Метель скроет боль

Его томный взгляд был прикован к потолку, с которого свисала заброшенная паутина. Карниз наполовину свисал, а скоро, он должен был и вовсе упасть с грохотом на пол, из-за количества пыли, которое никто не убирай с самого новоселья. Сквозь окна на кровать падали зимние холодные лучи, что были единственным тусклым освещением в туманной комнате. Постель была скомкана, часть свисала вниз. С матраса опасно торчали пружины, а наполнитель был повсюду. Кровать обсыпана глубокими порезами, будто кто-то рвал её основную оболочку в танце с гневом. На столе лежала бумага, большинство листов с недописанным текстом или вовсе измазаны чернилами. Обои свисали, на них так же, как и на матрасе, были широкие и длинные царапины, от чего видно было даже штукатурку, что осыпала практически весь пол. От книг, что раньше стояли на полочке шкафа, остались лишь ошмётки. Рядом со столом и под ним лежали где-то страницы известного романа «Ромео и Джульетта», а там в самом неприметном углу комнаты, куда сам свет боялся падать, многими почтенная книга «Робинзон Крузо», что покорила сердца многих людей. Она, кажется, единственная была цела в отличие от других. Любимая книга Клода, что так и осталась жить в сердце старшего брата, наверное, он перечитал её больше ста раз, а там и выучил наизусть. Человек, лежавший на кровати, был окутан тоской и печалью, его глаза, больше не подавали каких либо признаков жизни. Словно остекленели от слёз, что были неотъемлемой частью прошлого существования мужчины. А он, в своё время, не вставая с кровати, повернул голову в сторону окна, в которое дула метель и тянуло сквозняком. Слабые руки сжали простыни, будто борясь с очередной болью, что пробирается до самых костей, задевая каждый нерв. Фотограф томно приподымаясь, всё так же глядит на окно, пока его лёгкие не ломает тихий кашель. Ноги касаются холодного пола, а когда он и полностью поднимается в глазах темнеет, немного пошатывает. Джозеф опирается на бортик кровати, пытаясь привыкнуть. Он практически днями лежит, не находя силы в себе даже прогуляться по своей же комнате. А что сподвигло его сейчас такое сделать? Здравый ум давно сгнил в его голове, да и как большинство чувств, эмоций и воспоминаний тоже. Отрывки из жизни кое-как держались, хотя, уже скоро мужчина чувствовал, что и они исчезнут так же, как и всё остальное. Единственное, что будет продолжать быть — собственное тело, да и не важно, мертвое или живое, оно будет ходить по всему поместью, будто призрак из сказок. Фотограф отходит от кровати, убирая, мешавшую нормально видеть, прядь волос, чувствуя, как по-старчески дрожат тонкие руки. Делает шаг назад, а после хватает рукой дверную ручку, опираясь и открывая скрипящую дверь. Его взгляд наконец-то падёт на темный коридор, пока ноги кое как переносят тело за территорию собственной комнаты. Дверь закрывается, а Дезольнье смотрит по сторонам, медленно отдаляясь и идя, шатаясь по сторонам, куда глаза глядят. Было мрачно и страшно, но мужчина так привык к такой неживой атмосфере, что она даже стала частью его самого. Коридор и вправду был словно заброшенным, как и всё поместье, когда он дошел до ступенек, осторожно стал спускаться, боясь упасть, ведь под ним они скрипели и трещали, словно вот вот всё упадёт и придавит охотника. В полу были дыры, сквозь которые проросла трава. Дуло. Где-то и в стенах была дыра, от чего зимний холод пробрался в поместье, что странно, как только его жители просыпалось, всё окутывало неизвестное и до тошноты странное тепло. Кто такое творит? Джозеф держит себя за плечи, шагая, чуть не врезаясь в общий стол в главном зале. Он часто наблюдал тут праздники. В основном из устраивали дабы вовсе не умереть от безысходности и страха. Ловкие проделки хозяина данной игры на удивление сближали охотников и выживших. Или это была лишь иллюзия на некоторое время? Ах как тоскливо.. Фотограф останавливаться возле разбитой декоративной посуды. Помнится, вчера вечером, милая Мария со злостью сделала это с своим любимым сервизом. Мужчина уже не помнил, почему так вышло, лишь отрывки диалогов наполнили голову. Томно вздохнул, он обходит остатки керамической работы, продолжая ходить в темноте, иногда, мелькая средь светлых участков зала и коридоров. В последний момент, он опирается на большие двери всего поместья. Он держится за дверные ручки, толкая остатком сил вперёд, пока лицо не обжигают крупные снежинки. Дезольнье ступает на снег. — как холодно... Выдаёт он своим охрипшим голосом вслух, смотря на серое небо, делая пару шагов по белоснежной тропинке вперёд. Тело моментально реагирует на холод, но охотник словно старается не замечать этой боли, пока лёгкие горят. Они не привыкли к такому. Они сейчас превратятся в лёд. Джозеф всё так же шатаясь, ступает прямо, ему впервые за столько лет, что-то вспоминается. Клод. Его брат близнец умер в марте, чудом пережив сильные холода, держась лишь на последних силах и чужой любви. Фотограф ненавидел этот мир. Он ненавидел свою жизнь. Он уже не помнил, зачем сюда пришёл. Ноги путались, сквозь метель мужчина заметил ворота. Ржавые...покрытые морозом и снегом. Его руки рефлекторно потянулись вперёд. Есть ли шанс уйти от сюда? Снова почувствовать это домашнее тепло и заботу? Как ему этого не хватало... Он упал прямо перед выходом, чувствуя как снег обжигал его часть лица. Лёгкие болели, что хотелось кричать, да вот сил нет. — это всё, на что я способен? Обращаясь к метели, прошептал тот, пока волосы засыпало снежинками. Его голубой наряд постепенно сливался с общим фоном, пока по щекам жалостно текли горячие слезы. Стало ещё больнее. Дабы хотя как то утихомирить боль, он стал вспоминать фразы из любимой книги брата. Но как бы он не старался, всё стало пропадать, даже образ Клода, стал таким туманным, как всё вокруг. В этом поместье никто не счастлив и никому не суждено, ни умереть ни обрести покой. Это проклятье. Нет, это нельзя назвать кармой, просто такова судьба людей, что сюда попали. Это мертвое место — остаток их самих, последнего, чего помнит каждый выживший и охотник тут. Джозеф прикрывает мокрые глаза, чувствуя, как чья-то теплая рука дотрагивается до его руки, крепко сжимая. — Клод? Это ты? Хрипло спрашивает фотограф, надеясь услышать ответ. Его приветствует неразборчивая детская речь. Он видит знакомый силуэт, но тот слишком плывёт в чужих глазах. Мозг не способен уже распознавать ничего. Мужчина тяжело выдыхает, постепенно привыкая к холоду, пока веки не становятся тяжёлыми. — спи, братец. Возможно, Джозефа Дезольнье найдут сегодня в обед, как только Мария с Робби выйдут прогуляться или всё таки когда наступит теплая весна и снег медленно начнёт таять. Он был одним из многих, кто хотел лишь одного — покоя в своей душе.