на Калинина. Это и стало поводом для увольнения. В принципе, по отзывам на ухо, Калинин толковый опер, раскрывал самые безнадёжные дела. Крутит роман с капитаном Татьяной Дёминой, действующим сотрудником УБОП. - Информация? - Скорее всего, иначе как бы он узнавал. - И их до сих пор не накрыли? Обоих? Это же ниточка? – удивился полковник. - Пока нет, - встрял Саша. – Ребята из УСБ хотели, даже план набросали, но дело передали нам. Удалось выяснить, что сейчас «Мечам» даёт задания некто из, скорее всего, криминальных бизнес-кругов, и , скорее всего, в тёмную. Деньги заканчиваются, а кушать хочется, да и лекарства нужны. Серьёзный противник, хорошо подготовленный. - Я слушаю. Вы что, разучились внятно докладывать?! – уже рявкнул Александр Христофорович. - Елена Журова в прошлом хирург, детский, правда. Ушла из хирургии после смерти трехлетнего ребенка прямо у неё на столе. Перешла в «неотложку», но и там не всё гладко, замечена в подворовывании подотчетных наркотических средств. Поставлена на вид, вроде как исправилась, но связи-то остались. А их всех ранили не по одному разу, но ни в одно медучреждение никто не обращался. - Ясно. Снайпер откуда? - Чеченские, обе. - Кто ещё интересен? - Ольга Степненко, юрист, некогда первоклассный адвокат, разочаровавшийся в профессии, потому что быстро поняла, что побеждает не добро, а тот, у кого больше денег. Но связи тоже остались. - Судя по описанию, они прям наши помощники. – хмыкнул замминистра. – Что на них есть? - УСБ и свои же смогли доказать двенадцать дел. - Неплохо. А что вы? - Мы смогли подтвердить пятнадцать. Но не понимаем, почему они не спешат с Гознаком. А они притормозили. - Ох-хо. Понял. Так быстро? - У нас шикарные сотрудники лаборатории. - Не помню, чтобы я это оспаривал. Через кого из них можно работать? Анна портреты составляла? - Да. Похоже, начинает «шататься» Журова. Ну и Васечкин. Самое хреновое, что они не собираются останавливаться и они неконтролируемые. Совершенно нет. - Было бы странно, если бы были. – полковник барабанил пальцами по столу. – Что дала наружка? - Уходят качественно. Единственное что, у Журовой есть дочь, в основном живёт с бабушкой. Сама Журова прикрывается дежурствами. Ну и Ушаков нас спокойно водит. Остальные дома не появляются. Благодаря Васечкину знаем их базу. - Хотелось бы проникнуть, - заговорил Владимир. – чтобы полнее понимать, с кем дело имеем. - По сути, «крыши» как таковой у них нет, при этом они держат в страхе город. И выполняют грязную работу некоего синдиката, так? - Да. С уверенностью в возмездии и справедливости. - Ясно. Мне нужно обмозговать, пока свободны. Егор, есть что дополнить? Программист-колясочник кивнул на папку на столе: - Всё в деле. - Тогда свободны, я позову. - Да, - встал Романов, - на счёт нынешнего их работодателя я предполагаю Силантия. Всё в деле. Полковник кивнул. *** До Нового года с делом оперативники не разобрались, поэтому генерал Романов дал только два выходных – сугубо на праздник. Бенкендорф и Корфы отметили в узком семейном кругу, перед самым застольем Анна подошла вплотную к супругу, привстала на цыпочки и прошептала на ухо: - Ты скоро станешь папой. У нас будет ребёнок. – проглотила слёзы и плотнее прижалась к его щеке. Владимир замер, попытался переварить, отстранился от жены и растерянно смотрел на неё. Увидел слёзы в глазах и счастливую лучезарную улыбку. - Что? – уточнил в миг охрипшим голосом. - Я беременна, у нас будет ребёнок. – сколько раз за двенадцать лет она мечтала сказать ему эту фразу. - Аня? Анечка!!! – подхватил под коленки, обхватила его шею руками и смотрели друг на друга с улыбкой. Он снизу вверх, она сверху вниз. Склонилась и поцеловала любимого человека. Медленно и осторожно оказалась вновь на своих двух. – Спасибо большое, любимая! Спасибо!!! – всё такой же растерянный, но счастливый и нежный взгляд в ответ. - Это тебе спасибо большое! - Надо нашим сказать. Вовке как-то… - Он уже знает. Прости, но он первый… - Конечно, Анечка, конечно. – суетливо заправил завиток волос за маленькое ушко, поцеловал её ладошку, встал на колени, руки держал на женской талии, поцеловал животик в струящиемся платье цвета металлик, сам был в таком же, свадебном, костюме, прижался к нему щекой. – Привет, малыш, я твой папа. И я очень тебя люблю. Ты набирайся сил, расти и не мучай нашу мамулю, она у нас самая прекрасная. – вновь прикоснулся губами. Анна перебирала волосы мужа дрожащей рукой. Понимала, что это будет щемяще, но, чтобы так… тепло и уютно. Главное, что они вместе. И их дети с ними. Парень поднялся, держал лицо блондинки в своих ладонях, смотрели друг другу в глаза. - Я люблю тебя, Анечка. – шёпотом. - Я люблю тебя, Володя. – эхом. Нехотя отстранился и протянул небольшую коробочку, в которой находились подвеска и сережки с аквамарином в белом золоте. - Какая красота! Спасибо большое! Но зачем? Самое важное, что ты рядом. - Рядом. – категорично. – Просто я редко тебе что-то дарю, а на Новый год же не отвертеться. – улыбнулся. - Дурачок, - тихо, положив коробочку на край кровати и вновь обняла его за шею. – ты подарил мне самое важное – себя, наших детей, меня настоящую, в конце концов. - Это же хорошо? - Это роскошь. – потянулась за его губами. - Так мы не поужинаем. – пробормотал Корф. Раздался стук в дверь и весёлый голос Володи-маленького поинтересовался: - Эй, родители, вы нацеловались, можем садиться за стол? Уже начало девятого! Вы так всё пропустите! Анна уткнулась в плечо мужа и бесшумно смеялась. Корф, сдержал улыбку и громко произнес: - Я тебя сейчас спать отправлю, и ты ничего не пропустишь! - И чего сразу «спать», я, между прочим, о вас забочусь. Мы всё сами съедим. – послышались удаляющиеся шаги. - Он прав, нужно помочь. - Да. За столом поделились радостной новостью. - Только с вас девочка, - мягко улыбаясь заметила Надежда Николаевна. – Мы с Анютой в меньшинстве, надо пополнять ряды. - Так, а вы следом. – предложил племянник, но получил удар по ноге под столом. - Мы уже, наши чуда сопят вот. А вы вперёд. – покачала головой женщина, не заметив лукавого взгляда мужа. Старшие Романовы перенесли свою новогоднюю поездку, чтобы встретить праздник с детьми, да и довести дело, а потом отдохнуть с чистой совестью. Наташа и Александра Фёдоровна, не подпустив мужчин, сами накрывали на стол и шептались о своём, о женском. Саша вышел на веранду к отцу с братом, молча протянул им по бокалу вина. Сидели в тишине, но это было громкое Молчание, молчание – прощение. Николай Павлович обнял сына, а тот отца и они наблюдали за танцем снежинок. Саша начинал понимать своего папу. Перед сном Наташа стояла у окна и наблюдала за рассветом, за сменой старого года на новый. Саша встал рядом и обнял её. - Тот год подарил мне тебя, этот подарит нашего первого малыша. Я очень хочу верить, что этот год будет нашим годом. Нашим первым годом нашей долгой счастливой жизни. - Так и будет. Обещаю. – обнял крепче и бережнее. Для него стало важным, нужным обнимать именно эту женщину. Этого хотелось с первой встречи, этого остро хочется сейчас. Ведь любимых не просто обнимают, их прижимают как будто к самому сердцу, как что-то очень бесценное, значимое дорогое. С объятиями, через прикосновения мы передаём то, что невозможно передать словами. А иногда и не хочется никаких слов. Хочется просто чувствовать, с женой было именно так. Поэтому, так необходимо обнимать любимого человека, таким образом, как бы беседуя друг с другом без слов, но о любви. Он любил. По-настоящему. Сильно, глубоко, серьёзно. Любят, когда чувствуют настроение. Когда обнимают крепко в жару, и когда греют под ледяным одеялом. Любят, когда невыносимо скучают. Когда не находят слова, чтобы это сказать, и когда говорят что угодно, лишь бы услышать голос. Любят, когда беспокоятся за твою дрожь и холодные пальцы. Когда закрывают глаза и улыбаются от прикосновений. Любят, когда не хотят, чтобы родной запах достался кому-то другому. Когда теряют счёт времени и забывают о нужности сна. Любят не за мозги, не за красивые морды, не за хорошесть и не за какие-то там достижения. Не за что-то, а вопреки. Иногда – даже здравому смыслу и логике. *** Корф, Писарев и Шпагин, сидя в разных автомобилях, с разных точек наблюдали за основным, как удалось выяснить, местом дислокации «Мечей». На него вывел всё тот же Вася Ушаков. Дождались, пока все выйдут, подождали для уверенности. - Ну что, вперёд? – прозвучал голос майора в воки-токи. – Только предельно осторожно. Они безжалостны и хладнокровны. С разницей в минуту бесшумно хлопнули дверцы и трое неприметных мужчин вскрыли навесной замок. Подобием ручного пылесоса проверили наличие камер, жучков и прочей записывающей аппаратуры. С фонариками в одной руке и с пистолетом в другой медленно двинулись вглубь. - Реально гараж? – усомнился Андрей. - Не смеши. Главное, осторожно и внимательно. Шаг в шаг, практически не дыша, обошли конуру. На первый взгляд, действительно среднестатистический гараж с мужским хламом, но если присмотреться, то можно понять, что из этого хлама легко можно собрать взрывчатку, среднего радиуса действия, в якобы автомобильной аптечке лекарства не для оказания первой медицинской помощи при травме или инсульте, а сильнодействующие и рецептурные препараты в нерецептурном количестве. Сергей обнаружил холодильник с запасами еды долгого хранения. Внимательно проверил – всё закуплено на днях, правильно, Васечкин облазил все макеты и выводил по ним Ракитину с Костей. В одном из мусорных баков и прилепил записку для Кати с описанием местонахождения «базы». Оставалось за малым – проникнуть, осмотреться и найти компромат. Легко сказать «найти» - срач качественный, даже странно, что они тут все помещаются. Принялись ощупывать стены, благо были в перчатках и в гловелеттах. - Что-то есть! Свет! – коротко бросил Сергей. Под лучами двух фонариков нажал на стену, она выпала ему на руки, оглянулись и нырнули внутрь. Вновь маленькая комнатка, не прицепиться. Корф достал из рюкзака что-то похожее на средних размеров бесконтактный термометр, принялась просвечивать стены. Поняли, что попали в оружейную. - Них… себе, я такого только в спецуре и видел. – хмыкнул майор. - Да тут хорошенький склад. Ни себе! – согласился Писарев. - Мужики, тут ход есть! – бросил Шпагин, изучая одну из стен. - Тогда закрываемся изнутри и вперёд? - Нет, я и Писарь проверим ход, а ты на выход, только осторожно, и закрой нас. И сваливай. - Тут СТОшка недалёко, я хотел машину проверить, буду там. Присмотрю заодно. - Ок, мои ключи на всякий. Владимир и Сергей отправились изучать ход, Андрей вышел и вернул гаражу первозданный вид. *** -… говорите, вышли из под контроля и выполняют грязные заказы? Александр Христофорович и Александр Николаевич сидели в кабинете генерала Романова. - Так точно. - Чьи заказы? - Точной уверенности нет, но, похоже, Силантий. Пока роем, но что-то не роется особо. Все мысли в докладной на Ваше имя. Николай Павлович поморщился: - А нормальным языком? - На данный момент они убирают тех, кто не выгоден именно Силантию. Это то, что мы смогли понять. - Ясно. Планы? - Проникнуть в их берлогу и осмотреться ребятам удалось. Выход привёл в лес, там легко потеряться. Теперь думаем. Тут спешка не помощник. Генерал кивнул. - Слабое место есть? - Присматриваемся. Пока это врачиха. Аня с Катей разрабатывают стратегию, но не факт. - Хорошо. Как думаете, почему до сих пор не взяли Гознак? - Или мы спугнули с Ушаковым или поступил сигнал не спешить. – Саша отпил чай. – Я за второй вариант. - Понял. Давайте список, что от меня нужно и свободны. Офицеры отдали честь, забрали папки и вышли. Саша забросил материалы в машину, повернул голову к Бенкендорфу и успел заметить, как его ноги исчезают в минивэне без опознавательных знаков. Рванул следом, но через пару часов потерял. Вызвал Писарева и отправился к отцу за видео с камер наблюдения. Методично обходили каждое заведение, мимо которого проезжал неизвестный микроавтобус, но тщетно, в ста метрах подобрал, чудом не раздавив, телефон и часы Бенкендорфа. Выйдя из очередного кафе, Александр замешкался и резко упал, понял, что его толкнул и накрыл собой Сергей. В эту же секунду услышал автоматную очередь, ощутил, как бедро пронзила боль. Ещё через двое суток в арке старого дома был взорван джип Корфа с ним и Шпагиным внутри. *** -Александр Николаевич, - сухо заговорил генерал. – потрудитесь объяснить, как это Вы за трое суток умудрились потерять четверых сотрудников?! Один из них – безвести пропавший заместитель министра?! - Нужно время. Я прошу Вас не привлекать «воротничков» и дать мне две недели. Мы не знаем, зачем им Бенкендорф. - Что с Писаревым? - Крайне тяжёлый. Если бы не Надежда Николаевна был бы трупом. Так, шанс есть, но очень маленький.