***
Дэн вошел в гостиную со странной слабой улыбкой, совершенно не гармонировавшей с темными провалами глаз. «Как будто его посреди приятной беседы ударили ножом в печень», — подумала Синтия. — Можем забирать его в любое время, — сказал Дэн. — И не привозить обратно, — добавил он безжизненным голосом. — Что стоите? Собирайтесь, и поехали! Его там не «не любят». Пока я не упомянул Гарри, со мной общался обычный британец, может быть не образцовой вежливости, но вполне цивилизованный, а после… хорошо, что телефон проводит только звуки, иначе он бы меня всего обплевал. Нечего пацану там делать. Гостевая комната у нас есть. Ну, живее!***
Дэн повел машину в прямо противоположную от Литтл-Уингинга сторону, чтобы побыстрее выехать на скоростное шоссе, но и там движение то оживлялось, то замирало. Во время одной из остановок Дэн пристально посмотрел на Синтию, сидящую на переднем сидении. — Скажите, Синтия, каковы ваши цели? — Что вы имеете в виду, Дэн? — Синтия, вы очень эффективны во всем, что вы делаете. Слишком эффективны, чтобы я мог считать вас досужей физкультурницей, случайно попавшейся нам на пути. Давно вы следите за нами? — Я узнала о вашем существовании меньше двух недель назад. — И вы никогда раньше не были в нашем доме. Это было заметно. Но такие совпадения слишком маловероятны. Я говорю не только о том, что вам нужна помощь Гермионы и вы появляетесь в нашей жизни прямо перед ее возвращением. Вы же ничего не упускаете из виду. Я не знаю, можно ли застать вас врасплох. Но вы, ничего не замечая, выбегаете прямо перед нашей машиной, хотя мы ехали совсем не быстро, может быть, пятнадцать миль в час. — Дэн, тебе не кажется, что это паранойя? Синтия что, сама бросилась под машину? Даже на такой скорости можно было получить инвалидность на всю жизнь, а ударившись на два дюйма ближе к уху — и умереть. — Эмма, подожди. Синтия, если мои представления о вашей работе верны, вы вряд ли можете позволить себе быть откровенны. Но позвольте спросить вас еще раз. Каковы ваши цели? — Прямо сейчас я хочу помочь детям. Еще, как я и говорила, я хочу, чтобы они помогли мне. Если у них это получится, я надеюсь сделать так, чтобы у них получилось вырасти без особых приключений и без необходимости воевать с волдемортами. — Спасибо, Синтия. Пока что этого достаточно.***
Худой парень в круглых очках, грязных линялых штанах и обвислой застиранной футболке размера на три больше нужного валялся на аккуратно подстриженной траве под прикрытием аккуратно обрезанных кустов и смотрел в небо. Небо было чистым, глубокого синего цвета. Если бы Гарри Поттера, так звали молодого человека, спросили, что есть в его жизни хорошего, небом список мог бы начаться и закончиться. Совсем недавно он чуть не погиб, и только благодаря беспечности на голову более сильного противника смог сбежать и захватить с собой тело одного из лучших студентов Хогвартса, которого непрезентабельно выглядевший предатель смел с доски жизни небрежным движением палочки. Зеленый луч — и нет человека. Правда, Гарри помог еще и странный эффект взаимодействия двух волшебных палочек, его и Волдеморта, и над его природой стоило бы поразмыслить, но сознание постоянно затапливало страшными картинами. Кровь, капающая с обрубка руки, безносый Волдеморт с горящими красными глазами, вылезающий из котла в новом нечеловеческом теле, безмолвный круг врагов в черных мантиях. Когда Гарри вернулся, директор выдоил из него все детали, оставив совершенно без сил. Гарри не смог поделиться деталями произошедшего на кладбище даже с друзьями, ограничившись только кратким пересказом. Особенно противно было от того, что директор опять, не слушая никаких возражений, запер его к Дурслям. Где-то в большом мире Волдеморт собирает силы, Дамблдор с помощниками тоже не сидит на месте, и только Гарри проводит время в этом проклятом доме то выполняя вздорные требования родственников, то просто скрываясь от них. Один раз его вытащили отсюда братья Уизли. Три года назад они втихаря взяли заколдованную отцом машину, прилетели в Литтл-Уингинг посреди ночи и выкрали Гарри прямо из комнаты на втором этаже, где он тогда был заперт на замок. Это была, наверное, лучшая ночь в его жизни. Второй раз Гарри спасло чудо. Сестру Вернона, противную тетку, любившую собак куда больше людей, не исключая даже Дадлички, страшно раздуло, когда Гарри потерял контроль над магией. Тогда он сбежал из дома в ужасе. Несовершеннолетним волшебникам строго запрещается колдовать на каникулах. Его могли за это нарушение выгнать из школы и лишить права использовать магию, но обошлось. Сам министр магии встречал его у входа в Косой переулок. Оказывается, за Гарри мог охотиться сбежавший из тюрьмы якобы-правая-рука-Волдеморта Сириус Блэк, и министр был доволен уже тем, что Блэк не успел добраться до Гарри. Кстати, Блэк тоже мог бы хотя бы черкнуть пару строк, раз уж он оказался его крестным отцом. Да, Блэку приходится скрываться, потому что свидетелю, который мог бы его оправдать, пусть и невольно, удалось сбежать в неразберихе, которой помог конфликт старых школьных врагов, но неужели Сириус не может ничего придумать? Внимание Гарри привлекло негромкое урчание мотора и шорох шин. К его немалому удивлению, автомобиль остановился прямо за кустами. Улица была узкой, и все соседи парковались на подъездных дорожках к гаражам. «Интересно, к кому это гости?, — подумал Гарри. — К мисс Фигг, кажется, не приезжал никто и никогда, а Дурсли терпеть не могут сюрпризов». Четыре раза хлопнули двери. — Вот тут он должен жить, номер четыре, — сказал знакомый звонкий голос, который Гарри тем не менее никак не ожидал услышать на Тисовой улице. Гермиона никогда раньше не была здесь, и расставаясь с ней два дня назад, он даже не надеялся увидеть ее раньше августа. Директор школы Дамблдор каждый год с упорством, достойным лучшего применения, требовал, чтобы Гарри проводил на Тисовой как минимум месяц, «чтобы восстановить защиту», и никогда не поощрял друзей его навещать. Гарри рос в этом доме с тех пор, как его родители погибли в 1981 на Хэллоуин, но никакой защиты ни разу не почувствовал. Наоборот, этот дом прочно ассоциировался у него с оскорблениями и побоями. Конечно, ни тетка, ни ее муж сами его не били, но толкнуть так, чтобы он больно ударился, или кинуть в него чем-нибудь было в порядке вещей, а их сын Дадли с дружками и вовсе занимался спортивной охотой на Гарри, и когда считали, что соседи не увидят их забав, например в сумерках, запросто могли избить его прямо перед домом. В общем, если какая-то защита для него в этом доме и была, то очень несовершенная. Гарри тихо встал с травы и пошел за компанией, идущей перед ним к теткиному дому. Гермиона шла между слегка полноватым мужчиной среднего роста в светлом костюме и шляпе и своей практически копией, лишь немногим более плотной, но с точно такими же непокорными густыми каштановыми волосами. Со стороны мужчины и чуть подотстав шла блондинка среднего роста. Руки ее явно были мускулисты, с минимумом жира. Крепкая задница, туго обтянутая джинсами, притянула взгляд. Гарри не часто разглядывал женщин сзади. Возможно. потому, что под мантиями мало что можно было разглядеть. Гермиона… с родителями, наверное, подошли к двери. Гарри не стал дожидаться, пока мужчина позвонит. — Меня ищете?***
Дурсли вели себя удивительно корректно. Гарри не ломал себе голову, кто именно их утихомирил, а просто собрался со всей возможной скоростью. Залог мирного сосуществования с Дурслями — держаться от них подальше. Несмотря на воскресенье, «Ягуар» Грейнджеров то и дело наглухо застревал в пробках. Хотя в просторной машине работал кондиционер, езда в рваном ритме изрядно утомляла. «На метле было бы намного удобнее и быстрее», — подумал Гарри. Добирались чуть ли не три часа. К концу пути все в машине были какими-то помятыми. За всю дорогу Гермиона только сказала, что ей нужно, чтобы он ее очень внимательно выслушал и сам много чего рассказал, но потом, потом. Сначала душ, обед и отдых. Блондинка в джинсах по приезде немедленно испарилась, но с ней договорились встретиться завтра с утра. Гарри досталась светлая большая спальня с обычной магловской простой деревянной кроватью, но с удобным матрасом, мягкими подушками и душистым бельем, и только Гермиона капнула дегтя. — Гарри, я уже освободила тут всех домовиков, поэтому если только попробуешь развести здесь такой же свинарник, как на Тисовой, я тебя самолично заставлю вылизать всю грязь языком.***
После обеда Гермиона подхватила Гарри под руку и потащила за собой через маленький мощеный задний дворик у самого дома и чуть вниз, на тщательно подстриженную лужайку, обрамленную деревьями, скрывавшими ее от соседей. Ближе к дальнему от дома краю лужайки росло раскидистое дерево, название которого Гарри так и не выучил в школе. Меньше чем растительность его интересовали разве что червяки и длинные слова с измами на конце. Под деревом Гермиона повалилась прямо на траву. — Кто первый рассказывает? Гарри уже насмотрелся сегодня на небо, поэтому прислонился спиной к дереву и начал разглядывать Гермиону. Он уже давно не видел ее в легкой одежде и без мантии, и уж тем более не видел ее одновременно так близко и один на один. Даже когда они отдыхали где-нибудь на берегу Черного озера, все равно хоть кого-то из других студентов Хогвартса было или видно или слышно. А тут она выглядела совершенно расслабленной, и Гарри не мог не заметить, какие у нее тонкие щиколотки, нежная кожа живота выглядывала из-под чуть задравшейся футболки, которая к тому же заметно оттопыривалась на груди. Даже удивительно. Гермиона всегда ела мало и без энтузиазма и выглядела скорее худой, чем стройной. Дальше взгляд пробежался по тонкой шее, изящному ушку с прядками волос… — Гарри! Ты меня смущаешь. Ты мой лучший друг, и мне может быть даже приятно, что ты меня разглядываешь. Может быть, Виктор мне не все наврал про внешность, и я не совсем безнадежна, и меня еще кто-нибудь однажды пригласит на бал, но не надо делать лицо, как у Рона при виде этой французской вейлы! Вокруг такое происходит… у меня голова кругом идет. Ты расскажешь что-нибудь или мне начать? Ну говори же! — Гермиона, давай ты. С чего это вы вдруг за мной приехали, да еще и сразу забрали? Как это Дурсли не устроили скандал, и что это за тетка была с вами? — Гарри, это не «тетка», она ужасно классная. Ее зовут Синтия. Если бы не она, ты бы так и сидел у Дурслей. Это она тебя нашла. То есть нет, она сначала зачаровала моих родителей, и они устроили мне такую головомойку! Ой, какой это был ужас! Но зато меня саму как будто расколдовали после этого. Оказалось, у меня очень классные родители и все понимают. А я вела себя с ними по-свински, как слизеринка какая-то. Даже вообще непонятно, как так получилось? Не надо на меня так смотреть, я потом объясню. Говорить в обычном для Гермионы темпе лежа было невозможно, и она уже сидела лицом к Гарри, обхватив руками колени. Гарри старался слушать Гермиону, не косить глазами и никак не выдать, что заметил между ее ногами белую ткань трусиков. — Родители ее привели. Синтии нужна наша помощь. Она сама не колдунья, но про магов знает, и ей нужна информация. Папа в машине намекал, что она может работать на магловское правительство. Может быть, даже какой-то секретный агент. И я ей рассказала… — Ты ей рассказала? Что? А Статут? — Гарри, если она уже знает, значит, я ничего не нарушила. И вообще, я договорить не могу, и ты неправильно понимаешь. В общем, я ей только рассказала, что в школе было, и она как начала уточнять, и задавала простые такие вопросы, а получилось… Гарри, это ужас какой-то. Она сама ни слова не сказала, только показала мне, что записала с моих слов. Гарри, мы такие глупые. Нет, не глупые, совсем не глупые. Мы не только сами кучу подсказок расшифровали, мы еще много всякого нашли и сделали. Но мы наивные. Дети. Маленькие дети, которые вдруг решили, что они уже умные, взрослые и все знают. А нами играли как марионетками. Это куклы такие на веревочках… — Гермиона. Я знаю, что такое марионетки. — Ой, прости. Я уже привыкла, что маги не знают, потому что им не нужно за веревочки дергать, чтобы кукол анимировать. — Ладно, рассказывай, кто нас дергал. — Гарри, это сложно… — Почему? — Потому что, во-первых, она меня предостерегает от поспешных выводов. Говорит, может быть много версий, и все они могут быть немного верны, но могут быть еще такие, что объединяют другие версии между собой, и если их не найти, получится неполная картина, а неполная картина — это тоже заблуждение, и основываясь на заблуждениях, совершаешь неправильные поступки. В общем, есть глобальное противоречие из-за невозможности получить полное знание вовремя, и если действовать поспешно, то нарастает вал ошибок, и получается примерно как у нас, когда мы постоянно попадали в приключения, из которых выпутывались только чудом, и бездействием в ожидании, пока все узнаешь до конца, что приводит к тому, что ты вообще ничего не делаешь полезного, и в результате проблемы накапливаются, и получается, что разгребает их часто кто-то другой, кто… Тут Гермиона вытаращила глаза и зажала себе рот обеими руками. — Гарри! Вторая причина в том, что я боялась, что выводы тебе не понравятся. А теперь я еще больше уверена, что они тебе не понравятся! — И теперь ты будешь, как Дамблдор, оберегать меня от очередной неподъемной правды? — Нет, Гарри. И хорошо, что ты сам его назвал. Потому что до меня только что дошло. Синтия же мне не совсем так объясняла, это я для тебя так сформулировала. И то, что у меня сейчас получилось сказать, объясняет Дамблдора, а Дамблдор объясняет почти все остальное… — Гермиона, я тебя не понимаю. Дамблдор вообще почти ничего не объясняет. Знаешь как я уже задолбался от его умения ничего не объяснять вовремя! Мне и одного Дамблдора хватит. Давай без этих твоих, и рассказывай все, до конца. Гермиона на минуту задумалась, а потом вскочила на ноги и, ухватив Гарри за руку, потянула его за собой. — Я тебе сейчас все расскажу. Но не здесь, и не только тебе, а в доме, чтобы родителям потом не пересказывать. — Ты хочешь все рассказать родителям? Да они тебя вообще в Хогвартс после этого не пустят, меня выгонят обратно к Дурслям, и тебе запретят ко мне подходить. Навсегда. — Вот и я так неправильно думала, на основании неполной информации. И они тоже так же могли подумать. Но когда я им с Синтией рассказала достаточно, оказалось, что это я дура малолетняя, а мои родители очень классные. Я только сказала, что мне обязательно надо с тобой поговорить, и всё. Синтия тебя нашла, а папа поговорил с Дурслями и сказал, что мы едем тебя забирать. А мама согласилась. Я сама такое даже предлагать не смела… еще одно доказательство того, что я дура набитая, а родители у меня — золото… — Или Синтия их все же заколдовала, — добавила Гермиона задумчиво.***
Дэн и Эмма давно уже ушли к себе, Гарри тоже чувствовал усталость и улегся на кровать поверх покрывала, подпирая голову рукой, но Гермиона никак не желала понимать намеки и все продолжала вываливать ему свои соображения, наверное уже по четвертому кругу. — Гарри, ну никак не получается, что Хагрид не заманивал нас охотиться за философским камнем. Без него мы бы не узнали, что коридор не просто закрыт, а что там что-то хранится. — Ну уж нет, мы туда убегая от Филча попали. — Как раз да. Мало ли что там люк был под Пушком? Его могли вообще как туалет для цербера использовать. А Хагрид нам заметку подсунул. У него вообще никаких газет в хижине не было никогда, только одна эта статья за все четыре года! — Ну и что? Все тебе надо заговоры искать. Не мог Хагрид такое с нами делать. Или ты хочешь сказать, он хотел, чтобы мы там в подземелье завязли в этих чертовых силках, сражались с троллем и пили яд от Снейпа? Ну ладно, троллей Хагрид, может, и не боится, но в ловушки Снейпа он бы нас точно не толкал! — Профессора Снейпа, Гарри. И это не я, это ты вечно заговоры ищешь. Кто весь год подозревал профессора Снейпа вместо Квиррелла? — Если бы не Снейп, было бы намного лучше. Я бы сейчас с Сириусом жил! Гермиона замолчала. Встала с пола, где сидела, прислонившись к спинке кресла, и обхватила себя руками. — Да, я понимаю, у Сириуса интересно и никто не достает всякими глупостями. Не то что тут. — Стой! Нет, ну куда ты пошла! Ну я же не в этом же смысле. Мне тут нравится, просто, ну ты знаешь. Дамблдор узнает что я здесь, и опять отправит меня к Дурслям. А так я бы мог жить с крестным отцом законно и нормально. А тут я на каждый стук в дверь оглядываюсь. — Гарри, о профессоре Дамблдоре я тебе пока еще даже не начала говорить, потому что ты вообще меня не слушаешь. А у меня, как я ни пытаюсь придумать другие объяснения, все равно получается, что это именно из-за него тебе приходится раз за разом встречаться с Волдемортом. Нет, дослушай! Помнишь, я тебе под деревом в саду говорила, что я все поняла? Я поняла, что это, может быть, он и не планировал, чтобы ты постоянно куда-то влипал, а просто такой у директора способ действий. Он сам знает очень много, но ему никогда не бывает достаточно, и он все время ждет, когда будет знать еще больше, чтобы действовать наверняка. А нам постоянно недоговаривает. И получается, что ты вечно бегаешь всех от всего спасать, потому что ничего не знаешь по-настоящему, и из-за этого все время принимаешь неправильные решения… — Ой, знаешь, Гермиона. Я сам знаю, что все время принимаю неправильные решения. Я тебе еще не говорил, но это не само так вышло, что мы вместе на кладбище оказались и Седрик погиб. Это я ему сказал, что мы вместе за кубок возьмемся, чтобы вместе победить для Хогвартса. И ты, может быть, и права, что если бы я знал, что будет, то я бы никогда ему не позволил это делать… да я и сам бы за него не брался, но при чем тут Дамблдор! Он же тоже не знал, что кубок — порт-ключ! Голос Гарри начал ломаться, и до Гермионы наконец дошло, что этот разговор для Гарри не просто неприятен, а почти что непереносим. Она подошла к кровати, быстро клюнула его в макушку и вышла из комнаты. Уже в двери она обернулась и сказала: — К сожалению, ты ошибаешься почти в каждом слове, так или иначе. Я очень хочу тебе это объяснить, просто не получается. Мы завтра идем смотреть, как Синтия устроилась со своим братом, и заодно поговорим о всяком разном. А пока спи. Я опять веду себя как слепая, не заметила, насколько ты устал. Спи.