***
Мне снился сон. Я вернулась в знакомые места. В мою полузабытую прошлую жизнь. В моë простое и сложное детство, где всë было просто, кроме одноклассников. В мир октябрят и пионеров, потом в мир нескончаемого <<купи-продай>> и тотальной нищеты, потом в мир сериалов и шоу, пелëнок, любви, переросшей в ненависть, парня, похожего и непохожего на Бишопа. В мир ошибок, попыток жить и выживать, работы <<от и до>>, хобби, чтобы совсем не закиснуть, дочери, которая росла не такой, как хотелось бы, но всë равно любимой (что причиняло боль)... Потом я перенеслась в Топи Мëртвых, взрослая женщина — в голову младенца. И даже умудрилась стать этим младенцем, лишь иногда одаривая отца странной мудростью и такими же странными откровениями. А он молодец, совсем не боялся... Повторила весь свой путь, глядя на него как бы с высоты прожитого. Как наивна была моя попытка изменить реальность! Но случись мне снова вернуться в прошлое — я бы повторила без всякого сомнения. Ибо — они должны жить. Особенно Касавир. Даже Бишоп, который как будто искупил свою вину. Теперь даже я отчасти виновата перед ним. А потом сон исчез. Смутно ощущала, как меня несут на чëм-то, перекатывают, опускают на мягкое. И руки. Юные и ледяные. И другие — сухие, крепкие... любимые. Глаза не хотели открываться, и я провалилась в другой сон. Теперь уже просто сон. Несколько дней я просыпалась и вновь засыпала. Это моë предположение — о нескольких днях. Могла пройти неделя. Мог— месяц. Мог — один день. Элани говорила, что моë здоровье восстанавливается семимильными шагами, так даже на собаках не зарастает. Вначале меня едва хватало, чтобы дойти до нужника, вернее, доехать на чьих-нибудь плечах, выпить очередную порцию зелья, зажевать безвкусной кашкой и снова уснуть. И видеть яркие сны, в которых щедро перемешивались обе реальности и какая-то фантастика. Потом периоды бодрствования стали длиннее, я начала осознавать себя и мир, вернее, мирок Основательницы вокруг. И питаться стала более существенно. В основном у моей постели тусовались Элани и Каэлин — типа, врач и дежурная медсестра. Потом к ним присоединились медбратья — Ганн и Касавир. И я поразилась, как осунулся мой паладин. Его лицо истончало, сделалось бледно-серым, лишь глаза ярко светились. Когда он приходил, то подолгу держал мои руки в своих, а однажды прислонил голову к моему животу. — Она ещë не толкается, ей рано, — сказала я ему. — Она? — переспросил он. — Ага. Элани сказала, что это девочка... Как именно друидка определила пол малышки, оставалось загадкой даже для Каэлин. Как-то раз эльфийка сказала мне, что человек тоже животное, просто очень умное и с душой покрупнее звериной. А организм у него идентичен. Голова Касавира некоторое время лежала у меня на животе, потом он со вздохом поднял еë, прослушал мой пульс, посмотрел язык, дал очередную порцию отвара и ушëл. В следующий раз я проснулась в его объятиях. Он спал рядом, обнимая меня, как плюшевого мишку. И его сердце билось неровно, с перебоями. Когда пришла Каэлин, я рассказала ей о проблемах Касавира, и она отнеслась к ним серьëзно. Выпросила у меня рецепт Юлии и сказала, что приглядит за тем, чтобы паладин тоже пил травки. А когда я окончательно встану на ноги, то мне придëтся самой за ним следить. А то мужчины такие растяпы... Если паладин и понял, от кого исходит инициатива, он виду не подал. Просто стал чуточку растягивать своë дежурство у меня. И я молилась богам — и обоим своим, и его Тюру, — чтобы лечение помогло, и он не валял дурака, а лечился. Неделю спустя — или две недели, или двое суток — я встала на ноги, самостоятельно прошла от кровати до кухни, и меня признали почти здоровой. Тогда Основательница решила изгнать нас из своей обители. — Время идëт, и вот-вот закончится, — сказала она. — Я почти смирилась с тем, что мы больше не увидимся с Акаши. Лишь бы всë получилось. Хотите посмотреть на Меч? — сказала она нам с Бишопом. Мы хотели, и она принесла нам меч. Я ничего не почувствовала. Совершенно. Никакого зова. Осколок действительно вынули из моего сердца, и я перестала быть Сердцем Меча. Грозный артефакт переливался в полумраке всеми цветами радуги, но всë, что исходило от него — равнодушие. Меч был абсолютно нейтрален и пуст, ему было всë равно, в чьих руках и чьи жизни прерывать. — Он воплощение пустоты, то, что разрезает духовные связи, — в полной тишине произнесла древняя волшебница. — Именно поэтому он единственное, что может разрушить проклятие Пожирателя. Мой... Акаши опутан чëрной паутиной, эти нити высасывают силу из всего, чего касаются. Но эти нити крепче любой паутины. Миркул, увы, хорошо знал своë дело. Бишоп потрогал пальцем лезвие и скорчил разочарованную гримасу. — Если бы так быстро, — печально улыбнулась Основательница. — Тебе придëтся вытащить свою душу из Стены Неверующих и вернуть на место. Тогда Пожиратель проявит себя и сразится с тобой. Теперь выражение следопыта стала совсем неописуемым. Разочарование, разбитая надежда, отвращение, страх. — Мне придëтся напороться брюхом на Меч? — спросил он. — Это вряд ли, иначе я убила бы тебя прямо здесь. Но нет. Всë сложнее. Вот маска Акаши, — показала она полностью отреставрированную страшноватую кожаную маску***. — Надевая еë, ты символически становишься Акаши. И та тень, что живëт в твоëм теле, станет отдельным существом. Поэтому — не забудь еë надеть перед схваткой. Поверь, так будет лучше для всех, в том числе и для тебя. А ты что скажешь, бывшая Калак Ча? Ведь это так тебя называли Гит? — Да, так, — подтвердила я. — Этот Меч... Я отдам его Бишопу без лишних страданий. Теперь он просто очень сильный артефакт, а я свободна. И взамен просто попрошу его сделать мне волшебный меч с теми эссенциями, что мы нахватали. У нас как раз есть один. — Точнее, у меня, — иронически улыбнулась волшебница. — Грабь награбленное, да? Впрочем, он не самый ценный артефакт в моей коллекции. Бери и пользуйся...***
Основательница открыла портал, и все вышли в Мулсантир. Вот так. Всë просто. Основательница оставила у Каэлин очень смутное впечатление. Ни добрая, ни злая — никакая. Сильная, могучая, и при этом несчастная. Вот уж кто меньше всего заслуживал жалости — так это она. Но Каэлин еë жалела. Эта жалость! Говорили Голубке, что еë доброта или добренькость однажды еë погубит. И, похоже, были правы. Вот куда еë тащит, в какую тьму? Зачем? И что с нею станется? Не зря же у еë отражения были чëрные крылья! А всë Бишоп. Как говорит Ари, чемодан без ручки: бросить жаль, нести невозможно. Та же Ари (и Нишка) утверждали, что до воцарения в голове у Бишопа Пожирателя следопыт был весьма симпатичным. Впрочем, певунье это не помешало выйти замуж за Касавира. И, по правде, паладин сейчас выглядел лучше Бишопа: ясноглазый, яркий, уверенный в себе. Вот только с сердцем у него обнаружили проблемы. И ясно, отчего. Досталось ему в прошлом. А тут великая любовь нагрянула — и понеслась! Вот и лечила ангельская дева теперь и Ари, и Касавира. Пока сердца у обоих не стали здоровыми. Хотя паладин ещë пил свой отвар, да и Ари начала толстеть. Не сильно, но всë же. По хорошему, им бы ещë недельку дома посидеть... А Ари и вовсе не лазить более никуда. Окончательно эту идею оформил Бишоп. Вот ещë проблема. Ну, гад же! Проб ставить некуда. После того, что он сотворил, ему в Невервинтере делать нечего — вздëрнут на сук. А Каэлин... Будь она человеком, диагностировала бы себе влюблëнность. Но у ангелов всë иначе. Телесное на втором, а то и на десятом месте, а на первом — духовное. То есть, душевное. Стало быть, потребность души Каэлин в том, чтобы любить плохих парней? А самое странное, что она прямо кожей чувствует похожее, исходящее от Бишопа. То есть, парень к ней тянется душой, замурованной в Стене, и это как-то влияет и на его тело. Но как? Разве такие мужики способны чувствовать что-то помимо животной тяги? И нафига, как говорит Нишка? А самое главное, как с этим разбираться? Так вот, именно Бишоп озвучил ей еë мысли: — Надо бы Ари и еë Святошу оставить в гостинице. Раз у обоих с сердчишками проблемы... — Святоша, это Касавир? — уточнила ангел. — Ага. Вроде, так его зовут. Вот же блин, пока ты не напомнила, и не всплыло, — раздосадованно сплюнул следопыт. — Совсем башка дырявая стала. — Фамилию Ари помнишь? — решила ещë раз уточнить Каэлин. — Фыр... Фру? Фурлонг? Ой ëооо... — простонал несчастный <<Пожиратель>>, схватившись за голову. Каэлин только махнула рукой. — Тебя вот помню. Видимо, потому, что ты не святоша, а святая... Каэлин так и села мимо стула. Чуть не поломалась! Потому что это было признание. Своеобразное. Где ни разу не сказано о любви, но она есть, как тот суслик из бородатого анекдота. — Ну, бляха-муха... — только и сказала она. И захохотала, глядя в выпученные глаза следопыта. — Ой... Кажется в этом мире стало на двух дураков больше, верно, Бишоп? Тот кивнул, при этом лыбясь, как дебил. Он всë прекрасно понял. Собирались два <<дурака>> тайком. Наскоро обсудив ситуацию, они решили оставить вообще всех. Потому что вряд ли Ганну и Окку понравится идея разрушить Стену. Да и Сафия не факт, что не передумает в последний момент. А насчёт остальных и вовсе было непонятно. Хотят или не хотят? Рискнут или не рискнут? Касавир точно будет не на их стороне, Ари будет на стороне Касавира, остальные — на стороне Ари. И с кем останутся Каэлин и Бишоп? Была надежда на Аммона Джерро, но тот ушëл, когда Ари ожила и встала на ноги. — Боюсь, мне с вами нельзя, — сказал он на прощание. — Вы меня спасли, я вам помог, но дальше давайте без меня. С вами меня демоны поймают снова, да и вам достанется... А так — кой-какие демоны мне ещё служат, может, помогут вам там... Поэтому Каэлин и Бишоп однажды ночью попросту вылезли в окно <<Баркаса>> и ушли, забрав с собой Истинный Меч Гит, булаву Каэлин, немного припасов и то, что было на них надето. Их путь был непростым: вдвоëм не так просто отбиться от толп нежити, всë ещë остававшейся в Теневом Мулсантире. Поэтому приходилось большую часть пути скрываться, как воры, в тëмных углах. И только у Врат, отмыкая их Мечом, у них возникло ощущение... — Ты случайно ничего не забыл? — спросила ангел. — Да вроде нет, — пожал плечами следопыт и первым шагнул в вихрящуюся тьму. Каэлин ничего не оставалось, как сделать то же самое. И оба они не подозревали о том, что Врата некоторое время оставались открытыми. И это было великое везение для обоих.***
Утро должно было быть добрым, но я проснулась среди ночи от ощущения опасности. Но в комнате, да и вообще в <<Баркасе>> было спокойно. Тихим было дыхание лежащего рядом Касавира. Его рука на моëм плече была расслабленной, пульс ровным. Я всë же пошевелилась и разбудила его. — Опасность? — удивился он. — Давай тихонько проверим всë вокруг. Мне кажется, таким предчувствиям стоит доверять. И мы проверили. Для этого я обошла комнаты по коридору, прислушиваясь к звукам, а Касавир вышел наружу... Он и обнаружил одно из окон открытым. Подтянулся и, не мешкая, залез в него. После этого открыл дверь, запертую изнутри на щеколду. — Комната Бишопа, — определил он. — Кроме него, там никто не спал. Все опасаются Пожирателя. Даже просили никого к нему в эту каморку не вселять. Использовали как склад оружия и вещей. Даже платили лишние деньги за это... Я мимоходом удивилась такому решению — принимала его не я, так как была ещë несколько неадекватна после лечения и восстанавливалась. Но оценила его мудрость. — Меч Гит он унëс, — сказала я, не увидев знакомого сияния. — Верно. Это же теперь его война. А мы, как говорит Нишка, можем расслабить булки. Только почему же мне так погано? — хмыкнул паладин. — Тоже чуешь недоброе? — Ну да... — Ребят... Вы того... Каэлин не видели? — На пороге комнатушки возникла сонная Кара, потирающая глаза. — Я думала, она в кустики пошла, но так долго туда не ходят, и вообще, она же ангел... — Всë понятно, — сказали мы хором. И ведьмочка нас поняла. — Я пойду народ будить! — сказала она. И мы стали делать то же самое. Даже не улыбнувшись тому, что Кара, городская девчонка, обозвала туалет кустиками и решила спросонья, что не совсем чистокровный ангел Каэлин, как принцесса из сказки, туда не ходит. Потому что предчувствия опасности после сообщения колдуньи у нас усилились в разы. Теперь каморка Бишопа была освещена и битком набита народом. — Сдриснул, бродяга, — прокомментировала Нишка. — И хоть бы сообщил! — А Каэлин-то какова, — развёлся руками Элани. — Я-то думала, она мудрая, а она увязалась за этим балбесом... — Скорее, это балбес за ней увязался, — почему-то блаженно улыбаясь, изрëк Ганн. — Она с самого начала хотела разрушить Стену. Эх, какой сон перебили! Я этой тëтке едва успел передать, что все живы и у всех всë в порядке... — Какой тëтке? — сурово вопросила Кара. — Такой, ну... В общем, она дружит с вашим Келгаром и помогает ему. Ну, не совсем тëтка. Молодая, симпатичная. Только чëрная. И шаманка. Как я, только учëная. Дотянулась до меня своим разумом как-то. Я сам бы, наверное, не смог, да и она в одиночку тоже. А вдвоëм как-то сцепились разумами. — А что там Келгар? И остальные? — встрепенулась я. Боги, как же я по ним соскучилась, оказывается. — Да неплохо. Были кой-какие проблемы, да все разрешили. Я потом расскажу, сейчас надо думать... — А что думать, — рыкнул Окку, сунув морду в окно. — К тем Вратам они побежали и дальше, на план Фугу. Нас почему-то брать не стали, видимо, решили, что мы им какие-то планы поломаем. — А нам и так придëтся их ломать, — хмуро сообщила Сафия и потрясла клочком кожи, в котором можно было узнать Маску Предателя. — Этот идиот так торопился, что забыл еë на самом видном месте. Она у него прямо на подушке лежала! В воцарившейся полной тишине первым звуком стал тихий стон Касавира и его <<рука-лицо>>. Такой драматичный жест от прежде невозмутимого паладина свидетельствовал о том, что всë не просто плохо. Всë хуже некуда. Утро должно было быть добрым, но его у нас не было. Мы едва успели застать краешек зари. На сборы у нас оставалось совсем немного времени, но мы как-то справились. И Маску не забыли. Бишоп своë обещание выполнил, и я получила хорошую замену Мечу Гит — острый, как бритва, клинок с разнообразным уроном. Он и кольчугу неплохую успел создать! Что и говорить, Пожиратель не самый бесполезный член команды. Жаль, что смертельно опасный. На кураже мы пробились сквозь толпы нечисти, заполонившей Тень Мулсантира. Мимоходом подумали, что стоит сказать спасибо мятежной парочке: они здорово облегчили наш путь. Врата ещë не закрылись, и кого благодарить за это, мы не знали. Но догадывались. — Келемвору от нас что-то надо, — изрëк Ганн. — Когда ты стал таким религиозным, друг? — с долей ехидства спросил Касавир. — Это не религиозность. Просто он говорил со мной во сне. Вообще, мне в последнее время много чего снится удивительного, и это чего-то да значит, не будь я Ганн-из-Грëз!**** — выпалив всë это, он обернулся к стоящим рядом Нишке и Элани. — Слушайте, девчонки. Я полюбил вас обоих. Не знаю как, но это случилось. Говорят, в какой-то стране можно гаремы создавать, только это, боюсь, не наш случай. Хотя можно потом попытаться найти такую страну. Но скорее всего я буду с вами обоими до тех пор, пока нужен. И останусь с той, кому нужен больше. Договорились? Девчонки угукнули, повисли на нëм и шепнули ему что-то — одна в одно ухо, другая в другое. А Касавир просто обнял меня, так, словно хотел защитить от всех невзгод. И не его вина, что опять не вышло... Потом мы все просто устроили коллективные обнимашки перед тем, как шагнули в портал. И вот тогда он закрылся. Но, парадоксальным образом, моë тëмное предчувствие замолчало. Как будто мы совершили правильный поступок, и теперь всë должно пойти на лад...