*****
Хмурясь от солнечных лучей, попадающих прямо в спящее лицо, он медленно открывает глаза. Подушка сырая от слез, лицо липкое от них же, глаза щиплют, руки все также дрожат, а сердце рвется из грудной клетки. Он даже не помнит, как уснул, просто в один момент отключился и вот теперь сидит, смотря на свое отражение, и не верит, что это правда он. Совсем маленький мальчик, похожий на неживую куколку, которой ленточки на ручки намотаешь и вот тебе – лучшая забава для кукловода, бери и делай, что пожелаешь. Но кукловод не желает, ему эта куколка ни к чему, от того и больно куколке делается, что даже с намотанными на ручки ленточками не нужна. Феликс смотрит на собственные глаза в отражении и ухмыляется своим же мыслям. А потом ленточки с ручек снимает и обещает самому себе, что куколкой больше не будет. Хватит с него. Взрослый же парень, так почему он сидит тут и страдает как маленькая принцесса? Ему никогда ничего не обещали, о его чувствах даже не знают, так что даже обижаться не на что и не на кого. Ну, только если на себя, за то, что не успел вовремя заметить зарождающиеся чувства, не успел остановить и пресечь. Хенджин ни в чем не виноват, и Феликс никогда его не винил в собственных слабостях, потому что да, они были очень близки, они любили касаться друг друга чаще других, любили говорить друг с другом открыто и честно, они просто любили друг друга. Любили, но разной любовью. Встав с кровати и накинув любимую толстовку, прикрывая опухшее от слез лицо капюшоном, он зашел на кухню, где уже сидели ребята, что-то громко обсуждая и смеясь. Он правда не хотел, он так сильно просил самого себя этого не делать, но глаза, предавая его, сами нашли среди всех Хвана. Он сидел, закинув одну ногу на стул и выглядел таким счастливым, расслабленным….влюбленным. Феликс видит это, его глаза сейчас блестят так же, как когда-то его, пока он не осознал всю тяжесть возникших чувств. Сжав ладонями края толстовки, он медленно опустился на стул, стараясь не привлечь к себе внимание, хочется просто побыть тенью, которую никто не видит и не слышит. Но, мечтам Феликса давно уже не суждено сбываться, поэтому, как только он поджимает колени к груди и кладет на них подбородок, все поворачиваются в его сторону, озабоченно наблюдая за непривычно тихим парнем. Ему хотелось провалиться сквозь земную кору, потому что он был слишком уязвим сейчас, ему, правда, было страшно поднимать глаза и столкнуться с взглядом Хенджина, который смотрит всегда так, будто читает тебя насквозь, будто знает о тебе больше, чем ты сам. - Феликс? – обеспокоенно начал Банчан, - Все в порядке? Он, честно, обожал Чана, любил его поддержку и наблюдательность, но вот сейчас он всей душой ненавидел это в нем. Потому что ему приходится поднять лицо и показаться всем вот ТАКИМ, разбитым и беспомощным, потому что резко наставшая тишина пугает, хочется сбежать, но нельзя. Поэтому он смотрит на множество пар глаз, в которых отражается серьезное беспокойство и поджимает губы, нервно дергая ногой. - Все…. В порядке? – он смотрит на недоверчиво склонившего голову Чана и откровенно лжет, зная, что тот почувствует, - Все правда хорошо, Чан. Он кивает, но Феликс знает, он злится. Не на него, на себя, думая, что упустил что-то важное, но нет, это не его вина, это не его упущение. И Феликс очень хотел бы ему об этом сказать, успокоить, но единственное, на что он способен сейчас, это опустить обратно голову на колени и пытаться остановить грозящее вырваться, и разорваться, беспокойное сердце. Ведь он ярко ощущает на себе этот взгляд…. Взгляд, который выжигает в нем раз за разом новые шрамы, после нежно оглаживая их ласковыми касаниями. Хенджин смотрит, не отрываясь, он ждет, что Феликс посмотрит на него в ответ, но он этого не сделает, не сможет. Потому что как только их взгляды встретятся – он обнажит всего себя. Напряжение, повисшее в воздухе, хватало за горло и душило. И ему выть хотелось, осознавая, что все это сделал он одним своим присутствием. Дурак, не сумевший справиться со своей любовью. От самобичевания Феликса отвлек звук падающего стула, и в момент, когда он поднял голову, он почувствовал, как крепкой хваткой его дергают за запястье в попытке вывести из кухни. Он прекрасно понимает, чья рука сейчас крепко сжимает его, и поэтому хватается за столешницу, останавливая разозлившегося Хенджина. - Что ты делаешь, Феликс? – он сжимает челюсти, хмурясь, и голос его звучит более чем раздраженно, - Я поговорить хочу. - О чем? – почти шепотом спрашивает веснушчатый, съеживаясь от взгляда напротив. Хенджин обводит глазами всех присутствующих и возвращает свой взгляд на Феликса, вопросительно склоняя голову. - Ты серьезно ЗДЕСЬ хочешь общаться? – Феликс моментально кивает, на что Хенджин лишь цокает, нервно проводя свободной рукой по волосам, - Прекращай цирк. Понимая, что он вряд ли успокоится, не поговорив, Феликс убирает руки со столешницы и идет, будто на казнь, за своим палачом. Хенджин заводит его в свою спальню, кивком указывая на кровать, и он послушно опускается на мягкий матрас, нервно поглаживая собственные коленки. Смотреть на него совсем не хотелось, потому он прожигал дыру в полу, чувствуя, как мурашки щекочут под кожей, аккуратно рассыпаясь по позвонкам маленькими льдинками. - Феликс? – он вздрагивает от этого голоса, - Я вообще-то перед тобой стою. - Прости, я, э-э, не выспался, - Феликс закрывает глаза и почесывает лоб, после чего все же поднимает взгляд на стоящего перед ним Хенджина и смотрит, робко, исподлобья, - Так о чем хотел поговорить, Джинни? - Извиниться хотел, - Ликс смотрит непонимающе. Хенджин аккуратно присаживается рядом, кладя большую, теплую ладонь на острые коленки младшего, - Вчера… Знаю, что ты слышал то, что не должен был слышать, вот. Прости, не хотел ставить тебя в такое положение. В воспоминаниях снова проносится вчерашняя ночь, и ему почти физически больно вспоминать это, особенно сейчас, когда горячая ладонь поглаживает дрожащие колени. - Думаешь, мне есть дело, Хенджин? – он незаметно сжимает одной рукой простынь до побелевших костяшек и выдавливает из себя улыбку, за которую ему просто обязаны были вручить Оскар, - Это не стоит того, чтобы извиняться, считай, порнуху посмотрел вслепую. Он неловко хихикает, но Хенджин, похоже, его шутку не оценил. - Ликс-и, - голос старшего охрип, - Хватит делать вид, что тебе плевать, я не идиот. У Феликса резко заканчивается кислород в легких, и он рвано выдыхает, понимая, что в этой комнате сейчас все же находится идиот, и это ОН сам. Потому что был уверен, что никто о его чувствах не догадывается, но все это было глупыми надеждами влюбленного мальчишки. А на самом деле от пронизывающего взгляда Хенджина скрыться он не сумел, давно уже обнажился, но ходил гордый и считал, что хорошо запрятал чувства. Стало вдруг страшно: как давно он знает, считает ли он его мерзким после этого, рассказал ли он кому-то об этом….. Черт, черт, черт. Феликс беспомощно открывал и закрывал рот, в попытке сказать ХОТЬ ЧТО-ТО, но единственное, что ему кое-как удавалось – это дышать. Хенджин убрал руку с его колена и в этот момент Феликс почувствовал жуткое отвращение к самому себе: вот так погубить дружбу мог только он. - Послушай, Ликс-и, - Хван нервно поджимает губы,- Мне…. Мне не хочется, чтобы из-за этой глупости в наших отношениях что-либо поменялось, понимаешь? «Глупости». Браво, Феликс, посмотри на этот грандиозный провал, твою ебаную любовь назвали глупостью. Дышать вдруг стало нечем, и глаза так знакомо защипало. Если он сейчас еще и расплачется, то точно сломается как фарфоровая куколка. Боже, что с ним стало? Сидит тут как побитая собака, слова выдавить из себя не может, моргает по совиному, и весь дрожит. Нужно что-то с этим делать. - Я не понимаю о чем ты, Джинни, - голос не дрогнул, и это уже какая никакая, но победа, - По моему, ты что то себе придумал и сам себя накрутил. - Хватит, - резко выпаливает Хенджин, - Я вижу, что ты влюблен. - Влюблен, - повторяет за ним Феликс, - Только вот не в тебя. Тишина. Победа и проигрыш одновременно. Признаться наконец-то вслух, что влюбился, но соврав в кого. Он видит, как Хенджин сводит брови к переносице. Значит, бесится. Только вот почему? Взыграло эго? Вероятно, да. - О,- через время, на выдохе, произносит Хенджин, - А в кого же тогда, Ликс-и? «В тебя» «В тебя» «В тебя» - Чанбин…. – голос охрип и стал совсем тихим, - Так что выдыхай, Джинни, мы друзья. И снова повисла тишина. Феликс чувствовал, как от напряжения покалывают кончики пальцев. Все это СЛИШКОМ для него, он сидит и лжет человеку, которого любит, которому давно уже вручил свое сердце. Хенджин бегает глазами по его лицу, будто пытаясь найти что-то недосказанное, и, собравшись с мыслями, он хочет что-то сказать, но в комнату заходит Сынмин. - Хей, ребят, - оба вздрагивают от неожиданности, - Мы тут решили немного расслабиться, так что поднимайте задницы и бегом в гостиную, Чан даже алкоголь разрешил, нельзя упускать такую возможность. Наверное, Феликс еще никогда не был так благодарен Сынмину, поэтому, не теряя времени, он вскакивает с кровати и на дрожащих ногах уходит. Проходя мимо зеркала, он резко останавливается и смотрит на свое отражение: «посмотри, в кого ты превратился, дурак, и оно того стоило?». Поправив волосы, и мягко ударив себя по щекам в попытке привести в чувства хотя бы немного, он заходит к ребятам и садится на небольшой диванчик, куда мгновенно рядом плюхается Чанбин. Феликс слегка улыбается и жмется ближе, потому что Чанбин и Банчан всегда были для него некой защитой, стеной, это люди, которые могут одним взглядом спасти его от неминуемой гибели. - Все в порядке? – Чанбин обнимает его за плечи и аккуратно прижимает к груди, - Показалось, что ты сам не свой с самого утра. - Нет, Хен, все… все хорошо, - и снова ложь, - Я бы рассказал. Чанбин кивает и молча продолжает обнимать. А Феликс не может даже вздох нормально сделать, потому что чувствует на себе чужой испепеляющий взгляд и от этого не то, что больно, просто невыносимо уже. Хенджин смотрит так, будто хочет залезть под кожу и даже глубже, распотрошив там все. От отчаяния хочется волком выть и на стену лезть, потому что, черт возьми! ПОЧЕМУ он смотрит ВОТ ТАК? Ближе к вечеру все уже были порядком выпившие, даже Феликс позволил себе расслабиться и обмякнуть в объятиях Чанбина, тихо посмеиваясь над шутками и избегая взгляда Хвана. Ему наконец то было хорошо и спокойно, он хотя бы мог дышать без кома в горле и сердце не колотилось о грудную клетку. Удобно устроившись на широкой груди хена он наблюдал, как Чан отбирает бокал у напившегося макнэ, а в сторонке, устроившись на полу и завернувшись в кокон из одеял лежат Минхо с Джисоном, хихикая и сплетаясь телами. Сынмин давно уже уснул прямо на кресле, потому что не смог дойти до спальни. Феликс мягко улыбается, а потом сталкивается глазами с Хенджином и сердце проваливается куда-то глубоко под землю. На него смотрят черными глазами, и взгляд этот поджигает внутри такой пожар, что приходится поджимать пальцы на ногах и ерзать на диване, потому что становится душно, а к низу живота мелкими мурашками подбирается что-то щекочущее и запретное. Нужно было отказаться от выпивки, потому что теперь пьяное тело кричит, умоляет дать ему коснуться любимого, и Феликсу невероятно сложно бороться с этими желаниями, ведь в голове всплывают картинки большого и сильного тела Хенджина и он ничего не может сделать с собой, ведь в сознание уже запечаталось представление того, как он вдавливает его в матрас, нависая над ним и заполняя его всего собой…. О. Господи. Только не это. Он резко сводит ноги в попытке скрыть возникшее возбуждение, краснея и закусывая нижнюю губу. Пожалуйста, пусть только Хенджин этого не заметит. Он аккуратно поднимает глазки и смотрит из под челки, тут же отводя взгляд в сторону, потому что встречается с довольной ухмылкой старшего. Хватая плед и прикрывая то, что никто не должен был увидеть, он, чуть пошатываясь, уходит. Сходящий с ума от нахлынувшего возбуждения он даже не помнит, как дошел до кровати. Только чувствует, как маленькая ладонь скользит вниз по дрожащему животу и забирается под резинку шорт, касаясь теплой, раскрасневшейся головки члена и шумно выдыхая. Рука движется вверх-вниз, пока в голове всплывает образ Хенджина, трахающего его на этой кровати, а на кончике языка крутится его имя. Феликс почти скулит, потому что жажда ощутить его тело на своем затуманивает разум и он, как безумный, мурлычет его имя вперемешку с хлюпающими звуками сочащегося предэкулята. «Хенджин» «Черт, Джинни» - Да, малыш, - матрас прогибается под весом чужого тела, - Я здесь, тише, тише, я помогу. Феликс вскрикивает, когда на его ладонь, которая крепко обхватывала собственный член, опускается чужая, и в такт его движениям помогает скользить по налитому кровью паху. От удовольствия, которое окутало все его тело и разум, он не может сфокусировать взгляд, позволяя себе лишь бесстыдно всхлипывать и закатывать глаза, потому что член дергается и в эту же секунду он кончает на свою и чужую руку. Стук сердца отдает вибрацией, он задыхается и трясется на собственной кровати когда его глаза наконец то фокусируются и видят Хенджина, который успокаивающими движениями оглаживает вздрагивающий живот. Его тошнит от осознания того, каким беспомощным его застал Хван, но он не успевает понять абсолютно ничего в момент, когда его губы накрывают чужие, теплые, мягкие и чуть влажные губы. Ему кажется, что он кролик, попавший в капкан к хищнику, потому резко отталкивает его от себя, отползая на кровати к самому краю. - Ч-ч-что ты…. Что ты делаешь? – голос срывается, когда Хенджин хватает его под коленями и придвигает ближе к себе, перекидывая через него ногу и усаживаясь на его бедра, - Хенджин, зачем ты это делаешь? - Ну же, Ликс-и, ты такой теплый, - он водит кончиками пальцев под коленями и смотрит в глаза, - Я поругался с Йеджи, и, блин, так хочу тепла, нежности. Мы же друзья, ты ничего ко мне не чувствуешь, сам сказал сегодня утром, так что тебе стоит помочь мне с этим, малыш? О. Так вот в чем дело. Йеджи. Конечно. Ему просто хочется забыться, и видимо, пьяный мозг решил, что Феликс лучший для этого вариант. Феликс задыхается. Сам же попал в свою ловушку. Его разрывает изнутри, хочется полностью отдаться этим сильным рукам, но сердце беспомощно умоляет этого не делать. Только вот пьяный и дико влюбленный мальчик, чувствуя, как его трясущиеся ножки оглаживают тонкие пальцы, отказать не в силах. Лучше потерять себя сегодня, истоптать собственную гордость прямо на этой кровати, но хоть раз ощутить тепло чужой кожи на своей. Как жить после того, как ощутит Хенджина в себе, он решит потом, а сейчас он обвивает длинную шею друга и отчаянно целует. Хенджин проводит языком по нижней губе и Феликс раскрывает рот, впуская того глубже. Поцелуй выходит грязным, его вылизывают, кусают и снова вылизывают, а он на это тихо хныкает и притягивает ближе, потому что даже сейчас ему чертовски мало. Открывая глаза, он видит внушительный бугорок в чужих джинсах и, желая сделать хорошо тому, кого любит, приподнимает колено и надавливает на возбужденный пах. Хенджин почти рычит, когда Феликс начинает давить и тереться об его член острым коленом. Он отрывается от его губ и начинает посасывать кожу на его шее, оставляя несколько мелких пятнышек, которые завтра превратятся в яркие созвездия. Феликс рвано выдыхает, когда Хенджин сам начинает толкаться в его колено, издавая тихие стоны прямо в ямочку на его ключице. - Господи, Феликс, я сейчас…. – он зажмуривается и грызет острые ключицы. - Пожалуйста, - успевает прошептать Ликс, прежде чем все тело Хенджина затрясется и он громко простонет его имя, кончая в собственные джинсы. Феликс мягко поглаживает его шелковистые волосы, вдыхая аромат персиков на макушке, успокаивая дрожащее тело сверху. То, чем они сейчас занимаются – неправильно, особенно учитывая в каком состоянии находятся оба, но почему тогда все это не вызывает отвращения ни у одного из них? Пока что не вызывает. Феликс вдруг осознает: как Хенджин отреагирует завтра, протрезвев, на то, что его друг раздвинул перед ним свои ножки? Вряд ли человек, влюбленный в красивую, элегантную девушку обрадуется такому. Лучше остановиться сейчас, чем завтра потерять абсолютно все. - Хенджин, - он продолжает гладить волосы, мягко царапая кожу головы, и слышит, как тот почти мурчит ему в шею, - Я думаю, тебе стоит принять теперь душ. Хенджин моментально поднимает на него глаза и смотрит вопросительно. - Потом вернешься, и мы продолжим, обещаю, - Феликс старательно выдавливает из себя улыбку, когда его тело покидает привычное тепло. - Я… Приду через пять минут, - голос у Хенджина непривычно тихий, а дыхание все еще учащенное. - Буду ждать, - врет Феликс, провожая глазами выскальзывающего за дверь друга. Как только дверь захлопывается, он вскакивает с постели и замыкает ее, сползая по ней на пол и утыкаясь лицом в колени. Его губы все еще покалывают от укусов и жалящих поцелуев, а кожа хранит тепло любимого тела, но разум, кажется, протрезвев, кричит о том, что он полнейший идиот. Он вернется, потому что Феликс пообещал, но он ни за что не пустит его обратно, не даст ни одному из них совершить еще бОльшую ошибку. Когда ручка двери пару раз дергается в попытке открыть ее – душа выворачивается наизнанку. Когда он слышит голос, просящий впустить обратно – ему хочется разорвать себя напополам и открыть чертов замок, но вместо этого он зажимает рукой рот, заглушая вырывающиеся наружу всхлипы.*****
Просыпаясь утром на холодном полу, хочется провалиться сквозь землю, потому что первое, что он видит, открыв глаза, это мятые простыни и белесые капли на его толстовке. Обрывки воспоминаний прошлой ночи ударяют в голову, и ему становится невыносимо страшно. Что почувствует Хенджин, когда проснется и вспомнит друга, лежавшего под ним в полном отчаянии и задыхающегося от удовольствия? Но ведь он сам выглядел не лучше, когда терся об его колено и умоляюще смотрел в глаза. Они оба этого желали, просто их желания чуть отличаются. Для Феликса это не просто удовлетворение своих потребностей, для него это значило очень и очень многое, а для Хенджина лишь способ забыться, заглушить пустоту. Поднявшись с пола, он даже не стал смотреть на себя в зеркало, потому что знал, что глаза его вновь опухшие от слез, а губы припухшие и искусанные. Стянув с себя толстовку, которая была опорочена прошлой ночью, он надевает мятую майку с изображением медвежонка, которая, кажется, на два размера больше, потому что вечно соскальзывает, обнажая острое худое плечо, а после отправляется прямиком на кухню, потому что пить хочется жутко. Споткнувшись о порожек, он робко заходит, поднимая глаза на сидящих за столом людей. Тело немеет, он стоит как вкопанный и сжимает майку, а сердце делает кульбит и падает куда-то под ноги. Феликс прикладывает два пальца к пульсу на шее и отсчитывает ритм в надежде хоть немного успокоиться. Рядом с Хенджином за общим столом сидит Йеджи, зарываясь в его мягкие волосы и поглаживая макушку. Он проглатывает ком в горле, потому что перед глазами вырисовывается картина, как вчера то же самое делал он, лежа под ним и успокаивая дрожащее после оргазма тело. Помирились. Его друг снова счастлив. А если счастлив Хенджин, то и Феликс тоже. Но ебаная ревность ядом разливалась по венам, заставляя душу гнить. Он вдруг чувствует себя мерзким существом, потому что Йеджи мягко приветственно улыбается ему, даже не догадываясь, что он любит ее парня, что он желает его, и что вчера он его целовал и….. Нет, нет, нет. Феликс незаметно выдыхает и аккуратно присаживается на стул, в самый уголочек, подальше от всех. Чанбин моментально замечает это, хмурится и придвигает его вместе со стулом ближе к себе. - Доброе утро, Ёнбок-и, - он треплет его по волосам и Феликс, по-детски надув губки, слегка ударяет его по руке, - Ай, милашка, я тебя сейчас укушу. Они начинают тихо хихикать и шуточно драться, пока голос Йеджи не отвлекает их. - Феликс, на будущее, - она улыбается и внимательно рассматривает что-то на его шее, - Купи себе тональное средство, плохо будет, если попадешься на камеры с такой красотой. Феликс хмурится, абсолютно не понимая, о чем она говорит. Все переводят на него взгляд и молчат. Повисает неловкая тишина. - У малыша Ликс-и кто то появился, м? – Минхо игриво поднимает брови, за что получает локтем в бок от Джисона. Он бегает глазами по удивленным лицам напротив и ни черта не понимает, пока не встречается взглядом с Хенджином. Твою ж. Мать. Как он мог забыть о засосах, которые вчера активно оставлял пьяный друг….. Хенджин смотрит на него, покусывая нижнюю губу, и беззвучно губами шепчет «прости». Феликс чувствует, как к щекам приливает кровь от осознания всего происходящего и ему становится чертовски стыдно перед Йеджи, поэтому он опускает глаза в пол и молчит. Чанбин, прокашлявшись, касается ярких отметен на его шее подушечками пальцев и невесомо поглаживает их. Феликс чуть расслабляется и прикрывает глаза, но резкий звук разбившейся о плитку кружки вынуждает его вздрогнуть и хлопать глазками, не понимая, что произошло. - Простите, выскользнула из руки, - низким голосом говорит Хенджин, не отрывая глаз от пальцев Чанбина, продолжающих оглаживать оставленные им созвездия. Все тело Феликса съеживается под тяжелым взглядом Хвана, а напряжение, которое ощущается слишком ярко и проникающее глубоко под кожу перекрывает кислород. Чанбин, будучи достаточно наблюдательным и понимающим, аккуратно берет его за руку и выводит из кухни. Он приводит его в свою спальню, осторожно прикрывает дверь и садится на пол, опираясь спиной об кровать напротив. - Давай мы будем честными друг с другом, хорошо? – Феликс кивает, - Что происходит? Чьи это…Ты понимаешь, о чем я. - Х-Хенджин,- еле слышно произносит Феликс дрожащим голосом, - Эти засосы оставил Хенджин. - И как это произошло? – нервничая, он активно машет руками в сторону шеи, - Я имею ввиду, зачем, почему? Между вами что-то есть? Тогда почему он с Йеджи? Черт, Феликс, объясни, пока я не сломал себе мозг, прошу. Что сказать Феликс не знал. Как ему объяснить все, что произошло вчера? Они напились, Хенджину захотелось ласки, он не мог пойти к Йеджи и пошел к тому, кто просто не в силах ему отказать. Ну а Феликс, как обычно, поддался собственным слабостям и теперь страдает от своей же беспомощности. - Хён, я…. Я не знаю, мы просто выпили и он пришел, а я не смог… - вдох-выдох, лишь бы слезы снова не вырвались наружу, - Я просто не смог отказать, точнее, я и не хотел. Не хотел отказываться, потому что….. - Любишь его? - Люблю. - Блять, Ёнбок-и, - Чанбин качает головой, встает с пола и крепко обнимает, ощущая, как дрожит маленькое тело рядом, - С этим нужно что-то делать. Я не против всего такого, просто…. Просто Хенджин не тот, кого стоит ТЕБЕ любить. Понимаешь? Конечно, да. Он знал это с самого начала, но чувства зарождались не постепенно, они забрались в самое сердце резко, не давая шанса привыкнуть, просто накрыли с головой, разжигая внутри юной души пожар. - В том плане, что, ты же видишь, у него есть девушка и то, что произошло вчера для НЕГО ничего не значит, в отличии от тебя, - Чанбин смотрит в глаза и поглаживает плечи, боясь ранить еще сильнее, - Не хочу, чтобы тебе сделали больно, но если ты продолжишь – это неизбежно. Хенджин хороший парень, но мы оба понимаем, что он не полюбит тебя в ответ. Феликс снова кивает и все же позволил слезам скатиться по щекам, потому что да, он все это знал и миллион раз проговаривал в своей голове, но слышать это от кого-то другого…. Больно. Всегда больно слышать правду, которая и без того душит тебя. - Мне жаль, мне очень-очень жаль, хён, - Феликс стирает с щек мокрые дорожки и кусает израненные губки, - Мне жаль, что я позволил вчера поддаться своим слабостям, мне жаль, что я вру Хенджину, мне жаль, что я люблю его. Но я так сильно люблю, хён. - Я знаю, тише, не плачь, - он крепче прижимает его к себе и целует в макушку, - Я буду рядом, хорошо? Я помогу тебе с этим справиться. Что-то подобное было неизбежно, но я не хотел, чтобы это произошло именно с тобой. Они сидят в уютной тишине, Феликс чувствует себя в безопасности, когда старший вот так прижимает его к себе и всячески успокаивает. Он ему безумно благодарен за такие моменты. Скрип открывающейся двери вынуждает его посмотреть заплаканными глазами в сторону порога и он, неосознанно, сжимает футболку Чанбина на спине. - Что-то случилось? – Хенджин скрещивает руки на груди и прижимается плечом к стене, внимательно рассматривая двух людей напротив, останавливаясь на заплаканных глазах веснушчатого, - Почему он плачет? - Почему ты спрашиваешь об этом МЕНЯ, а не его самого? – Чанбин ухмыляется и, кажется, Хенджин раздражается, потому что сильно сжимает челюсти. - Так выйди, и я спрошу, - голос звучит грубее обычного и от этого тона Феликс заметно съеживается. - Как видишь, мы разговаривали, - Чанбин тоже начинает беситься, потому что Хван ведет себя слишком нагло и грубо, это ставит в тупик, ведь обычно он себе подобного не позволяет, - Так что, пожалуйста, оставь нас, тебя там вроде Йеджи ждет. Хенджин еще раз бросает немного потерянный взгляд на Феликса, который от напряжения и страха почти впечатался в тело Чанбина, а потом выходит из спальни, хлопая дверью так, что даже стены задрожали. Они проговорили еще достаточно долго, Ликс наконец-то смог обнажить все свои чувства. Еще бы избавиться от них поскорее, чтобы дышать стало проще.*****
Прошло около недели с той ночи, и все вроде как стало постепенно налаживаться. Они не обсуждали с Хенджином произошедшее, но напряжение между ними пропало, и они снова были теми самыми друзьями, которыми были до…. Не происходило ничего странного. Ну, кроме одного: взгляд Хенджина, когда Феликс был рядом с Чанбином. Он смотрел так, будто пытается сжечь их двоих, глаза чернели, а руки сжимались в кулаки. Однажды Феликс даже попытался осторожно поговорить на эту тему, но тот лишь отмахнулся и сказал, что ему показалось. Нет, не показалось. Потому что у него от этого взгляда мурашки по позвонкам и ребра сдавливает, а сердце колотится о грудную клетку, отдавая вибрацией в виски. Вот и сейчас, они с Минхо и Хенджином репетировали в танцевальном зале, ребята устали и валялись на полу, пока Феликс, сидя у зеркала на коленях оттачивал какой-то элемент. В этот момент в зал пришел Чанбин с бутылкой прохладной воды, он кивком поздоровался с ними и сел сзади Феликса, протягивая ему бутылку и полотенце. Феликс мягко улыбнулся, вытирая влажные волосы, когда Чанбин как коала обхватил его тело ногами и обнял сзади за плечи. - Устал? – кивок, - Тогда у меня для тебя не лучшие новости, нужно будет заглянуть в студию и записаться, так буквально одна строчка, которую Чан неожиданно решил переписать. - Че-е-ерт, - захныкал Феликс, - Ладно, приду. Чанбин треплет его по мокрым волосам, а Феликс рвано выдыхает, потому что в отражении зеркала видит снова этот взгляд. Он сталкивается глазами с Хенджином, который выглядит хмуро и раздраженно, и Феликс сглатывает слюну, когда тот встает и идет к ним. - А давай ты не будешь врываться к нам посреди репетиции? – он обходит их и становится перед зеркалом, испепеляя их глазами. Чанбин на это лишь цокает и поднимается с пола, не желая начинать диалог, который обязательно приведет к ссоре. Он еще раз гладит волосы Феликса, шепчет тихое «увидимся» и уходит. - Пожалуйста, обжимайтесь где-нибудь уединившись, - Ликс морщится и поднимает на него удивленные глаза, абсолютно не понимая, о чем он вообще говорит. Переваривая в голове услышанное, ему требуется пара секунд, прежде чем он решает ответить, но не успевает, потому что дверь захлопывается и Хенджин просто уходит. После записи нужных строк Феликс обессиленный ложится на холодные простыни, до сих пор думая о том, что вообще творит Хван. Это действительно странно – смотреть ТАК, когда он всего лишь болтает с Чанбином. Если бы Феликс не знал Хенджина, то подумал бы, что тот ревнует. Но нет, он слишком хорошо его изучил за эти годы и потому подобные мысли сразу гонит прочь, потому что они дают лишний повод зародиться надеждам, которых давно уже не должно быть в его сердце. Устало выдыхая, он надевает наушники и закрывает глаза, пытаясь немного расслабиться, но полоска света из коридора, которая ударяет в глаза, потому что дверь в его спальню открывается, заставляет взглянуть на нежданного гостя. Хенджин. Стоит, глаза хмельные, блестят так красиво и пугающе одновременно. Пил – значит, снова что-то произошло. Феликс снимает наушники и кидает их на прикроватную тумбу, а после снова поворачивает голову в сторону друга, пока тот продолжает стоять, пошатываясь, на пороге. - Ну? В чем дело? Зачем пришел? – о, звучит грубее, чем хотелось, но Хенджин будто и не слышит его вовсе, продолжая смотреть в пол и поджимать виновато губы, - Джинни? - У тебя правда ко мне ничего нет? – он поднимает глаза и смотрит выжидающе, а Феликсу кажется, будто из него выпотрошили всю душу. Сказать да – снова солгать, сказать нет – потерять вообще все, что было. Поэтому: -Правда. - Тогда давай повторим? О. Господи. Феликс понимает, ЧТО повторить предлагает Хенджин и от этого у него сдавливает легкие. И, наверное, он сумасшедший мазохист, потому что мгновенно кивает. В конце концов, они оба этого хотят – факт. И пусть Феликсу потом будет бесконечно больно, он не в силах противостоять желанию снова ощутить его кожу на своей. Хенджин, получая одобрительный кивок, не теряет больше времени и седлает худые бедра младшего, сразу увлекая того в чувственный поцелуй. Феликс цепляется за его волосы и тянет еще и еще ближе, потому что даже так ему его мало. Терять уже нечего, он хочет отдать ему всего себя. Хенджин цепляется пальцами за резинку шорт и быстро спускает их вместе с боксерами, освобождая возбужденный член. Феликс рвано выдыхает, ощущая холодок на влажной от естественной смазки головке. - Ты….. – дрожащей рукой он указывает на брюки старшего, - Тоже, пожалуйста…. Говорить связно не получается от нахлынувшего возбуждения, но он понимает и хитро улыбается, снимая брюки и смотря в почерневшие глаза Феликса, который сразу тянет маленькую ручку и размазывает большим пальцем стекающий по головке предэкулят. Бедра Хенджина моментально вздрагивают, и он с тихим стоном откидывает голову назад. Невероятно красивое зрелище. Младший резко толкает его в грудь, укладывая спиной на мягкий матрас, и устраивается меж раздвинутых ног. Он обильно облизывает губы, смачивая их слюной для лучшего скольжения, и опускает голову, вбирая в рот теплую головку, активно посасывая и вылизывая ее. Видимо, Феликс чертов извращенец, потому что то, как он сам постанывает, проталкивая кончик языка в уретру, немного ненормально. Хенджин хватает его за волосы на затылке и сжимает до боли, стараясь сдержаться и не толкнуться в горячий узкий ротик младшего. Феликс выпускает головку с характерным чмокающим звуком, чтобы языком пройтись по выступившим венкам на налитом кровью члене. Он целует и вылизывает ствол, слушая рычание старшего и наблюдая как тот одной рукой сжимает простынь пытаясь не кончить в эту же секунду. - Блять, Ликс-и, - с его губ срывается хриплый стон и младший клянется, что это самый красивый звук в мире, - Пожа-а-луйста. Феликс улыбается и медленно вбирает в себя сантиметр за сантиметром, скользя ниже языком. Он закидывает руку за голову, опуская ладонь на сжимающие его волосы длинные пальцы и смотрит исподлобья в покосившиеся глаза старшего, одобрительно кивая и раскрывая шире рот. Тот еле слышно шепчет «блять» и медленно толкается в узкое горло веснушчатого, который закатывает глаза от удовольствия и стонет, пуская вибрацию по дергающемуся члену. Феликс выглядит сейчас, вероятно, безобразно: раскрасневшиеся щеки, дрожащие реснички, слюни, стекающие по подбородку, опухшие губы и заполненный членом широко открытый рот. Хенджин смотрит на него и, откидывая голову на подушки, громко стонет, кончая прямо в узкое теплое горло. Феликс немного давится, проглатывая теплую жидкость, и вытирает подбородок от стекающей слюны вперемешку со спермой. - Пиздец, Ликс-и,- еле дыша, шепчет Хенджин, - Твой рот это….. Господи. Феликс улыбается и почти мурчит, укладываясь рядом с пытающимся восстановить дыхание Хенджином, поглаживая его широкую часто вздымающуюся грудь и накручивая на пальчик свисающий с плеча крестик. - Такой красивый сейчас, Джинни, - одаривая невесомыми поцелуями висок и щеку мурлычет веснушчатый, - Всегда красивый. Хенджин на эти слова улыбается и резко нависает над хрупким тельцем, смотря в глаза, полные обожания. Феликс сейчас, здесь, под ним, оголился не только телом, но и душой. Честный, открытый, влюбленный. И как же жаль, что все это никому, кроме него самого, не нужно. Но сейчас не время для грустных мыслей, потому что Хван наклоняется и кончиком языка касается возбужденного соска, медленно посасывая его и раздвигая коленом стройные, дрожащие ножки младшего. Тот, не зная, куда деть руки, сжимает ими простыни и тихо хнычет, кусая израненные губки. Хенджин спускается губами ниже, целуя вздрагивающий от каждого касания живот и, замечая, что Феликс сжимает простыни до побелевших костяшек, касается своей рукой его руки и сцепляет их, улыбаясь от того, как рвано выдыхает после этого младший. Он отрывается от живота и оказывается между раздвинутых ног, свободной рукой сжимая колено и аккуратно касаясь губами внутренней стороны бедра, медленно всасывая кожу и оставляя мелкие отметины. - Феликс, - младший не реагирует, находясь где-то за гранью реальности, - Ликс-и? - М? - Смазка, - продолжая целовать дрожащие бедра, хрипит он, - У тебя есть? - А, - Хенджин обводит кончиком языка сжимающееся колечко мышц, на что тело Феликса непроизвольно дергается и он всхлипывает, качая головой, - Н-н-нет. - Ладно, без нее справимся - старший сплевывает, проталкивая языком собственную слюну, стараясь чуть раздвинуть узкие стенки. - Хенджин….. – Феликс хватает его за волосы и оттягивает, тот с причмокивающим звуком отрывается и смотрит удивленно, - Я…. Я растянут, так что…. Не медли, ладно? Хван склоняет голову набок и с нескрываемой ухмылкой шепчет: - Ох, и часто ты так развлекаешься? -Заткнись! – младший ударяет его в плечо, на что Хенджин шипит и смотрит грозно. Феликс хочет его подразнить, но когда старший всасывает свои пальцы и вылизывает их, кажется, что он больше не жив. Потому что он выглядит потрясающе, невыносимо красиво и сексуально, его светлые локоны прилипли к вспотевшему лицу, меж его бровями появилась морщинка, а по краешкам губ стекает слюна. - Пожалуйста, - сходя с ума, умоляет он, на что получает легкие шлепки по бедру и Феликс, понимая, что от него хотят, поднимается и поворачивается задом к Хенджину, опираясь на локти и выпячивая упругую попку, чуть прогибаясь в спине. - Хороший мальчик,- шепчет старший и, раздвигая половинки, приставляет сразу два пальца к входу, осторожно надавливая и вводя их внутрь, - Вот так, умница. - Пожалуйста,- сдавленно постанывая, хнычет Феликс, - Быстрее. Хенджин улыбается и движет пальцами на манер ножниц, наблюдая, как восхитительно раздвигается кольцо мышц, а потом нащупывает подушечками пальцев комочек нервов и мягко касается его, на что Феликс громко стонет и почти до хруста выгибается в спине. Довольный собой Хенджин вынимает пальцы, вытирая их о смятые простыни, и смотрит на младшего, который зарылся головой в подушки и почти плачет. - Ты точно готов? – намеренно издеваясь, тихо спрашивает старший. - Прекрати, Хенджин, - еле слышно шепчет Феликс, - Я готов, давай уже, пожалуйста….. Он звучит так умоляюще, что Хенджин больше не имеет сил отказывать, потому приставляет головку к раскрасневшемуся и нуждающемуся входу, слыша, как всхлипывает младший, и осторожно входит. - О боже, - стонет Феликс, сильнее сжимая простыни. Хенджин ждет некоторое время, чтобы младший привык, а потом толкается глубже, входя на всю длину, слыша сдавленный шепот веснушчатого: «Блять, блять, блять», единственное, что слетает с губ парня, когда Хенджин хватает его за талию, выходит наполовину, а потом со всей силы толкается обратно, заставляя того скулить. Он набирает сумасшедший ритм, от чего дрожащие коленки младшего разъезжаются и он давно бы уже обессилено упал, если бы не крепкие руки Хенджина, удерживающие хрупкое, трясущееся тело. Феликс закатывает глаза, почти теряя сознание, потому что головка Хвана раз за разом попадает прямо по простате. Они оба сходят с ума, потому что все это кажется каким-то нереальным, невозможным. Но то, что произносит в следующую секунду Хенджин, пощечиной возвращает Феликса в реальность, заставляя задохнуться: - Йеджи, - шепчет в веснушчатую спину старший и в эту же секунду останавливается, осознавая, что только что сказал. Феликс перестает дышать, сердце разлетается на осколки, когда он слышит чужое имя, слетевшее с губ любимого. Ну, конечно. Все это время он представлял вместо него – её. Когда он касался губами его губ, он представлял, что это – она. Когда оглаживал длинными пальцами нежную кожу, закрывал глаза и думал о ней. Мерзко. Больно. Невероятно больно, так сильно, что внутри все жжет и саднит, а с губ моментально срывается всхлип, который он сразу заглушает собственной ладонью. Человек, которого он любит, который находится сейчас в нем – никогда не хотел его по настоящему, а все это лишь способ забыться, и каждый поцелуй он дарил не ему, а ей. - Господи, Феликс, - еле слышно произносит Хенджин, собираясь выйти из него, - Прости меня, прости. Феликс хватает его за запястье, отказываясь поворачивать голову и смотреть ему в глаза, поэтому морщится и шепчет: - Закончи пожалуйста. Да, он намеренно себя убивает. Хочет, чтобы его растоптали до конца, чтобы от него не осталось абсолютно ничего. Иначе он, однажды, снова может захотеть к нему, но сейчас, когда его погубят прямо на этих простынях – больше нечего будет любить. - Но…. – пытается сказать Хенджин, но его прерывает младший, который самостоятельно насаживается на член, зарываясь лицом в мокрую от слез подушку и тихо всхлипывая. Ему не остается ничего, кроме как продолжить трахать полуживое тело, сжимая его ребра и почти вколачивая в матрас. Мог ли когда-нибудь себе представить Феликс, что он будет вот так уродливо рыдать, стоя раком перед тем, кому он подарил всего себя? Вряд ли. Отчаяние разливается по венам и он, желая закончить это издевательство над самим собой, сильнее сжимает Хенджина в себе, и тот, тихо рыча, кончает в него. Феликс падает на простыни и позволяет себе, наконец то, в голос зарыдать. Еще мгновение назад он был самым счастливым человеком в мире, а теперь лежит, униженный и растоптанный, утопая в собственных слезах и сжимая простыни в кулаках. - Ликс-и, блять,- Хенджин выходит из него и тянется рукой к его волосам, но Феликс грубо отбрасывает его руку, не позволяя больше касаться себя. - А теперь уходи, - шепчет младший, отказываясь взглянуть на Хенджина, - Уходи! Он слышит скрип кровати и шуршание одежды, слышит, как Хенджин еле слышно произносит «прости», а потом дверь захлопывается и остается ледяная пустота, проникающая в самое сердце. Ненависть к самому себе разъедает душу, потому что его предупреждали, что будет больно, просили не подпускать так близко, но он, полнейший идиот, сам себя погубил. Любить красиво только в книжках, думается Феликсу, а в реальности любовь уродлива и беспощадна.*****
Хенджин вылетает из комнаты, на ходу натягивая на себя майку, и прижимается лбом к холодной стене, пытаясь хотя бы немного привести себя в чувства. Его тошнит от самого себя (и немного от алкоголя), когда он осознает, ЧТО только что натворил. Ему было хорошо, так, как никогда и ни с кем не было и это пиздец как странно, потому что….. Потому что это Феликс, черт возьми, это его друг, с которым они уже успели пройти огонь и воду. И то, что происходило только что в его постели, никогда не должно было случиться. Но почему тогда у него сердце вырывалось из груди и дыхание тяжелело, когда он смотрел на рассыпанные по подушке волосы, веснушки на покрасневших щечках, и глаза эти бездонные…. Почему ему так хотелось сцеловывать каждый стон, вырывающийся с искусанных губ? НЕТ. Нет нет нет нет. Он не мог, не должен был. Но желание вернуться и успокоить рыдающего мальчика разрывает душу, а осознание, что вина его слез – он сам, вызывает ненависть к себе и отвращение. Он правда не понимает, как с его губ слетело другое имя, он даже не думал о ней, все его мысли в тот момент были заняты только Феликсом и никем больше. Это просто…. Случилось, и он не может это изменить, вернуть время назад, хоть и очень хочется. Поэтому, единственное, что ему остается – это вспоминать содрогающееся от слез тело в его руках. Злость на себя вдруг растекается пожаром в груди и он, с рыком, бьет кулаком в стену, сдирая кожу с костяшек пальцев. Как раз в этот момент возвращались из студии Чанбин с Чаном и, заметив разбивающего руки в кровь друга, сорвались с места, чтобы тот еще сильнее не покалечил себя. - Ты что творишь??? – кричит Чан, хватая его сзади и оттаскивая от стены. У Хенджина разум затуманен, потому что перед глазами только рыдающий Феликс, которому он причинил безумную боль. Чанбин смотрит сначала на него, потом на дверь в спальню Феликса и вдруг осознает, что именно могло произойти. - Ты обидел его? – еле слышно, но почти шипя, спрашивает Чанбин, - Если ты сделал ему больно, я тебя прибью. - Да какого черта ты вечно лезешь к нему???? – у Хенджина пожар внутри, его раздражает то, как Феликс близок с Чанбином, непозволительная ревность вновь поглощает его и ему в первый раз за все время знакомства хочется ударить старшего. - Он мне как брат, идиот, - устало выдыхает Чанбин, потирая переносицу, - Говори, что произошло. Хенджин поджимает губы, опуская глаза в пол. Что сказать, если он и сам не понял, что натворил? Ему вдруг хочется туда, обратно, в теплые объятия веснушчатого мальчика, чтобы спрятаться от всех и просто целовать, целовать, целовать. Но он больше не позволит себе тронуть его, как бы ни хотелось. - Я назвал его чужим именем, - на выдохе говорит он. - Господи, и это все? – ухмыляется Чанбин, качая головой, - Завтра же помиритесь. - Я назвал его чужим именем, когда трахал его, Чанбин, - он морщится от воспоминаний, представляя какую боль он доставил тому, кто всегда в ответ дарил лишь тепло. Голос срывается и наступает тишина. Две пары глаз смотрят на него в немом шоке, но Хенджину уже плевать, потому что единственный, о ком он может думать сейчас, вероятно, лежит за этой чертовой дверью и рыдает в сырую от слез подушку. - Ты сделал ЧТО? – озадаченно вскидывает брови Чан, пытаясь переварить в голове сказанное Хенджином. Чанбин похлопывает его по плечу и тихо говорит «не сейчас», а потом посылает Хенджина проспаться, обещая поговорить об этом завтра. Но уснуть не удается, потому что в груди жжет от желания прямо сейчас сорваться и пойти к Феликсу, объясниться, успокоить и поцеловать. Только вот Феликс его теперь вряд ли примет, вряд ли поверит и вообще захочет слушать. И если это так, то Хенджин его поймет, ведь он виноват, он безумно перед ним виноват. Он никогда не был достоин такого человека, как Феликс. Потому что в ответ на искренность, доброту и любовь он дарил ему лишь ложь и слезы. Он и себе все это время лгал, когда отрицал свои чувства к веснушчатому мальчику, закрывал глаза на то, как тело накрывает мурашками каждый раз, когда тот касался его мимолетно и пытался забыться в других людях, испугавшись и сбегая от самого себя. Конечно, он видел КАК Феликс смотрит на него, и даже пытался напрямую спросить про чувства, но когда он стал все отрицать и сказал, что влюблен в Чанбина он поверил, хоть и знал правду. Просто так было проще – думать, что им друг на друга все равно и они друзья. А теперь единственное, что им остается, это невыносимо желать друг друга, не имея права касаться и даже смотреть в глаза. Или? Не может ведь все закончиться вот так, болью и разодранными сердцами, нельзя так просто отпустить, даже не поговорив, не объяснившись. Больше всего на свете ему хочется просто открыться, признаться в чувствах, попросить прощения, и плевать, если Феликс пошлет его к черту, ему просто важно сделать это. Поэтому, дождавшись рассвета, когда первые лучи стали отражаться на стене, он поплелся к тому, о ком не мог перестать думать всю прошедшую ночь. Его потряхивало, он не знал с чего начать и как все объяснить, не понимал, как правильно попросить прощения – он просто шел к нему, потому что без Феликса он бы уже не смог. Без россыпи веснушек на его щеках, без этих сладких, мягких губ, без ощущения его кожи на своей уже просто нереально, он никогда им не насытится. Хочется зацеловать его до сумасшествия и просто быть рядом, быть его опорой и поддержкой, ведь он такой хрупкий, кажется, коснешься, и он разлетится на осколки. Остановившись перед дверью, он стал покусывать костяшки пальцев и обдумывать, как начать разговор, чтобы не быть сразу посланным. Заявиться к человеку, которого ранил и сходу сказать о чувствах? Или может вообще не входить и просто написать письмо с извинениями? Господи, кто-то вообще еще пишет письма? А может….. Нет, не может, потому что дверь раскрывается и он сталкивается с заплаканными глазками маленького ангелочка, который нервно заморгал и намеревался уже захлопнуть дверь перед лицом Хенджина, но тот успел выставить руку и опередить его, затолкав его в комнату и пару раз повернув замок, чтобы он не смог сбежать. А что делать дальше непонятно. Они стоят в полнейшей, пугающей тишине и Хенджин обводит глазами комнату, в которой прошедшей ночью он погубил последнюю бабочку, которая безумно хотела остаться. Переведя взгляд на Феликса он замечает, как тот нервно закусывает губки, сжимает футболку и испепеляет пол глазами. Такой маленький, милый и такой родной. Никто и никогда не смог бы сравниться с ним, но как же, блять, жаль, что до Хенджина это дошло так поздно. Нужно срочно все исправить, поэтому он сходу выпаливает: - Прости. - Нет! – Феликс почти кричит, делая пару шагов назад, почти сталкиваясь со стеной, - Нет, Хенджин, хватит. Зачем ты снова пришел? - К тебе, - он пытается приблизиться к нему, но тот вжимается напугано в стену, качая головой, - Блять, ну хотя бы выслушай меня, пожалуйста. Больно. Видеть Феликса таким израненным и напуганным безумно больно, а осознавать, что ЭТО сделал с ним ты сам вдвойне больней. У веснушчатого по щекам стекают первые слезы, и он отчаянно пытается стереть их рукавом толстовки. - О, сам Хван Хенджин решил наконец то ПОГОВОРИТЬ, а не просто прийти и молча трахнуть? – он показательно похлопал ему, стараясь выглядеть хотя бы немного гордо, - Нечего мне слушать, или ты еще не помирился с Йеджи и потому пришел? - С чего ты вообще взял, что я с ней ссорился снова? - Потому что ты приходишь только по этой причине ко мне, - его голос вдруг стал снова тихим, и он закрывает глаза, морща лоб от неприятных воспоминаний. - Я расстался с ней вчера, Феликс – младший раскрывает глаза, смотря на него удивленно и недоверчиво, - Из-за тебя расстался. Феликс молча хлопает глазками, продолжая беззвучно плакать, но взгляд не отрывает, смотрит так, будто пытается заглянуть не в душу, а куда-то намного глубже. И Хенджин его с удовольствием впустит куда угодно, лишь бы не потерять. - Я просто…. Позволь объяснить? – Феликс кивает, и кажется, почти не дышит, сросся с этой стеной и стоит съежившись, сжимает руками края черной толстовки, - После того раза, я просто, э-э, не мог перестать думать о тебе и о том что было, и. И мне было странно от того, что мне, вроде как, понравилось? Да, я типа, был в шоке, потому что у меня не было…. Парней, а тут ты, мой друг, который поселился в моей голове и я ничего не мог с этим поделать. Я расстался с ней, потому что она прекрасная девушка, но она не ты и для меня это…. Важно? Важно, очень, понимаешь? - Не верю, Хенджин,- они смотрят друг другу в глаза, но кажется, будто между ними теперь огромная стена, через которую уже не перепрыгнешь и ничего не изменишь, - Ни единому твоему слову больше не верю. Становится вдруг очень страшно, что уже ничего не вернешь назад. И если он ему не поверит, не даст шанса все исправить то тот, вероятно, сойдет с ума. Потому что знать какие на вкус губы Феликса, но не касаться их – губительно. - Хорошо, я понимаю, - Хенджин делает шаг, два, три вперед и приближается вплотную к дрожащему телу, - Позволь мне кое-что, в последний раз. Он чувствует как что-то внутри Феликса разрывается и почти воет от безысходности, чувствует как тот дрожит и хочет сбежать, но Хенджин просто обязан показать свою любовь, чтобы тот не принял, нет, но хотя бы увидел, ощутил в полной мере. Поэтому: Хенджин закрывает глаза и тянет руку в сторону лица Феликса, мягко касаясь пальцами его щеки. Оглаживает подушечками пальцев нежную кожу и слышит, как Феликс рвано выдыхает, немного обмякая от его касаний. Он осторожно ведет указательным пальцем вверх, останавливаясь где-то у нижнего века. Улыбается неосознанно, потому что в голове проносится мысль, что Феликс и в правду солнышко, такой невероятно теплый, даже касаться страшно, обожжет и выжжет все живое в тебе. Они стоят так секунд тридцать, слушая тяжелое дыхание друг друга и даже на расстоянии ощущая как сердца отбивают ритм о грудную клетку, а потом: «Раз» - он касается первой веснушки, Феликс чуть дергается от неожиданности. «Два» - находит вторую. Кажется, Феликс почти перестает дышать. «Три» - обводит любимую веснушку, слегка улыбаясь. Щечки Феликса теплеют. Краснеет, кажется. «Четыре» - мягкое касание той, что находится ближе к носу. «Пять»- на его пальцы приземляется первая слеза. «Шесть» - чувствует, как трясется от тихих всхлипов хрупкое тело Феликса. «Семь» - его губы накрывают чужие, не прекращая плакать, обвивая тонкую, длинную шею. -Как ты, - сквозь поцелуи шепчет младший, - Как ты мог запомнить каждую? - Просто я люблю тебя, - Хенджин вдруг чувствует такое облегчение от того, что может наконец-то произнести это вслух, не пытаясь сбежать от самого себя, - И мне безумно жаль, что я не смог сказать этого раньше. Феликс в его руках сейчас почти растаял, хочется спрятать его от всех и просто любоваться. Потому что он – произведение искусства, его бы вечность изучать и изучать, и хранить как драгоценность. У Хенджина никогда не получалось описать, что такое любовь, но если его спросят об этом сейчас, он не думая ответит, что любовь – это Феликс. - Я тоже, - он зарывается руками в длинные волосы и почти невесомо касается теплых губ, - Я тоже тебя люблю, Джинни. Только не отпускай меня никогда, пожалуйста. - Не отпущу.