Я видел тебя!

Иногда, выходя из дома, ты боишься наткнуться на какого-то убийцу, особенно по вечерам. Они жестокие, их убийства изощрённые, они не видят в тебе чего-то доброго, а лишь способ спустить пар и развлечение. Убить человека просто, главное знать, каким образом. С каким подходом к той или иной жертве, выразить на ней все свои чувства. Рыжеволосый парень сидел в парке на лавке при свете дня, потупив взгляд в разгромленный шагами снег. В разбитый порох невинных, застывших слёз небес, чьи горькие мольбы превратились в лёгкие, парящие на ветру снежинки с красивым, индивидуальным узором. Под его ногами, на его плечах, на взъерошенных волосах, на трепещущих от лёгкой обиды ресницах — везде лежали горсти снега, и каждая частичка не повторялась с прошлой, сколько бы не порошило с неба — всегда разное удовольствие катало на обмороженных руках, на раскрасневшихся щеках и застывших в мёртвой пучине глазах. Изо дня в день Тарталья задумывался над этой жизнью: а есть ли какой-то смысл? Насколько хрупки людские жизни и… Зачем это всё вообще. Но каждый раз его выводили из этих глупых раздумий один и тот же человек — Моракс. Хотя, назвать его человеком, возможно, будет ошибкой. Высокий мужчина, что ходит день и ночь в кофейном пальто, под которым светлая водолазка и чёрные штаны с невысокими мужскими туфлями. День и ночь, зиму и лето… — До сих пор сидишь тут? — Вновь послышался раскатистый бархатом голос Моракса, что беззастенчиво присел рядом, укладывая свои тёплые руки на чужие, замёрзшие, — ты весь замёрз, что не так? — Да так, пустяки. — Отмахнулся от вопроса Аякс, отвернувшись, невзначай путая свои пальцы с чужими, чтобы хоть немного перенять тепла в этой снежной клетке. — В школе может проблемы? Ты же знаешь, я не могу быть с тобой постоянно, и ты также прекрасно осведомлён тем, что я беспокоюсь за тебя, нежели твои родители. — Бля-а-ать, — Тарталья пал лбом в сплетённые руки, шумно выдыхая ледяные пары досады, — ну, да вообще, я с классом повздорил. Позадирали немного, я хуй забил на это, главное чтобы завтра это хоть немного, но изменилось, не хочу много проблем. — Устало сознался Чайльд, нервно играясь с пальцами молодого человека, по всякому их крутя и похрустывая фалангами Моракса. — Никогда не надо ничего терпеть, Тарталья, — заботливо начал вливать в чужую голову сладкий шёпот тот, наблюдая за нервозностью мальчика, не пытаясь убрать руки, — оно само по себе не наладится, все люди жестоки, не тебе ли это знать? — Мне-то откуда, я не жестокий. — Шикнул юноша, нахмурившись. — А надо им стать. Неужели ты хочешь, чтобы все о тебя ноги вытирали? Ты не коврик в прихожей, Тарталья, а живой человек, у которого так же есть финишная черта терпения. Я где-то… — Моракс немного замялся, замечая единственную толстовку и тонкие штаны на парне, на пару с промокшими кроссовками, — разве не прав? — Да прав, прав, спорить не буду. — Почему ты в такой лёгкой одежде? — Старшаки отобрали. — Не скрывая истины в словах, он решил и показать это в разбитых глазах, доточно смотря в душу, смотря в вечно суженные зрачки медовых глаз, в которых плескалась затаившаяся злоба и неприязнь к людям, как он выразился при первой встрече, подмечая Чайльда не таким уж и противным. — Гнусные люди никогда не меняются. Пойдём до дома, я провожу. Моракс встал с места и протянул руку сидящему на заснеженной лавке Тарталье, касаясь хладных рук и смиренно идя рядом, замечая лёгкое подрагивание со стороны. Конечно замёрзнешь, вот так гулять, раздетым, нельзя, и Моракс знает это лучше всех. Представляет лучше всех последствия обморожения, а то и летальную смерть. Нет, он не доктор. Он просто друг Аякса, которого задирают старшие. Простой друг, которому не стыдно поплакать в плечо и обнять, выискивая в тёплых руках поддержки.

***

От дома до парка рукою не подать — слишком далеко, а это всё может дойти до сумерек. Может довести до страшных вечеров, под пледом которых свершались убийства, и сегодняшний день не может быть исключением. Любой день — великое свершение человека, будь то рождение или смерть. Великое, спорить с этим нельзя. Парни вышли в окружённое высокими древами поле, что было укрыто гладкой пеленой снега. Поодаль были люди разных возрастов, как идущие со школы дети, так и спешащие домой взрослые, будучи уставшими с томительной работы. — Бля, Моракс, — тихо заговорил Тарталья, не поднимая стыдливого взора ребёнка, ни разу не видавшего на своих руках крови, — а ты работаешь вообще? Ну, ты просто часто тусишь со мной, вот и надоумило спросить, извини. — Нет, не работаю. У меня пенсия по инвалидности, на работу не берут, зато на все заботы хватает. — Понял. Прости, возможно звучало грубо. И лишь немного погодя Тарталья заметил, что к ним направляется какая-то небольшая группа учеников. Все высокие, пугающие. И, кажется, они из класса Аякса: знакомые лица, что вечно усмехаются над тобой, пиная в живот, всегда будут казаться вечным кошмаром. — Эй, слышь, хуйлуша! Я с тобой в школе не договорил! — Послышалось от одного из них. — Да, малявка, мы не договорили! — Поддакивал за спиной паренёк чуть поменьше, пряча руки в карманы и хихикая, улыбаясь без одного зуба, что вылетел вчера от удара Тартальи. Чайльд обернулся на них, тяжко вздыхая. Снова они лезут, а он даже ничего не делал, — чего вам, уёбки? — Может тебя это, на счётчик поставить? — Юноша вытянул нож из кармана, виртуозно крутя перед бледным лицом рыжего. — Подожди, не видишь что ли? — Вдруг ввязалась низкорослая девушка, хватая парня с ножом за руку, немного отведя назад, — он рыжий. Не подходи к нему, а то подхватишь вшей, потом выводить долго будет. — Не стесняясь почти кричала та, смотря на Тарталью исподлобья. — Говорят, рыжие воняют, я бы даже и близко к нему не сунулся. — Настороженно добавил ещё один мальчишка. — Он противный и смазливый, не видишь что ли? Аякс вновь потупил взор в снег, слегка кивая от нервозности; он переживает, что новые увечья не скрыть от родителей, и тогда он получит вдобавок сполна. — На твоём месте, — тихо начал говорить Моракс, скрестив руки на груди, — я бы кинул в них камень возмездия. — Он кинул золотой взор жадных глаз вниз, прямо на близлежащий камень, немного покачиваясь от неприятной шумихи. Рыжеволосый юноша вновь взглянул на обидчиков оценивающим взглядом, а после опять спрятал глаза вниз, но снова поднял голову, глянув через плечо, — ты жестокий… Как-то не верится в это всё. Это не сработает, зачем же? Да и звучит безумно глупо, он никогда бы… — Разве? — С долей усмешки возразил тот, слегка похмурившись, — посмотри на них, а уже потом делай выводы. Попробовать всегда стоит? Тарталья смотрит на подростков внимательно, на каждого, пробирая душу по самым крупицам, словно выбирая рис из целой горки. Крутит головой, пожимает плечами и медлит, пытаясь отложить эту идею на потом. Но что будет в итоге? — Бери. — Кратко выпалил Моракс, немного отойдя, не пытаясь скрыть мелькнувшей, довольной улыбки. С другой стороны он не должен отвечать им тем же, он лучше не будет, даже хуже. Но… Они его столько задирали, обижали, били и смеялись над ним, и показать урок всё-таки нужно, чтобы не лезли куда не надо. Ни в личную жизнь кого-то другого, ни к Тарталье, что теперь смотрит на этот заснеженный камень с толикой радости. Его страдания кончатся, правда? Моракс, не врёшь же, так ведь? Аякс нагибается и подбирает оледеневший кусок и несколько раз подбрасывает в руке, пытаясь оценить, сколько сил нужно потратить на хороший бросок этого чудного оружия. Бросить, так значит бросить, не правда ли? Моракс куда-то отошёл, словно бесследно испаряясь. Не так важно, пусть не видит скорые последствия. Юноша глянул вновь в сторону, а после, на эту же секунду прикинувшись растерявшимся дурачком, резко кидает камень со всей силы в парня с ножом, целясь прямо в висок, что открылся, когда он посмотрел туда же, куда и Тарталья. Мальчишка выронил ножик и упал. С его виска тихо, неспешно начала течь кровь. Молодые люди, что были рядом, гулко закричали, разбегаясь кто куда. Что? Это было… Так легко? И почему они просто убежали? Сильны на словах?

***

Иногда с инцидента, произошедшего в детстве и минувшего пять лет назад, приходит всё чаще мысль о том, что то происшествие было увлекательным и смешным до коликов в животе. Смешным настолько, что хочется рассказать близким этот случай как смешную шутку, особенно после того, как виноватого не нашли. Хочется хохотать во весь голос, обливаясь горячей кровью. Но часто такие игры выходят за рамки приличного… Тарталья вновь сидит на холодной плитке жилой квартиры и переводит сбившееся дыхание, наблюдая за торчащим ножом в чужой глотке. Смотрит и любуется на кровавую, медленно исчезающую сетку на еле видном кусочке лезвия, смотрит за раскрасневшиеся глаза и на залитую кровью рот. Хихикает и медленно поднимается, хватая женщину за волосы, волоча ту за собой, оставляя густые полоски на пути, улыбаясь. Он кидает её на некогда белый ковёр и садится на ещё тёплые бёдра, вытаскивает нож и вытирает о мягкий ворс декора, а позже водит острейшим лезвием по окрашенной, единственной майке, наблюдая за медленным падением одежды вниз. Медленно проводит по середине впалого живота и вонзает в него нож, начиная медленно заводить его ниже, вскрывая живот и кишки, попадая каплями крови на лицо. Теперь озорную улыбку украшает лёгкая роспись капель на лице, что так жадно собирает языком парень, вытаскивая холодное оружие и начиная пилить и так дырявую шею, замечая, как расслаивается с виду тонкая кожа, показывая хрящи. Мурлыкает как кот, отрезая зубчатым ножом нижнюю губу, а после и тащит язык на свободу, срезая глубоко, насколько это могло бы быть возможным. Запускает руку в распоротый живот и трогает кишки, чувствуя в руках жёсткую, тёплую резину, что была омыта кровью и переживаниями. Аккуратно, будто боясь порвать гирлянду, выкладывает органы подле головы женщины в виде сердечка, втыкая в глаза деревянные шпажки, запрятанные за пазухой. Он до сих пор не научился ими есть, зато прекрасно владеет ими в другом аспекте, вытаскивая глазные яблоки и срезая глазные сосуды под корень, укладывая глазки на шпажках чуть выше кишок, словно это усики. Смеётся и замечает тремор в руках. Тарталья полностью оседает на пол и начинает заливаться смехом. Он вытащил глаза целыми шпажками! Целыми палочками, которыми едят суши и прочие прелести… Глаз, который не так просто высунуть и целой вилкой, он вытащил деревом. Неверяще смотрит на получившуюся картину и улыбается довольно, приглаживая застывшие в крови волосы грязными, перепачканными в крови руками, проводит большими пальцами по верхнему веку как визажист, лёгкими движениями быстрых пальцев прихлопывая по щекам, пятнами делая их «румянее». Но резко для Аякса веселье прекратилось. Задорный ребёнок внутри остановился с мягкой игрушкой, вслушиваясь в нечёткие крики полицейских машин через пелену горького шума, начиная давиться слезами страха. Но Чайльд не такой — он не будет плакать только потому, что его сейчас заберут. Не желает даже слезы пролить, только смеётся, встаёт с места и подходит к незакрытой двери в коридоре, падая на колени, а уже после и грудиной к полу, утягивая руки за спину, оставив всё оружие в комнате с женщиной, начиная давиться истерикой. А Моракс придёт скоро?

***

Юношу ведут под руки в неизвестное ему место, пиная и что-то прикрикивая. Его арестовали на месте, приговаривая, что оставят в заключении на пожизненно десять раз, но, кажется, ведут юношу совсем не на совестную казнь. — Сядь! — Его дёргают за плечо на стул и стоят совсем рядом, держа наготове огнестрельное оружие. — Здравствуйте, я ваш адвокат — Чжун Ли. — Мужчина с безумно знакомым голосом возвышался над парнем, будучи за другой половиной стола. Тарталья резко поднял голову, замечая невозмутимое, родное душе лицо, — Моракс?! Это ты? — Хищно смотрит на старого знакомого и пытается уловить какой-то подвох. — Простите…? — Запнулся Ли, нахмурившись и немного отойдя, осматривая лицо обвиняемого, — я не понимаю. — На некогда невозмутимом лице теперь царило откровенное напряжение. Чайльд смотрит по сторонам, кидает давно убитый взгляд в окно и, наклонив голову, тихо ругается, — бля, прикалываешься? — Снова взирает на адвоката и слегка подаётся вперёд, не пытаясь скрыть нашумевшей в округе страшную улыбку, о которой начали слагать легенды жильцы домов, — Не помнишь? Это ты сделал меня таким. — Словно рассказав шутку нервно кивает, зажёвывая щёку. Растерянный взгляд Чжун Ли заставил Аякса рассмеяться в какой-то приятно накатившей на тело волне, немного стукая носком обуви по полу. Он его видит впервые… Сука, я же видел тебя, ты сам сказал кинуть тот уебанский камень, Моракс… Падаль.