Согласие

— Опять жалоба на укусы аниматроников. Говорят же — не суйте им пальцы в рот…нет, какая трёхлетка все-таки полезет, а потом её мамочка начнёт истошно орать об этом… Уильям кривит рот в раздражении, скучающе осматривая свой кабинет. Одна из его рук лежит на колене, вторая подпирает щеку, и постепенно взгляд падает на то, что сидит между ног, старательно справляется с ширинкой на брюках. С тем же видом рутинной работы, с которым моют полы или заполняют отчеты, он вытаскивает расслабленный член из-под белья и начинает ласкать, чересчур сосредоточенно рассматривая пах своего босса. Впрочем, так только выглядело. На деле ему было так же скучно, хоть и понятно, так что ничего необычного или слишком интересного он в своих действиях не видел. А мистер Афтон, к тому же, не требовал никакой эмоциональной отдачи, идеальной игры последней проститутки, так что справляться с его изначально странным заданием было ещё легче. — Пока не появится полностью откушенный палец, никакой шумихи по этому поводу не будет, — рассуждает Фритц, подключая вторую ладонь, которой он начинает массировать яички, иногда поднося начинающую твердеть головку к губам, одаривая короткими поцелуями, — А что мистер Эмили говорит? Он приоткрывает один глаз и смотрит на откидывающегося на спинку кресла Уильяма, который отстранённо глядит на Фритца. — «Мистер Эмили», — отвечает он резким дразнящим тоном, — Занят более важными делами! — А, точно…у него дочь заболела. И всё свалилось на вас… Фритц не сочувствует, просто перечислял факты. Афтон вдруг преисполняется новой идеей и ухмыляется, вспоминая, что не одного только Генри, вообще-то, можно мучить. Хоть охранник и не дотягивал до уровня механика, но он выделялся из общей чересчур взволнованной толпы своим спокойным, рассудительным, немного циничным разумом. Не доходил до гения Уилла, но общество уж точно перегонял. Идеальный вариант для сообразительного второстепенного помощника (в какой-то степени уже даже раба), которого было полезно иметь под рукой. И под кое-чем ещё… Уильям прикрывает глаза, расплываясь в блаженной улыбке, стягивая длинными пальцами собранную шевелюру Фритца, уже погружающему возбужденную плоть в свой влажный, горячий, послушный ротик. Возможно чересчур послушный, до той степени, что он становится подозрительным подхалимом, но Афтон несколько раз проверял его на это и убедился: Смит просто очень любит место, на котором он удобно устроился, и ни под каким предлогом не желает его покидать, даже если для этого придётся отдать и тело, и душу, и моральные принципы. Скрывает ли он что-то? Прячется ли от полиции? Это было не особенно интересно, уж точно не Афтону. Парень в любом случае был достаточно способным, чтобы говорить ему убирать сцены убийств, а этого сейчас было достаточно. Фритц жадно, не без доли искреннего энтузиазма скользит языком по всей длине, заглатывает поглубже, активно двигает головой под такт направляющей руки босса. Вскоре горло совсем расслабляется и привыкает, и Смит позволяет себе немного отдохнуть, пока в его глотку вбивается длинный член. Когда его волосы хватают довольно больно, он начинает мычать, вибрациями стимулируя плоть ещё активнее. Порой мистеру Афтону мало и этого, и он может начать чуть ли не вырывать рыжие локоны, лишь бы его работник понял, что стараться надо лучше. И чтобы этого избежать, Фритц заранее делает это громко, даже как-то похабно, но ему на это совсем наплевать. Ему бы было плевать, даже если бы начальник притащил кучу камер, заставил бы переодеться в костюм розового зайчика и мяукать — пока мистер Афтон доволен подобным и не грозится уволить, Фритц будет исполнять каждый его приказ. Один из владельцев компании вообще был интересным человеком. Смит уже был готов к тому, что его не просто будут заставлять заниматься сексом, но и маяться всякой бестолковой ерундой вроде беганья вокруг, постоянных комплиментов и прочей мишуры, которая делает коллектив «дружнее» и окружает боссов нимбами и беленькими крылышками. Это оказалось совсем необязательным шоу: у Афтона нимб уже был размером с достоинство, сейчас в очередной раз упирающееся в стенку глотки, и он не был обыкновенным бизнесменом, жалким снобом, играющим в гольф и курящим сигару. Всё это он делал, но делал с такой британской изящностью и американской простотой, что эти заурядные хобби уже не казались такими уж плохими, а сам Уильям и вовсе прослыл харизматичным человеком с большим сердцем. «Эго у него тоже немаленькое…» Фритц и не замечает, как его отстраняют от члена. Наконец очнувшись, он кашляет, вытирая рукавом стекающие по подбородку слюни. Во рту стоит солоноватый вкус кожи, который охранник не брезгует распробовать ещё раз, словно в очередной раз убеждаясь, что босс ещё не кончил. А, значит, и уходить рано. — Я без презерватива, — предупреждает Смит, покорно дожидаясь следующей команды. Он сидит тут как собачка у ног хозяина, и если бы хозяин его пнул, то он бы наверняка так же покорно заскулил и вылизал ему ботинки с виноватым видом. Он ожидает «мне плевать» или «у меня есть», но вместо этого мистер Афтон вообще ничего не отвечает, только хлопает себя по колену. Пёсик слушается: ползёт к нему, садится сверху, поглаживая рукой твёрдый член. Особо не думает над подготовкой, потому что даже если это будет скупой плевок на палец и несколько грубых движений внутри, он выдержит это, он не станет возражать и даже мысль такая ему в голову не придёт — сказать что-то поперёк действию начальника. Максимум, что он может, это предложить ему идею, но в вопросах секса Уильяма, бывало, совсем уносило, так что Фритц привык молчать в тряпочку и быть таковой для владельца пиццерии, так ему драгоценной. — Давай свой, — мистер Афтон хлопает его по руке, отгоняя, сам занимается дрочкой, пока слегка удивлённый, но все ещё спокойный Смит освобождает собственный орган, даже с какой-то долей еле заметного любопытства ожидая действий босса. — Начинай, — притихшим голосом говорит Афтон, и Фритц обхватывает свой член рукой, почему-то тут же возбуждаясь. Обычно это занимает минутку, требует какой-нибудь картинки полуголой девицы или парня, но сейчас он возбуждается просто потому, что ласкает себя, сидя поверх колен босса на своих. Сам этот факт, вся эта ситуация уже заводят его, и он ощущает жар, растущий в паху, пот, начинающий выходить пока крохотными капельками наружу. «Черт…почему мне это вообще так нравится?» — Давненько не занимался таким перед кем-то, Смит? — игриво урчит Уильям, и Фритц готов поклясться, что, если бы не этот чертов хриплый голос, он бы не начал краснеть, как смущенная девственная школьница. «Соберись уже!» — яростно думает он, а сам издает слишком громкий вдох, когда Уильям берёт в кольцо оба ствола, потирая их друг об дружку. — Неужто это то, что может застать тебя врасплох? Взаимность? — Я не ждал, что вы захотите так, сэр, — быстро проговаривает Фритц, очень надеясь, что босс сейчас не трахнет ему мозг, потому что полностью согласен Смит только на жопу, — Вы не заботитесь о моих чувствах. — И тебя это не беспокоит? — Нет. Он говорит честно, и мистер Афтон знает это. — Продолжай ты, — шепчет он на ухо подчиненному, заставляя его наклониться к чужому плечу и положить на него голову. На секунду охраннику кажется, что его заставят целоваться, но, к счастью, Уильям обходит этот довольно романтический момент стороной. В конце концов, в намёке на любовь они оба не нуждались. Один пользовался, второй принимал условия игры. Уильям с силой сжимает ягодицы Фритца, и тот слегка подскакивает от неожиданности, проезжая своим членом по члену босса. У него больше и крупнее, но почему-то именно такой размер удобно ложится во рту Смита, помещается в его давно растянутом проходе. Будь Фритц на пару лет моложе, будь он менее серьёзным студентом, он бы сам прыгал на таком достоинстве дни напролёт, выпрашивая добавки. Но сейчас — это просто часть его обязанностей. То, что наверняка прикажут сделать, что ты сделаешь даже будучи сонным и уставшим, потому что это часть ответственность, за которую тебе платят. Члены, трущиеся друг об друга, мокрые и горячие, и долго не могут держаться в таком состоянии. Смит слышит сдержанные вздохи и стоны босса, понимает, что тот скоро кончит, но совершенно не уверен насчёт себя: он уже больно кусает нижнюю губу, чтобы хоть как-то заглушить переизбыток возбуждения и не спустить ещё раньше. Массаж зада от мистера Афтона делу совсем не помогает, а когда он касается зубами шеи и слегка натягивает, то охранник совсем теряет голову, издавая совершенно бесстыдный даже для себя стон. Он выгибает спину, быстрее водит рукой вверх-вниз; Уильям продолжает мучить его безобразными кусачими прикосновениями к шее и мнет мягкую плоть. Оба в итоге трахают руку Фритца, который совсем прекращает задерживать лишние звуки, теряя контроль над здравой частью своего разума. Изливается он все-таки раньше. Мистер Афтон держится ещё несколько мгновений, прежде чем покрывает рубашку Смита спермой. Тот тоже марает чужую, но если на свою ему плевать, то костюм босса в таком состоянии оставлять опасно. Шумно дыша, он поднимается с колен, привычным движением достает из маленького выдвижного ящика пачку со специальными салфетками и спешит убрать свой беспорядок, пока Уильям с довольной змеиной улыбкой следит за ним, в особенности за его слегка дрожащими руками. Может Фритц не верит в это, но где-то в глубине своего охладевшего сердца он ценит каждый момент их безобразных соитий. Это не любовь, не красивое чувство привязанности, но обычное использование, построенное на желании подчинить и смириться с этим.