Четыре нуля

Уже часа два Антон безуспешно пытался ослабить тугие веревки на запястьях. Связали его на совесть. Хорошо хоть кляп в рот не засунули... Впрочем, толку от этого кляпа было немного: кричи, не кричи – все равно никто не услышит. Комната, оборудованная под студию звукозаписи, начисто глушила все звуки, а дверь здесь была такая, что не взломать. Ну, хоть соседи этой ночью будут спать спокойно… Антон еще раз дернулся на стуле и обреченно вздохнул. Покосился на своих угнетателей. Те сидели прямо на полу и пили коньяк, не обращая на него внимания. Три парня и девушка, совсем еще молодые, все не старше пятнадцати лет. Да и с виду совсем не страшные – тонкие, маленькие, хрупкие, словно фарфоровые куклы. Их можно было принять за детей, но Антон уже убедился, что это обманчивое впечатление. Такие вот «дети» могут и спецназовца в бараний рог свернуть, если надо. А уж хозяина этой квартиры… Им даже напрягаться не пришлось! Пара ловких стремительных движений – и он тихо лежит на полу, наблюдая, как над головой вращается потолок. Все произошло очень быстро. Антон вернулся домой, открыл дверь и столкнулся с этими ребятами. Черт знает, как они сюда попали: замок на двери открывался только ключом, а кроме Антона здесь никто не жил. В первую секунду он даже глазам своим не поверил. Моргнул, но видение и не подумало развеяться, даже наоборот, подошло и треснуло его по лбу. Дальше все было как в тумане. Упал, потерял сознание, потом очнулся… и обнаружил себя привязанным к стулу в комнате звукозаписи. А четверку своих жутковатых гостей – рядом, на коврике, с бутылкой коньяка. Довольно долго они молчали, не глядя друг на друга. Потом один подал голос: – Две правды и ложь? Антон вздрогнул от неожиданности и посмотрел на него. Парень сидел спиной, и лица его, конечно, было не разглядеть. Зато было прекрасно видно худую спину и странную прическу: какие-то косички, перевязанные шнурками, разноцветные пряди, бусинки-перышки в волосах… Хиппи что ли? Да нет, не похож. Одет вполне тривиально: футболка, джинсы, походные ботинки… – Ты о чем, Шустрый? – не поняла девушка. – Какие «две правды и ложь»? – Это игра, – спокойно ответил парень. – Я называю три факта о себе, и один из них – ложь. А ты должна угадать, какой именно. Если угадаешь, твоя очередь называть три факта, а Стас угадывает. Если не угадываешь, опять я говорю. И так по кругу. Девушка подняла одну бровь: – Зачем? – Надо ведь чем-то заняться до рассвета! Скучно просто ждать. – А что, давайте сыграем, – сказал другой парень, которого назвали Стасом, – почему нет? Антон посмотрел на него. С виду обычный подросток: высокий, худой, белобрысый. Стрижка «под ежик»… Таких, как он, в любой толпе с избытком. Разве что глаза… Яркие, пронзительные, да еще и зеленые. Не болотно-зеленые и не серо-зеленые, а просто – зеленые. Антон впервые видел человека с такими глазами. Шустрый радостно кивнул и тут же выпалил: – Ну, слушайте! Во-первых, я больше ста раз побывал на вершине Эвереста. Во-вторых, я на спор выпил стакан соляной кислоты! И, в-третьих… я обожаю фильм «Титаник» за песню Селин Дион! Девушка рассмеялась в голос: – Тоже мне, задачка! Ты ненавидишь «Титаник»! Антон перестал вырываться и замер, уставившись на них. Сто раз на Эвересте и стакан соляной кислоты?.. – Угадала! – кивнул Шустрый. – Давай теперь ты! Она задумалась. Потом решила что-то для себя и повернулась к Стасу: – Итак… Я до сих пор не умею ходить по воде. Когда мне было двенадцать, я прыгнула с небоскреба. И… я не боюсь темноты. Стас фыркнул: – Ты умеешь ходить по воде! Я сам видел. А небоскреб у нас был общий, мы вместе оттуда прыгали, забыла? – Ну, хорошо, – вздохнула девушка, – тогда твоя очередь. Он повернулся к своему соседу, все это время молчаливо сидящему с бутылкой коньяка: – Ран, ты как? Играешь? Тот, кого назвали Раном, изогнул губы в кривой улыбке: – А какой смысл? Мы друг друга знаем уже сколько, всю жизнь? Бесполезная трата времени! – Да ладно тебе, давай хотя бы один круг пройдем! Вот слушай. Я умею внушать людям мысли на расстоянии. Я ненавижу мороженое. И я никогда всерьез не пытался тебя убить. – Последнее – враньё. – Ладно, бывало иногда, – кивнул Стас. – Но ты сам нарывался! Скажешь, нет? – Скажу, что это все-таки бесполезная игра. – Не будь занудой! – Шустрый пихнул его локтем. – Давай, твоя очередь! Говори свои две правды и ложь! Ран подпер щеку ладошкой. Лениво отхлебнул из бутылки, передал ее Стасу: – Ладно… Тогда так. До недавнего времени я всех вас ненавидел. Если бы я мог спасти вас ценой своей жизни – я сделал бы это без раздумий. И я совсем не умею играть на гитаре. Шустрый нахмурил брови и внимательно посмотрел на него. Антон тоже нахмурился. Что за бред?.. Ох и странные же эти ребята! – Ты… умеешь играть на гитаре. Я прав? Ран медленно кивнул. – Все, хватит, – проворчал он. – Давайте найдем другое занятие до рассвета. – Полетать бы… – начала девушка, но Шустрый уверенно замотал головой: – Да ты что? Заметят! – Тогда другое предложение, – сказал Стас. – Кое-кто заикнулся, что умеет играть на гитаре. А мы как раз на студии, и наш радушный хозяин, судя по всему, гитарАст… – Гитарист, – поморщилась девушка. – А я что сказал?.. В общем, инструмент имеется, так почему бы его не использовать по назначению? – Нет, – замотал головой Ран. – Боишься испортить образ мрачного психа? Так мы уже поняли, что внутри ты – добрейшей души человек, мечтатель и романтик… Поздно, милый мой! Теперь не отвертишься. Ран скривился так, будто целиком проглотил лимон, и опять приложился к бутылке. Тогда девушка сама принесла гитару и протянула ему: – На, держи. Сыграй мне... в последний раз. Он вздохнул и все-таки согласился. Антон мрачно наблюдал за тем, как его гитару передают из рук в руки, а потом чужой человек дергает струны и крутит колки. Жуткое зрелище! Прибил бы на месте за такое самоуправство… Хотя, помимо воли он отметил, что Ран обращается с инструментом бережно, да и слух у него есть. Вот интересно, что будет петь? Только бы не шансон и не блатные песни! Этого Антон точно не вынес бы! Когда в его присутствии исполняли нечто вроде «Какая осень в лагерях…» и «Давно я не давил кишки наружу…» – хотелось немедля треснуть чем-нибудь горе-музыканта, а потом сдать его в милицию. Вдруг его там ищут? Но Ран, видимо, и сам не знал блатных песен. Вместо этого он заиграл совсем иную мелодию. Сложная вязь незнакомого мотива потекла, окутывая пространство мягким волшебством, закружила, тронула в самое сердце...Ого! Действительно, играет как надо! …А потом он запел, и Антон почему-то закусил губу. В этом ветреном городе стало так трудно дышать. Я иду в одну сторону, словно по кромке ножа И не чувствую сердца – да было ли, впрочем, оно? Мне бы только согреться, в твое заглянув окно. Я, наверное, в праве, вот только не знаю, на что. Этот город – отрава, уродливый цирк Шапито Здесь нет разницы между надеждой, коварством и злом В этом городе снежном мне слишком с тобой повезло. Но мне все по плечу Снег летит, не касаясь кожи Я тоже взлечу, Когда отвернется вон тот прохожий Зимнее небо Встретит меня звериным оскалом Меня бы здесь не было Если б ты обо мне не знала… Девушка с грустью посмотрела на него и едва заметно улыбнулась. Наверное, у этих двоих богатая история, сразу ясно, для кого написана песня… Только что-то здесь было не так. Антон сдвинул брови, пытаясь понять, откуда это пронзительное ощущение: будто рядом с тобой погружается в воду Атлантида, и гибнут Помпеи, и гаснет Солнце – только ты этого не замечаешь. Потому что так легче. Ведь ты все равно не можешь ничего изменить... А ребята все сидели на полу, дымили сигаретами и передавали друг другу бутылку. Мы не «за» и не «против», мы всё приравняли к нулю. Тем, кто верен свободе, так сложно сказать «люблю». Если стал невесом – то лети уж до самых небес. А выбор чаши весов делать тем, кто имеет вес. Не бывает сражений, где есть лишь «они или мы» Я сегодня – мишень для холодного света луны И я выпал из роли, я обнаглел и неправ Это даже не больно, вот только б дожить до утра… Но мне все по плечу Снег летит, не касаясь кожи Я тоже взлечу, Когда отвернется вон тот прохожий Зимнее небо Опять усмехнется моим движениям Ведь запах победы Не менее горек, чем дым пораженья… Ран замолчал и убрал в сторону гитару. Несколько минут все сидели в тишине, думали о своем, переглядывались… А потом Стас – блондин с зелеными глазами – насмешливо фыркнул: – Фигню какую-то поешь. Сам сочинил? – А мне понравилось, – сказал Шустрый. – Злободневно... Особенно та фраза о прохожем. Вечно они стоят именно там, где ты собираешься взлететь. Вы заметили? Прям как чувствуют! – Ну, так закрываться надо! – сказал Стас. – Тогда хоть со сцены театра можно взлетать – никто не заметит! – Кому ты рассказываешь? Просто мне лень иногда… – Вот так и появляются истории о призраках, – заметил Ран, прикуривая очередную сигарету. – Ага, – подтвердила девушка. – А потом попробуй, объясни пациентам психушки, что Шустрому было лень ставить Щиты… Антон в очередной раз не поверил своим ушам. Какие, блин, Щиты? Какие призраки, какие прохожие, какие полеты?! Он нервно усмехнулся. Вот уж принесло в его квартиру эту компанию! После этого и самому недолго угодить в крезу… Ребята услышали его возню и повернулись, только теперь вспомнив о своем пленнике. – Может, отпустим его? – тихонько спросила девушка. Стас покачал головой: – Вот еще! Мы для него – бандиты малолетние, как только развяжем, сразу кинется в драку. И придется по новой вязать. – Не кинусь, – хрипло сказал Антон. – Точно? - не поверил Стас. – Точно. Мне еще жизнь дорога. – А коньяк будешь? – вдруг спросил Шустрый, кивнув на бутылку. – Буду. Если вы… расскажете, кто такие. Шустрый только рассмеялся, встал и принес с кухни ножик – разрезать веревки. Антон потер онемевшие запястья. Наверное, синяки останутся… Но лучше уж так, чем сидеть идиот идиотом и гадать, что происходит. Да и не так это страшно – пара синяков. Могло быть хуже. – Кто мы такие… – пробормотал Шустрый. – Это, знаешь ли, тайна, покрытая мраком! Большой-большой секрет. Его нельзя выдавать под страхом смерти, а не то придет дяденька в темных очках и сотрет тебе память. – Прямо вот дяденька? – хмыкнул Антон. – Возможно, даже не один! Они нас ищут. А мы от них прячемся, вот такие забавные салочки… – А ко мне зачем вломились? – Надо ж было где-то переночевать! – А почему не в гостинице? – Нас тут найти сложнее. Плюс, в гостинице документы надо показывать, а у нас их нет. Мы же дети, откуда у нас документы? – Ага, – Антон криво улыбнулся, – дети… Вырубили меня одним ударом, я даже пикнуть не успел! – Да мы тебя пальцем не тронули! – наигранно обиделся Стас. – Сам посмотри: ни царапины! Тут Антон припомнил, что действительно не почувствовал удара. Мягкий толчок, звон в ушах, темнота… Но самого прикосновения не было. Будто его не кулаком треснули, а утянули куда-то в забытье чудовищным неотвратимым давлением на сознание. – И что это было? – Магия! – тут же сказал Шустрый. – Или гипноз. Или, может, ты просто съел что-то не то, и мы тебе мерещимся… Ну, сам подумай, как мы сюда попали? Квартира же изнутри ключом запирается! Выходит, мы – твои глюки! – Была такая мысль, – признался Антон, – но в этом случае девушка была бы голой, а вы – рок-музыкантами. – Незыблемая логика! А другие догадки есть? – Может, я свихнулся, но… по-моему, вы сюда прилетели. Повисла тишина. Ребята хитро переглядывались, косились на Антона, будто он был подопытным кроликом в лаборатории и только что удачно пережил эксперимент. Потом девушка склонила голову набок: – Тебя это смущает? Антон округлил глаза. Промямлил: – Да нет, не особо… Всякое бывает... Только вот мне интересно: почему вы прячетесь? – Так мы же украли секретные документы! – хмыкнул Стас. – А перед этим убили Министра Культуры, – сказал Шустрый. – Потому что он видел, как мы подсыпаем яд в бухло президента, – добавил Ран. – Да ну вас, – обиделся Антон и сделал большой глоток коньяка. Закашлялся, вытер губы рукавом и опять посмотрел на них. Сидят, улыбаются. Держат тонкими пальцами сигареты, весело щурятся исподлобья… Красивые они вообще-то, вдруг подумал он. Таких людей надо бы заносить в Красную книгу, как редкий исчезающий вид. И глаза у всех… будто смотрят «в последний раз». Так смотрят солдаты, прежде чем броситься на амбразуру, или ученые, которых вот-вот кинут в костер инквизиции, типа этого, как его… Галилея? Который смеялся и повторял: «все-таки она вертится…» – Ты извини за вторжение, – вдруг сказал Шустрый. – Мы тебе ничего не сделаем, просто посидим тут немного и уйдем. – Куда? – зачем-то спросил Антон. Девушка улыбнулась и развела руками: – Спасать мир. Куда ж еще! Антон поднял брови: – М-да, вы по мелочам не размениваетесь. И от чего спасать? – Ни от чего. Просто весы качаются, и для восстановления баланса надо положить что-нибудь на ту чашу, которая легче. Банально, да? Никаких тебе врагов, никаких злых гениев, инопланетян и конца света. Никаких апокалипсисов. Просто глупая жертва. – Не понял, какая жертва? – Ну… Вот представь, что все люди состоят из плюсов и минусов, - сказал Стас. - Например, в тебе сотня положительных частиц и девяносто девять отрицательных. Значит в целом ты – положительный и клонишь весы «к добру» на одно деление. А у твоего соседа минусов больше – значит, он сидит на другой чаше. Так вот, если взять всех людей на свете и разделить их на две группы, ты увидишь в какую сторону клонятся мировые весы. – Только у нас никогда не было знака, – продолжила девушка. – Мы – резерв «на всякий случай». Огромная нейтральная масса, которая балансирует посередине и не склоняется ни к одной из сторон. Поэтому нас и ищут. Если мы займем ту чашу весов, которая итак уже перевешивает – миру настанет конец. – Конец? – Антон выдавил нервную улыбку. – Это как? Цунами, землетрясения, нашествие саранчи?.. – Ты что, из Свидетелей Иеговы? – поморщился Стас. – Тогда прости, чувак, но Страшного суда не будет! Обидно, я знаю, вы так долго этого ждали – и вот опять облом… Хотя, не все потеряно, может, в следующем году повезет! – Ладно… допустим, вы и правда спасаете мир. Но почему вы? Почему не… – Кто? Приговоренные к казни преступники? Добровольцы из армии США? Алкоголик дядя Степа, которого не жалко пустить в расход? Ну, так все они уже имеют знак! Они давно определились «за» или «против», черное или белое, добро или зло. А мы… до сих пор мы были свободны от всего этого. Нули без палочек. Потенциальный груз… Антон нахмурился. – Но все-таки – почему вы? В смысле, вы четверо. Неужели, кроме вас, больше некому? – А много, по-твоему, найдется таких идиотов? – подал голос Ран. – Да мы бы с радостью отказались! Думаешь, нам жить надоело? Совсем нет! Я вот, например, никогда не был в Полинезии, а там, говорят, красиво. Тепло, обезьяны всякие водятся… – А если вы просто… не пойдете? Что тогда? Стас пожал плечами: – Да ничего! Ничего особо не изменится. А если даже изменится – никто не заметит. Представь, какая ирония: никакой видимой угрозы, никто не паникует, не молится, не звонит в милицию-скорую-пожарным… а мир все равно катится в бездну! Сначала медленно, по мелочам. Так медленно, что люди успеют привыкнуть к этим изменениям, будут считать их нормальными. Жаловаться, конечно, тоже будут… И обвинять правительство, и шушукаться между собой… Типа, самолеты падают, цены растут, эпидемии начинается… Но ведь это всегда было! Всегда уровень жизни не дотягивал до желаемого! И поводов для жалоб всегда хватало. Никто и внимания не обратит! Никто не оглянется… Антон быстро замотал головой: – Но разве четыре человека способны качнуть весы обратно в сторону… добра? – А кто тебе сказал, что добра? – усмехнулась девушка. – Что?! А разве… – Боже, какой наивный! Речь ведь совсем не о «добре»! Только о равновесии. Не важно, куда именно клонятся весы, не важно, кто победит, герои, злодеи... И те, и те будут одинаково неправы! Наша задача: просто сделать так, чтобы не победил никто. А когда не станет нас, придут другие. Такие же, как мы – нули. И опять сделают тоже самое… – А вам… не противно? – спросил Антон сквозь зубы. – Быть, ну… каким-то грузом для невидимых весов? Они дружно рассмеялись. Шустрый хлопнул его по плечу и протянул бутылку конька: – Да ты не парься, чувак! Тебе вообще не надо об этом думать! У нас тупо выбора нет, но для тебя-то ничего не изменится! Будешь и дальше играть гитаре, твоя мама все так же будет жаловаться на радикулит, бензин опять подорожает… Но это – в порядке вещей! Мир не станет лучше, зато не станет и хуже! – Да, но ведь вы… – Исчезнем? Да, разумеется, исчезнем! Дальше-то что? – И вы не боитесь? – Боимся, – кивнул Стас. – Очень, – тихо подтвердила девушка. – Мы ведь с детства друг друга знаем, лучшие друзья как-никак… Если бы только хватило одного из нас! Но нужны обязательно четверо. И вот это - страшнее всего. – А с другой стороны, – наигранно весело сказал Шустрый, – только мы так любим друг друга, значит, если мы все одновременно подохнем – никто не будет о нас грустить! – А я?.. – глупо спросил Антон. Ребята опять рассмеялись, с иронией и какой-то теплой грустью. Потом девушка потянулась и тронула его за плечо: – Спасибо. Антон хотел что-то ответить, но перед глазами у него вдруг все поплыло. Уже заваливаясь набок, он успел подумать, что мир, который держится на таких вот жертвах, в принципе не должен существовать – и канул в темноту от легкого прикосновения девушки. Проснулся он ранним утром. Лучи восходящего солнца пробивались сквозь щель меж портьерами, было тихо. Он с трудом поднялся, вышел в прихожую, подергал дверь - заперто. После ухода неведомых гостей в квартире ничего не изменилось, разве что окно на кухне было открыто, пахло табачным дымом, да еще часы на микроволновке встали по непонятной причине. Теперь они показывали 00.00. Антон молча посмотрел на них, закрыл окно – и пошел играть на гитаре.