Случайный фактор

Юля Пчёлкина была весьма любопытной особой, не брезгующей никакими способами добычи информации. Изобразить нападение на себя любимую — не вопрос, проникнуть на закрытую вечеринку богачей — легко, притвориться врачом, учительницей, адвокатом, сестрой, соседкой — пф, дайте пять минут и она готова, в гардеробе есть одежда для любого маскарада. Быть первой, быть лучшей, быть пионером — её цель и кредо. И осознавать, что она что-то пропустила — не что-то, а арест самого Чумного Доктора! — было весьма болезненно для её эго. Достаточно болезненно, чтобы наплевать на сломанный ноутбук (а также телефон, окно и цветок) и пойти к тому, у кого точно есть информация. А уж выведать у этого мента всё она как-нибудь сможет — как показала практика, совесть у него вполне функционирует, пусть и с опозданием. Вот только уже на подходе к нужному дому Юля поняла, что что-то не так — от хорошей жизни бойцы альфы на патруль не выходят. Прикрываясь капюшоном от мелкого дождя, Пчелкина пыталась набрать Грома, но на том конце лишь повторялось неизменное «аппарат выключен или находится вне зоны действия сети». Картина вырисовывалась невероятная и весьма, весьма скверная. Развернувшись, Юля быстрым шагом пошла к соседнему «колодцу», стремясь сократить путь и побыстрей добраться к себе. Она не видела занесённого у неё над головой обломка трубы, не слышала, как с громким стуком её тело упало на землю, не знала, что привлечённый этим звуком из-под арки вышел один из бойцов альфы, спугнул двух напавших на неё мужчин (очень даже ей знакомых) и вызвал ей скорую. Не знала она и того, что ближайшие дни и недели ей предстоит провести в больнице, мучаясь от невыносимой головной боли, пережить несколько операций и собирать осколки разбитого черепа, боясь и борясь за собственное выздоровление. О том, что в её жизни был человек по имени Игорь Гром, Юлия Пчёлкина вспомнит только через месяц.

***

Игорь наматывал уже, наверно, сотый круг по своей камере. Нужно было бежать, нужно было доказывать свою невиновность, нужно было спасать Питер и арестовывать Разумовского. Сделать это всё было категорически невозможно. Гром передёрнулся — в общем изоляторе было как-то теплее — и зашёл на сто первый круг. За прошедшие дни с его ареста Игорь продумал несколько десятков способов побега, но ни один из них осуществить не удалось — ну хоть бы кто к нему зашёл, кроме охраны и этого белозубого хлыща, хоть один человечек, хоть с одной несчастной скрепочкой! И всё было бы значительно легче! Но нет, к Грому не пускали никого. На улице что-то скрипнуло, бухнуло и отозвалось волной человеческого гула и криков.  — Свободу Чумному Доктору!!! Пожалуй больше белозубого хлыща Грома раздражали только дежурившие день и ночь возле управления последователи. С одной стороны это, конечно, хорошо — если они здесь, то не нападают ни на кого — а с другой стороны очень даже плохо, ведь Чумным Доктором он, Гром, не являлся! Но, кажется, все вокруг считали иначе. Навернув ещё круг, Игорь плюхнулся в ставший уже родным самый тёмный угол камеры. Может получится немного подремать, на полноценный сон он даже не рассчитывал — взбудораженный мозг не давал ни малейшего шанса отключится. За стеной заскрежетал засов, а потом и замок, и с громким скрипом открылась дверь. — На выход. — глухо сказал боец альфы. — Куда это? — настороженно спросил Игорь, поднимаясь на ноги, но не спешил выходить из своего угла. — На выход и без разговоров! — рявкнули в ответ. Игорь поморщился и подошёл к двери — руки тут же заломили и, заставив прогнуться, потащили к допросным. — «Адвокат!» — мелькнула мысль, но нет, комната была совершенно пуста. Руки приковали к столу: Игорь старался особо не дёргать цепь — кожа вокруг запястий и выше уже и так покраснела и саднила. Закончив привязывать его, охранник вышел, оставляя Грома в одиночестве. Одиночество — это хорошо, можно спокойно подумать — в частности о том, что, судя по почти полному отсутствию людей в приёмной, мимо которой они прошли, и темноте за окнами сейчас была глубокая ночь. — Да кого там чёрт принёс в такое время. — Пробормотал Игорь, и дверь снова заскрипела, открываясь. — … у вас будет 15 минут, не больше. И если что-то случится — за дверью охрана, она поможет, только крикните. — Голос знакомый, но по имени сослуживца бы Гром не назвал, то ли Сеня, то ли Слава. — Я бы предпочёл чтобы их не было. — А вот этот голос заставил нервно дёрнуться, ощущая стаю мурашек, пробежавший от загривка вниз. В дверях показалась фигура в толстовке с капюшоном, закрывающим лицо. — Простите, но без этого никак — и так уже слишком много всего… — Ничего страшного, я понимаю. Дверь опять скрипнула и захлопнулась, отрезая от остального мира Грома и его главного врага. — Какого чёрта припёрся? Игорь сразу пошёл в наступление, скрывая растерянность под злостью. Разумовский, однако, не спешил отвечать. Он прошёлся по комнате, внимательно её осматривая, скинул, наконец, капюшон, встряхивая освободившимися от ткани волосами и, развернув стул, уселся на него напротив заключённого. — А у вас тут ничего так. Не настолько старо и обшарпано, как я думал. — Сказал Сергей, окидывая ещё раз комнату взглядом и переводя его на Грома. — Ну, тебя я так и не дождался, вот и пришлось прийти самому. — А ты меня ждал? — фыркнул Игорь. — Да. — Как само собой разумеющееся подтвердил Разумовский. — Знаешь, я давал процентов десять на то, что тебе удастся сбежать с той крыши — что у тебя, кстати, почти получилось, хвалю. Но, тебя всё-таки поймали, — он снисходительно улыбнулся, — зря плащ снял, он электричество гасит. — Спасибо за информацию, в следующий раз учту. — Выплюнул Гром, прожигая собеседника взглядом. — Не злись ты — это ожидаемая ошибка, вызванная большой самонадеянностью и недостатком знания матчасти. Не страшно. С каждым бывает. — Сергей продолжал снисходительно улыбаться, вызывая у Грома невыносимое желание съездить ему по лицу. — А на побег я тебе давал примерно сутки — ну, максимум, двое. Однако, прошло уже три дня, а ты всё ещё здесь. — Снисходительность сменилась наигранным укором. — И вот тут, Игорь, ты меня знатно разочаровал. Я ожидал большего. — А мне казалось, что ты очень даже надеялся на мой арест — себя отмазать, меня подставить. — Игорь не удержался от сарказма в голосе. — Подставить можно было бы кого угодно — любого проходимца, да хоть того же самоназванного предводителя последователей. — Разумовский пренебрежительно махнул рукой. — Собственно, его изначально и собирался. Хотя там и подставы бы не было, он и так с радостью сыграл бы эту роль. — Хорошо излагаешь. Я-то тебе тогда зачем? Убил бы, и все дела. — Ну, во-первых, я не убиваю невинных… — Ага, скажи это сыну Зильченко! — резко перебил его Гром, заставив поморщится. — Мальчик был необходимой жертвой, чтобы отделить просто недовольных от настоящих психов. Насколько сильно, по твоему, упала популярность Чумного Доктора после того стрима? — Довольно… — Больше чем на 50%, — перебил Игоря Сергей, — тотальная отписка, тысячи дизлайков. На то и был расчёт. Отделить достойных членов общества от всякой, — он презрительно фыркнул, — швали. Так что да, пусть мальчик и был невинен, он также был абсолютно необходим. — Дермовая логика. — Гримаса отвращения. — Но, заметь, работающая. — Самодовольная улыбка. — Тогда я удивлён, что ты считаешь невинным меня. — Гром откинулся на спинку стула, внимательно рассматривая мужчину напротив, с удивлением отмечая, что у Разумовского, оказывается, желтые глаза. И почему он раньше не заметил? — Ну, — Сергей усмехнулся, — невинным тебя точно не назовёшь. — Он достал смартфон и что то в нём открыл. — Только за последний месяц на тебя подано четыре жалобы на превышение служебных полномочий, шесть подозреваемых попали в больницу с травмами разной степени тяжести. Не стоит забывать и про разгромленную Дворцовую площадь. У тебя больше выговоров за год, чем у всех остальных вместе взятых, как и причинённого физического, морального и материального вреда! — Разумовский встал, обходя стол и заходя Грому за спину. — Но при этом ты самый эффективный офицер всего управления. — Чужие руки опустились на плечи Игоря, оглаживая их под тюремной рубашкой. — О нет, ты не невинный, ты — разрушительное цунами энтропии, завёрнутое в мясную оболочку, с невероятным коэффициентом полезности. — В голосе Разумовского слышалось восхищение. — Разбрасываться такими кадрами, — горячее дыхание обожгло затылок, вызывая очередную волну мурашек, — было бы просто кощунством. Это, собственно, и было во-вторых. — И поэтому ты запихнул меня в тюрьму? — Игорь с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть от чужого прикосновения. — Можешь считать это собеседованием при приёме на работу. — Промурлыкали сзади. — Да ладно. — Гром попытался развернуться, чтобы посмотреть на собеседника, но Разумовский не дал ему и дёрнуться — удивительная сила для такого хрупкого, на вид, человека. — С чего ты взял, что я пойду к тебе работать? — С того, что у тебя выбора не будет. Игорь удивлённо моргнул и расхохотался. — Серьёзно? Ты правда думаешь, что сможешь настолько плотно меня обложить, что единственный выход будет — пойти работать к тебе? Да ладно, черт с ней, с полицией — хотя я смогу выбраться отсюда и засадить тебя, сняв с себя обвинения — официальное трудоустройство ты можешь мне запороть, согласен, но как ты закроешь от меня нелегальный заработок? Будешь ходить по всем притоном, стучаться в двери и говорить «Не берите Грома, он плохой мальчик!». — Игорь выразительно постучал кулаком об несуществующую дверь в воздухе, продолжая фыркать от смеха. — За прошедшие годы я обзавёлся разными связями… — Вроде этого твоего друга со странным говором, — перебил Сергей, Игорь замолк и напрягся, — Бустера, кажется, да? — Не дождавшись ответа на вопрос, Разумовский продолжил, перебирая пальцами по плечам оппонента, то ли от рассеянности, то ли массируя. — Так от этих твоих связей избавиться совсем не сложно. Достаточно, — он щёлкнул пару раз, будто задумавшись, — устроить небольшой взрывчик в одном известном в узких кругах тренажёрном зале. А потом, так, невзначай, распространить в специфических закрытых пабликах информацию, о том, что не просто так погиб наш одесский друг, пострадал из-за бывшего майора Грома. — От притворной жалости и сочувствия в голосе Разумовского Игорь зло заскрипел зубами. — Помог ему по доброте душевной, а тот на него братков навёл. А потом ещё один взрыв — у тех, кто снова попытается тебе помочь как-то. А потом ещё. И ещё. И ещё. Как думаешь, И-игорь, — горячий шёпот резко наклонившегося Сергея всверлился ему в уши, — как быстро ты приобретёшь репутацию, — насмешливый хмык, — чумного, с которым связываться себе дороже? — Ах ты сука! — В бешенстве прошипел сквозь зубы Гром, резко откидываясь назад, стремясь познакомить свой затылок с чьим-то зарвавшимся носом, но встречая только воздух. Сзади рассмеялись. Разумовский снова показался из-за спины и, не обращая внимания на направленный на него полный ненависти взгляд, развернул стул и опустился на него, закидывая ногу на ногу и скрещивая руки на груди. — Что касается официального трудоустройства, — тихо заговорил Сергей, — то никто в здравом уме не возмёт на работу человека, обвинённого в убийствах совершённых Чумным Доктором — тут даже делать ничего не придётся. А поскольку дело весьма громкое, то твоё лицо и связанный с ним скандал будет известен каждому жителю нашей страны. Вот и получается, что, если ты не хочешь умереть от голода, тебе придётся пойти ко мне. Разумовский выжидательно посмотрел на Игоря. Тот сидел задумавшись — что-то во всём вышесказанном не сходилось. Гром хрустнул шеей, разминая её и пытаясь прогнать фантомное ощущение опасности за спиной. — Но если ты хочешь, чтобы меня и дальше обвиняли во всех твоих преступлениях, то тогда работа мне понадобится ещё не скоро — лет на 20 за решётку точно упекут, и ещё повезёт, если никто из родственников невинно убиенных на закажет меня на зоне. Так что твой план несколько, — он щёлкнул пару раз пальцами, отзеркаливая ранний жест Разумовского, — непродуманный. — Да нет, почему? Вполне продуманный. Просто тебя не посадят. — Что за бред ты несёшь? Если меня обвиняют — значит я виновен и меня посадят, если меня не посадят — значит меня оправдают и я невиновен. — Тебя не посадят не потому, что докажут твою непричастность и невиновность, а потому что мои адвокаты докажут юридическую недееспособность данного обвинения. — Что? — Они будут придираться к всяким мелочам, к процедуре и прочему, но никак не доказывать твою невиновность. Тебя отпустят — и вся страна будет знать, что только из-за юридических проволочек, и что именно ты — Чумной Доктор. — Грёбанная психованная блядина! — Игорь попытался вскочить на ноги, но наручники, впившиеся ему в запястья, обдирая кожу, заставили упасть его обратно на стул. — Я выберусь отсюда и докажу, что именно ты, сучий потрох, прятался под этой чёртовой маской. — И как ты это сделаешь? — Разумовский откинулся на стуле, пытаясь отстраниться от обрушившейся на него волны злобы, и (показалось ли Игорю?) в его взгляде мелькнула грусть. — У тебя нет ни друзей, ни товарищей — никого, кто бы рискнул ради тебя своей головой. — Есть… — Фёдор Иванович Прокопенко? — Игорь вздрогнул. — Я бы, на твоём месте, не сильно рассчитывал на него — он и так еле сидит на своём месте, его связей не хватит освободить тебя. — Если ты, падла, хоть пальцем его тронешь… — Угрожающе начал Игорь, снова передёргивая плечами — источник опасности по прежнему ощущался не с той стороны. — Я не собираюсь никого трогать пока ты не дашь для этого повода. — Перебил его Сергей, поднимая руки будто пытаясь успокоить дикого зверя. — Тогда обращусь в независимую прессу — они будут очень рады такому компромату на «святого» Разумовского. — Не менее выразительно, чем Сергей ранее, показал кавычки в воздухе Игорь. — Независимая пресса? Это кто, например? — В голосе ничего, кроме любопытства — Есть знакомые. — Гром отвёл глаза, пытаясь скрыть неуверенность. — Ты про Пчёлкину? — А вот тут удивление Сергея было искренним. — Вы простили друг другу взаимное проникновение на личную территорию и не взаимно разломанный телефон. — Не твоё дело. — Игоря откровенно напрягала, если не пугала, такая осведомлённость Разумовского о его жизни. — Боюсь тебя огорчить, но Пчёлкина сейчас вне зоны доступа — она в больнице. — Ты что сделал, тварь?! — Снова вскинулся Игорь, оставляя ещё след от наручников на коже. — Спокойно, Игорь! — Сергей снова вскинул ладони. — Ровным счётом ничего, даже близко не приближался. Судя по новостям, — он достал телефон, открывая новостную вкладку, пробегая глазами содержимое, — её доставили в больнице с черепно-мозговой в ночь твоего ареста… хм, кстати, не далеко от твоего дома… какая-то гопота напала. — Сколько? — Что сколько? — Сколько человек напало? — Судя по показаниям свидетеля — двое. — Тогда, наверно, те самые, что помогали с инсценировкой. Сергей с любопытством смотрел на задумавшегося Грома — сейчас, без направленной на него ярости, Игорь выглядел… интересно. Сергея всегда увлекало чужое мышление, сияние идеи, искра мысли пробежавшей в мозгу. Он поднял глаза, рассматривая что-то за спиной оппонента. Игорь мотнул головой, выходя из мыслей, и поёжился. — Это всё замечательно, но я так и не понял — зачем ты сюда пришёл. Посмеяться? Поглумиться? Потешить самолюбие? — Всего по чуть-чуть. — Тогда вали-ка ты, драгоценный, нах… Гром судорожно выдохнул — что-то коснулось его загривка и провело линию вниз… Что-то то ли холодное, то ли острое, и, по его ощущению, очень похожее на нож. Вот только как? — Игорь, не дергайся, — тихо и предостерегающие сказал Сергей, — и всё будет нормально.  — Нормально? — голос едва не дал петуха, чему Гром весьма обрадовался, когда холод от шеи пропал. — Ты что, блять, Гудини? — Тогда, скорее, Кашпировский. Жуткий голос, по звериному растягивающий «р» и «ш», раздался за спиной, вызывая уже не волну, а целый океан мурашек. Чужие пальцы впились в плечи Игоря, протыкая рубашку и, кажется, кожу. Гром, стараясь не дергать головой, сглотнул и скосил глаза — руки были покрыты чем-то чёрным, похожим на… чешую? — Это что, фокус какой-то? — Спросил он, пытаясь не пропустить а голос страх. — Наркотики? Гипноз? Игорь многое видел в своей жизни, через многое прошёл, выбирался из таких перипетий, что многим даже и не снилось. Но это…. То, что сейчас происходило в допросной, было совершенно, абсолютно точно невозможно! И это пугало до звона в ушах и перехваченного дыхания… — Наркотики и гипноз не мой профиль, дорогой. — Снова тот же потусторонний несмешливо-ласковый голос. — Да и фокусами, — одна рука обвила грудь мужчины, будто обнимая, а другая выпросталась вперёд, — это назвать нельзя. В вытянутой ладони вспыхнуло пламя, обдавая Игоря жаром, и тот инстинктивно попытался отстраниться, ненароком вжимаясь в чужую грудь. Что-то мягкое отчётливо защекотало его шею — нет, не чешуя. Скорее… перья? Над ухом громко каркающе расхохотались. — Это что за блядская чертовщина? — Еле слышно проговорил Гром, глядя сквозь пламя на хмурившегося Разумовского. — Моя шиза. — Глухо проговорил Сергей. — Точнее, я так думал. Но, судя по тому, что ты его видишь, слышишь и осязаешь, — коготки прошлись по груди, ощутимо царапая кожу, — это всё-таки скорее чертовщина. — Чёт ты слишком спокоен… — резко сжавшаяся ладонь погасила пламя, заставляя Игоря дёрнуться и замолчать (он бы ни за что не признался, что от испуга). — Тряпка сейчас так «спокоен» — чёрные пальцы показали кавычки, — исключительно из-за того, что уже третий день жрёт успокоительное. Иначе бы сейчас валялся в башне и бился в рыданиях из-за безвременно почившего святого Олега. — Насмешливо закончило существо. — А ты со своей шизой не сильно то ладишь, да? — Нервно усмехнулся Игорь. — До твоего прихода я даже не знал про его существование. — Тихо ответил Сергей. — Эй! — Каркнуло существо, сжимая Грома сильнее — тот резко выдохнул от боли. — Хорошо, не не знал, а не помнил. — Так то лучше, приятель. — Благодушно муркнуло за спиной Грома. — Видишь ли, Игорёшь, я очень сильно обижен на Серёженьку, очень очень сильно, — чужое лицо прижалось к щеке, на краю зрения появились рыжие пряди, — ведь он посмел меня забыть, променять на этого никчёмного Олега! — Злой птичий крик заставил вздрогнуть. — А теперь хочет сменить на тебя. — Тихо выдохнули в ухо. — Но в этот раз я не пущу всё на самотёк. В этот раз я не позволю Серёженьке загнать меня в глубины своего разума. Сжатый чужими — невозможными — руками Игорь не отрываясь смотрел на лицо Разумовского, на котором горечь сменялась скорбью и болью. — Но я же не тиран какой-то. — Чужое лицо быстро, слишком быстро для человека, прижалось к другой щеке. — Я позволю Серёженьке иметь тебя. Ты сам к нам придёшь. — Да чёрта с два… — со злостью начал Игорь, но тут же застонал от боли — острые когти существа с силой впились ему в грудь. — Тише, Игорёшь, не спеши, — рука оторвалась от тела Грома, — обдумай всё, — на чёрных, как и перья, когтях блестела кровь, — смирись, — существо приблизило ладонь к лицу, жадно втягивая воздух, — пройди все пять стадий принятия — ведь выбора у тебя, как правильно сказал Серёженька, нет. На всё про всё у тебя… — существо выжидательно замолчало. — Около двух месяцев. — Тихо и как-то обречённо ответил Разумовский. — Примерно столько, по моим прикидкам, будет длиться судебный процесс. — Вот именно, два месяца. — Удовлетворённо хмыкнули над ухом. — Так что привыкай, Игорёшь. Игорь видел, как на кончике когтистого пальца собралась капля его крови, но, прежде чем она успела упасть, её подхватили чужие сероватые губы, затем облизавшие и другие пальцы. — Ммммм, — блаженный стон разнёсся по допросной, — как же вкусна кровь белых ворон. — Ты обещал его не трогать! — Взвился со своего места Разумовский. — Спокойно приятель. — Насмешливо ответило существо. — Я, как ты помнишь, обещал не вредить ему. И я держу свои обещания. — Существо, наконец-то, отодвинулось от Грома, выпуская того из своих объятий. — А это всёго лишь, — влажный от слюны палец прошёлся по щеке, заставляя мужчину брезгливо поморщиться, — касание. — От простого касания крови не бывает! — Не сдавался Разумовский. — А кровь, дорогой, это моя плата за послушание. Холодный язык неожиданно прижался к шее Грома, прошёлся от линии плеч до загривка, слизывая собравшиеся там капли, заставив того вздрогнуть и совершенно не по мужски пискнуть, и существо отступило. Внезапное отсутствие ощущения опасности навалилось на Игоря, оглушая не хуже удара по голове. Он посидел чуть и, несмело, оглянулся, но за спиной была лишь стена. — Это что, блять, было? — Неверяще прошептал он себе под нос. — Будущее, наше с тобой. — Устало отозвался Сергей. — Хотя, правильнее сказать, настоящее. Гром разглядывал Разумовского, отмечая углубившиеся синяки под глазами, как будто потускневшие волосы, ещё больше осунувшееся лицо и ярко горящие на нём голубые (всё-таки голубые) глаза. — Не сопротивляйся, Игорь, это не стоит твоей жизнь. И ты всё равно ничего не сможешь сделать. Наступившую тишину прервал шум открываемого замка. Всё тот же офицер зашёл в комнату. — Время вышло. Не сказав ни слова Разумовский встал, накинул на голову капюшон, скрывая приметные волосы и лицо, и покинул допросную. Вышедшего следом офицера заменил боец альфы, отконвоировавший Игоря обратно в одиночку. Оказавшись снова в камере Гром сел в любимый угол, плотно прижимаясь спиной к стене, пытаясь сбить фантомное ощущение чужого тела. Обняв руками ноги, он уткнулся лицом в колени и крепко зажмурился. — Этого не могло быть. — Тихо прошептал он себе под нос. — Этого совершенно точно не могло быть. Это, чёрт возьми, совершенно невозможно. — Игорь истерично хихикнул. — Это просто… просто выверт моего уставшего мозга. Надо поспать, — уговаривал он себя, — надо просто поспать. И завтра окажется, что никто ко мне не приходил. Поспать, поспать, поспать, спи, спи… Игорь слегка покачивался, продолжая шептать свою мантру в колени. Он не видел, как чёрные крылья обняли его, скрывая от скудного света фонарей за окном. Не слышал, как рядом произнесли тихое «спи», отключая измученный разум. Не знал, что завтра, на очередном допросе Стрелков, увидев кровавые разводы на футболке, ехидно порекомендует не изображать из себя душевнобольного, занимаясь самовредительством, разбивая все надежды Игоря на то, что ночная встреча была сном. Не ожидал, что в следующие недели его будут столько раз допрашивать, обвинять, угрожать (бить и унижать). Не думал, что спустя месяц, едва восстановившись, к нему примчится Пчёлкина, желая помочь, но у него уже не останется сил бороться. И только где-то в глубине души, там, где заканчивается осознанное и начинается интуитивное, понимал — всё случится именно так, как сказал Разумовский.