***
Нивалль прибыл на пятый день после поимки Аммона Джерро и сразу угодил в лазарет. Там мы и встретились: припадающая на одну ногу и оберегающая руку я — и бледный, как покойник, потерявший много крови сенешаль. Новость меня не порадовала. Спасибо, хоть я знала, что меня ждëт в замке Невер. И это не только посвящение в рыцари. А так как в первый день Нивалль валялся брëвнышком, кушал печень и пил красное вино, я два часа полоскала ему мозги, убеждая принять хоть какие-то меры безопасности, ибо до Нашера хрен достучишься, во всех смыслах. Вроде бы он меня услышал... поскольку пригласил на разговор на следующий день. И несколько дней подряд мы ездили друг другу по ушам, разъясняя, чë, как и что с этим делать. В конце до чего-то договорились, написали это на какой-то тряпке, а тряпку вшили за подклад плаща Нивалля. И я оставила его в покое, принимаясь за дела насущные. Храм, стена, таверна, торговля, библиотека, всë остальное... Это уже есть, а чего нет, достроим. Наëмники. У нас есть две сестрички — асимары, обе писаные красавицы, глазки светятся как у кошек. Только одна паладин, другая, для равновесия, танцовщица. Паладинку вчера я каким-то чудом победила на дуэли, предварительно наглотавшись зелий, и она решила мне помочь. Странная. Но квалифицированная. Теперь Катриона занимается разведкой, а солдат тренирует Свет Небес. А Радость народ в таверне развлекает. Фермеры. Надеюсь, им дадут хотя бы собрать урожай. И я держу кулачки, чтобы не началось раньше октября, и мы успели всë убрать и всех спрятать. Команда... Вроде всë в порядке, все на месте. У Элани даже личный прудик с ивушкой во дворе появился. Она там каждый день медитирует. Нишка с Бишопом пропадают в таверне. Но подруга жаловалась мне, что она устала. Не удивительно... Гробнар своего Конструкта доводит до ума и поëт песенки. Временами его вытаскивают в таверну, чтобы дал передышку Радости. С паучком он подружился, таскает ему всяких жучков. Сэнд библиотеку оккупировал, там же и Кара болтается, без особой охоты, правда, но они не ссорятся. Привыкли, что ли, друг к другу? Келгар лупит манекены в тренировочном зале. Те, бедные, только пищат. Серьëзно. Вы когда-нибудь слышали, как стонет мешок с опилками? Если нет, заведите себе Келгара и отдайте его в монахи. Зджайв вместе с Альданоном что-то обдумывает. Они теперь друзья, пребывание в плену у Гариуса сплотило их. Шандра пока на койке лазарета. Лекари обещали поставить еë на ноги. К ней иногда с кладбища приходит дед. Хмм... Не получается у них пока ощутить себя роднëй, слишком разные. Аммона грызëт совесть, и вроде хочет наладить контакт, да не может. Шандра тоже вроде бы не прочь, тоскует, у неë, кроме старого чернокнижника, никого не осталось. Но тоже не может, засела в ней обида. И оба знают, что другими не станут. Но не ругаются, и на том спасибо. Касавир... Господи, кто бы сказал мне, что любить хорошего человека может быть так же мучительно, как плохого — плюнула бы в лицо! А поди ж ты... Не отпускает меня Касавир. Снится. И во сне мы делаем то, на что никак не решимся наяву: он из-за своих принципов, я — из-за засевшего где-то внутри страха. И как его спасти от смерти или от лусканского плена — я тоже до сих пор не придумала. Потому что спасти одного Касавира — значит запретить ему идти со мной в последнюю битву. А он этот запрет не примет, потому что паладин. Значит, спасать надо не только Касавира, но и всех. Но как?! Пока в отряде Бишоп, это сделать практически нереально. А выгнать его тоже нельзя — случится катастрофа. Вот и получается, что двое соперников, даже врагов повязаны, и один потянет за собой другого. Думай, голова, думай... Только что Бишоп подошëл ко мне и принëс сплетню, которая уже протухла и засохла. Я точно знаю, что Касавир друга не убивал, а закон если и нарушил, то самую малость. Да и <<предательство>> его вроде как оправдано подвигами в Колодце Старого Филина. Так что попытка следопыта была смешной и наивной. Даже разочаровала как-то. Но это разбередило мне рану. Я-то уже начала думать, что спешить мне некуда, всë получится... Да ни фига! Я тоже, в отличие от игры, в этой реальности могу умереть в любой момент. Хоть на посвящении! И уже никогда не буду с Касавиром. Последняя ночь романтична только в сказках, в жизни это настоящее горе в обмен на кратковременную радость. Я же хочу много ночей, и в перспективе семью с двумя-тремя детьми. Банально? По-мещански? Ну и пусть. Я уже поиграла в романтику в прошлой жизни. Спасибо, наелась. Мне теперь опора нужна, стена каменная. Чтобы больше ничего не бояться. ... Я вздохнула глубоко, стиснула кулаки. Истина в том, что я люблю Касавира не только небесной, но и самой обыкновенной, земной любовью. Он мне нужен весь. И душа его светлая, и тело могучее. И он во мне любит не абстрактную <<прекрасную леди>>, а меня саму, со всеми недостатками. А некоторая излишняя куртуазность его — всего лишь издержки профессии и воспитания. Это пережить можно. Поэтому я не буду ждать, когда он сделает первый шаг. Я сделаю его сама. И плевать на принципы и предрассудки. Не примет он меня за шлюху, раз за столько времени не принял. И либо у нас будет много ночей и дети, как их результат, либо же... не будет ни одной. И я отправилась в тронный зал. Там его проще всего найти. Когда я решаю какие-то дела, он стоит рядом и либо охраняет, либо подсказывает. И часто подсказывает дельные вещи. Но когда закончится очередное совещание, мы уйдëм оттуда вместе.***
Вот и очередное совещание. <<Планëрка>>, как иногда говорит Ари. И ему стоять рядом с ней, на расстоянии иногда даже не протянутой руки — всего лишь пальца. Охранять, помогать, подсказывать, ибо опыт у Ариадны Фарлонг всë же мизерный. И — ничего более. Поцелуи, прикосновения — это для тайных уголков, куда не заглядывают даже паучок Кистрель и зверушки соратников. Или же — моменты, когда без этого не обойтись, например, Ари в очередной раз забрела в тëмное место, а Зджайв рядом не оказалось. А больше — нельзя. Она боится. Этот страх сидит в ней, как заноза, и неуклюжие пальцы паладина никак не могут его подцепить. А пока она боится, он не имеет права на большее. Ариадна достойна счастья, а не муки. Ох, вот и она. Как раз предстоит решить с ней и Торио, чего ждать от обновлëнного Гариуса и от новой послицы из Лускана. Давно назрел этот вопрос: тëтка совсем обнаглела и явно что-то задумала. Касавир помог чуть прихрамывающей Ари взойти на трон. Рука еë уже освободилась от лубка, но она пока оберегала еë, и паладин незаметно послал ей заклинание — чтобы быстрее исцелилась. Сегодня ему пришлось спрятать доспехи за троном, а самому разгуливать в рубашке из белого шëлка, с вышивкой по вороту. Это всë из-за жары. Лето удивительно жаркое, как будто природа решила напоследок помочь людям: всë растëт и зреет небывало быстро. Но доспехи в такую жару превращаются в кастрюлю, ходить в них целый день невыносимо. Пришлось найти у себя самую нарядную одежду. И вот результат: стоило Ари просто прикоснуться к нему, и в груди что-то ëкнуло. Рубашка — плохая защита. Надолго обсуждение не затянулось: Торио, лишëнная жала, помогала охотно и даже не пыталась обмануть. Сидни Наталь действительно оказалась ставленницей Гариуса и Тайного Братства одновременно. И еë целью была Кара. Ходячий сосуд с магией, который когда-нибудь взорвëтся, если его не использовать. К Сэнду тëтка тоже клинья подбивала, но тот еë послал в изысканной форме, хотя поначалу и сомневался... Словом, помощь от Лускана будет весьма сомнительной, а плата за неë, скорее всего, несоразмерно высокой. Поэтому — осторожность и еë раз осторожность. Отпустив Торио, Касавир и Ари остались вдвоëм. — Нивалль почти поправился, — сказала она. — Я тоже. — Когда отправляетесь? — спросил он. — Скорее всего, завтра вечером. Или послезавтра утром. Спасибо тебе, Кас, я совсем в порядке. Она действительно спустилась с трона без его помощи. И даже рукой, которая была сломана, опëрлась, почти не морщась. — Помнишь, ты обещал погонять меня немного с мечами? Ведь мы оба знаем, что меня ждëт в замке Невер, — напомнила она. Ари дважды удалось зацепить его деревянным мечом с закруглëнным остриëм. Один раз даже чуть не порвала его рубашку. И трижды увернулась от удара ватной колотушки. — Делаешь успехи, — одобрил Касавир и кинул в неë косточкой от сливы. Она отбила еë мечом. — Косточки — это заклинания. От них надо уворачиваться, а не отбивать, — напомнил он. — А то останешься без оружия. И кинул в неë по очереди <<молнию>> и <<огнешар>>. От <<молнии>> она увернулась, <<огнешаром>> заработала в лоб. — Убита, — констатировал паладин. — Хорошо, что маги свои заклинания сопровождают пассами, и, в принципе, предугадать их можно. Но всë равно, молодец. И вижу, что действительно в порядке. — Нет, не в порядке, — вдруг сказала она. — Кас, ты не обижайся на вопрос, но... ты ещë способен не думать обо мне? Даже в бою? Вопрос застал Касавира врасплох. Он был почти оскорбительным, если бы не то, что паладин каким-то образом чувствовал Ари и понял, что для неë очень важен правдивый ответ. И не смог солгать: — Нет. Уже не способен. Ты у меня везде. И здесь, и здесь, — он поочерëдно коснулся головы и груди. — Иногда возникаешь в самый неподходящий момент перед глазами, и я едва не допускаю ошибки. Боролся, боролся... да так и не смог ничего с этим поделать. То, что мне снится с твоим участием, хоть и дозволено моей верой, но грешно именно тем, что мешает думать о чëм-то другом. Мне не стыдно сказать, что я полюбил, но стыдно, что это управляет мной, как мальчишкой. И я уже не знаю, что мне делать и как этому противостоять. Но я не хочу с тобой поступать, как с... куртизанкой, ты для этого слишком настоящий человек. Я сильно криво сказал? — Да нет, нормально ты сказал, — вздохнула Ари, подошла к нему и взяла его за руки. На лбу еë вызревал синяк, но она этого не замечала. — Понимаешь, Кас, со мной то же самое. Я люблю тебя и как человека, и как мужчину тоже. Но я не паладин, и мне не стыдно. Я слишком долго к этому шла, чтобы было стыдно. Так может, решим этот вопрос сейчас, раз вера тебе позволяет? Пока этот не свело нас с ума. — Ты мне это предлагаешь сама? — не поверил паладин. Сердце опять забухало боевым барабаном. — Но ты же до сих пор боишься! — Боюсь, — честно сказала она и прислонилась лбом к его плечу. Потом вскинула голову, глядя прямо в глаза. — Но я могу так бояться до последнего дня... и даже этого дня у нас может не быть. Тем более, что я могу погибнуть даже в замке Невер. И перед смертью буду жалеть, что не решилась... на самое главное... Последние слова она произнесла совсем тихо. Касавир вдруг отчëтливо понял: да, она боится, но готова преодолеть этот страх. Ради него. Ради их любви. — Пойдëм, моя леди, — так же тихо произнëс он. — Я постараюсь сделать так, чтобы ты ни о чëм не жалела... И они пошли. Чинно-благородно, даже не соприкасаясь рукавами, беседуя о погоде, о том, как ещë укрепить замок — только не о любви. И так было до тех пор, пока за ними не закрылась дверь еë покоев. Тогда она встала напротив него, глядя в его глаза — своими янтарными, робко прикоснулась к его рубашке, потом еë ладони скользнули по его груди — снизу вверх, проминая ткань... и она кинулась в его объятия, как в пропасть. Касавир сделал из покрывала подобие шалаша — как в детстве. Шалаш получился достаточно большим, чтобы в нëм уместились и он сам, и... любимая. Ари. Маленький, нежный, хрупкий комочек. Угловатый — откормить бы еë, да сам при такой жизни скоро костями греметь будет. А он и такую любит. И будет любить всегда. И даже не спросит: почему именно она, эта полуэльфийка с осколком в груди и душой из другого мира, оказалась Той Самой. Так вышло. Волей судьбы или богов. И раз он не потерял силу, значит, это угодно его богу. — Почему ты мне не сказала, что я у тебя первый? Ну, в этой жизни. — А что, надо было? — засмеялась. — Ну забыла я, забыла! ... Как он заговаривал еë страх, ставший в какой-то момент почти неодолимым: ласками, поцелуями, глупыми нежностями, на которые оказался ещë как способен. И страх ушëл. Спрятался. И Касавир решил не дожидаться его возвращения... Она охнула. Он понял и исцелил еë, по инерции — наложением рук, и удивился, что получилось. Значит, это не падение? А что? Взлëт? Сердце еë вдруг заколотилось так, что паладин испугался: разорвëтся! Секунду спустя понял, что его собственное сердце точно так же может разорваться, его переполняло небывалая нежность пополам с любовью, не идущая в сравнение ни с чем... Но сердца поймали ритм друг друга, и они взлетели куда-то в небо. И умерли там. И воскресли. — И всë-таки? Я был бы более нежен с тобой... — Ох, Кас... Тогда бы страх вернулся. И тебе пришлось бы начинать сначала. А так — его больше нет. Он умер. Мы его выкинули. Занозу вынимать всегда больно... — Я в роли цирюльника? И вместо щипцов у меня... Она засмеялась: — А говорил, шутить не умеешь. Правда, Кас. Эффект неожиданности спас нас обоих. И я готова повторить. — Знаешь, я тоже, — сообщил Касавир, чувствуя, как расплывается в глупой улыбке. И привлëк еë к себе. — А твой бог не будет против? — ехидно спросила она. — Раз я тебя исцелил во время этого... то точно не будет! Главное, чтобы ты не была против. — А я не против, — мурлыкала она и потëрлась щекой о его плечо. — Я никогда не буду против... И они повторили. Получилось даже лучше, чем в первый раз. Потому что страх Ари действительно умер. А ушëл он от неë, когда совсем стемнело. Оставил сонную, усталую, погладил по щеке, шепнул на ухо, что любит. Оделся, оправил рубашку, вздохнул и решил, что пара мятых складок ни о чëм никому не скажет. И поклялся себе: вернëтся она — он обязательно отведëт еë в храм и обручится с ней. Иначе — какой он паладин? В тронном зале забрал мешок с доспехами, удивился и посмеялся своей безалаберности. Хорошо, что никто не уволок! А потом пришëл в новенький, только что отстроенный храм и стал молиться. О себе. О ней. И о том, чтобы его только что обретëнное счастье не обернулось большим горем для неë. И почему-то был уверен, что Тюр слышит его молитву.***
Когда я покидала Крепость-на-Перекрëстке, в моей душе уже не было страха... ... Тем вечером, прежде чем уйти от меня, Касавир просто лежал рядом — голова к голове, держал меня за руку и рассказывал, сам не зная, зачем, о своëм недавнем разговоре с Келгаром. По идее, это Касавир должен был наставить начинающего монаха Тюра в его вере. Но вышло ровно наоборот. Келгар случайно наставил паладина в любви, о которой сам-то ничего не знал. — Веришь ли, Кас, — сказал он, — Я таперича такое знаю, самому дивно. Нам вить, тюровым воинам, вообще такое можно, что иным Божьим слугам нельзя. Жениться можно. Любить можно. Детей можно. Например, встретится мне симпатичная гномочка, захочу я на ней жениться, деток с ней народить — и никто ничего не скажет. Лишь бы любили друг друга всей душой и не обманывали ни в чëм. Вот и тебе, в общем, никто не запретит нашу Ари женой сделать. Люби еë, береги. А уж она тебя точно так же любить будет, это я точно знаю. У ней же ж в глазах всë. А со страхами ейными справишься как-нибудь, или я тебя не знаю. — Но за что мне всë это? — растерянно спросил Касавир. — Как так вышло, что именно к ней душа моя тянется, а за ней и тело? Я бы еë от всего заслонил, да она словно сама все беды притягивает. Одну одолеет, другая накатывает. А мне только и остаëтся — утешать еë и лечить. — Планида, знать, твоя такая, — вздохнул гном. — Как и Бишопа, кстати, он тоже по ней сохнет, хоть и иначе. Но Бишоп дурень, хоть и мудëр не по-детски. А твоя мудрость хорошая. Может, не так еë и много, но Ари, как та кошка — чувствует, с кем ей быть надобно. Ты ей что оберег. И спасëшь, и сохранишь. Ари, она вить девка мудрая, и дурака себе не выберет. — Но Ари говорила, что судьба может меня погубить — зачем тогда она нас сводит? В наказание? Но чем она согрешила? — Для урока, знамо дело. Чтобы вы знаки еë правильно поняли да верную дорогу выбрали. Это вить Ари думает, что судьба враг ей. А судьба может и другом стать, ежели не страшиться еë и не метаться попусту. Она сама не ведает, что уже на добро свою судьбу повернула. И повернëт ещë. Так, что сама всем нам оберегом станет. Лишь бы не ошиблась... Выходит, сражаясь с судьбой, я на самом деле просто выбираю лучшие пути, чем изначально были предначертаны? И мой паладин, лëжа со мной голова к голове, сказал, что если Келгар прав, то именно ему, Касавиру, выпала доля — крутить со мной вместе колесо моей Судьбы. И именно ему предстоит поддерживать меня во всех моих попытках уберечь друзей — в том числе и его самого! И раз уж он разделил со мной ложе, теперь именно ему делить со мной путь. Он и раньше это делал, только отчасти неосознанно, а теперь... А я тем временем понимала, что вот это самое ложе что-то изменило во мне. Моя любовь перешла в иное качество. Стала более спокойной, что ли. Более нежной и доброй. И какие-то винтики в моей голове встали на нужные места. Я поняла, что могу сделать то, что задумывала. И поняла, как. И пусть это пока было бледно и схематично, но я поведала обо всëм паладину. И он одобрил этот безумный план. И даже предложил кое-что от себя — перед тем, как обнять меня напоследок и уйти. А о том, что было в замке Невер, предпочитаю не помнить. Для несведущих: я получила звание рыцаря-капитана и плащ члена Невервинтерской Девятки. Великая честь и повод для гордости. На деле же... Нивалль, как мог, подстраховался, и мои враги огребли от паладинов, магов и священников. Но не все, увы. Была хитрая засада, которую проглядели и которая едва не стала для меня смертельной... Подземелье со статуями и летающие мечи. Хорошо, что я послушалась Сэнда и прислушалась к Касавиру, выучила всë, что можно и что нельзя. Башка у меня трещала в тот день по швам. Зато ни один призрачный меч не попытался меня убить, и слава богам. Мне бы, наверное, после прохождения подземелья и сражений с <<троянскими конями>> хватило двух-трëх тычков, чтобы я скопытилась. Нашер и посвящение в рыцари. Собственно, ритуал — ничем не отличался от неоднократно виденного и читанного в прошлой жизни. Ну, стукнули мечом по плечу, ну, вознесли хвалу моей храбрости, ну, облачили в голубой нарядный плащ с глазом на груди. И великий лорд тут же всë испортил. Прикола ради я спросила его: — А если бы я отказалась от посвящения? — Тогда бы нам пришлось тебя казнить или посадить в тюрьму, — зевнув, ответил Нашер, даже особо не задумываясь, что именно сморозил. — А за что, простите? — осведомилась я. Он не ждал вопроса и впал в лëгкий ступор. — Ясненько, нашли бы за что. Шантажист вы, лорд Нашер. И ещë удивляетесь, что от вас паладины бегают... — Вторая Арибет, — пробормотал он. — Это вряд ли. Я на манипуляции не ведусь и на провокации не поддаюсь, — тут же ответила я. — К тому же вы наименьшее из возможных зол. И городу при вас живëтся относительно неплохо. Даже сейчас, как я понимаю, в весьма плачевной ситуации. Поэтому не предам. К вашему счастью, я не паладин Тюра. — А зря, — усмехнулся он. — Возможно, в вашем лице Тюр потерял отличного паладина. У вас есть чувство справедливости, весьма своеобразное, но всë же... Ступайте же, леди Ариадна де'Фарлонг, служите верно, укрепляйте ваш замок и готовьте его к обороне... — он обернулся к архимагу, спросил его о чëм-то шëпотом, тот ответил... — А вы точно не паладин, а бард? Ваша аура слишком яркая и плотная, при этом имеет ярко выраженный светлый спектр оттенков... — Точно, — подтвердила я и подумала: а что если прямо сейчас один паладин Тюра молится за меня? И что если мы обменялись с ним энергетикой вплоть до изменения аур? Лицо Нивалля, искажëнное от ужаса, разгладилось: возможная буря миновала. А я подумала, что власть портит и развращает. И мне придëтся теперь быть вдвойне осторожнее. Потому что Нашер уже не вполне нормальный человек, а хорошим его точно не назовëшь... Не хочу быть такой! Я вернулась полностью обессиленной. Теневой жрец и посвящение вымотали меня, а обратная дорога добила. В Крепость я въезжала, словно всадник без головы. Не сразу поняла, чьи руки помогают мне слезть с коня. Сильные, тëплые руки. Верные, как их хозяин. Касавир — а это был именно он! — передал коня прислуге, а сам повëл меня в храм. И только когда я услышала его клятву, начала что-то соображать: — Я клянусь беречь и защищать эту женщину, любить еë, делить с ней хлеб и ложе, радость и горе. Я готов дарить ей всë, что она заслуживает. Отныне мой меч и моë сердце принадлежат ей. Это была, как я поняла, клятва паладина, преобразованная в брачную. И когда мне на палец наделось кольцо — холодный, чуть покалывающий магией ободок, я поняла, что только что наполовину обручилась с паладином, и все ждут только моего ответа. Все — это сам Касавир, священник и... Тюр. Его присутствие в храме ощущалось почти физически, хотя, казалось бы, причëм тут брачные обеты, и почему он позволил своему воину взять замуж ту, что молится другому богу? Но я фактически скопировала клятву Касавира, пообещав служить ему утешением, теплом в мороз и прохладой в жару, любить и отдавать ему то, что он заслуживает, и вверила ему своë сердце и... меч. И снова увидела, как округляются глаза паладина, и лицо его становится растерянным и беззащитным, при этом светится изнутри... А уж какое изумление проявилось на лице священника! — Всë в порядке? — спросил Касавир, выходя со мной из храма. — Не знаю, — честно ответила я. — Не каждую неделю тебя пытаются убить там, где, по идее, не должны, потом посвящают в рыцари, а в случае отказа грозятся казнью или тюрьмой, и тут же спрашивают, не паладин ли я. А после этого ведут в храм и женятся на тебе... А кольцо для тебя у меня есть, хочешь, подарю? — Только не на улице. Ведь мы пока стараемся хранить хоть какую-то тайну, хотя уже не знаю, зачем. Давай, ты мне подаришь его в своих покоях, а я тебя подлечу — наложением рук, ног и остального тела... Я прыснула: — Кажется, я плохо на тебя влияю! — Наоборот, хорошо. Нашему брату не хватает чувства юмора, и это зачастую нас губит. Поверь, то, что ты со мной сделала и продолжаешь делать, однажды меня спасëт. — Как и меня твоя уверенность. Кас, похоже, мы действительно обменялись аурами! — Ага. Будем меняться дальше, любимая? И всë снова было очень хорошо. Правда, это ему пришлось меня утешать и исцелять. Но, в общем, какая разница, когда всë висит на волоске и в любой момент может оборваться? Главное — любить друг друга. А остальное — приложится. В том числе и судьба...