***
Ганн приснился мне, как и обещал, в полночь. — У нас всë в порядке. Путь очищен. Спускаемся, — сообщил он, по-быстрому нарисовал картинку каких-то обшарпанных лачуг, облезлых лодок, синекожих парней с оригинальной, если не сказать, ужасной внешностью, разнопëстрых тварей, всеми способами удаляемых с горизонта, мертвенно сияющего портала, и отключился. Я проснулась и некоторое время пялилась в потолок. Предоставленный мне домик был тëплым. Но без Касавира было непривычно и жутковато. Спасибо, хоть тошнить перестало, зато обмороки приходили с завидной регулярностью. Чëрт, а в прошлой жизни всë было не так. Сначала обмороки, потом тошнота, и наконец, жор. Ах да, я полуэльфийка. Не удивлюсь, если вместо девяти месяцев буду маяться три года. Тем более, пузо у меня пока не выросло, и в кольчугу я влезаю. Не дай Шантея или другая богиня, всë это повторится! Отогнав неприятные мысли, я спустила ноги с кровати и засунула их в сапожки. Потом замоталась в плащ. Увы, эльфы тоже живые существа, и им временами нужно посещать некое место... Вернулась я по стеночке в сопровождении ещë одной ведуньи. Катя спокойно дрыхла в одном из домиков. — Если понадобится опять... буди, — сказала она. — Тебе ещë неделю травки пить, чтобы перестать кувыркаться. Я кивнула. Тело подвело меня прямо у <<заведения>>, и хорошо, что не в нëм самом. И совсем хорошо, что моя ночная сиделка тоже решила прогуляться... Яблочко по тарелочке каталось с трудом, поскольку не было абсолютно круглым. Оно так и норовило встать на черешок, вернее, на ямку, образованную им. Приноровилась я раза с пятого, и несчастный фрукт стал неровно кататься, вихляя попкой, но создавать неясную картину, которая держалась минуту, а потом благополучно угасала. Передо мной остывала солянка, я опомнилась и зачерпнула ложкой. То, что доктор, вернее, Катя, прописала, тем более, меня опять тянуло на солëненькое. — Ну как? — спросила Катя. — Не думала, что артефакты из сказок такие проблемные, — призналась я. — Сказка, она и есть сказка, — пожала плечами ведунья. — И если сапоги-скороходы можно создать из простых сапог с помощью артефактора, как и гусли-самогуды, меч-кладенец и прочие такие вещи, то, например, скатерть-самобранка гораздо сложнее. Попробуй-ка сделай, чтобы простой клочок ткани доставлял тебе именно те блюда, которые тебе нужны! Это целый комплекс заклятий получится. А уж ковëр-самолëт или вот такое волшебное блюдечко... Если тарелка у нас почти вечная, то яблоко придëтся подновлять и менять постоянно. Оно живое и предназначено для еды. То есть, как только оно начнëт портиться, его придëтся съесть или выкинуть. А создавать золотое яблоко для наших нужд никто не станет — слишком дорогое удовольствие. Правда, потом эту штуку можно предложить Верховной Ведунье, может, придумают, как еë усовершенствовать... Глаза у Кати затуманились, и я поняла, что ненароком дала толчок маго-техническому прогрессу Рашемена. — Интересные у вас сказки, — закончила Катя. — На наши похожи, но немного. — Наши народы вообще в целом похожи, — кивнула я. — Так ты была рашемийкой? — весело улыбнулась ведьмочка. Она уже знала, кто я такая. Вообще все наши знакомые хатран знали. Пришлось рассказать. — Почти. А почему в Скине так страшно? — спросила я, припоминая картинки, проявившиеся на блюдце. То, что я видела в игре, ни в какое сравнение не шло. — Потому, что там живут Спящие. Самые злые и страшные карги. Ты же знаешь, что такое карга? Я кивнула. <<Ведьма>>, жившая в пещере в Ясеневом лесу, была именно каргой. Жуткое и жалкое зрелище. Примерно как если нашу бабку-ëжку раздеть догола, лишить сказочной обаятельности, выкрасить в цвет разбавленных чернил и придать лицу выражение вечной озлобленности и ненависти ко всему живому. Ах да, и беловатые глаза-плошки с колючими зрачками не забыть. И если эта была не самой страшной — а так оно и было, скорее всего, — то что же сидит в глубинах Скина? — Не знаю, почему они стали Оракулами, — продолжала Катя. — Прямо скажем, не лучшие существа для этой роли. Видимо, потому что другие отказались. Но хатран предпочитают избегать общения с ними, кроме случаев крайней необходимости. А мужиков они просто тр... используют, чтобы понести ребëнка, потом съедают. Как это у них получается? Они же страшные! Иллюзию, поди, используют... А вот всякая дрянь с удовольствием просит у них совета. — Видела я эту дрянь, — фыркнула я. — Мы с некоторыми сражались. Подобное тянется к подобному. Да и сама атмосфера... Тень Тенью, но такой мерзости, как там, нет даже под Мулсантиром. — А что там было? — спросила Катя. — Ну что... Пришлось ребятам выкупить раба у огров. Пацанëнка совсем. И девать некуда. Потом Бишоп чуть не скормил его утраки... придурок, придëт — получит от меня. Хорошо, что ребята у той стаи на входе мясо нашли. Как кинули этим сволочам, те передрались на радостях. А потом они напоролись на лича с компанией нежити... — ... И? — ... Подрались... Хорошо, что с ними Касавир. Да и Каэлин тоже. Достаточно быстро размазали эту мертвечину по стенам... Я не сказала Кате, что как раз за Касавира боялась сильнее, чем за прочих. Она и сама всë поняла. — Да уж. Жаль, что у нас такие Оракулы, — вздохнула она. Ночью опять явился Ганн. — Слушай, — сказал он. — Мы тут нашли Элементаля Земли. Помнишь, рыбачок его заказывал? — Который не рыбачок, а джинн? — Ага. Так вот, мы его убили, а Бишоп сожрал. Теперь у нас какая-то особая эссенция, большущий камень размером с кулак. Только стены рухнули, и кое-какие проходы перекрыли, а другие, наоборот, открылись. И что нам теперь делать? — Ничего, — махнула я рукой. — Кое-что теперь вы сделать не сможете, и, возможно, это кое-что хорошее, но есть и плюс. Теперь вы доберëтесь до выхода быстрее. Только... — я замялась. — Что? — Отберите у Сафии все артефакты. И мантию ей наденьте ту, серенькую, маскировочную. Еë не жалко, если что. — А что, еë могут убить? — Не убить, а использовать. Она, как ты помнишь, не целая. И поэтому уязвима. Ты, случайно, не слышишь страшной колыбельной из-за стены? — Слышу, а что? Я эти стоны и раньше слышал, у нас у всех от них мороз по коже... — Это карга. Она твоя мать. Ччч, не вздрагивай. Тëтке в разы хуже, чем ты можешь представить. Она уже почти не соображает и возьмëт под управление любого в команде, но предпочтëт Сафию. Именно потому что она часть целого. В крайнем случае — Нишку, у неë слабая воля. Так что еë тоже лучше разоружить. Потом, когда начнëтся, дадите им разок по башке и вырубите. И да, у этой ведьмы тяжëлая аура, поэтому постарайся узнать, у кого из ребят есть защита от страха. Чтобы сразу нейтрализовать эту каргу. — Понял. Извини, мне пора. Тут невозможно спать, я еле заставил себя глаза закрыть, остальные так и ходят лупоглазые, как совы. Спасибо. И Ганн ушëл, а я проснулась. — Бляха-муха, цокотуха, позолоченное брюхо, — сказала я в пустоту. Если уж мне так хреново, то каково же ребятам, которые там находятся, так сказать, телесно?***
Сафия удивилась, но позволила себя ограбить. Как и Нишка тоже. Последняя даже заявила: — После всего, что между нами было? Да грабь, кто тебе мешает. Ганн отволок вещички девчонок в угол и подумал, что Нишка сдала его с потрохами. Ибо в последнее время он их с Элани не просто выгуливал под луной. Девчули, кстати, оказались опытными, и если с Нишкой всë понятно, то Элани-то откуда такое знает? Кто-то же еë учил! Никак один из <<братьев>>? Не по нему ли она тоскует? — Сторожи, — приказал он мальчонке по имени Кебоб. — Если кто полезет, кричи. А минуту спустя он решительно распахнул дверь... И началось! Хотя сама стычка была короткой, сыграло свою роль численное преимущество. А телесно хлипкие Сафия и Нишка получили кулаками в виски (тифлинг — сразу, поскольку боксировать не умела, Сафия — время спустя, когда до неë добрались) и вырубились. Измочаленная ведьма выглядела совсем отвратно. Хотя раны еë затягивались с небывалой скоростью, но краткое созерцание их никак не доставляло эстетического удовольствия. Что говорить об одежде, превращëнной в совсем неприличные лохмотья... — Мама? — нерешительно произнëс Ганн. В горле у него стоял комок. — Почему?.. Закончить вопрос у него не хватило духа. <<Бросила>>? Вряд ли. Такой безумной, всепоглощающей любви в глазах Ганн ни у кого не встречал. Даже Ари с Касавиром так не смотрели. — Мама? Не завидую, — ухнул за спиной Бишоп. — Она же совсем... Совсем. — Совсем, да не совсем! — внезапно затараторила карга. — Вернулся мой сыночка-корзиночка, и разум вернулся к бедной Гулк'аш. И теперь я всë-всë помню! И как любила одного красавца... И как отпустила его, хотя они говорили: съешь, съешь его! А потом у Гулк'аш выросло пузо, и они всë-о-о поняли. И выследили моего милого, и привели сюда, и заставили меня съесть его! Я ела и плакала, а он улыбался. Улыбался. Пока не умер... Потом Гулк'аш родила сына, и был он прекрасен. Потому что Гулк'аш любила! А от любви может родиться только прекрасное. И такого прекрасного мальчика выкинули наверх, на это ужасное солнце! И сказали мне, что солнце сожгло его до самых косточек! Но я им не поверила. И правильно сделала! Ты здесь, моя сыночка-корзиночка! И теперь, — голос у карги вдруг выровнялся. — Окажи матери последнюю услугу. Я ведь была Оракулом, одной из Спящих. Или убей меня, чтобы я, наконец, заснула. Или убей их всех. Никому не нужен такой Оракул, что позволил вернуться Пожирателю и не подсказал ему, как стать человеком. — Ганн услышал, как у Бишопа перехватило дыхание. Остальные, казалось, не дышали совершенно. — Но даже если не убьëшь никого, то оставь мне нож. Они прокляли меня и лишили сна. Оставили в пустоте и холоде. Я хочу вернуться. Хочу спать... — Бабка заговаривается, — шëпотом сказал Бишоп. — Сейчас у неë снова потекëт крыша. Я за убийство. Причëм всех сразу. Еë — потому что всë равно уже не вылечить. А этих... Спящих... потому что они ссс... — Понял. Но еë мне жалко. А эти ссс... пока нам нужны, как источники информации, — по-умному ввернул Ганн фразочку Ари. — Вот когда скажут, тогда и... Господа, вы с нами? Большинством голосов участь Ковена Спящих была решена не в пользу Ковена. Сомневались разве что Окку да Элани. Ну и Каэлин чуть-чуть. И даже у Касавира взгляд сделался ледяным, а скулы отвердели: доброго паладина проняло до костей, видимо, представил на этом месте себя и Ари. Бишоп сунул в руку Ганна какой-то нож, тот машинально выложил его перед ведьмой, и та, не мешкая, зацапала его, после чего... Десять минут спустя, когда самые впечатлительные проблевались, а обессиленная карга перестала прикрывать подолом юбки дырку на месте глаза, Ганн рассмотрел то, что сунула ему несчастная мать. Это был Глаз. Самый настоящий всевидящий Глаз. Шарик из цветного стекла, поразительно похожий на живой глаз, вынутый из глазницы. Только он был тëплым и светился изнутри... — Этот Глаз вам поможет, — совершенно спокойно произнесла Гулк'аш. — Вы найдëте дорогу во снах. А я устала. Уходите... Счастливого пути, сынок. И все ушли. У Ганна (и Касавира, как позже выяснилось) оставалась надежда, что после смерти Ковена женщина всë же придëт в себя. Потому что кто-то должен был рассказать о том, почему погиб Ковен и что надо делать, чтобы это не повторилось. Тем более, что после вырезания Глаза карга так и не прикоснулась к ножу. Видимо, решимости не хватило... Спящие были омерзительны. Худые, костлявые чернильные тела с обвисшими до пупа плоскими грудями. Грязные, заскорузлые лохмотья, к которым страшно было прикоснуться: вдруг заразу подцепишь? Сальные волосы, слипшиеся в крысиные хвостики. И как эти умудряются совращать мужиков и кого-то от них рожать? Спящие были порочны. Эта извращëнность сквозила у них из каждой поры. Такие понятия, как мораль, для них не существовали. Потому — Касавир и Каэлин содрогнулись, едва увидели этих старух, плававших в силовом поле, да и Окку отвернул морду и расчихался, но скорее потому, что... Спящие воняли. И положение не спасали пучки трав, висевших по всему залу и даже на самих каргах. Похоже, их боялись даже слуги, коли не разу за столько лет не попытались их помыть хотя бы тряпкой. Спящие спали. — Твою мать, — от души ругнулся Бишоп и пнул ближайшую старуху. Та не отреагировала, только качнулась в воздухе. — И эти уродины — оракулы? — Ага, — шëпотом ответила Сафия. — Они древние, как не знаю что. И знают столько... В общем, тебе и не снилось. — Не древнее меня, — рыкнул Окку. — А что до их знаний... Они используют их во зло. Плохо то знание, которое используют во зло. Скин — та ещë мерзость, которой не должно быть на земле. Но нам их надо разбудить. Как? — Прогуляться по их снам, — сказал Ганн. — Только мне придëтся взять с собой Пожирателя. И не смотри так, Бишоп. Тебе эти их знания нужнее, чем любому из нас. Поэтому бери Глаз моей матери и пошли. Краем глаза шаман заметил, что руки у Кары чуть заметно светятся. И остальные как будто изготовились к прыжку. Вообще, Ганн был рад, что Ари осталась дома. В Скине царила какая-то давящая, ядовитая тьма. Но в обители Ковена еë концентрация была особенно высокой. Карги вырабатывали этот яд и излучали его в мир. Нельзя Ари с еë положением здесь быть! — Какая дрянь. Госпожа и то лучше выглядела. И твоя мамашка — хоть и без мозгов, но так не воняла, — с запозданием высказал Бишоп. — Пошли. И они пошли... ... В театр, где Бишопу пришлось сыграть роль Акаши и сразиться со зрителями, а заодно получить заверение в верности от актëров-<<генералов>>. ... В комнату, где безымянный бард играл в <<Девять кругов Ада>>, и Бишоп даже выиграл у него оружие с интересными свойствами. Это они проверили с шаманом — в его руке оружие сменило форму. ... В неожиданный сон, пришедший от Акаши, где Бишоп сразился с Араманом, встав на сторону женщины в красном, чему удивился сам. ... В тюрьму, откуда следопыт вывел иллитида, даже не потревожив охрану. Еë Ганн отвлекал разговорами. ... В судилище, где маг пытался отсудить свою душу у дьявола. Дураками оба путешественника не были и быстро раскусили дьявола. Тот попросту заставил смертного делать то, чего тот не хотел. Шантажом или другим способом — не суть. Контракт порвали. ... И к Стене Неверующих... — Фу, какая ты мразь, — сообщил Бишоп душе, наполовину распавшейся и вросшей в Стену. — Надо говорить — <<я>>. <<Я мразь>>, — ответила душа. — Вообще-то я и есть ты. — Мля-а-а... — выдал Бишоп, разглядев у этой души собственные черты. — М-да, — глубокомысленно подтвердил Ганн, разглядывая... это слизистое нечто, оплетëнное подобием корней. Душа тут же среагировала: — Молодец! Бери пример с нашей доброй феи, таскайся с бродячим цирком. Как называется этот милый зверëк? — Ганн-из-Грëз, — флегматично сообщил шаман. — Вообще-то фея сделала всë, чтобы ты уцелел. Но ты ухитрился на ровном месте навернуться и попасть в лапы гарпий. — Вот и отлично. Сдохну, и ладно, — озлобленно рявкнула душа. — И не будет такая мразь воздух портить и таким вот ангелочкам жить мешать... — Слушай, ты, тварь! — заорал Бишоп, отошедший от шока. — Я бы оставил тебя тут гнить. Но ты мне кое-что задолжал. Например, жизнь. Знаешь, ходить с Пожирателем вместо души та ещë пакость. Поэтому я тебя вытащу. И только попробуй, дерьмо ты этакое, скиснуть. — У-тю-тю, — ничуть не испугалась душа. — И я тебе не противен? — Противен, — честно признался следопыт. — Но лучше ты, чем этот оживший мертвец. Со своим дерьмом я разберусь как-нибудь. — Ну ладненько, — впервые в голосе души сквозила неуверенность. — Подожду. Только вы, того... оружие держите покрепче. Счас тут начнëтся... Когда Ганн и Бишоп отбились от демонов, души на месте не было, но еë присутствие каким-то образом ощущалось. И торчала из стены... — Третья часть Маски Предателя, — произнëс Ганн и показал следопыту обрывок с дыркой на месте глаза. — А ты молодец. — Скажешь тоже, — поморщился Бишоп. — Молодец... Век бы его... себя не видеть. И если заполучу... жутко даже подумать, во что я превращусь. Ари тебе рассказывала? — Ну... ты их предал. И собирался помочь победить этому... Гариусу, — с заминкой сообщил шаман. — И это далеко не весь список дерьма, скопившегося в том осклизлом мешке, — вздохнул следопыт. — Чëрт. Даже думать не хочется. Пошли отсюда. Наверняка там наши кикиморы проснулись... <<Кикиморы>> действительно проснулись. Они висели в своих силовых коконах и рассматривали посетителей страшными белëсыми зенками. И чувствовалось, насколько все они безумны и на какие ужасы способны. Ганн содрогнулся: неужели его мать была такой же? Тогда даже хорошо, что они еë изгнали. Та, прежняя Гулк'аш была неспособна проявлять какую-то человечность. Удивительно, что вообще влюбилась. И как, простите, она забеременела Ганном, вися в этой светящейся клетке? Или еë на время... кхм... отпустили? — Миркул, — прокаркала одна из старух, продемонстрировав пасть с частоколом зубов. — Что — Миркул? — сделал Бишоп вид, что не понимает. Хотя понимал, прекрасно понимал. И понимал, вместе с Ганном, что зря потратил время. Можно было Ари какое-нибудь зелье споить, глядишь, она бы и вспомнила. К тому же она неоднократно поминала Миркула в том смысле, что это он во всëм виноват. Остальные тоже смотрели обескураженно, а Кара — ещë и зло. Еë буквально трясло от гнева. И Ганн с холодком в груди подумал, что за собственными чувствами как-то упустил эту взрывную девчонку. А ведь она намекала, что не хочет идти в это подводное царство. И ненавидит подобную <<музыку под водой>>, которая давит им всем на мозги. Она вообще никакого давления не переносит и позволяет диктовать какие-то условия только друзьям. Ганн еë понимал. Он теперь знал, что из себя представляет этот, с позволения сказать, коллективный Оракул, и сам еле сдерживался. — Миркул во всëм виноват, — прокаркала карга. — Он проклял Предателя, и тот стал Пожирателем. Но если бы кое-кто не вырвал его самого из Стены... Кое-кто в Красном плаще Тэя... Впрочем, это был круговорот воровства душ. Сначала одна, затем другой... — Идите к Миркулу и спрашивайте его, — продолжила вторая. — Он знает. — А Академия Красных Магов знает дорогу, — закончила третья. Ганн ждал, что Бишоп выронит очередное <<твоюмать>>. Но следопыт молчал, как пришибленный. Вместо него тоненько пискнула Кара: — Значит, вы всë знали? — Мы всë знаем, — подтвердила первая. — И молчали? — А зачем говорить этим кускам мяса? Всегда кто-то кого-то жрëт. Пожиратель — души, мы — мужчин, хищник — жертву. Закон природы. И ты его нарушаешь, деточка. Тебя здесь быть не должно. Ты должна была умереть во тьме. Но ты жива и задаëшь глупые вопросы. Поэтому прими как данность, что все друг друга едят. И тебя. И ты. И Пожиратель когда-нибудь сожрëт свою оболочку и будет кушать мир. Такова цена. Приятного аппетита. — И это ваши хвалëные оракулы, — прорезал тишину ещë один девичий голос. Нишка. — Да лучше нарушить семь законов природы, чем соблюдать тот, в котором эти... могут видеть сны и не бояться за собственные шкуры. — И верно, — неожиданно поддержала Элани. — По-моему, все законы природы здесь десятикратно нарушены вами. То, что вы устроили в этом пруду, не вписывается ни в один приличный закон природы. За счëт какого извращения вы живëте? — Ещë одна покойница! — зашипела молчавшая до сих пор старуха. — Что дальше? За нами придут те, кого мы сожрали? Любовничек Гулк'аш? Один мертвяк, как я погляжу, здесь уже есть. Такой красивый, что даже противно. За это и выкинули, а не за то, что его мамаша нарушила закон! * — А ведь это идея, — задумчивым тоном произнëс Ганн. Посмотрел на Окку, сжавшегося в гигантский радужный комок. На Сафию, несчастную и обескураженную. На Каэлин, сравнявшуюся цветом с собственными крыльями. На серого и помертвевшего Касавира. И понял: предложи он убить этих тварей — поддержат с радостью. — Дьявол, только зря время потратили на этих якобыбаб, — злобно прошипел Бишоп... И тут взорвалась Кара. На Ковен обрушился огненный дождь. Остальным не оставалось ничего, кроме как взяться за оружие.***
Если Касавир и ведуньи думали, что мне удастся хорошо отдохнуть, то они ошиблись. Блюдечко выдало сплошной магический хаос. Огонь, молнии, сверкающие вспышки, духи... Затем из этого хаоса посыпались карги. Одна за другой. Ковен был уничтожен. Но что с моими друзьями?! Кто-то ловил мертвенное свечение, исходившее от старух и засасывал, мне слышалось <<сснап, сснап>>, хотя звука блюдце не передавало. Пожиратель жрал души. И да, я убила Ковен, когда проходила игру. Но я не жрала их души! Впрочем, я вообще мало кого жрала. Не знаю почему. Тëмные щупальца исчезли. Яблоко остановилось. Блюдце снова стало простым блюдцем. За ужином я давилась едой и роняла ложку. А ночью пришëл Ганн. — Извини, что так долго, — сказал он. — У нас тут кошмар. Все, кто остался в живых и не оказался отрезан обвалом, напали на нас. Мы отбились. Сидим теперь на берегу, ждëм, пока Каэлин восстановит силы. Мелкими ранами занимается твой мужчина на пару с Элани, но крупные приходится бинтовать и поливать зельями. Кара без сознания — выплеснулась на Ковен, а остатки сил из неë выжали всякие <<просители>>. Я тоже пробовал помогать, но, как чудотворец, кончился ещë в бою, а с духами придëтся по-новой договариваться. Как в этом месилоае уцелел Кебоб, ну тот парнишка — не понимаю. Бишоп сломал ногу, прыгает на одной с помощью клюки, к тому же совсем плох — у него череп сквозь кожу видно. Он сожрал старух. — Знаю. Пойду разбужу Катю, пусть свяжется с хатран. Почему-то мне кажется, они и сами рады бы избавиться от такого <<оракула>>. К тому же, кажется мне, им легко найдут замену. Эти карги — настоящий гадючий клубок, и едят не только мужчин, но и друг друга... Через два дня весь отряд столпился у моей кровати. Кроме Бишопа. Он скромно мялся в углу, видимо, боялся не совладать с Пожирателем. И ещë маленький раб, спасëнный ребятами, прятался за их спинами. Я на кровати сидела, и, в принципе, могла даже танцевать. Обмороки больше не приходили — помогли Катины отвары. — С одной стороны, спасибо, что не взяли меня в этот Скин, — говорила я. — С другой... Я жалею, что вообще вас туда отпустила. Всë, что знали эти Спящие, я тоже знала. Ничего нового они не сказали. Да, женщина в красном пыталась спасти Пожирателя. Да, она из Тэя, более того, она возглавляла Академию. Они связаны, эта женщина и Акаши. Так же, как эта женщина связана с Сафией. И о том, что именно Миркул, а не Келемвор, создал Стену Безверных, я вам говорила. Поэтому в Академию пойду с вами. Ну, а брать ли меня к Миркулу, решать вам. Я не горю желанием встречаться с этой хтонью, но если будет необходимо... Я не закончила фразу. Касавир сел напротив меня на корточки и взял мои руки в свои. И снова пришло успокоение. — Кара, пожалуйста, больше так не делай, — как бы со стороны услышала я собственный голос. Сознание было окутано топазовым сиянием глаз паладина. — Тебя еле откачали. А каково Сэнду? Он ведь с тобой связан! И ты, Биш. Прекрати жрать, хотя бы временно. Ты умудрился заглотить пять сильных тëмных душ и здорово усилил Пожирателя. Ещë немного, и он завладеет тобой! — Зато камешков насобирал, — буркнул <<Пожиратель>>. Выглядел он почти как Гариус, щëки провалились и глаза утонули в тенях. — Камешки — энто хорошооо! — вдруг келгаровским баском протянула Нишка. — Хошь — в оружие сувай, хошь — в доспехи. Ты, главно дело, не переборщи, не то энти камешки сами тобе сожрут! Все заржали, и напряжение несколько разрядилось. — Ну так что, идëм в Академию? — спросила Сафия, которая сама не знала: стоит ли ей туда соваться? — Идëм, только... — Меня подождëм, — закончил Ганн. — Тут у Бишопа возникла идея, как вызволить Аню — помните, у озëр? — Правда, ему придëтся тебя изобразить. Надо же, ещë один актëр пропадает. Ты нам только покажи, как правильно, ладно? А заодно ещë чуток полечишься, видно же, что слабая совсем... Касавир и ведуньи думали, что мне удастся отдохнуть — и мне это удалось. Но потом. Когда вернулись Ганн и Бишоп. Судя по успокоенному виду шамана и отдохнувшему — следопыта, они справились и никому не навредили. Позже я часто думала о том, что было бы, оставь ребята Ковен в покое. И решила, что ничего хорошего. Там, под водой, царило Зло. Зло и ничего, кроме Зла. И может, наказание Ковен будет уроком для прочих карг. Всë же, не всё они безнадëжны. Та же Гулк'аш... А жива ли она, кстати? Если жива, то она — первая, кто займëт место в силовом коконе. Второй будет ведьма, подарившая нам бутыль с орглашами. Возможно, новый Ковен будет человечнее и не позволит плодиться кошмарам вокруг своей обители. Впрочем, радовало уже то, что я — и не только я — посетив впоследствии окрестности подводного города, уже не слышали эту страшную музыку из-под воды. И не ощущала атмосферы безнадëги. Надеюсь, что всë к добру.