Облако и ветер

Среброликая луна уже давно царила на темном небосводе, а Кучики Бьякуя все лежал без сна в спальне родового поместья и невидящими глазами смотрел в потолок. Сегодня самый неудачный день в его жизни. То, что ему не видать назначения на капитанскую должность, он интуитивно понял, как только вошел в зал, в котором проводилось совещание. Кроме него оказались приглашены еще несколько шинигами, но стоило только посмотреть на лица капитанов, чтобы понять - выбор получился неожиданный. А назвать таковым назначение его, Кучики, на должность, ранее принадлежавшую отцу, было нельзя. Значит, случилось нечто экстраординарное. Ничего, Кучики не был карьеристом и рассудил, что, видимо, сетайчо нашел более достойную кандидатуру. Единственное, что настораживало, - это широкая и довольная улыбка Зараки Кемпачи. И когда, покряхтев и откашлявшись, Ямамото-сетайчо объявил, что капитаном шестого отряда большинством голосов выбран Абараи Ренджи, Кучики даже бровью не повел. Но на душе заскребли кошки. Бьякуя знал этого Абараи, он был другом детства Рукии и так же, как и она, родом из Руконгая. В принципе Кучики ничего против руконгайцев не имел и ханжой не являлся, но рыжий шинигами раздражал его до крайности. К тому же Абараи наверняка был влюблен в Рукию, что тоже по непонятной причине вызывало в Бьякуе досаду. И вот именно его назначили на место, которое по праву принадлежало главе клана Кучики. Когда сетайчо попросил новоиспеченного капитана выйти из строя, все как по команде повернули головы и взглянули на довольного счастливчика. И Бьякуя с удивлением отметил, что, выходя вперед, наглый бродяга посмотрел первым делом не на капитанов, не на генрюсея, а кинул на него, на Кучики, просто-таки победный взгляд. Внутри все закипело, но он не зря гордился железным самообладанием и, сохранив на лице выражение полного безразличия, спокойно посмотрел перед собой. Абараи радостно выслушал поздравления с новым назначением и занял место в ряду капитанов, а Ямамото-сетайчо пожевал губами и продолжил: - Ну и в заключение хочу также сообщить, что лейтенантом шестого отряда единогласно утверждается Кучики Бьякуя. Надеюсь, вы отлично сработаетесь вместе. Бьякуе показалась, что у него из-под ног ушла земля. Сердце ухнуло, и он заскрежетал зубами, едва сдерживая рвущийся наружу гнев. И уже второй раз за сегодня его спасла безупречная выдержка, которая позволила скрыть все неподобающие эмоции при себе. И хотя Кучики чувствовал, что кровь отлила от бледных щек, все же ему удалось спокойно поблагодарить капитанов, ни разу не встретившись взглядом с новым начальником. А затем, сославшись на необходимость привести в порядок дела, он и вовсе сбежал в поместье, где наедине с собой мог дать выход душившему его бешенству. Да как они посмели, поставить его, главу великого клана, в услужение какому-то безродному руконгайскому бездельнику! А в том, что этот рыжий наглец именно такой, сомневаться не приходилось! Еще бы! Выходец из одиннадцатого отряда! Подумать только! И это его он должен будет называть Абараи-тайчо! И заваривать чай, и кланяться, и выполнять приказы! У Бьякуи потемнело в глазах. И теперь, получив такой статус, этот чертов выскочка вполне может считаться для Рукии ровней. А значит… А значит то, что едва теплилось в его промерзлой душе, чему он сам и имени не мог дать, это странное ощущение, словно кто-то задевает твою душу невидимым перышком, это щемящее чувство должно будет потухнуть. Хотя чего он ожидал? Так оно и должно быть, это чувство и родиться-то не имело права, даже неясная тень его уже неприлична. Но чему удивляться, разве некто такой, как этот Абараи, может вызывать пристойные эмоции?! Тут у Кучики так заломили виски, что он со стоном опустился на татами. Надо отдохнуть. Завтра первый рабочий день в качестве заместителя этого ужасного Абараи. Следует успокоиться и выспаться, чтобы восстановить привычное непробиваемое спокойствие. А там посмотрим, время покажет. И с такими мыслями Бьякуя лег в постель. Но вот уже перевалило за полночь, а он только начал засыпать. И где-то на грани сна и яви он видит высокого стройного человека с яркой гривой волос, он кричит ему откуда-то издалека, будто бы с другого берега реки, машет рукой, зовет, но Бьякуя стоит на месте, не в силах ни уйти, ни остаться. Для Ренджи утро началось радостно и немного волнительно. Это был первый день его новой жизни, наконец-то он достиг того, к чему так долго стремился, ради чего изводил себя многочасовыми тренировками, с маниакальным упорством совершенствовал банкай и долгое время терпел презрительное отношение, когда еще не был так силен. Но теперь он всем доказал, как велика его духовная сила, и что происхождение не имеет значения, когда речь идет о храбрости и отваге. Сейчас никто не посмеет бросить косой взгляд. Даже чертов высокомерный Кучики! Больше он не сможет смотреть на него, как на пустое место, тем более что теперь Ренджи стал ЕГО капитаном! Хотя, наверное, именно Кучики и сможет… Надменность этого сукина сына превосходила все возможные пределы. Ренджи не удивился бы, если, даже став капитаном, ничего, кроме пространного взгляда, не удостоился бы. Когда он увидел Кучики Бьякую впервые, единственной мыслью, пришедшей в голову, было то, что он раньше не встречал настолько красивого человека. Бледная матовая кожа, черные длинные ресницы и удивительные серые глаза, цветом напоминавшие пасмурное небо. Но стоило этим прекрасным глазам остановиться на самом Абараи, как все очарование тут же бесследно исчезло. Они были холодными, как осенний дождь. Взгляд пренебрежительно скользнул по Ренджи. Кучики словно посмотрел не на, а сквозь застывшего шинигами, и, едва качнув головой, с таким видом, будто оказал ему огромную честь уже этим, вышел из комнаты. С той самой минуты в Ренджи поселилось странное чувство. Когда он оказывался с Кучики рядом, ему хотелось одного, - чтобы этот невыносимый гордец смотрел только на него. И вот теперь они оказались в таком положении, что игнорировать Абараи будет уже трудно. Конечно, Ренджи понимал, что само по себе это назначение ничего для Кучики не значит. Звание капитана не повысит его в глазах аристократа, для которого он все равно останется безродным руконгайцем. Наверняка того аж наизнанку выворачивает от мысли, что Ренджи будет его командиром. Ну еще бы! Он видел, как вчера перекосило породистую кучиковскую рожу, когда Ямамото сообщил ему о том, что он теперь лейтенант шестого отряда! И опять даже взгляда не бросил на Абараи, как будто бы тот прозрачный! Ну ничего, теперь никуда не денется, ему придется уважительно относиться к Ренджи. Губы сами по себе растянулись в довольной ухмылке, когда новоиспеченный капитан представил себе, как Кучики называет его «Абараи-тайчо». Ренджи поднялся с футона, подошел к белоснежному капитанскому хаори, висящему у стены и любовно погладил символ своей власти и силы, а затем, весело захохотав в предвкушении встречи с лейтенантом, стал одеваться. Окна в офисе были распахнуты настежь, яркий солнечный свет заливал кабинет капитана шестого отряда, а легкий летний ветерок сдувал пыль с верхних полок шкафов. Абараи-тайчо, высунувшись по пояс в окно, отдавал распоряжения третьему офицеру, доступно объясняя, что будет в случае невыполнения указаний, дополняя слова недвусмысленными жестами. Закончив инструктаж подчиненного, он обернулся и увидел застывшего на пороге Кучики. Как всегда, тот был безупречен, лишь, пожалуй, чуть бледнее обычного. - Доброе утро, Абараи-тайчо, - выдавил из себя новый лейтенант и немного склонил негнущуюся спину. Ренджи ехидно улыбнулся. Он прекрасно видел, с каким трудом удалось Кучики преодолеть себя. «Ну ничего. Это собьет спесь с заносчивого козла!» - подумал он и в тон Бьякуе ответил: - Доброе утро, фукутайчо. Кучики дернулся, но совладал с собой, посмотрев куда-то за спину своего капитана, и, видимо, обращаясь к стене за его плечом, спросил: - Какие на сегодня будут распоряжения? Абараи окинул взглядом кабинет, делая вид, что размышляет. - Думаю, для начала вам стоит заняться бумагами. - Я могу идти? - Да… Только знаете, Кучики-фукутайчо, с утра хорошо бы чайку попить, - Ренджи обезоруживающе улыбнулся. У Бьякуи внутри все перевернулось. Он почувствовал, как начал дергаться уголок глаза, а ладони непроизвольно сжались в кулаки. Кучики попытался незаметно глубоко вдохнуть, призывая на помощь древнее искусство правильного дыхания, чтобы хоть как-то справиться с овладевшим им гневом, и вежливо ответил: - Я немедленно распоряжусь. - А не могли бы вы, фукутайчо, сами заварить чай? Ведь вы же знаете, я из Руконгая и еще не пил чая, заваренного по всем правилам. Наверняка, у вас здорово получается! – « Если, конечно, ты туда не плюнешь», - мысленно добавил про себя капитан и посмотрел на подчиненного с самым невинным видом. Кровь бросилась в голову Кучики. Глаз задергался с удвоенной частотой. «Ублюдок, что он себе позволяет! Я ему кто, слуга?» Вновь сдержавшись, Бьякуя ответил насколько мог спокойно: - Если вам будет угодно, но хочу предупредить, я завариваю неважный чай, в поместье этим занимаются слуги. - Спасибо, фукутайчо, можете идти. Когда лейтенант буквально вылетел из кабинета, Ренджи с печальной улыбкой посмотрел ему вслед. Он вообще не особенно любил чай, а пить его и вовсе не собирался. Но так приятно было видеть даже тени эмоций на этом неподвижном лице. Жаль только, что легкий румянец, проступивший на высоких скулах, вызван ненавистью. Абараи бы предпочел совсем другие чувства. Он повернулся и с глухим стуком приложился лбом о стену. Даже если бы капитан старался изо всех сил, он бы не смог найти большую дыру, чем та, в которой оказался Кучики-фукутайчо с небольшим отрядом шинигами. Они второй день торчали на окраине только ками известно какого района Руконгая. Кучики подозревал, что когда в книгах писали «на краю вселенной», то подразумевали как раз это место. Второй день, не прекращаясь, шел дождь. Шинигами промокли, продрогли, порядком оголодали, а смена все не приходила. Возможно, разумнее было послать к капитану бабочку, но Бьякуя не сделал бы этого, даже если бы они умирали от голода. Сначала он думал, что такой капитан, как Абараи, просто свалит на него всю бумажную рутину, освободив тем самым от нее себя, и этим ограничится. Но оказалось, он ошибался. Стоило ему привести отчетность в относительный порядок, как капитан приказал ему взять с собой нескольких человек и отправляться патрулировать этот всеми забытый район. Кучики не сомневался, что сделано это было специально, в назидание, но спорить не стал, рассудив, что так даже лучше. По крайней мере, он не будет видеть ненавистного Абараи какое-то время. Но погода и условия сделали миссию просто невыносимой. Хотя со стороны могло показаться, что фукутайчо даже не замечает лишений, на самом деле все было не так. Напротив, именно он страдал больше всех. Как ни крути, Кучики был аристократом, в бытовой жизни достаточно изнеженным. Он никогда раньше не голодал, не мерз несколько дней напролет, и, главное, каждый день принимал ванну. И вот теперь он сидел под навесом какой-то полуразрушенной лачуги, внутри спали его люди, а он размышлял над тем, сколько шинигами может прожить не моясь. За ворот косоде постоянно капала ледяная вода, но, так как крыша навеса была вся в прорехах, найти сухое место он уже отчаялся. Кучики открыл глаза и посмотрел на окружающий его безрадостный пейзаж. Солнце садилось, скрываемое тучами. Все вокруг было серым, размытым, а из-за дождя и сырого тумана становилось похожим на неудачную акварель. Бьякуя хотел спать, но из-за холода не мог заснуть. Он сидел с полузакрытыми глазами, опираясь локтем на поднятое колено, откинув голову назад, и развлекался тем, что наблюдал, как рассеиваются в стылом воздухе легкие облачка теплого пара, выпускаемого изо рта. Первые недели службы с новым капитаном, дались тяжело. Кучики не было сложно подчиняться вообще, ему было тяжело подчиняться именно Абараи. Почему? Бьякуя и сам не знал. Он смутно понимал, что дело совсем не в происхождении или силе. Тем более что Абараи был действительно очень силен. Когда на тренировке Бьякуя впервые увидел банкай капитана, который тот показал бойцам забавы ради, это потрясло его до глубины души. Чудовищная мощь и потрясающая быстрота были почти вне досягаемости его восприятия. Когда огромная змеиная голова метнулась к нему, и метровые клыки клацнули в сантиметре от его шеи, аккуратно стащив шелковый шарф, Бьякуя понял, что владеет Абараи своим страшным оружием в совершенстве. И чего уж и говорить, капитанское хаори принадлежало ему по праву. Раздражало другое. Рядом с тайчо хотелось немыслимых вещей. Например, смотреть на него. Да что там смотреть! Хотелось трогать его руками, хотелось прижаться, хотелось… просто хотелось. Из-за этого Кучики страшно злился на себя, ну и за компанию на Абараи, вызывавшего все эти противоречивые чувства. Вдруг где-то рядом полыхнула до боли знакомая рейатсу капитана, лейтенант сразу сменил расслабленную позу, и попытался изобразить на лице полное равнодушие. - Добрый вечер, Абараи-тайчо, - своим обычным холодным тоном поздоровался он и посмотрел на Ренджи таким взглядом, как будто тот был частью унылого пейзажа. Он сделал движение, чтобы подняться на ноги, но Абараи остановил его жестом. - Привет, - буднично, без ожидаемой издевки, ответил капитан. – Как вы тут? - За время нашего патрулирования на контролируемой нами территории никаких происшествий не произошло. Он специально говорил официальным тоном и казенными фразами, чтобы Ренджи не подумал, что на него произвело впечатление дружеское «привет». И не будет лишним подчеркнуть, что они не друзья, а лишь сослуживцы, нет, даже не так, они – начальник и подчиненный. Вот так. И более никто. Ренджи прекрасно понял намек и досадливо поморщился. Чертов лейтенант, с его чертовым аристократизмом и вечно поджатыми губами! Как только ему удавалось выводить капитана из душевного равновесия буквально парой слов! - Отлично. Где ваши люди? - Там, отдыхают, - Бьякуя кивнул в направлении двери, и капитан сразу же вошел внутрь. Лейтенант не хотел, но субординация требовала последовать за своим капитаном, и он поднялся и вошел в хибару следом. Зрелище мокрых, только что проснувшихся шинигами, пытавшихся выстроиться перед капитаном, было почти жалким. Абараи окинул бойцов мрачным взглядом и заговорил: - Вижу, что вы вымотались, смена будет завтра утром, а пока вы можете отправляться в расположение отряда. Мы с Кучики-фукутайчо останемся и проследим, чтобы до прибытия новой группы все прошло гладко. Можете отправляться. Шинигами что-то одобрительно зашумели, благодаря капитана, и потянулись к выходу. Если бы не полученное безупречное воспитание, Бьякуя бы закатил глаза. Ну вот, мало того, что он застрял в этой дыре, так теперь пропал и единственный плюс командировки – отсутствие капитана. И, более того, они будут должны провести ночь вместе в этой лачужке. Стоп. Провести ночь. Наедине. Сердце громко стукнуло и провалилось в живот. Нет, он не будет из-за этого волноваться, это глупо и не стоит его внимания. Ведь до этого он ночевал под одной крышей со своими людьми, и это не вызвало никаких эмоций, так почему сейчас… Хотя, если подумать, то это очевидно, он ведь презирает Абараи, и естественно, что ему неприятно его общество. Ренджи тем временем сел напротив, с другой стороны небольшого очага, подбросил в него дров, и огонь весело заплясал, освещая маленькую комнатку теплым светом. - Вы совсем промокли, фукутайчо, вам надо согреться. И, наверное, не ужинали. Капитан достал небольшой сверток и положил перед своим лейтенантом. Тот вопросительно взглянул на него. - Это Рукия приготовила. Просила передать. Ах, вот оно что! Значит, его отослали специально, чтобы, пока он на этом ерундовом задании, Абараи было вольготнее встречаться с Рукией! И, видимо, это она попросила его проверить, как тут у него дела. И без того плохое настроение стало просто отвратительным. Захотелось швырнуть содержимое свертка прямо в наглую татуированную морду. Черт, да что с ним такое?! Неужели он рев… Сказать это слово, даже про себя, он не мог. Пока оно не произнесено, можно сделать вид, что все это не так. И уж точно он не даст ни малейшего шанса никому догадаться о своих истинных чувствах. Поэтому с видом равнодушной усталости он развернул сверток, взял палочки и положил кусочек себе в рот. Ренджи, не отрываясь, следил за Кучики. Ему нравилось в нем буквально все. Да и что в этом удивительного? Кому могут не нравиться эти изящные тонкие руки, такие гладкие черные волосы, маленькие розовые ушки, от одного взгляда на которые у Ренджи теплело в паху. И только с холодным взглядом он старался не встречаться, потому что этот самый взгляд рубил на корню любые эротические фантазии. А ведь если бы он только разрешил, с каким наслаждением Ренджи бы целовал его руки… Кучики любезно предложил разделить с ним ужин, и он взял пару кусочков, не потому что был голоден, а просто потому, что ему нравилось есть в компании своего лейтенанта. Тем более что вряд ли такая возможность представится в ближайшем будущем. Они поели в тишине, и Бьякуя, сдержано поблагодарив за ужин, добавил: - Если вы, тайчо, не против, я бы лег спать. - Да, конечно. А я еще немного посижу, - что собирался делать капитан, было неясно, но выдерживать на себе его пристальный взгляд Бьякуя больше не мог. Тем более что тепло, полный желудок и усталость делали свое дело, и его сильно клонило в сон. Он лег поближе к огню, положил под голову локоть и, взглянув через языки огня на Абараи, который все так же пристально смотрел на него, закрыл глаза и заснул. Засыпалось под этим взглядом, почему-то, на редкость спокойно. Ночью Бьякуя проснулся оттого, что дождь наконец-то прекратился, небо прояснилось и огромная полная луна светила прямо в лицо. Он сразу почувствовал, что ему до странности тепло и уютно. Приоткрыв глаза, он заметил, что огонь в очаге почти погас, угли давали еще достаточно тепла, но почти не освещали комнату. Странно, но прямо перед собой он увидел большую руку капитана и понял, что лежит не на своем локте, а на плече Абараи. Он попробовал осторожно приподнять голову, но не смог этого сделать, так как тяжелая голова капитана покоилась прямо на его длинных волосах, не давая возможности незаметно выбраться. Ренджи лежал на боку прямо за ним, прижимаясь широкой грудью к его спине и перекинув вторую руку поперек лейтенантской талии. Они оба были накрыты хаори капитана. Ну и что прикажете делать? По дыханию слышно, что Абараи крепко спит, он дышит ровно, медленно и глубоко, и, возможно, прижался к нему во сне, не отдавая себе в этом отчет, просто замерзнув. И если он попробует оттолкнуть его и разбудит, то это будет выглядеть глупо. К тому же, так и правда гораздо теплее. Гораздо. По правде говоря, Бьякуе просто жарко, то ли от горячего тела за спиной, то ли оттого, что он чувствует себя в этих объятиях таким защищенным и в то же время уязвимым. Но вырываться не хочется. И он поджимает ноги, так чтобы белое хаори закрыло их полностью, и закрывает глаза. Прислушиваясь к ровному дыханию за спиной, он медленно засыпает. А когда просыпается утром, капитана уже нет в комнате, он ждет его на пороге лачуги, выстругивая что-то из маленькой деревяшки. Они пожелали друг другу доброго утра, стараясь не смотреть в глаза, и Абараи тут же сообщает, что лейтенант может отправляться в отряд, что он сам дождется смены, которая прибудет не позже полудня. Кучики кивнул, не имея привычки обсуждать приказы, и ушел в шунпо. Первым, что заявил капитан прямо с порога, был приказ выпустить арестованных шинигами на свободу. - Но они нарушили устав, освободив свои мечи в грязной поножовщине в каком-то руконгайском притоне! Мало того, что вообще не должны были там находиться, так они еще и ввязались в драку, и, что самое постыдное, выпустили свои шикаи на каких-то оборванцев! Это немыслимо! Это позор для всего отряда! – Кучики пытался говорить спокойно, но в последнее время это удавалось плохо, а приказ капитана, отменяющий его решение, уже совершенно вывел его из себя. - Я сам с ними говорил, и, во-первых, «оборванцев» было в три раза больше, и вы бы, фукутайчо, сильно удивились, узнав, как опасно бывает подобное отребье. Во-вторых, эти негодяи хотели изнасиловать какую-то девчонку, и, пока они бы разбирались с помощью кулаков и катан, вполне могли ее ранить. Бьякуя не знал всех этих подробностей, но признать, что его решение было несколько скоропалительным, не хотел. - И что это меняет? Устав один для всех. Какими бы ни были побуждения, нарушившие его должны быть наказаны, и они сами сделали свой выбор, освободив мечи. Ренджи почувствовал, что закипает, и попытался объяснить без обиняков. - Кучики, да ты хоть понимаешь, что если бы они не вспугнули этих мерзавцев своими шикаями, эту девчонку попросту трахнули бы в два смычка, пока они бы разбирались с остальными! Бьякуя побледнел, лишь смутно представляя, что именно имел в виду капитан под своими образными выражениями. Но все равно упрямо мотнул головой. - Какое это имеет отношение к их наказанию? Как лейтенант, я настаиваю на аресте. Капитан грохнул по столу кулаком с такой силой, что послышался сухой треск. - Меня не интересует твое мнение! Я капитан, и это приказ, так что иди и исполняй! Или напомнить тебе, что за неподчинение предусматривает твой любимый устав?! Крыть капитанский довод было нечем, но Бьякуя так устал сдерживаться последнее время, что просто не мог оставить последнее слово за Абараи. - Не смейте называть меня на «ты»! Я глава великого дома, и вы мне не ровня! Выпалив это, Кучики тут же пожалел о сказанном, но было поздно. Глаза Абараи опасно сузились, и, как ни странно, в них мелькнула горечь. - Я буду называть тебя, как считаю нужным, - начал он, угрожающе надвигаясь на своего лейтенанта, - и ты прав, мы не ровня: я твой капитан. И если ты сейчас же не выполнишь приказ, то сам загремишь в карцер. Это было уже слишком! Бьякуя никому не позволит себя запугивать, тем более этому наглому, бесцеремонному отщепенцу! - Раз вы так ставите вопрос, то, что же, я сам отправлюсь отбывать наказание, но прежде позвольте написать прошение о переводе в другой отряд. Я не хочу служить под началом человека, для которого слово «честь» пустой звук! Абараи показалось, что небо рухнуло на землю и придавило его всей своей тяжестью. Так вот значит, кем считает его этот чванливый аристократишка! Ренджи считал, что со временем Кучики поймет, что ошибается, считая его выскочкой, что все, чего он достиг, далось тяжело и вполне заслуженно. И еще Ренджи надеялся в глубине души, что когда-нибудь Бьякуя посмотрит на него по-другому… Потому что сам он уже давно хотел его, хотел со всей страстью своей неудержимой натуры, но тщательно скрывал свое желание, боясь презрительного отказа и надеясь в будущем добиться взаимности. И вот теперь ему в лицо сказали, что он человек без чести, что благородному Кучики противно даже просто работать вместе, уже не говоря о каких-то личных отношениях. И значит, единственная радость – возможность видеть его каждый день – тоже исчезнет. « За что он меня так ненавидит? Только потому, что я рос не в огромном особняке в окружении слуг и учителей? Или за то, что мне отдали место, на которое он сам метил?» - с горечью думал Ренджи. Сердце разрывалось, и на выручку пришла злоба. Ну что же, если все так, то капитан Абараи больше не видит причин сохранять в тайне свои желания. - Очень хорошо. Я подпишу твое прошение, только сначала накажу тебя, накажу собственноручно, - и он легким движением руки поставил над кабинетом крепкий двусторонний кеккай. Бьякуя шарахнулся было в сторону, но Абараи поймал его за отворот косоде и сильно потянул на себя. - Ты считаешь меня бесчестным ублюдком, и даже, возможно, прав. Мне не следовало играть в благородство и сдерживаться, а давно получить с тебя то, что я хотел. Не рассусоливать, а взять то, что мне причитается, просто по праву сильного, - он с силой рванул руку вверх, заставляя Кучики приподняться на цыпочки, а потом толкнул к стене. Бьякуя в ужасе посмотрел в налитые кровью глаза капитана, не понимая, чем вызвал такую ярость, и что, собственно, капитан собирается делать. Но когда тот подошел совсем близко, и огненная рейатсу прижала его к стене так, что не пошевелиться, а Абарай взял своей лапищей его за подбородок и совершенно неподобающим жестом высоко запрокинул ему голову, лейтенант, со смешенным чувством страха и неверия, понял, что именно имелось в виду. С трудом отрывая руку, словно пригвожденную к стене духовной силой капитана, он оттолкнул Абараи, и, глядя в разъяренные глаза, сказал ледяным, не допускающим возражений тоном: - Убери свои руки, не смей ко мне даже прикасаться, - Бьякуя вложил в эти слова все презрение, на которое только был способен. Но капитан лишь ухмыльнулся и схватил его за горло, крепко сжав руку и не давая дышать. - И не надейся, не вырвешься. Я давно хотел поиметь твою благородную задницу, и сейчас это сделаю. Так что приготовься. Ренджи даже представить себе не мог, что глаза Кучики могут так широко распахнуться. А самого Бьякую буквально парализовало от услышанного, хотя капитан высказался четко и недвусмысленно, но верить своим ушам он отказывался. Что, что собирается сделать с ним эта скотина-капитан?! Истолковав неподвижность жертвы по своему, Ренджи наклонился и лизнул чуть приоткрытые от удивления губы. Это было так… но как это было, понять он не успел, потому что мощный удар кидо в грудь поднял его высоко в воздух и с силой швырнул о противоположную стену. Он больно припечатался спиной и затылком, отчего в голове зашумело. На минуту все вокруг закружилось, и он сжал ладонями виски, стараясь быстрее прийти в чувство. - Ты, козел, чего творишь! – Ренджи стало обидно, что он от одной мысли о поцелуе с Кучики расслабился так, что пропустил удар. - Это нападение на капитана! Или когда речь заходит о твоей заднице, то устав становится не так важен? Но Бьякуя уже пришел в себя и, презрительно прищурив глаза, холодно ответил: - Это всего лишь вопрос приоритетов. Устав не потерял своей значимости, но моя честь мне дороже. Но я не буду уклоняться от наказания. Так что только попробуй протянуть ко мне руки, и я отрежу тебе пальцы. А может и что-нибудь более существенное. И подтверждая свои слова, лейтенант легким изящным движением вытащил Сенбонзакуру из ножен. - Отлично, благородному мальчику хочется поиграть. Чтобы потом было оправдание, что он сопротивлялся, - и Ренджи тоже, намеренно медленно, обнажил Забимару. Бьякуя почувствовал странный прилив злой очищающей радости. Наконец-то все решится, решится мечом, и будь что будет. Весь этот запутанный клубок чувств, который как комок червей копошился в его душе все последнее время, теперь будет разрублен. Он не мог больше разрываться между ненавистью и влечением к Абараи. - Цвети Сен… Но он даже договорить не успел, как освобожденный капитанский зампакто метнулся в его сторону, да и сам капитан в один шаг шунпо оказался рядом и свободной рукой крепко перехватил запястье руки, держащей меч. Бьякуя уже поднимает свободную руку, чтобы опять применить кидо, но кольца Забимару сворачиваются вокруг них, подчиняясь малейшему движению хозяина. Быстро, так быстро, что Бьякуя не успевает и мигнуть, а его рука уже плотно прижата широким лезвием капитанского меча. Еще мгновение, и острый шип абараевского зампакто впился в пол, намертво зажав обоих в железных объятьях Забимару. Дышать сразу стало нечем, двигать даже пальцем опасно – можно запросто его отрезать. Они прижаты так крепко, что чувствуется малейшее движение, каждый вздох, каждый стук сердца. Сильная рука выламывает запястье, принуждая разжать ладонь и выпустить рукоять Сенбозакуры. - Отпусти меч, я могу сломать тебе руку, но не хочу. Ты же понимаешь, упрямиться бесполезно. Да, бесполезно, но уступить Бьякуя не может. Пусть лучше он сломает ему руку. Он может делать что хочет, но волю Кучики ему не сломить. Он упрямо поджимает губы и отворачивается. От досады Ренджи сплевывает. - До чего же ты упёртый… За что ты меня так ненавидишь? Я так тебе противен? Из-за того, что безродный? Или из-за того, что сильнее? И занял твое место? Ну что же, пожалуйста, я дам тебе возможность отомстить. Ренджи отпускает его и слегка ослабляет хватку своего шикая, позволяя противнику двигать рукой. И тот тут же этим пользуется, молниеносно приставляя лезвие своей катаны к капитанскому горлу. - Так-то лучше, а ну-ка, немедленно убери шикай. А не то я отрежу тебе голову. То есть простите, вам, тайчо, - Бьякуе хочется, чтобы его голос звучал насмешливо, но он дрожит от напряжения. - Давай. И это все, больше Ренджи добавить нечего, он смотрит в серые глаза с высоты своего роста и не делает больше даже движения. Просто стоит и смотрит. Минуту ничего не происходит. - Ну давай же, тебе помочь? – и послушные воле хозяина кольца его духовного меча сжимаются сильнее, и острое лезвие прижимается к незащищенному горлу, оставляя кровоточащий порез. Кучики становится не по себе. Одно дело говорить, другое – отрезать голову человеку, дыхание которого чувствуешь на своем лице, человеку, который тебе совсем небезразличен, и если бы они встретились по-другому, то кто знает… Он чувствует, что Забимару опять сжимается, острые бедренные косточки Абараи впиваются ему в живот, а удержать свою катану неподвижной у горла становится все труднее, малейшее движение, и она войдет в загорелую шею, как нож в масло. Чертов Абараи! Почему все и всегда надо доводить до крайности?! Почему он никогда не может вовремя остановиться?! И Бьякуя разжимает пальцы. Сенбонзакура со звоном падает на пол. - Почему ты не ударил? – Ренджи волнуется, от возникшей догадки. – Неужели потому что … - Нет! – слишком поспешно, он выдает себя с головой. - Я просто тебя пожалел! - А напрасно, я тебя жалеть не буду. Он обнимает своего лейтенанта за шею, и целует. Сначала легко, пробуя на вкус, потом обводя кончиком языка тонкие губы, затем по острой кромке зубов проникает в рот, сминает своими губами, и, уже не сдерживаясь, вылизывает, посасывает, ловит чужой язык и трется об него своим. Поцелуй получается влажный и бесстыжий. Забимару скользит в ножны, и Ренджи толкает Бьякую к стене, вжимает в нее всем телом, втискивая свое колено между его бедер. Первым делом, он стаскивает Гинпаку, как давно мечтал, чтобы обнажить красивую шею и тонкие ключицы. Связные мысли покидают рыжую голову, и тело начинает действовать как-то само по себе, руки лезут в вырез косоде, бедра трутся и вжимаются в чужой пах, а губы спускаются на горло и прокладывают извилистый путь все ниже, по нежно-голубой, бьющейся под настойчивым языком вене. Завтра на этих местах, наверняка, будут красоваться роскошные багровые засосы, но плевать, пусть все видят. Пальцы натыкаются на твердый сжавшийся сосок, чуть сжимают его, теребят нежную кожу. Так сладко, так хорошо… Но… Но что-то не так. А не так то, что его никто не останавливает, никто не сопротивляется, никто не швыряет о стены. Это странно и, пожалуй, стоит посмотреть, как там чувствует себя его лейтенант, не случилось ли у него удара от смущения или злости. Серые глаза закрыты, и на нежные, едва порозовевшие щеки, падает легкая тень от длинных пушистых ресниц. Губы припухли от поцелуев, зацелованные страстным капитаном, они почти алого цвета. Дыхание прерывистое, чуть хриплое, во всей позе чувствуется напряжение, словно Бьякуя застыл в … предвкушении?! - Почему ты не сопротивляешься? - шепчет на ухо, одновременно покусывая мочку. - Я же тебя сейчас трахну. Не веришь? Так и будет, если ты не окажешь серьезного сопротивления. И даже если окажешь… я не уверен… Или ты сам хочешь? Ну да мы это сейчас проверим. Широкая ладонь накрывает пах. Так и есть. Это случилось. Кучики его хочет. Без всяких сомнений, его член стоит так, что просто прижат к животу. -О, черт! У тебя стоит! Стоит на меня! – Ренджи начинает поглаживать его через ткань. - А я то думал, что придется… Ты хочешь меня? Ну скажи же это наконец! «Ну вот еще! Черт, как все это унизительно! - думает Бьякуя. - Но как же приятно… Где найти силы оттолкнуть его от себя?» Но он их находит и отпихивает перевозбужденного Абараи. - Хватит, ты напрасно думаешь, что добился своего. Это всего лишь физиологическая реакция. - Да какая разница?! Этого вполне достаточно, чтобы я мог затрахать тебя до изнеможения! Иди ко мне… - Ренджи дернул упирающегося лейтенанта на себя, стараясь уложить на пол. Но тот активно сопротивлялся, хотя кидо не применял. А раз не прибегает к главному козырю, значит это все для отвода глаз, хотел бы – шарахнул со всей силы. Такие мысли придали капитану уверенности, и он подсек Кучики, опрокинул на себя и, крепко прижав, принялся уговаривать: - Я не силен в ласковых словах и сладких уговорах, но, пожалуйста, расслабься. Зачем сопротивляться? Ты же хочешь. А я никогда никого так не хотел, как тебя, здесь и сейчас. И тебе не сбежать от этого, тебе придется с этим смириться. И тебя не спасет перевод ни в другой отряд, ни на грунт. Я ни за что не отступлю. Эти слова полные страсти, возможно и были ложью, но кружили голову, а грубое желание возбуждало сверх всякой меры. Но он бы не был Кучики, если бы так легко сдался животным инстинктам. - Я не могу, - выдохнул он, уже не чувствуя уверенности в своих словах. - Почему? А правда, почему? Почему он не может остаться здесь с этим человеком, если ему не хочется уходить? Если ему наоборот, хочется его целовать в ответ, трогать, почувствовать его тяжесть на себе. Но ведь была же причина? Он точно помнит, что была, из-за нее он всегда избегал Абараи, прятался за презрительной маской, обходил его стороной. Но он забыл ее, забыл. Забыл, потому что ему до дурноты хочется своего вспыльчивого, несдержанного и грубого капитана. И давно, еще с тех пор, как впервые увидел его с… Вот оно! Он вспомнил! Рукия! Вот почему он не может поддаться этому чувству. Потому что есть Рукия, потому что Абараи - ее. Он задохнулся от боли сжавшей сердце, но зато голова сразу прояснилась. - Рукия… Ренджи ахнул и больно сжал плечи Кучики. - Что?! Ты любишь Рукию?! Да как ты мог… - у него все завертелось перед глазами. Неужели вот она – причина ненависти и пренебрежения. - Нет, не я. А ты и Рукия… - как продолжить, лейтенант не знал. - Что я и Рукия? - Вы же любите друг друга… - полувопросительно, полуутвердительно продолжил он. Ренджи даже немного отстранился и внимательно посмотрел на своего лейтенанта. - С чего ты взял? То есть, как сестру я ее люблю, но ничего такого, как ты себе напридумывал, не было и в помине. И она любит совсем другого парня, неужели ты не замечал? Бьякуя только отрицательно покачал головой. - Это все? Больше нет причин? Причины были, их были десятки, а если покопаться в себе, наверное, даже сотни. Но сейчас он не одной больше и вспомнить не мог, а те, что мелькали на краю сознания, казались глупыми, мелкими и не стоящими внимания. И он еще раз отрицательно покачал головой. Для Ренджи это был сигнал к действию. Он тут же вновь прижался к губам и с удовольствием отметил, что на сей раз ему отвечали. Робко, неуверенно, но, главное, отвечали! И этого было достаточно, чтобы перед глазами заплясали звезды. Его руки скользнули ниже и стали теребить оби лейтенанта. Твою мать! Ну кто так завязывает пояс, неужели Кучики не мог даже свое оби завязывать обычным узлом?! У Ренджи и так руки трясутся, и приходится все делать вслепую, потому что оторваться от теплых влажных губ просто нет никакой возможности! - Тебе помочь? – тихо и чуть насмешливо, но как же приятно слышать этот глубокий голос наполненный сдерживаемым возбуждением. - Сам справлюсь, а ты лучше сними эту штуку у себя с головы. А то боюсь сломать вашу фамильную реликвию. Наконец-то узел поддается и Бьякуя остается в одном распахнутом и спущенном с плеч косоде. Ренжди перевернулся, подминая его под себя. Истинная незамутненная радость хлынула в сознание, наполняя его глупым торжеством. Свершилось! Он делает это с Кучики Бьякуей! И Кучики Бьякуя лежит под ним, почти голый, доступный, и еще пара минут, и он трахнет этого неприступного главу клана, прямо на полу в собственном кабинете! Тут есть от чего потерять голову! Такое он не мог себе представить, даже когда дрочил, думая о руках и губах своего лейтенанта. В спешке он передергивает ногами и сбрасывает свои хакама, прижаться кожа к коже так приятно, так тепло, поймать его нежную плоть и ощутить самой требовательной частью своего тела шелковистую кожу его члена. Хорошо становится так, что и словами не выразить. Ренджи смотрит вниз, туда, где, касаясь друг друга, трутся их члены, ровный и гладкий Бьякуи, и его, темный, налившейся кровью, тяжелый. Он обхватывает их своей широкой ладонью и немного сжимает. Ответом негромкий всхлип. - Ну, зачем ты сдерживаешь себя сейчас? Тебе же хорошо, стони громко, никто кроме меня не услышит. Я хочу слышать твой голос, хочу, чтобы ты шептал мое имя. Бьякуя готов стонать, но ему хочется подразнить Абараи, ему любопытно, где предел терпения капитана, и что будет, если за него переступить. - Имя? – выдержать холодный тон не получается, но зато выходит пренебрежительно, - с каких это пор мы на «ты»? - Ну, учитывая то, где сейчас находится моя рука, думаю, мы можем называть друг друга по имени. - Не вижу связи, капитан. - Черт, не называй меня «капитан» в такой момент! Я хочу, чтобы ты называл меня «Ренджи», Бья-ку-я… Кучики только насмешливо хмыкает, хотя на самом деле от этого тихого «Бья-ку-я» все внутри переворачивается. А рука все гладит, сжимает, и непроизвольно оба мужчины подаются вперед, покачивая бедрами. Чертов Кучики насмехается даже сейчас, ну ничего, Ренджи заставит его потерять голову! Он будет стонать под ним и просить, нет - даже умолять! Но сам он уже на грани, и, пожалуй, стоит немного сбросить напряжение. Он проталкивает свое бедро между ног лейтенанта и тесно прижимается к его промежности. Тот судорожно вздыхает и откидывает голову. Вот так, сохранять самообладание становится все труднее. - А ты не хочешь сделать мне приятно? Просто расскажи, о чем ты думаешь, когда дрочишь? Что представляет Бьякуя в те редкие разы, когда он поддается телесному соблазну, он не расскажет ни за что на свете, достаточно того, что с тех пор как он стал лейтенантом шестого отряда, эти случаи резко участились. Поэтому он закрывает глаза и отворачивается, давая понять, что не намерен обсуждать данную тему. Но Ренджи только хитро ухмыляется. - Тогда я расскажу, о чем думаю я. – Ренджи закрывает глаза и начинает фантазировать. Собственно он просто хочет рассказать, что собирается сделать чуть позже, потому что раньше он о таком и думать себе запрещал, справедливо полагая, что может не сдержаться и просто изнасиловать лейтенанта. Он еще плотнее прижимает Бьякую к полу, скользит по их членам медленно, почти лениво и начинает шептать в его маленькое ухо. - Знаешь, ты очень красивый, это было первое, что я подумал, когда увидел тебя. Но тогда я и мечтать не смел, что настанет день, когда я смогу прикоснуться к тебе, погладить, тут и тут. И смогу поцеловать, и в губы, и в шею, везде, где захочу. Но ночью, наедине с собой, ведь можно мечтать о запретном, так ведь? Я представлял, как смогу лизать твою кожу, покрывать поцелуями грудь и живот. Я бы вылизал тебя всего, твой член, пах, ласкал бы тут, – и Ренджи большим пальцем погладил продолговатую дырочку на головке Бьякуи. Тот не выдержал и застонал, громко, не в силах сдержаться. От бесстыжих грубых слов возбуждение становилось почти болезненным, и ему стало не до игр с капитаном, все посторонние мысли растворились в наслаждении. - Потом бы я раздвинул тебе ноги, развел ягодицы и стал бы вылизывать между ними, твой вход, готовя его для своего члена. Не выдержав, он застонал сам и стал двигать рукой все быстрее и быстрее. Бьякуя заметался под ним, не в силах более лежать спокойно, и стал стонать так сладко, что каждый стон отдавался прямо в паху. - Тебя когда-нибудь трахали языком? Я бы обязательно это сделал, я бы вставил его в тебя, так далеко, как только возможно, я бы вылизывал тебя изнутри… так глубоко, как только смог… Слова уже путались, дыхание сбивалось и свободная рука Ренджи, скользнув по мокрой от пота спине, прошлась по ягодицам лейтенанта к тому месту, о котором он говорил. Плохо соображающий Бьякуя даже не понял, что произошло, когда почувствовал как первый палец вошел в него. Он приподнялся, пытаясь уйти от вторжения, но Абараи навалился еще сильнее и прошептал: - Но языком мне не достать так глубоко, как надо. Сюда, чтобы тебе стало по-настоящему хорошо, - и с этими словами он задел какую-то точку внутри, и дрожащее, невыносимое чувство разлилось внизу живота. Бьякуя вздрогнул всем телом и кончил, заливая своим семенем руку и живот Абараи. Тот застонал, почувствовав, как пульсирует член в его руке, и последовал за теперь уже своим любовником. Некоторое время оба молчали, восстанавливая дыхание и вслушиваясь в затихающее чувство наслаждения. Первым молчание нарушил Кучики. - Ты тяжелый, Абараи, так что слезь с меня, и… ты уже можешь убрать руку. Ренджи приподнял голову, чтобы видеть его лицо, и послал ему игривый взгляд. - Убрать руку? Которую? Ту, что у тебя на члене, или ту, что внутри тебя? - Обе! – гневно отрезал Бьякуя и попытался столкнуть с себя капитана. - А зачем? Мы же только начали, это, так сказать, предварительные ласки, - и он потянулся за поцелуем. Но Бьякуя, извернулся и ударил его коленом в живот, отпихивая от себя, и ловко увернувшись от крепких рук, рванулся вверх. Но он успел подняться лишь на четвереньки, когда капитан поймал его за тонкую лодыжку и, потянув на себя, вновь прижал к полу, только теперь Бьякуя лежал на животе. - Ну и куда ты спешишь? Я же сказал – это только начало, я крепкий парень, меня же не зря сделали капитаном, - в голосе слышалось нескрываемое веселье, и, откинув со спины лейтенанта косоде, которое все еще висело на его локтях, он потерся полувставшим членом между его ягодиц. - Ты что, черт побери, делаешь? – зло зашипел Бьякуя. - Ты окончательно спятил? Отпусти меня немедленно! - Да ладно, теперь-то уж чего брыкаться, все уже было. - Нет, не все, и я не хочу продолжения, так что убери от меня руки. Он опять попытался подняться, но всего чего смог достичь, это встать на колени, и Абараи теперь придерживал его за талию и плавно водил своим членом между бедрами. От этой незатейливой ласки он стремительно наливался и тяжелел. Бьякуя отчаянно дернулся, но крепкая капитанская рука прижала его плечи к полу, заставляя замереть в ужасно унизительной и доступной позе. - Послушай, я не хочу быть грубым в наш первый раз, - Абараи нагнулся, прижавшись животом к его спине, и зашептал на ухо, - хотя, я и так сдерживаю себя с трудом, а твое сопротивление совершенно сносит мне крышу. Так что для тебя же будет лучше, если ты прекратишь распалять меня еще больше. Поверь, в этом нет никакой необходимости. Бьякуя почувствовал неизбежность того, что должно произойти, и от этого у него сладко засосало пол ложечкой. От него ничего не зависит. Может так и лучше, разве не лучше послушаться? И вдруг на него словно нашло прозрение. Да, так правильно, именно он, такой сильный, уверенный, страстный. Бьякуе он нравится, ему хочется подчиниться, потому что он давно его покорил, покорил его сердце. И на самом деле все давно решено, и если Абараи захочет, он будет с ним. Приняв решение, он расслабился, переставая сопротивляться. На душе стало легко. Ренджи почувствовал это и удивленно заглянул ему в лицо из-за плеча. - Что с тобой? Ты действительно согласен? Или это только потому, что ты боишься боли? – он тут же осекается, под гневным взглядом Кучики. - Все-все-все, прости, я знаю, что тебя ничем не испугать. Так значит ты… - Я согласен, - он надеялся, что этого будет достаточно, и говорить ничего смущающего больше не придется. - Бьякуя… - Ренджи задохнулся от нахлынувших чувств, он прижал Кучики к себе, совершенно обезумев от слабой надежды на будущее, которая зажглась в нем от этих двух слов. - Благодарю, тебя ками, или кто там у нас у шинигами главный! Он сел на пол скрестив ноги и потянул лейтенанта к себе на колени. Тот смущенно опустил глаза, но послушно сел к нему лицом, не зная, куда девать руки. - Бьякуя… почему ты согласился? – Ренджи приподнял его подбородок, пытаясь заглянуть в глаза. Но тот упорно отворачивался. - Какая разница, разве самого согласия не достаточно? - Нет, не достаточно. Я хочу знать причину. Я хочу ее услышать. Бьякуя замялся, чувствуя себя донельзя глупо, но все же тихо сказал. - Потому что я хочу… - Меня хочешь? - Ты что издеваешься? – взорвался Кучики. - Разве тут есть еще кто-нибудь? - Я не это имел в виду. Просто я хочу знать, ты хочешь именно меня или… Ну в общем, я тебе нравлюсь? Он, что, идиот?! Он что, ждет, что Кучики будет ему еще и в любви признаваться?! Черт! Бьякуя нервным жестом запахнул косоде и поднялся на ноги. Но Ренджи мягко обнял его за талию и привлек обратно. - Не сердись, это важно… для меня. Потому что я сам… не знаю как и сказать… Не имея сил сопротивляться, Бьякуя только утвердительно качнул головой. Ренджи улыбнулся и стал нежно и мягко целовать его в губы, поглаживая кончиками пальцев подбородок и шею, заставляя желать большего. Бьякуя ответил, его губы едва прикоснулись ко рту Ренджи, словно по губам прошлась мягкая кисточка. Затем он прижался чуть сильнее, и немного сжал нижнюю губу возлюбленного и, чуть прикоснувшись языком, слегка пососал. Его губы нежно пробегали по лбу и высоким скулам Абараи, как будто он шептал неслышные слова любви, и снова возвращались к губам. Никто и никогда так Ренджи не целовал. Поцелуй похожий на песнь любви – сладкий и пылкий, пряный, нежный, дурманящий… Но постепенно страсть разгоралась все сильнее, дыхание участилось, губы стали жарче, в игру вступили языки и зубы. Руки капитана пробежались по спине и, стиснув тело возлюбленного, он стал вжимать его в свой пах, стараясь потереться своим членом у него между ног. Он почувствовал, как его головка скользнула по уже поднявшейся плоти любовника, и тот покачнул бедрами, прижимаясь к твердому члену. Ренджи зарычал. Он разорвал поцелуй и, пристально глядя в серые глаза, положил указательный палец себе в рот. Бьякуя сразу понял, что означает этот жест, для чего его любовник облизывает свой палец. Он взял широкую ладонь в свои тонкие руки и скользнул языком по пальцу, взял его губами, лаская языком и чуть прикусывая косточки. У Ренджи все поплыло перед глазами, даже в самых смелых его фантазиях Кучики никогда не делал ничего подобного. Он в лучшем случае позволял себя взять, а чтобы вот так, ласкать, смачивая слюной палец, который сейчас войдет в него… - Закрой глаза… расслабься… - прошептал Ренджи и опустил руку вниз. Первый палец проскользнул почти без сопротивления, тело было податливым и размякшим. Он слегка надавил Бьякуе на грудь, заставляя его лечь на спину, и, чуть отодвинувшись, склонился над его животом. - Что ты делаешь? - Хочу сделать то, что обещал, хочу облизать тебя всего. Сдерживая свое желание сразу взять в рот, он стал осыпать пах и бедра любовника поцелуями и укусами. Нежная белая кожа и дурманящий запах спермы сводил с ума. Бьякуя застонал и, не выдержав более прелюдии, Ренджи взял головку в рот, дразня дырочку кончиком языка и чуть посасывая. И опять томный поощрительный стон, и он больше не слышал ничего кроме этих стонов, не чувствовал ничего кроме немного соленого вкуса во рту, лишь плотнее сжимал губы вокруг налившейся плоти. Одновременно лаская, нежно растягивал возлюбленного, готовя его к самому важному. Наконец, он оторвался от своего занятия, поскольку терпеть дальше было уже невозможно. Обняв разомлевшего Бьякую, он опять потянул его к себе на колени. - Иди ко мне, - шептал он, - садись сверху… лучше сам, я не хочу сделать тебе больно… Он приставил кончик своего члена к входу, но не надавливал, ожидая, когда Бьякуя сделает первое движение. Мысль о том, что Кучики САМ вставит в себя его член, была просто одуряющей, и ради этого он был готов подождать. Но в глазах лейтенанта отразилась легкая нерешительность. - У тебя это в первый раз? С мужчиной? Или уже кто-то был? – спросил капитан и тут же пожалел об этом, потому что почувствовал, что если окажется, что он не первый… Бьякуя покраснел и опустил голову. О черт! Неужели Ренджи опоздал! Неужели кто-то… - Кто? – жестко спросил он, чувствуя, что убьет мерзавца, как только узнает имя. А если не узнает, то убьет любого на кого падет подозрение. - Никто… Ты разочарован, тем, что я неопытен? - Слава всем богам! Я не разочарован, я – счастлив! Даже не знаю, что бы я сделал… ну если бы кто-то… черт, не важно… - он поцеловал Кучики опять, на этот раз благодарно и радостно. Бьякуя расслабил вход и впустил в себя головку, вздрогнув всем телом. - Тебе не больно? Прости, но давай еще чуть-чуть, - и Ренджи надвинул его немного глубже, отчего оба застонали. Бьякуя замер, не в силах пошевелиться, и Ренджи, дав ему немного привыкнуть, стал сам плавными неглубокими толчками входить глубже. Он томился желанием, ему хотелось войти сразу, резко взять, но он продолжал делать это настолько медленно и нежно, насколько мог. Наконец-то он втиснулся полностью и чуть отстранился, чтобы запечатлеть всю картину в своей памяти целиком. Бьякуя замер тяжело дыша. Его раскрасневшееся красивое лицо казалось совсем юным, тонкие брови страдальчески изогнуты, на верхней губе видны капельки пота. Он обнимает Ренджи за шею и на каждый толчок отвечает тихим «ах». От дикого выражения темных абараевских глаз становится не по себе, поэтому лучше закрыть глаза, полностью погружаясь в ощущения. Капитан слегка приподнимает бедра и осторожно опускает его на спину, не покидая жаркого тела. Ренджи трясет, внутри так горячо, что ему кажется, что он плавится от этого зноя. Ему жизненно необходимо начать двигаться, но контролировать себя уже почти не возможно. Он выходит почти полностью и с силой возвращается назад. Бьякуя стонет. Ему уже не больно, боль притупилась, она уже воспринимается как плата за возможность быть с тем, кого хочешь. Но когда Ренджи приподнимает его опять и входит немного по другому, наслаждение разливается по всему телу, прямо от какой-то точки внутри, которую он задел. Он распахивает глаза и удивленно смотрит на довольного любовника. Абараи уже и сам понял, почувствовал, что нашел это волшебное место. Теперь Кучики уже не стонет, а всхлипывает, и сам подается вперед. Ренджи занимается любовью так, словно это в последний раз. Он вкладывал в это всего себя, всю свою страсть, азарт, всю свою влюбленность и вожделение. Он несколько раз меняет позы, как будто хочет испробовать все, каждый раз начиная с тягуче-медленного ритма, постепенно увеличивая его, делая все более быстрым и безудержным. Но как только оба они оказываются в шаге от разрядки, он останавливался, продлевая сладостный момент. Сейчас Бьякуя стоял на коленях и локтях, это поза уже не казалась ему унизительной или слишком доступной. Он был открыт для своего любовника именно так, как сейчас хотелось им обоим. Он уже почти не стонал, потому что, кажется, охрип. Ренджи на коленях за ним размеренно двигается, целуя его мокрую спину между лопатками. Вдруг Кучики почувствовал, как ладонь сжала его напряженный член. Острое наслаждение захлестнуло, заставило прогнуться в спине, и протяжно всхлипнуть. - Мое сердце… оно сейчас выпрыгнет. Я… сейчас… ах… кончу, - даже не прошептал, а скорее проскулил он. - Нет, подожди… перевернись… - капитан вышел из него и Бьякуя разочаровано застонал. - Нет… нет… что ты делаешь? - Я хочу видеть твое лицо, когда ты будешь кончать. Ну, давай… Бьякуя послушно перевернулся на спину и сам притянул к себе возлюбленного. Тот опять вошел и прижался к теплому животу так крепко, как только мог. И они двинулись навстречу друг другу, целуясь и ни на секунду не разрывая этого сладкого слиянья губ, слиянья тел, и душ. И правда, казалось, что сами их души сочатся сквозь поры, чтобы соединиться, намертво сплавиться воедино. Но вдруг Бьякуя разорвал поцелуй. - Рен-джи… - его имя, произнесенное этим чарующим голосом, лишило разума, и Абараи рванулся вперед, его любовник пронзительно закричал, и экстаз накрыл их ошеломляющей волной. Когда Бьякуя проснулся, в комнате уже царили лиловые сумерки. Ему хотелось потянуться, потому что все тело приятно ломило. Он пошевелился и понял, что лежит на чем-то теплом и живом. Кучики открыл глаза и замер в ужасе от нахлынувшего понимания. Он уютно устроился на широкой капитанской груди, Абараи обнимал его обеими руками, сжимая так крепко, словно даже во сне боялся, что он исчезнет. Оба они были голые, но лейтенант заботливо завернут в косоде. Видимо, он отключился сразу после того как… ну в общем… А капитан перенес его на кушетку и устроился рядом. Он чуть не застонал от стыда и постигшего его позора. А вспомнив некоторые детали произошедшего, тут же захотел пойти и сделать сеппуку. Но для начала надо бежать, пока капитан не проснулся. Потому что как теперь смотреть ему в глаза, было неясно. Медленно, стараясь ничем не потревожить спящего, Бьякуя выскользнул из его объятий. Наспех одевшись, стараясь как можно меньше шуметь, он подошел к двери. Над кабинетом все еще стоял кеккай, но капитан спал, и он заметно ослаб. Кучики осторожно снял его и выскочил за дверь. Было темно, и света Кучики не зажигал, в прострации смотря в одну точку. Осознание непоправимости произошедшего еще не навалилось неподъемным грузом. Пока он только наблюдал, как мысли пугливо жались в кучку, боясь даже шевельнуться. Что он наделал… Этому нет названия… Хотя, нет, он не будет себя щадить! Он спал с мужчиной! Даже хуже того, он спал со своим капитаном. Хотя даже это не отражает всю глубину его падения. Он отдался своему капитану. Отдался Абараи, сам… потому что сам этого хотел… потому что поддался и не смог подавить желание. Ему нет прощения. Что же теперь будет… Конечно, он уйдет из отряда, возможно даже из Готея-13. И никогда больше не увидит его. Никогда, это заслуженное наказание. Сердце болезненно сжалось. Вдруг тихонько скрипнула половица, и раздался тихий шорох открываемых седзи. Бьякуя, вздрогнув, оглянулся. В проеме, как в раме, виднелся темный силуэт капитана, почти черный на фоне залитого серебристым лунным светом сада. - Почему ты ушел? Я проснулся, а тебя нет рядом, – слова были простыми, но тон… В голосе слышались злость и какое-то ожесточение. Видимо, уговоры и правда закончились. Кучики поднялся и, склонив голову, почтительно произнес: - Прошу меня простить, Абараи-тайчо. Но я бы попросил все-таки подписать прошение о моем переводе. Створка седзи вылетела, жалобно хрустнув под крепким кулаком капитана. - Какого черта! Почему ты теперь говоришь о переводе?! Озвучить истинную причину оказалось сложно, если не сказать невозможно. И Бьякуя сказал совсем не то, что думал. - Потому что ничего не изменилось. Ренджи подскочил своему лейтенанту, схватил его за плечи и с силой тряхнул. - Что не изменилось?! Я так и остался безродным, человеком без чести?! Ты жалеешь или может, даже стыдишься, что спал со мной?! Кучики вздрогнул, словно ему закатили пощечину. - Нет, не это… я просто… Ярость Абараи сменилась отчаяньем. - Бьякуя, пожалуйста, - прошептал он, прижав черноволосую голову к своей груди. - Прости, если я сделал что-то не так, если обидел или принудил против воли. Я никогда больше к тебе не прикоснусь, только останься со мной. Хотя бы просто рядом, как мой лейтенант. Что он такое говорит? Просит прощения? Значит, он сам чувствует себя виноватым. Он хочет чтобы Бьякуя был с ним, значит, он его… То есть у них все взаимно?! В один миг Кучики почувствовал себя если не воскреснувшим, то, как минимум, перерожденным. И вдруг почувствовал, какую колоссальную власть он имеет над могучим капитаном. Как и он над ним. Но тут главное не подавать виду. Кучики медленно отстранился и прямо посмотрел в несчастное лицо Абараи. - Ты хочешь сказать, что больше никогда ко мне не притронешься? На открытом лице тут же отразились все эмоции: радость, надежда, борьба с вожделением и грусть. - Если это условие, при котором ты останешься со мной… ну, то есть моим… лейтенантом. То, клянусь, я никогда не прикоснусь к тебе даже мизинцем. - Отлично, тогда я останусь твоим лейтенантом, – и с этими словами Бьякуя грациозно опустился на футон и стал медленно развязывать оби. Откинув пояс в сторону, он посмотрел на застывшего капитана снизу вверх и легко скинул с плеч кимоно. Ренджи стоял, как громом пораженный. Он уже практически смирился с тем, что всю оставшуюся жизнь он будет только смотреть на ненаглядного Кучики-фукутайчо и лишь по ночам стонать в подушку, вспоминая жар его тела, как вдруг лейтенант раздевается перед ним и спокойно смотрит из-под черных ресниц. Единственное желание – броситься на него, как кот на воробья. Но нужно сдержаться, все-таки он только что дал обещание. Это проверка, наверное, от нее зависит, останется ли с ним Бьякуя. Но как такое возможно, если он отлично видит на светлой коже бедра оставленные им следы пальцев, а на горле уже проявляются засосы. Его засосы! Ренджи тяжело дышит и понимает, что лучше уйти, иначе он сорвется. Он еще раз скользит взглядом по изящной фигуре, разворачивается и идет прочь. - Куда это ты собрался? – вопрос останавливает его, едва он доходит до выбитой седзи. - Зачем ты так? – Ренджи даже не оборачивается, потому что просто боится смотреть назад. – Ты же знаешь, каково мне, зачем провоцируешь? Думаешь, не сдержусь? Думаешь, обманываю, только бы ты не свалил подальше? - Думаю, - раздался мягкий голос прямо над ухом, - тебе не следует давать обещания, которые ты не в силах выполнить. С этими словами Бьякуя обнял своего глупого возлюбленного и прижался щекой к его лопатке. Тот затаил дыхание, даже боясь пошевелиться. - Так что, похоже, мне придется освободить тебя от этой клятвы.