A House That Is Haunted

Измученная, Габи сидела перед зеркалом в своей спальне. Но вместо того чтобы снять свои украшения и расчесать волосы, она подперла голову руками и не могла не пережить ужасных событий последних нескольких часов. Она все еще не могла до конца понять, что там за секреты обнаружились в течение дня и какие подлости были обменены. И даже этот жуткий театр, который устроила Кэтрин для всех них, был чистейшей трагедией. Да, Габи была готова бросить мужа, и нет, по-настоящему она никогда не любила его, даже если когда-то было время, когда она искренне стремилась к этому. Но того, чтобы он умер, чтобы покончил с собой, ей все равно не хотелось. Но искренне скорбеть о нем она тоже не могла. Вместо этого ее потрясла мысль о том, что Марсель покончил с собой и что она помогла подтолкнуть его к этому поступку. Она и любая из других женщин в этом доме. Конечно, Марсель был далеко не невинным ягненком, но так все равно не должно было закончиться. Это было лишь небольшим утешением, что теперь все, наконец, закончилось. Между тем Габи чувствовала, что этому ужасному дню вообще не будет конца. Но сейчас комната Марселя была пуста, его безжизненное тело унесли, а вместе с ним и ощущение, что за дверью его комнаты скрывается что-то, что таким странным образом одновременно связывало и разъединяло их семью. После того как Мэми удалось хоть немного успокоить Кэтрин, та наконец вытащила ключ от ворот в парк, чтобы они все же смогли покинуть территорию и уведомить полицию. Последним взглядом Габи перед тем, как покинуть дом, была ее младшая дочь, которая сидела на полу перед диваном с поджатыми ногами и плакала немыми слезами, и на плече которой покоилась рука Пьеретты, которая так же безмолвно дарила ей утешение. Снаружи все еще шел снег, и уже стемнело. Габи была совершенно поражена тем, что все равно было еще не так поздно, даже по-настоящему вечером. Просто в это время года всегда темнело так рано, а день выдался таким длинным, что Габи могла бы поклясться, что уже середина ночи. Однако по дороге в это место они с Сюзон даже встретили машину, водитель которой охотно высадил ее перед небольшим почтовым отделением. Там им предоставили телефон и рассматривали их любопытными взглядами, пока Габи разговаривала по телефону с полицией. Об этом звонке на месте наверняка бы еще несколько недель рвали рты, пронеслось у Габи в голове, когда она повесила трубку. На мгновение она поймала себя на мысли, что тоже должна позвонить Жаку. Вопреки всему. Какая это была абсурдная идея. В конце концов, о том, чтобы уйти с ним, больше не могло быть и речи, и в том, почему она не явилась на назначенное им место встречи, Габи тоже не была ему обязана. Наоборот, именно он должен был объясниться. Но на самом деле Габи вообще ничего не хотела слышать. Не хотела слышать, что она была недостаточно хороша для Жака, что он просто не мог устоять перед Пьереттой. Это было слишком больно, и особенно последнее было чем-то, что она сама могла слишком хорошо почувствовать сразу. В сущности, Габи даже не могла сказать, почему она привязалась к Жаку, действительно ли она его любила, или, может быть, просто перспектива избежать их брака. Но сейчас это все равно не имело значения. Комиссар отвез Габи и Сюзон на машине к почтовому отделению и поехал с ними обратно в дом. Там уже ждала другая машина с двумя жандармами в форме. Они взяли Марселя с собой после того, как комиссар осмотрел его комнату и опросил женщин. Он не выразил никаких сомнений по поводу самоубийства Марселя, и в совершенно новом чувстве единства ни одна из восьми женщин не проронила ни слова о предшествовавшем театре. Комиссар еще раз обвел их всех взглядом. — Мне очень жаль, мадам. К сожалению, мы слишком часто сталкиваемся с тем, что плохие дела виноваты в таких трагедиях. Даже самая красивая обстановка часто не может помочь. — Такой наглый человек, — возмутилась Габи после того, как комиссар наконец попрощался, но никто ничего на это не ответил. Наконец Сюзон нарушила тишину. — Нам пора спать, — сказала она, и Габи кивнула. — Пойдемте, я отведу вас в постель, — обратилась она к своим дочерям. Габи удивило, что Кэтрин совсем не протестовала. Раньше она была еще такой разгневанной и полной упреков, но с тех пор не произнесла ни слова, а теперь даже позволила Габи обнять ее за плечи и увести в свою комнату. Габи поцеловала Сюзон в лоб, прежде чем та легла, а затем села на край кровати Кэтрин, вытерла ей слезы с лица и держала ее за руку, пока усталость наконец не охватила ее и она наконец не заснула. Габи еще долго смотрела на своих девочек и с ужасом обнаружила, что не может вспомнить, когда в последний раз укладывала дочерей в постель. Эта мысль нанесла ей болезненный укол, и она быстро вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, чтобы не разбудить девочек с придушенным вздохом, вырвавшимся у нее. Когда Габи вернулась в гостиную, там сидела только ее невестка и курила. Все остальные уже удалились, и Габи не могла не заметить, что Пьеретта все еще была там, что она не ушла с Шанель. Она не знала, облегчало ли это ее или, скорее, это не должно было ее пугать. Кивнув, она взяла сигарету, которую ей предложила Пьеретта, и тоже взяла зажигалку, которую она ей поднесла. Габи на мгновение закрыла глаза и глубоко вдохнула. Когда она снова подняла глаза, взгляд Пьеретты все еще был неотрывно устремлен на нее. В пространстве между ними было столько всего невысказанного, что вокруг витало, как дым ее сигарет, но Габи не знала, с чего начать, поэтому молчала, отводя пронзительный взгляд от Пьеретты. Она затушила сигарету, поднялась и сказала: — У вас, конечно, больше не будет возможности вернуться домой этой ночью, Пьеретта. Но вы прекрасно ориентируетесь в доме. Вы обязательно найдете место для сна. Пьеретта в ответ лишь приподняла одну бровь, и Габи прекрасно заметила, что она смотрит ей вслед, когда она поднималась по лестнице и исчезла в своей комнате. И вот теперь Габи просто сидела за своим туалетным столиком и изо всех сил пыталась осмыслить все это. И самое главное, она не имела ни малейшего представления о том, как все будет происходить дальше. Фабрика наверняка будет продана. Но что должно было стать с ними всеми? От Августина и Мэми? От Сюзон и ее ребенка? А что было с Кэтрин? Оправится ли когда-нибудь после этого дня моя маленькая Кэтрин? В ярости Габи схватила первую расчёску, лежавшую перед ней на столе, и швырнула ее через всю комнату. Она фыркнула и теперь уже не могла сдержать слез. Ей все это надоело. Так сыта по горло. И вдруг она бесконечно устала. Она фыркнула, снова подняла щетку, чтобы все же придать ей свое истинное предназначение, и скользнула в свою ночную рубашку, прежде чем откинуть одеяло в сторону и погрузиться в свои мягкие подушки. Она выключила прикроватную лампу, и ей было хорошо лежать здесь, в темноте, просто находиться, хоть на мгновение. Но картины и разговоры дня быстро утомили ее, и, несмотря на усталость, о сне не было и мысли. Вскоре она все равно снова проснулась, потому что услышала, как кто-то ходит по дому. Напряженно вслушиваясь в темноту, Габи не удивилась, когда тихий скрип сообщил ей, что дверь в ее комнату открыта. Сердце Габи невольно забилось немного быстрее, и это ее раздражало. Хотя в дверном проеме она могла различить лишь смутные очертания, на самом деле ей даже не нужно было видеть, кто там стоит, и все еще, казалось, боролась с собой, стоит ли ей входить. Габи знала, кто это. Она могла это чувствовать, могла чувствовать её запах. Это был аромат, который не отпускал ее весь день и который теперь наконец наполнил и ее комнату. С тех пор как Пьеретта так близко подошла к ней, чтобы броситься вверх по лестнице в комнату Марселя, Габи чувствовала эту смесь табака и аромата роз, и час за часом она становилась все более соблазнительной. Габи понимала, как неуместно думать о своей невестке в таком смысле, особенно в такой вечер, как этот. Но ей было все равно. У нее больше не было сил бороться за приличия и мораль. Пьеретта закрыла за собой дверь, но осталась там, где была. — Это было просто приглашение? — тихо спросила она. Габи прекрасно сознавала двусмысленность в ее словах тогда, как она оставила Пьеретту одну в гостиной. Она просто не была уверена, сможет ли признаться себе, что она и в самом деле имела в виду именно ее. -Очевидно, вы так восприняли это. Но, по-видимому, вам тоже не нужно много, чтобы вы чувствовали себя приглашенными, не так ли? Пьеретта фыркнула. — Я должен была знать. Габи только успела разглядеть в темноте, как Пьеретта снова повернулась к двери. -Извини. Это было неуместно, — сказала она. — Тем не менее, — согласилась с ней Пьеретта, но осталась. Габи села и вместо ответа нащупала выключатель прикроватной лампы и, наконец, вопросительно посмотрела на Пьеретту. Она оттолкнулась от двери, к которой прислонилась, и сделала несколько шагов к кровати, где устроилась у изголовья. Габи задалась вопросом, была ли когда-нибудь ситуация, когда не все в этой женщине выглядело элегантным и привлекательным, и вздохнула. -В чем дело? — спросила Пьеретта и, прежде чем Габи смогла даже придумать ответ, добавила: А теперь не воображай, о том, как я могу спрашивать тебя о чем-то подобном после такого дня, как сегодняшний. Габи немного испугалась, потому что Пьеретта так легко видела ее насквозь, но, на самом, это уже не имело значения. Поэтому она пожала плечами и позволила себе усмехнуться. — Я просто задавалась вопросом, не наденешь ли ты когда-нибудь что-нибудь менее соблазнительное, — призналась она. — Редко, — ответила Пьеретта, и улыбка тронула ее губы. Но она быстро снова стала серьезной. " — Но сейчас такой момент. Верь или нет, Габи, но я здесь не для того, чтобы подталкивать тебя к чему-то, о чем ты, возможно, пожалеешь утром. Габи задумчиво кивнула. Она не знала, сколько должно стоить ей слово этой женщины. Они виделись так мало, но Габи чувствовала, что за последние несколько часов узнала Пьеретту лучше, чем за почти двадцать лет до этого. Возможно, постепенно пришло время избавиться от репутации и историй, которые ей предшествовали, позволить прошлому отстать и создать свой собственный образ Пьеретты. И если она ушла после этого, то, наверное, Пьеретта пришла к ней в первую очередь потому, что сама попросила ее об этом. — Я не хотела быть одна, — так сказала Габи. — Поэтому я здесь, — Пьеретта наклонилась, чтобы схватить руку Габи и сжать ее. Она уже хотела отстраниться, но Габи не отпускала. — Подержи меня за руку? Только на минутку, — тихо попросила Габи, не в силах смотреть Пьеретте в глаза. Пьеретта кивнула, сняла туфли и, присев рядом с Габи, предложила ей свои объятия. Немного поколебавшись, Габи положила голову на плечо Пьеретты и почувствовала, как ее тянет в объятия, объятия, в которых она не должна быть сильной и крепкой, но в которых она позволила себе быть удержанной. Габи почти желала, чтобы этот момент никогда не прекращался. Но в какой-то момент Пьеретта все же пошевелилась рядом с ней и сказала: — Габи, моя рука затекла. Не могла бы ты? Быстро поднявшись, Габи села. — Как безрассудно с моей стороны. Пожалуйста, извини. Пьеретта слегка пожала ей руку и улыбнулась. — Но это не имеет значения, дорогая. Как легко это обращение коснулось ее губ и как искренне оно звучало при этом. Пьеретта тоже села, прислонившись спиной к изголовью кровати, ноги в лодыжках свободно касались друг друга. Габи не могла не восхищаться лёгкостью, с которой Пьеретта заняла место в её постели. И когда Пьеретта медленно и с той же лёгкостью провела взглядом от лица Габи по ее телу к рукам, сложенным на коленях, а затем снова вернулась к ее лицу, Габи почувствовала себя немного неловко, но это было в первую очередь потому, что она почувствовала, как у нее по щекам разливается жар. — Ты хочешь меня? — спросила она прямо, благодарная за то, что в ее голосе не слышалось ничего от ее внутренней нервозности. — Да, — просто ответила Пьеретта. — Как я могу тебя не хотеть? — И ты не против признаться в этом просто так? Пьеретта пожала плечами. — Нет. Ты вряд ли обидишься на меня, если я скажу тебе, что перед твоей безупречной красотой трудно устоять. Габи смущенно отвела взгляд. Подобные комплименты ей приходилось слышать много раз, но никогда еще не приходилось слышать от женщины, которая произносила их с такой большой серьезностью. — Ты слишком зависишь от мнения общества. Теперь Габи все же подняла глаза. Она уже хотела возмутиться, когда увидела ухмылку Пьеретты. Смеясь, она покачала головой. — Ты невозможна, Пьеретта. Пьеретта подняла руки в жесте покорности. После минутного молчания она наконец спросила: — А ты, Габи, никогда раньше не желала женщину? О, было много женщин, которых замечала Габи, если бы ей когда-нибудь представилась возможность сбежать из пустоши этого дома. Жены деловых партнеров мужа, знакомые, с которыми мы встречались во время прогулок по магазинам в городе, дамы, с которыми мы болтали на балах. Габи отметила, что если у одной из этих женщин был особенно красивый смех или она носила платье, в котором было особенно красивое декольте, она просто всегда отказывалась испытывать при этом нечто большее, чем восхищение одеждой, или думать о большем, чем, какой помадой можно было бы еще лучше подчеркнуть улыбку. Желанной у нее не было ни одной из этих женщин. Тем не менее, она не заставила себя просто отрицать вопрос Пьеретты. — Что заставляет тебя думать, что я могу хотеть женщин? — спросила она вместо этого как можно более небрежно. — Догадка была близка или ты уже забыла о нашей маленькой… встрече раньше? Пьеретта наклонилась и нежно провела пальцами по скулам Габи. Габи сглотнула и не могла не закрыть глаза. Когда она снова открыла ее, лицо Пьеретты было близко к ее. — Ты действуешь довольно восторженно. Но, возможно, мне придется немного освежить твою память. Габи верила, боялась? надеялась? — что Пьеретта сейчас поцелует ее еще раз. Но ничего подобного не произошло. Она просто снова расслабленно откинулась на спинку кресла и весело посмотрела на нее. Габи снова тяжело сглотнула. Ее щеки горели, и она жаждала снова прикоснуться к Пьеретте. -Ты всегда просто играешь, Пьеретта? — спросила Габи, надеясь, что ее голос звучал достаточно расстроенно, чтобы Пьеретта заметила, насколько сильно она вывела ее из себя. Но, конечно, Пьеретта была совершенно не впечатлена ее тоном. Улыбаясь, она покачала головой. — Но, Габи, мои карты лежат на столе открытыми. Я здесь потому, что ты так этого хотела, и чтобы дать тебе то, что тебе нужно. Ты та, у кого не хватает смелости выйти из игры У Габи уже вертелось на языке подходящее ответное слово. Как бы ни было бескорыстно с твоей стороны или что-то в этом роде укоризненное, но Пьеретта была права, и Габи это знала. Пьеретта предлагала ей близость и утешение, сама ничего не требуя, но, самое главное, она была честна с ней. С самого утра Габи слышала бесчисленное множество лжи, в том числе и из уст Пьеретты, но она чувствовала, что с тех пор, как Пьеретта вошла в эту комнату, с ее губ не слетело ни одного фальшивого слова. И как Габи поблагодарила ее? Она упрекала ее и задавала вопросы, но сама оставалась виноватой в ответах; скрывая от нее то, о чем она уже не могла перестать думать. Габи один раз глубоко вздохнула, прежде чем посмотреть Пьеретте в глаза. — Освежи мою память, — сказала она потом. — Это то, чего ты хочешь, Габи? — Руки Пьеретты снова скользнули по лицу Габи и убрали прядь волос ей за ухо. — То, что я тебя целую? — Пьеретта провела большим пальцем по губам Габи, другой рукой ласкала ее шею. — Приобщить тебя к вкусу порока? Соблазнить тебя? Голос Пьеретты стал тише и ниже, и Габи не могла сказать, были ли это ее слова или прикосновения, которые действовали на ее тело приятной дрожью и вызывали у нее тихий вздох. Пьеретта произнесла это вслух с улыбкой и выжидательно посмотрела на нее. Прошло мгновение, прежде чем Габи осознала, что на самом деле она ждала ответа. Больше хриплого — да Габи ничего не произнесла, но и этого было достаточно, потому что в следующее мгновение Пьеретта положила руки на щеки Габи и поцеловала ее. И Габи могла только поддаться. Неосознанно она нащупала Пьеретту, погладила то, до чего она могла дотянуться: бедро, плечо, голую кожу на шее. Пьеретта начала нежно сосать и покусывать нижнюю губу Габи, и Габи открыла рот, приветствуя язык Пьеретты, и, как несколько часов назад на ковре в гостиной, неуемное чувство похоти распространилось по телу Габи, как огонь. Она запустила одну руку в волосы Пьеретты и позволила ей вжаться в подушки. Ей нравилось, как Пьеретта лежала на ней наполовину, как ее поцелуи уже почти лишили ее разума, как она скользила рукой по ее боку, оставляя горячие следы на ее коже сквозь тонкую ткань ночной рубашки. С другой стороны, что Габи не нравилось, так это то, что она не могла одинаково прикасаться к Пьеретте. Везде, где ее руки водили по ее телу, ища теплую мягкую кожу, они находили только платье Пьеретты. Это красное платье, подчеркивающее каждый изгиб, которое не позволяло отвести взгляд, и которое, казалось, было сшито для Пьеретты, которая точно знала о его эффекте. Каким бы захватывающим ни было это зрелище весь день, сейчас Габи просто хотелось избавиться от грешной одежды. Она судорожно попыталась ухватиться за ткань, но это ей так и не удалось. — Пьеретта, — выдохнула она между двумя поцелуями, и только с мгновением промедления Пьеретта остановилась. Габи оттолкнула ее от себя так далеко, что смогла дотянуться до пуговиц на ее платье, из которых в любом случае уже не хватало двух. — Такая нетерпеливая, — улыбнулась Пьеретта, и если бы Габи уже совсем не разгорячилась, она бы сейчас, наверное, покраснела. Но она просто наблюдала, как Пьеретта похотливо снимала с себя платье, стягивала пояс и чулки, а затем снова наклонилась над ней, чтобы снова поцеловать и позволить их языкам играть друг с другом. Габи снова позволила своим рукам скользнуть по телу Пьеретты и удовлетворенно вздохнула в ответ на их поцелуй, потому что теперь она наконец-то почувствовала обнаженную кожу под своими пальцами. Затем Пьеретта подняла голову, чтобы приблизиться к ней, прежде чем поцеловать в щеку Габи, в её ухо, в шею. Габи положила голову ей на шею и тихо застонала, когда Пьеретта лизнула ее шею, в том месте, где ее венка бешено пульсировала. Губы Пьеретты добрались до воротника ночной рубашки Габи, прошлись по ней по ее коже и, наконец, она подняла руки, чтобы ласкать и ласкать грудь Габи через ткань. Габи резко втянула воздух, и, словно сами по себе, ее бедра толкнулись навстречу Пьеретте. Пьеретта тихонько всхлипнула. — Неужели ты становишься нетерпеливой? При этом ты всегда так хорошо управляешься. — Ты показываешь только самое плохое.- задыхаясь, ответила Габи, но ответила на забавный взгляд Пьеретты и охотно села, чтобы помочь Пьеретте стянуть её ночную рубашку через голову. Хотя на самом деле было уже слишком поздно для таких опасений, Габи на мгновение испугалась, что, возможно, она может чувствовать себя слишком обнаженной. Но выражение лица Пьеретты, когда она остановилась и просто посмотрела на Габи, на мгновение лишило ее всякого беспокойства. -Как ты прекрасна, — пробормотала Пьеретта. Габи почти пожалела, что комплименты так легко не слетели с ее губ. Потому что, конечно, она находила Пьеретту привлекательной и тоже не могла оторваться от нее, но она не знала, как адекватно это выразить. И хотела ли она этого вообще. — Я тоже хочу тебя видеть, — сказала она вместо этого и робко протянула руку. Нежно погладив ее по ключицам, которые были такими выпирающими, она привлекла к себе взгляд и буквально закричала о том, что ее трогают. Пьеретта одобрительно вздохнула и ободряюще ощупала Габи дальше, к бретелькам бюстгальтера Пьеретты, провела пальцами по мягкой коже, вдоль красного кружева, которым была отделана черная ткань. Еще недавно он многообещающе выглядывал из-под испорченного платья Пьеретты, потом уже обратил на себя взгляд Габи, который она снова поспешно отвела. Теперь она позволяла себе смотреть, прикасаться и раздевать. И Пьеретта с готовностью позволила себе посмотреть на нее, прикоснуться к ней и раздеть. Едва они избавились друг от друга от своей последней одежды, как с ихтерпением, однако, было покончено. Пьеретта прижалась к Габи, снова притянула ее к себе и снова поцеловала. Это и обнаженная кожа на собственной коже, бедра, соприкасающиеся друг с другом, и грудь, трущаяся друг о друга, снова вызвали возбуждение в Габи, и у нее вырвался стон, который Пьеретта вбрала с ее губ, и который, казалось, был просто аперитивом, прежде чем вкусить остальные части ее тела. Пьеретта лизала и целовала и нежно использовала свои зубы, в то время как Габи одной рукой вцепилась в простыню, а другую поднесла ко рту, чтобы заглушить все звуки, вырывающиеся из ее горла; хотя Габи хотела, чтобы Пьеретта никогда не переставала так похотливо исследовать ее, и в то же время не могла дождаться, когда Пьеретта наконец принесет ей сладкое спасение. Габи потеряла всякое чувство времени, всего, кроме Пьеретты, ее рта, языка и пальцев на ней, внутри нее, и когда Габи наконец кончила, она сделала это хныча имя Пьеретты, которая без ее участия прокладывала путь по ее сжатым губам. Габи едва заметила, как Пьеретта легла рядом с ней и прижалась к ней. Медленные, нежные, бездыханные поцелуи, которыми Пьеретта покрывала ее шею и лицо, проникли в сознание Габи, и только после того, как Пьеретта прошептала — Габи, прекрасная Габи, — она открыла глаза. Она нашла теплый взгляд Пьеретты, ее красивую грудь и собственную руку между ее ног. Мгновение она смотрела на нее. — Позволь мне? — затем попросила она. — Я не думала, что ты этого хочешь, — ответила Пьеретта, но остановилась в своих движениях. — О да, Пьеретта, я хочу тебя, — сказала Габи, заменяя руку Пьеретты своей, опьяненная тем, что она была причиной того, что Пьеретта дрожала рядом с ней и извивалась. И когда Пьеретта наконец совсем замолчала, закрыла глаза и прикусила нижнюю губу, но при этом все еще улыбалась, — этот вид чуть не заставил слезы навернуться на глаза Габи. Быстро притянув Пьеретту к себе на руки, она зарылась лицом в ее волосы, чтобы ей больше не пришлось смотреть на Пьеретту. Чтобы Пьеретта не узнала, что она делала с Габи. Когда Пьеретта устроилась рядом с ней, Габи почувствовала себя хоть и не эмоционально, но, по крайней мере, внешне, в какой-то мере хорошо. — Я знала, что порок будет превосходен и для тебя, дорогая, — сказала Пьеретта — Только ничего не придумывай, — возразила Габи, но не переставала рисовать кончиками пальцев невидимые узоры на коже Пьеретты. Разумно было бы, наверное, оторваться от нее, медленно, но верно смириться с мыслью о том, чтобы отпустить ее. Но все же, Габи не могла этого сделать. — Я действительно не знаю, как быть дальше, — тихо сказала она через некоторое время, решительно стараясь не думать о своих дочерях, которые, надеюсь, спали без сновидений всего в нескольких комнатах отсюда. Пьеретта чуть повернула голову, чтобы она смогла поцеловать Габи в щеку. — Я тоже, Габи, — сказала она. — Но что я знаю, так это то, что это будет продолжаться. Мы все никогда не забудем этот день, но мы научимся жить с памятью, гневом и болью. И друг с другом. Габи не нужно было спрашивать, чтобы понять, что Пьеретта, вероятно, имела в виду в первую очередь Кэтрин, ее маленькую Кэтрин, которую она обвиняла во всем, чьего гнева и презрения Габи боялась больше всего на свете. Тем не менее слова Пьеретты прозвучали в ее голосе странно уверенно. Это было именно то, что Габи должна была услышать: что была перспектива того, что когда-нибудь все снова наладится. Не завтра и, возможно, не надолго. Но когда-нибудь. Большего Габи в данный момент не нуждалась. Или, по крайней мере, не намного больше. — А как насчет тебя, Пьеретта? — спросила она. Ответ на этот раз заставил себя ждать дольше. — Я никогда не был хороша в выполнении обещаний, Габи. Поэтому я предпочитаю сначала ничего не делать. Но когда ты проснешься завтра утром, я буду здесь, это уж точно. Габи кивнула и еще крепче притянула Пьеретту к себе. На данный момент этого было достаточно.