‰
О лужах Барбара знает немногое. Они, эм, мокрые, прозрачные, голубые и непременно, ну просто обязательно грязные. Так ей говорил папа, и Барбара старалась не наступать в маленькие озерца. Сколько ей было? Пять? Барбара отчаянно пытается вспомнить. Не выходит. Барбара выуживает отрывки из памяти. Джинн всегда украдкой прыгала по лужам, бегала и смеялась. Всё время приходила домой мокрая. А потом показывала Барбаре маленький знак — «чшш» — и тихонько переодевалась. Барбара готова спорить, родители не знали. Лужи — они такие синие, синие-синие, серые и чёрные, такие красочные и... Странные? Барбара помнит, однажды монахиня рассказала ей сказку о Водной Ведьме, которая бегала по лужам. Барбара даже знает, как она начиналась.«Жила-была рассеянная Водная Ведьма...»
«Настолько рассеянная, что однажды провалилась в лужу»
Барбара, честное слово, не помнит, что было дальше. Барбара помнит лишь... Барбара помнит, что однажды, как и та ведьма, она решила попрыгать по лужам. А после потерялась в одной из них. Барбара ещё в пять лет узнала, что Мондштадта на самом деле два.‰
Мондштадт в луже совсем-совсем не такой, каким Барбара его видит здесь, в верхнем мире. Нет. Барбатос там злой, люди безвольные, ветер... Ветра там нет. Только буря, пыль и вой бродячих собак. Попасть туда просто. А выбраться тяжело. Дожди там почти не льются, снег не выпадает и рек вот уже двадцать лет не видно. Только лёд, лёд, стужа, красный песок и лёд. А луж — чистых, дождевых — там и вовсе нет. Можно ли представить себе пятилетнего ребёнка, заблудившегося здесь? Барбара сглатывает, погружается в воспоминания. В иной мир попасть достаточно просто — надо лишь прыгать по лужам, и в каждой десятой есть дорога туда. Нужно лишь только представить себя единым с водой, слиться с ней, погрузиться в неё... И выйти из ниоткуда в Тёмном Мондштадте.‰
Вернуться оттуда, из Тёмного мира, совсем непросто... Хотя нет, так же просто, как и войти. Надо прыгать по лужам и в каждую десятую проваливаться. Вот только Барбаре всего около пяти, она напугана и не знает, что делать. А луж в этом городе нет. Маленькая Барбара бежит и спотыкается, ищет выход, бродит по переулкам, зовёт мать и отца... Народ в Подлужье совсем безвольный, тряпичный, люди грустно вздыхают и всегда одинаково качают головой на одинаковые вопросы. Барбара выход так и не нашла. Она возвращается, наступив в десятый случайно пролитый вскипячённый лёд. Родители обнимают Барбару спустя несколько дней после её исчезновения. Барбара не считала. Ей было страшно.‰
Второй раз в Подлужье Барбара попадает в восемь — хоть бойся луж, хоть не бойся их, спрятаться невозможно. Прыгай ты, опасайся их, остерегайся их — а на некоторые всё равно наступишь, и в десятую обязательно провалишься. Барбаре хотелось бы этого избежать, правда, только Тёмный Мондштадт на то и тёмный, чтобы иметь много входов и мало выходов. Она верит, она надеется, она обходит злополучные лужи стороной... Но в десятую лужу всё-таки падает.‰
Подлужье на этот раз ещё страшней, опаснее и темнее — буря свистит и рычит, красный дракон рушит отдалённую башню, тени шепчутся по углам. Барбаре страшно, она думает о Джинн, о разводе родителей, о доме — теперь уже не доме, а поле битвы. Мысли роятся, копошатся в голове, ходят кругом. Барбара не может сосредоточиться. Барбаре хочется провалиться в злополучную лужу как можно скорей, чтобы увидеть, услышать, поддержать свою сестрёнку в этот страшный для них обеих момент. Барбара хочет вернуться домой, так сильно хочет, что совершает непростительное. Она молится Тёмному Барбатосу. И, о превеликие страхи, — сам Бог Бури является перед ней.‰
Подлужный Барбатос — он точь-в-точь статуя на Соборной площади, только глаза его светлые, пугающие, как две грязные, промёрзшие до дна лужи. Льдисто-голубые. Ужасающие. Где-то вдали завывает ещё одна буря, где-то рушатся скалы, с треском промерзает лёд — а Барбара не может отвести взгляд. Ей страшно, тело трясётся, руки дрожат. Выступают слёзы. Хочется кричать. От местного Бога пахнет кровью, железом, красным песком и чем-то ещё. Волосы его светятся голубым, короткие косы развеваются на ветру, леденеют, дышат холодом... Истинное порождение бури. Барбара не может сдвинуться с места. Тёмный Барбатос кувыркается в воздухе, обрывисто дышит, притягивает Барбару к себе. Он сжимает её в своих руках и шепчет на ухо историю о Водной Ведьме — только другую, ужасную, правдивую. Водной Ведьме дарована сила проходить через каждую десятую лужу сквозь.‰
Барбаре одиннадцать, она ненавидит дождь, всё время носит с собой флягу с водой и постоянно ест заоблачный перец. В Мондштадте об этом уже давно шепчутся.«Эта девочка проклята»
«Исчезает каждую пятницу»
«Боится воды, нечистая»
Проклятые слухи Барбара ненавидит ещё больше, чем дождь. И каждую пятницу собирает свои вещи в маленький кулёк. Каждую пятничную ночь Барбара поёт Тёмному Богу.‰
В Подлужье о Барбаре тоже шепчутся — по пятницам она приносит с собой немного ветра. Ветра в этих краях нет. Впрочем, это не причина слухов. Каждую пятницу Барбара идёт в сторону полуразрушенного собора. В кульке болтаются деньги и огниво, огромная фляга кое-как заткнута за пазуху, перец прячется в рукаве. Где-то в городе бродят потерянные души и призраки, скрипят ставни и разрастаются ядовитые грибы. У ног Барбары стелется красный песок. Каждую пятницу Барбара аккуратно ступает по холодной плитке, чётко измеряет шаги, нащупывает ладонями тайные двери и следует вниз. Каждый раз её встречает Бог. Двери плотно захлопываются.‰
Подлужье — оно всё то же, местный Бог всё так же лелеет бурю. Здесь сыпется красный песок, шныряют крысы и призраки, воют скорбящие одичалые псы и кружится ледяная метель. Боги не отпускают просто так. Каждую пятницу Барбара пропадает в Надлужье и появляется здесь, чтобы петь Подлужному Барбатосу. Он жутко смеётся, сжимает её в своих объятиях и тяжело дышит в ухо. Его пугающие омуты с каждым разом заглядывают всё глубже, глубже, так глубоко внутрь, что перехватывает дыхание.«Ты единственная здесь, кто молится мне»
Барбаре не остаётся ничего, кроме как петь. Холодно, здесь очень холодно, разжечь огонь невероятно сложно, раздобыть воду ещё сложней. Боги не отпускают просто так. Они используют обстоятельства в свою выгоду. Луж здесь нет. Барбара поёт. Барбатос легко скалится, хвалит её, называет её лучшей птицей в Подлужном мире, прижимает к себе, затягивает к себе, в какую-то страшную пропасть. Барбара в ужасе. Заоблачный перец, как злосчастный мухлёжный туз, вываливается из рукава.‰
Сегодня Барбаре уже четырнадцать, ветер шушукается по уголкам непривычно целого храма, лужи странно шлёпают под ногами городских. Молиться Барбатосу здесь уже кажется чем-то неправильным, страшным, опасным, но это... Это Надлужье, в конце концов. Здесь безопасно. Барбара шуршит полами формы пастора, садится на колени и просит. Не молится, нет. Смиренно просит. Просит, чтобы Тёмный Бог не хватал её за волосы, не резал нежную кожу осколками вазы, и, — «пожалуйста, прошу, Светлый Барбатос» — не запирал дверь из собора на тяжеленный железный замок. Барбара понимает, что молится не о том — надо просить лишь об одном. Надо лишь попросить не проваливаться в каждую десятую лужу. Но Барбара об этом даже не думает, нет, надо держаться, надо думать, надо устранить эту проблему. Даже Бога. Да хоть кого, если честно.‰
Чудо является совсем неожиданно, почти под конец тирады Барбары — она уже по пять раз помолилась за семью, за концерты в Надлужье и за, защити её Селестия, свою свободу. Внезапный хлопок, порыв ветра, мелодия на лире — перед Барбарой сам Бог Свободы, Бог Ветра. Он улыбается, кажется, очень искренне, пожимает ослабевшую от шока руку, и шепчет что-то тёплое, хорошее. Глаза его светятся глубоким зелёным, косы развеваются и маячат мятным, травяным. Светлый Барбатос пахнет чем-то приятным, свежим, родным... За спиной его хлопают белые крылья. Он обращается к запуганной Барбаре и предлагает ей спеть для него. На его лице нет ужасного оскала, его руки неожиданно мягкие, его голос бархатный и нисколько не грубый. Он просит называть себя Венти и немного шутит, что у него есть брат-близнец милями под землёй. Барбара это шуткой не считает, Барбара боится этой страшной и непривычной доброты... Тень Барбатоса странно пляшет за спиной, отбрасывает странные силуэты, в воздухе тянет болотом. Болотом, в которое так легко провалиться. Но Барбара петь всё же соглашается. Кто знает, может, боги уничтожат друг друга сами?‰
В Подлужье снова плачет кроваво-красная буря, снова воют потерянные псы, бушует красный дракон и поёт серенады звенящий лёд. Барбара надеется, что никто не заметит её дрожь. Местный Барбатос — он опасный тиран, голубоглазый наивный Бог Бури, люди здесь пойманы, заперты, стиснуты в хватке скорбящего урагана. И Барбара заперта тоже. Местные люди не видят птиц, здания строгие, лабиринтом. Барбара блуждает по Подлужью, ходит, оттягивает час встречи с Тёмным Богом... Ни один живой человек не пошёл бы здесь на маленькие концерты Барбары, не помолился бы о ближнем, не позаботился бы о больном. Тёмные стены становятся ещё темнее, на небо всходит беззвёздная ночь. Красный песок хрустит. Скоро этот день превратится в ад.‰
Барбаре вот уже семнадцать. Она вот уже двенадцать лет прыгает из лужи в лужу, проклинает Водную Ведьму и совершенно не видит выхода. Впрочем, годы идут, всё становится проще, Светлый Мондштадт — скучным, Тёмный Мондштадт — привычным. Что сверху, что снизу — её ждёт один и тот же Бог. Нет, она пыталась отделять Подлужного Барбатоса от Надлужного, но лужа-то одна — что здесь, что там, что где-либо ещё... Барбара давно уже перестала делить города: в обоих страшные люди, сплетники, крысы, и Бог тоже один. Надлужный Барбатос всё чаще проводит с ней время, меняет привычки, как перчатки, обещает ей мир у ног. Под ногой у Бога Ветра лужи всегда становятся болотно-зелёными, илистыми, грязными... Барбара не может не заметить — он... Такой же. Говорит те же слова, так же надкусывает яблоко, и иногда... Иногда у него проскальзывает тот же оскал. Такой же, как в Подлужье. Нет, ей не страшно. Больше не страшно. Страх ушёл вместе с кровью и паникой ещё когда-то давно, в Нижнем мире. Подлужный Барбатос по-прежнему запирает её в разрушенном соборе, сжимает в ледяных объятьях и лелеет бурю снаружи. Подлужье всё так же воет, пугает, вопит... Надлужный Барбатос, как бы ни пытался скрыть, такой же. Он водит Барбару на свидания, поднимает выше по ветру над городом, но только не может запрятать свою натуру. Слова вырываются низким рыком. Бог свободы давно очерствел, забыл, что же эта свобода значит. Он рычит, что Барбара лишь птичка в Надлужном мире, несчастная Водная Ведьма, принадлежащая ему. Лишь ему. Только ему. Тень у Надлужного Барбатоса становится всё темнее. В его действиях исчезает здравый смысл. Он тянется к Барбаре, дёргает её за волосы, осыпает лестью и заглядывает своими болотными глазами в её. Барбаре мерзко, она морщится от запаха перегара и думает о том, как бы хорошо лежал в её руке меч. Она уже давно перестала молиться.‰
В Подлужье Барбару вновь ожидают пустынные улицы, красный песок и одичавший от боли дикий дракон. Лужи, как и Мондштадты, Барбара уже давно отличать перестала. Везде она находит неоправданные слухи, грязную воду и Богов. Они, покарай их Бездна, одинаковые, помешанные, жуткие, считающие её вещью. Барбара уже смирилась, нет, теперь она находит в этом их слабость. В кармане теперь всегда прячется маленький нож, рукав скрывает флакон с алой темнеющей жидкостью. Барбара надеется, что может защитить себя. Двери заброшенного храма открываются вновь. Барбатос целует бурю, от него пахнет кровью и красным песком... Дракон на отдалённой башне умирает от яда внутри. В подворотнях воют бродячие псы. Собор Подлужного Владыки вновь запирается на все замки.‰
Барбаре двадцать, она думает, что никакой Селестии больше нет, и Бездны тоже. В Надлужье снова дожди. Ветер здесь теперь завывает, как буря. Бог Ветра становится Богом Бури, его волосы леденеют, в глазах сгущается тьма. Барбара не знает, что происходит, да и знать не хочет. Она точит ножи и сбегает куда-то в лужи. Местный Барбатос ловит её за секунду до того, как она провалится в десятую. Он сжимает её, лает в ухо, сверлит взглядом и тяжело дышит. Ревность. Боги и вправду дураки, они убивают друг друга, они калечат друг друга... И не могут поделить одну птицу. Барбатос кусается, страшно бормочет, смотрит куда-то сквозь. Он чувствует, он снова чувствует магию, которую раньше путал со своей. Нет, не так, он предпочитал не замечать её, думать, что эта птица только его. Забывать. Барбара облажалась. На её одежде остался красный песок и запах Бури. До него, ревнивого Бога Ветра, доходит. Водная Ведьма. Другой бог. Другой Мондштадт. Другой. Он скалится, рычит, воет, хватается за её горло... И отпускает. Он не готов навредить своей драгоценной птице. Не сейчас. Но от соперника надо избавиться, и Барбатос вручает Барбаре Гидро Глаз Бога. Какие же боги дураки.‰
Барбара чувствует, будто ждала этого момента всю жизнь. Бог верхнего мира всё же повёлся на её грубую ложь и наигранный голосок. А сейчас она держит в руках свою надежду на спасение. Барбара достаёт из кармана перочинный нож. Рука трясётся. Барбаре хорошо, её планы исполняются, её мечты обретают опору... Боги ведь обожают делить. А у птиц есть крылья, острые когти и клювы. Полоснуть эти отвратительные болотно-зелёные глаза не составляет труда. Капает кровь, слышится крик, сюда сбегаются люди... На рану льётся сок заоблачного перца. Барбара пользуется замешательством Верхнего Бога, удар, ещё удар, кровь, больше крови... Боги ведь так легко могут свернуть своей птичке шею. Со всей округи собираются зеваки и стражи, звенит сигнальный колокол, раздаётся топот. Скоро пойдут слухи, что малышка Пегг совсем обезумела, что она в корне отличается от такой доброй и хорошей сестры, что она убийца, позор семьи... Только горожане не видели богов. И не проваливались в лужи. Барбаре неописуемо хорошо. Стража хочет подойти ближе, но... Скандальный пастор городского собора внезапно растворяется в воздухе. Лужи теперь можно наколдовать.‰
Подлужье. Плеск воды. Сегодня льётся дождь. Впервые за столько лет... Крысы и призраки прячутся по углам. Идёт Барбара Пегг. На этот раз у неё нет огнива, нет денег, нет фальшивой улыбки. Есть только цель. Барбара идёт, чтобы прикончить Тёмного Бога. А что ещё делать в Подлужье? Красный песок противно вьётся вокруг, ядовитые грибы жадно впитывают влагу, лёд становится скользким. Горожане не верят своим глазам. Лают псы. Барбара отбирает чей-то меч и стремится на бывшую площадь. Дракон на краю города ободрённо машет крыльями, как будто готовится взлететь. Двери полуразрушенного собора сегодня лишь испуганно визжат. Сегодня местный Бог лишится своей головы.‰
Идёт дождь. Капли затекают за шиворот, в нос, в глаза, похожие на две большие лужи. Вода струится по одежде, стекает с меча и с лица. Барбара плачет. На её руках кровь двух богов. Она свободна. Дождь пробирается внутрь, под одежду, щекочет спину. Одежда становится тяжелей. Холодно. Барбара погружается в воспоминания. Шелест листьев успокаивает слух. Гром раздаётся всё чаще, сверкают вспышки молний. Небо затянуто тучами. Оба Мондштадта теперь свободны, очищены от божеств и их грязи. А у Барбары открылось куда больше дорог. Два сердца Бога приятно греют третье — смертное, но сердце. Сердце Барбары. Сердце убийцы, жертвы, ведьмы и чьей-то сестры. Сердце, свергнувшее божеств. Барбара восторженно вдыхает. Теперь ей открыты все дороги. Вопрос лишь... Куда же идти?