Второй

СЫВОРОТКА. Впервые Баки почувствовал его в Аззано. Во всяком случае, много лет спустя это было самым первым, что он о нём вспомнил. Он лежал привязанный к столу, полностью одетый, надышавшийся какого-то газа, голодный до трясучки, с путающимися мыслями, и слушал, как орёт за стеной Грег. Парень был на два года младше него. Они говорили, что молодые – сильнее. Они вкололи Грегу какую-то синюю дрянь и увезли в соседнюю комнату. Потом туда же сгинули и Рой, и Бакстон, и Андреас. Баки знал, что он следующий. За ним тоже придут. Он весь состоял из страха и малодушия. Никто не говорил ему, что придется страдать. Убивать, драться – да. Возможно, умереть самому – тоже. Он даже представлял себе, как героически закрывает собой какого-нибудь офицера от фашистской пули... Домой бы прислали похоронку и медаль, и этого хватило бы, чтобы мама, Бекка и Стив пережили бы войну. Он собирался совершить такой подвиг, чтобы точно пережили. Чтобы медаль была большой и тяжёлой. А теперь он лежал на столе и готовился к боли, которую не мог даже вообразить. Боже, как он боялся. Когда вены начало жечь, а кости начали трещать, как сухие ветки в костре, когда связки сели всего за пару криков, от которых он сам чуть не оглох... Почудилось вдруг, что внутри образовался плотный комок. Он бы даже не смог сказать, в голове, в душе или где он его почувствовал. Он метался, запертый в своем теле, словно был зайцем, панически петляющим в полыхающем весенним пожаром лесу. Он увидел этот пузырь, ринулся в него и... Вывернулся наизнанку. Провалился в себя же. Глаза ещё какой-то миг глядели в серый потолок, но кричать он больше не стал. Он остро чувствовал, что рядом (прямо в нём) есть кто-то "не он". Этот "не он" грубо запихивал его поглубже, отбирая контроль за руками, ногами и, наконец, головой. Баки отдал ему всё, потому что это всё болело и ему было не нужно. В итоге тот, другой, забрал всё без остатка. Осознавать себя оказалось неприятно. Те же стены, те же крики за ними. Как будто он откатился во времени. Может быть, ему и почудилось это всё. А может, он бредил. Он с трудом вспомнил своё имя. Джеймс Бюкенен Барнс. Номер... Внутри было тихо. Но было страшно, что его снова затянет в пузырь. Потом, несколько дней спустя, когда шок от встречи со Стивом (здоровым, огромным Стивом, на войне, Господи!) прошел, он тщательно обшарил все свои внутренние уголки. Память на месте, мысли тоже. Чувства – при нем. Но ощущение, что в затылке щекотно притаилось... что-то – не исчезало. Словно на него постоянно кто-то смотрел. Словно он носил в себе паразита или опухоль. Казалось, что в тишине палатки по ночам бьётся ещё одно, лишнее сердце. Чушь, конечно. Никакая синяя дрянь не вырастила бы ему второе сердце. Впрочем, с двумя сердцами он смог бы любить Стива сильнее. Стива, который спрашивал его, все ли в порядке, и привычно-пытливо заглядывал в лицо. Он отводил глаза, боясь, что в них отразится то нечто, что теперь в нем жило. Он боялся показаться психом. Боялся, что Стив от него откажется и спишет "ради его же блага". Стив же, как пёс, крутился рядом и словно бы понимал, что что-то не так, но не понимал, что. Интересно, домашние собаки чувствуют, когда у хозяина, к примеру, рак? Или когда хозяйка, скажем, беременна? Баки списал всё это на стресс. На психологическое потрясение. На ПТСР и последствия плена и экспериментов. Он был рад быть собой и быть со Стивом столько, сколько ему отмерено. А отмерено оказалось всего ничего. ПАДЕНИЕ. Второй раз – официальное знакомство, можно сказать – они столкнулись в самых ужасных и диких условиях, которые с ним случались за всю его жизнь. (Ему было сто с гаком лет, а он все ещё считал те дни самыми худшими). Он помнил, как вся жизнь вдруг сосредоточилась в металлическом поручне, обледенелом и скользком. Не в Стиве, не в надеждах на будущее... В куске металла, приделанном к раскорёженной стене вагона. Что-то внутри ёкнуло и он перестал чувствовать руку. Пальцы сомкнулись на железке намертво, словно тоже были частью вагона, он бы не смог расцепить их никогда и ни за что, ведь он больше не владел ими. Это добавило паники, надо сказать. А ещё вдруг на свет из памяти вылезла агония в плену, когда точно так же его перевернуло внутри собственного тела. Но он знал, что это просто защита организма. Он не отпустит этот чертов поручень никогда. Лучше бы отпустил. Или нет. Он никогда так и не смог договориться с собой на этот счёт. Дурацкая железка зацепилась за какой-то камень не так далеко от земли. Он успел такую скорость набрать к этому моменту, что руку выдернуло с мясом как у игрушки, он даже не осознал этого. Но это замедлило импульс падения, так что, упав на землю, он всего лишь раздробил пару костей. Боль навалилась на него не сразу, да и то, как-то половинчато. Он не помнил самого момента приземления. Не помнил некоторых деталей и после. Он словно включался и выключался, как барахлящий телевизор. Между ним и реальностью всегда был какой-то буфер, как тогда, в плену. Он не чувствовал ног, но и руку (её отсутствие) тоже не чувствовал. Он не слышал ничего, кроме стука сердца в висках. Видел он только белое. Вспышками он помнил, как его куда-то тащило. Взрывами в мозгу отзывались вдруг одновременно включавшиеся голоса, скрежет металла, шуршание одежды и далёкий лай собак. Потом снова наступал вакуум. Баки был гостем в своем теле, будто смотрел цветное, жуткое кино. Его перекидывало из состояния "я" в "не я" постоянно. Один раз только он прошел не "мимо", а "сквозь" – под огрызки плеча попался камень, и он весь (включая и "чужую" часть) стал болью. На один ослепляющий миг он увидел всё, чего не видел раньше – и Золу, склонившегося над ним, и белую кость, торчащую из стремительно летящей в сторону руки, и человека в теплой шапке, заслонившего небо, и какого-то пса, лизнувшего обрубок плеча.... Он успел только подумать, что в нем действительно есть "второй", перед тем, как отключиться окончательно. Как выяснилось позже, отключились они оба. РУКА. Баки совершенно не умел обращаться с рукой. В Ваканде посмеивались над этим, но списывали всё на то, что ему редко доводилось делать ей простые вещи, вот и не получается с непривычки... На самом деле, Баки со своей рукой был вообще знаком отдаленно. По сути, это вообще была не его рука. Она принадлежала Второму. С самого начала, когда только скальпель коснулся изуродованного плеча, Второй отобрал контроль, а Баки безропотно позволил ему это. Он лишь однажды пришел в себя, когда сознание балансировало на тонкой грани небытия – испугался так, что убил какого-то "халата", неосторожно приблизившегося к его лицу. Баки чувствовал, что помимо самой руки у него есть металлические куски в теле, словно некоторые кости покрыли жидким вибраниумом для баланса и стойкости. Но он в упор не помнил, как это с ним делали. Потому что делали не с ним. Он был благодарен Второму за то, что тот так благородно забирал его боль, но боялся, что однажды они смешаются вместе снова и его разум сломается от жутких воспоминаний. Баки точно не выдержал бы этого, он себя знал. Он был благодарен Второму и не лез, куда не просили, позволяя ему контролировать протез даже не будучи в полном сознании. Кажется, в ГИДРЕ шутили, что головастики приделали руке отдельный разум. Ещё ни разу рука не сделала чего-то, с чем Баки был бы не согласен. Во всяком случае, он этого не видел. ОБНУЛЕНИЕ. Первый более менее прямой контакт со Вторым случился, опять же, в экстремально отвратительных обстоятельствах. Баки посадили в кресло, избив перед этим до невменяемого состояния, так как транки не действовали на его организм, а садиться добровольно он не хотел категорически. Ему рассказали, что будут делать. Объяснили, для чего ток и боль. Он сопротивлялся всем своим существом, и всё, что делали с ним (с ними) до этого – меркло. Они хотели забрать у него Стива. Он не мог позволить этого. Пусть бы убили, но он бы остался при своих честно испытанных чувствах. Он метался и бился, насколько мог позволить себе физически. Он знал, что Второй придет и заберёт контроль, и подозревал, что тогда всё и закончится. Второй всегда позволял им. Он был сильнее, он молчал, когда его резали, били, шили, кололи всякую гадость, пичкали препаратами... Он бы и Кресло пережил. Но Баки не мог позволить ему смириться. Львиная доля сил уходила на борьбу с самим собой, пока в голове отчётливым голосом (своим собственным) не прозвучало: "Уйди!" Второй боролся не менее отчаянно. "Заберут у меня, а ты спасай!" Баки даже на мгновение уверился, что сошел с ума окончательно. Второй изо всех сил топил его ментально, запихивая щупальца-отростки эмоций и мыслей в привычный пузырь. Он пытался утрамбовать его в себя, как поднимающееся тесто в кастрюлю, как пышную подушку в маленькую коробку – чтоб ни кусочка Баки не торчало в сознании. Баки запомнил только, как в зубы стукнулась капа. А потом Второй захлопнул крышку и всё закончилось. Он пришел в себя совсем нескоро, где-то в пустыне, в тот самый момент, когда плечо дёрнуло отдачей от РПГ. Судорожно нащупал в себе воспоминания о Стиве, о детстве, о маме, и не нашел ни одного о Кресле или о том, что было после. Вокруг кружился пыльный буран, кричали и стреляли люди, а он стоял посреди песка. По прибытии на базу, его сильно наказали за промедление, а тот, Второй, зло укусил в сознание: "Не вылезай не воворемя". И забрал у Баки наказание, словно заслужил его тем, что упустил "руль". ЗАМОРОЗКА. Лицом к лицу они встретились первый раз в криокамере, уже после того, как температура опустилась на максимум и погас свет. Баки будто смотрел в кривое зеркало – однажды они со Стивом были в парке аттракционов и там он видел нечто похожее. Напротив стоял человек, весьма условно похожий на самого Баки. Он был крупнее, мощнее и угрюмее. Он стоял, расставив ноги шире, чем привык Баки, опустив голову ниже, чем обычно опускал Баки, и отведя плечи назад, как Баки не делал никогда. У человека была бионическая рука и длинные волосы, в то время как сам Баки, осмотрев себя и ощупав, убедился, что волосы его привычно коротко стрижены, а обе руки живые. Этого точно быть не могло, значит, происходящее сплошная выдумка. – Я сильнее, – заговорил Второй. Он не угрожал и не давил, в его голосе Баки уловил некоторый оттенок любопытства и даже удивления. – Физически? – уточнил он очевидное. – Морально. – хмыкнул человек и сделал шаг. Они оказались одного роста, что показалось Баки довольно странным, учитывая разницу в габаритах. – Ты – я? – уточнил Баки, вглядываясь в безумно знакомые, но в то же время чужие глаза. – Я... – Второй моргнул несколько раз и нахмурился. Он склонил голову к плечу и осторожно тыкнул Баки бионическим пальцем в скулу, словно проверяя, насколько он материален. Баки, огрызаясь, сделал резкое движение головой и прикусил палец. – Зубы себе не раскроши, нам это не понравится. – Ты плод моего воображения. Как можно раскрошить воображаемые зубы? – Ты сохранил что-нибудь важное? – Я сохранил... всё. Баки опустился на пол (на черноту, которая окружала тут всё) и увидел, как Второй отзеркалил его. – Покажи мне? Баки на секунду задумался, как можно показать то, что внутри головы, и чернота вдруг наполнилась цветом. Звуками. Запахами. Образами. Вокруг замелькали лица, люди, много людей... Но ближе всего к сидящим всегда неизменно оставался Стив. Маленький Стив, Стив-подросток, худой, большой, в форме, без формы, в белой майке, без одежды, больной, здоровый.... Всякий. Бесконечно разный и бесконечно далёкий Стив. Баки и сам, как заворожённый, смотрел по сторонам с открытым ртом. Воспоминания казались такими реальными... Он протянул руку и она прошла сквозь колено стоящего рядом Стива в Капитанской форме. Второй молчал. Он смотрел по сторонам, разглядывая детали, слушая и запоминая. – Ты... Помнишь его? – Я его никогда не знал. Так, видел пару раз... Издали. – Покажи теперь ты. – Не думаю, что тебе понравится. Окружение неуловимо изменилось, как будто простой неглубокий сон стал превращаться в кошмар. То тут, то там начали проявляться знакомые пустые помещения, железки и люди, которых Баки мельком видел, выплывая в сознание. К счастью, он не чувствовал ничего, что могли бы эти воспоминания вызвать. – Ты всегда забираешь боль... – Я не знаю ничего, кроме боли. Меня создали для этого. – Ты – я. Нас создали явно для другого. – Что, для любви, например? Для твоего... Стива? Второй усмехнулся, невидимо чертя что-то металлическим пальцем на полу перед собой. Волосы спадали ему на лицо, и Баки не видел, насколько он расстроен. – Спасибо. – Я – это ты. Глупо благодарить себя, не находишь? Они молчали, пока окружение снова не стало черным и пока они не остались в нем лишь вдвоем. – Не вылезай наружу, когда они сажают нас в Кресло. Я бы хотел забыть это всё, и они милостиво позволяют мне это. А ты должен помнить... Ради нас обоих. Баки задумался на мгновение и кивнул. Второй был жесток и груб, но прав. С тех пор их общение стало идти глаже, проще и оперативнее. Они виделись в каждую заморозку, обмениваясь новостями, и в итоге стали знать друг друга настолько, насколько человек вообще может знать сам себя. Сидя в небытии Криокамеры они чередовали экскурсии в воспоминания и живые действия. Они играли, тренировались, спорили до хрипоты на философские и бессмысленные темы... Вне Криокамеры они учились взаимодействовать друг с другом в рамках одного тела, учились пускать друг друга к "рулю" быстрее и безболезненнее, учились мысленно переговариваться и обмениваться мыслеобразами вне заморозки. Наверное, снаружи что-то такое было заметно – заметно, когда был Баки, а когда Второй, ведь Баки не был настолько гибким и безразличным к происходящему, как Второй. Баки было что терять. Техникам же, видимо, надоела эта непредсказуемая чехарда, и они вывели формулу, по которой научились переключать их снаружи. КОД. Это было насилием. Разумеется, все остальное тоже было насилием, но, в конце концов Баки и Второй были друг у друга и знали, что где не сможет один, там подхватит другой. Вдвоем они бы выстояли. Но такое резкое переключение шло против воли их обоих, дурацкие слова не давали поменяться плавно, не давали сделать шаг. Они тормозили Баки и тянули Второго совсем не туда, куда надо было. В итоге оба были измотанными настолько, что их стали запихивать в Криокамеру после каждого использования, а код стали читать сразу же по пробуждении. Дошло до того, что Баки в принципе перестал выходить из Крио, чтобы их не перетягивало в очередной раз. Он сразу выпускал первым Солдата и тот лишь для вида гримасничал и мычал, пока перечисляли слова. Баки возвращался ночью, когда надзор над ними падал с десяти человек до двух, когда перемену выражения в глазах не могли засечь сразу. Но чаще всего Второй возвращался к Баки первым. Снаружи это было, как они потом выяснили, похоже на кататонию. Их прозвали отмороженным киборгом за привычку пялиться в стену, не реагируя на внешние раздражители, но ничего не предпринимали, потому что в нужный момент тело резко вставало и делало то, что было нужно. Они общались вне Крио в такие моменты. Баки знал, что Второй сбегает к нему таким образом, и поддерживал его, как мог. Забалтывал, веселил, рассказывал что-то о Стиве или просто молча смотрел в глаза, разделяя неодиночество. Баки старался делать это и в обычное время, вне боя. Он знал, что иногда мешает Второму, но если Второй не пытался запихнуть его в пузырь, то Баки продолжал отпускать комментарии о присутствующих, материл приказы и давал советы на свое усмотрение. Второй иногда усмехался (мысленно, конечно), иногда огрызался, но никогда не позволял телу отреагировать на происходящее в голове. Со временем он сам стал отпускать шуточки и обсуждать окружающих с Баки, который в такие моменты надёжно устраивался вторым пилотом и лишь в особо напряжённые моменты уходил в подсознание. Единственное время, когда Баки был недоступен для контакта со Вторым – первые несколько часов после зачитки кода. Он физически (ментально) не мог пробиться ко Второму, их будто отрывало друг от друга. Несколько часов после обнуления тоже вылетали в трубу, потому что Второй не понимал, кто он и чего от него хотят, и вел себя довольно агрессивно, пока Баки втолковывал ему положение дел. В остальном – между ними царила идиллия. Баки не вникал в то, что делал Второй, а Второй всячески оберегал его от действительности, в которой, по его словам, не было ничего, к чему стоило бы стремиться. Они были друг для друга всем. Даже если это было сумасшествием и реакцией обломков психики на реальность – Баки всё устраивало. ЭКСПЕРИМЕНТ. Даже в мозгу это слово звучало противно, отдавая химическим привкусом и лязгая, как хирургические щипцы. Тем не менее, в разговорах Баки и Второго оно стало всплывать всё чаще. Ни один не смог бы вспомнить, кто подумал об этом первым. Возможно, Баки был первым, кто додумался вообще рассуждать на эту тему, ведь он по жизни был более чувственным и жадным до тактильных ласк. Когда картинки вокруг них (и Стив в том числе) стали приобретать некоторый очевидный подтекст, когда все чаще на первый план стали выходить воспоминания о первых поцелуях, первом сексе, первых впечатлениях от созерцания Капитана Америки, например, купающегося в реке... И Баки, и Второй решили, что с этим пора что-то делать. Они давно выяснили, что могли касаться друг друга, с этим бы проблем не возникло... Проблема была в другом. Второй не знал в своей жизни ничего, кроме насилия, и в принципе не представлял, как можно коснуться другого человека (себя) с тем, чтобы причинить удовольствие, а не боль. Из Баки получился хороший учитель. – Сядь ко мне ближе, вот сюда. – Он стоял на коленях, непрерывно думая о всякой всячине, подходящей моменту, чтобы вокруг них кружились наглядные примеры. Второй был насторожен, но он доверял Баки всем собой и не мог скрыть от него абсолютно ничего, а потому Баки видел его любопытство и нетерпение. Второй отзеркалил позу. Они пропустили стадию изучения друг друга, ведь Баки знал себя как облупленного, а Второй вообще пока не стремился участвовать в процессе с позиции ведущего. Они стояли на коленях, притершись друг к другу вплотную, устроив подбородки на плечах друг друга, смотря друг другу за спины... Баки действовал смело, как привык, плавно двигая кистью, оглаживая головку члена Второго большим пальцем на излёте. Он знал, как им обоим нравится, и его не покидало чувство нереальной правильности, когда Второй вздыхал в его руках, расслабляясь. Он чувствовал, как им обоим становится лучше с каждым движением. За спиной Второго возник Стив. Ещё маленький по размеру, но уже взрослый по сути. Воспоминание показывало тот момент, когда Баки застал его посреди процесса с правой рукой. Тот момент, когда комнату наполнило удивлённое и стыдное "Ба-а-ак..." то ли от избытка эмоций, то ли от его внезапного появления. Это не имело значения. Имела значение только тонкая белая струйка, стекшая в этот момент между Стивовыми пальцами. Близко к оргазму Баки поцеловал Второго, по особому потирая уздечку, и чернота вокруг выцвела до белизны, на мгновение объединяя их в одно целое. БРОК. С Броком Рамлоу первым познакомился Второй. Баки, как всегда, остался "досыпать" после выхода из Крио, но Второй вдруг дрогнул внутри, дернулся чуть вперёд и влево, и Баки, даже не видя происходящего, дернулся следом. С любопытством выглянув из пузыря в подходящий (тихий) момент, Баки увидел, как они идут по коридору, темному и длинному, прямо перед ним маячит смуглый красиво стриженый затылок, вкусно пахнет тонким парфюмом, а от стен отражается сиплый голос: "А не пошли б они нахрен с такими методами. Такую детку так мучить"... В следующую заморозку Второй был полон новых, мелких воспоминаний, которыми тут же стал делиться с Баки, едва они возникли друг перед другом. Баки впервые понял, что имел в виду Второй, когда говорил, что от воспоминаний о Стиве Баки светится. Второй действительно слегка светился, будто размывался по краям, нечётко пульсируя в такт их общему сердцу. Чернота была наполнена Броком. Жёлтые глаза, запахи, жесты. Второй был по сути своей не особо разговорчивым парнем, и память его работала иначе. Он придавал особое значение звукам, мелким деталям и взглядам. У Брока Рамлоу были короткие, но густые ресницы. Шрам на шее, от уха до ключиц. От него пахло сигаретами и кофе. От рук – порохом, от волос – ментолом. Он называл Второго "деткой", он не кричал на него, он принес ему шоколадный батончик и дал поиграть в дурацкие шарики на своем смартфоне. Он не бил его шокером, но хватка его была крепкой и серьезной. Второй мог бы воспротивиться, Баки точно знал, что противника, равного ему, найти не так уж просто, но... Второй не хотел сопротивляться Броку. Второй хотел себе своего Стива. Хотел кого-то, кто не жил бы у него в голове, но был бы дорог ему. Он молчал. Не комментировал, не размахивал руками, не смеялся, как сам Баки делал, когда показывал ему Стива... Он немного улыбался и, черт возьми, светился. Баки хотелось посмотреть на Брока хотя бы одним глазком. Но Второй был таким же собственником и ревнивцем, каким был и сам Баки, но в нем не было скромности и здравомыслия, чтобы это скрывать. Каждую минутку, когда Рамлоу был рядом, он весь был "снаружи", а Баки не смел отбирать у него то немногое, что заставляло его улыбаться. Лишь однажды Второй позволил ему посмотреть на своего возлюбленного вблизи. Ночью, в какой-то палатке, куда едва пробивался свет луны, Брок спал, повернувшись к ним лицом. Он даже во сне сохранял нахмуренное выражение лица. Он дышал едва слышно и теплый воздух из его лёгких оседал на щеках Баки. Он спал крепко, так что Баки удалось даже коснуться его волос, едва-едва, самыми кончиками живых пальцев. Он не чувствовал к Броку того же, что чувствовал к Стиву, но он понимал, почему Второго так тянет к этому человеку. Он не видел в нём чего-то особенного, но готов был признать – вкус на мужчин у Второго безусловно есть. Во время следующей близости в своей голове с собой же, кончая, Баки снова смотрел в глаза Стиву, но всей спиной чувствовал, что чернота со стороны Второго сверкает желтыми глазами Брока Рамлоу. НЕ МИССИЯ. – Детка, чего застыл? Не зацепило тебя сегодня нигде? Баки не мог понять, почему его выкинуло в реальность. Второй отключился сам по себе, внезапно, заглох, как двигатель. Он довольно панически пытался нащупать его в себе, и успел уловить вялое шевеление где-то на периферии сознания, прежде, чем Брок заглянул ему в глаза. – Что? – Да этот гад лабораторию подорвал, ты что, паров надышался? Маска твоя где? – Я в порядке, Брок. – Вау. Они были вдвоем на какой-то явочной квартире, Баки сидел на полу, прислоняясь спиной к стене. Он не знал, есть ли тут жучки, но тихое "скажи ему", похожее на шелест листьев в мозгу, заставило его обратиться к командиру не по уставу. Видимо, Второй так никогда не делал. Брок присел перед ним на корточки, цепко осматривая лицо. Стив тоже все норовил в глаза ему посмотреть после Аззано... – Ты... Так. – Брок, видимо, увидел в нем что-то эдакое, встал, выложил на стол глушилку, включил её и подошёл к кофемашине. – Скажу сразу, наказывать не намерен. Давай поболтаем как подружки. Ты даже в лучшие наши времена не называл меня по имени. Даже, пардон за мой французский, на члене моем издыхая твердил своё "командир". Ты кто и куда дел Зимнего? Уж я свою детку узнаю по походке, как говорится. – Моё имя... Джеймс Бюкенен Барнс. Личный номер... – Э... Стоп. Нельзя такое вслух говорить, даже с глушилкой. Кофемашина забулькала, и Брок снова подошёл к нему и присел. Он смотрел на него новым, ярким взглядом, на самом дне которого плескалась растерянность. – Что тебя... Ну, спровоцировало? Ты... Осознаешь, где ты? – Судя по всему, мы вернулись с миссии. Мы хотим есть, спать и у нас болит колено... – Мы? – Да... Твоя детка и я. Баки чуть не фыркнул вслух, так громко фыркнул в его голове Второй. "Пусти меня к нему". – Я пытаюсь! "Отдай руль, Баки, у нас мало времени, а Брок даст нам кофе!" – Я тоже хочу кофе. "А если он даст нам не только кофе?" – Трахаться с ним я не буду! – Так, ну это дурдом. Брок хлопнул ладонями по коленям и поднялся, зарываясь пальцами в волосы. Баки невольно залюбовался им в этот момент. Кухню наполнил густой кофейный аромат. – Прости нас, мы не хотели пугать. – Баки встал, скользнув ближе, и Брок стремительно развернулся, делая шаг назад, но не пытаясь в агрессию. Баки поднял ладони вверх, словно успокаивая зверя, но по скептическому "хм" понял, что это в их случае ни капли не выглядит безобидно. – И давно вас там... Двое? – Брок достал из заднего кармана мятую самокрутку и зажигалку и отошёл к окну, соблюдая между собой и Баки четкие полметра. – Давно. Лет... семьдесят, я думаю. "Шестьдесят восемь". – Зануда. "Мне шестьдесят восемь, имею право". – И что, вы меняетесь... По расписанию? И как часто это бываешь ты? – Никогда, если так подумать. Второй не пускает меня в ГИДРУ. Говорит, чтобы я соблюдал чистоту. – Второй? – Ну, деткой он стал всего ничего, должен же я был как-то его называть предыдущие шестьдесят семь лет. Кофемашина пиликнула, а самокрутка закончилась, опалив Броку пальцы. – С тобой был все время Он. Ты – его. Он и сейчас хотел бы быть тут, но что-то нас переклинило. Так бывает, когда нам читают коды, но сегодня это что-то механическое. – Если из-за этой тупой химической бурды я больше не увижу детку, я по кирпичику их лаборатории разнесу нахрен. Брок шагнул ближе, за скулы поворачивая голову Баки на свет и вглядываясь в зрачки. Мизинцами он считал на сонных артериях пульс. – Дашь нам кофе? Я не пил кофе с сорок первого. Пожалуйста? – Ну, охренеть теперь. – Брок тяжело вздохнул и снова взъерошил волосы. – Что мне с вами делать-то теперь. "Любить и баловать." Баки предпочел промолчать. ВАЛЬКИРИЯ. Второй стал и увереннее в себе, и спокойнее. Он, кажется, был доволен, что Баки и Брок поладили, и даже если немного и ревновал (к себе же!), это не мешало ему наслаждаться жизнью. Внешне это было незаметно, но Брок знал, куда смотреть, и порой посмеивался, казалось бы, без повода. Впрочем, ничто не могло длиться вечно. – Придется мне обломать твои крылышки, детка. И свои заодно. Брок привычным уже между ними жестом заправил Второму прядь волос за ухо и мимолетом прогладил большим пальцем складку между бровей. – Я... Я люблю тебя, ты же знаешь? Понятия не имею, значат ли для тебя что-то эти слова, но... – Значат. Второго словно снова прошило током, непонятным, горячим, в горле встал ком и он едва пропихнул через спазм это одно единственное "значат". – Отлично. Тогда повторяй это про себя, ладно? Потому что... Мне нужно поговорить с твоим вторым. Позови Баки. Или я должен позвать? Как это у вас вообще работает... Баки? Ты тут? "Не паникуй. Он тебя любит. Пустишь?" – ... "Пожалуйста, Детка, он бы не попросил, если б это не было важно". – Так, ладно, забудь. – Брок поджал губы и с некоторым разочарованием отвёл взгляд, порываясь отойти. – Командир, мы просто... – Брок. Это было только между ними. Броком его называл исключительно Баки. Сообщил ему об этом Второй, когда пару дней спустя после первого знакомства Брок логично спросил, как ему их различать. – Барнс, да? – Именно. И пока ты не начал говорить, он тебя тоже. "Эй!" – Помолчи, я лучше понимаю в отношениях. "Ладно." – О, хм... Тогда нам с вами будет ещё сложнее. Потому что там Валькирию нашли и как бы... – Что? "Что?" У Баки перекалибровалась металлическая рука, затряслась живая и раза в два увеличился невидимый ком в горле. В глаза будто сыпанули песка. Валькирия, Стив, Бруклин – простой код, которым его запрограммировала жизнь. Он бессилен... – Ты... Ну, сядь. Мне нельзя об этом говорить, но я точно знаю, что на Валькирии нашли... Баки поднял неживую руку ладонью вперед, заставив Брока замолчать. Нельзя вот так сразу. Ему нужна минутка. Казалось бы, полвека прошло, но... Он же не похоронил его. – Отведешь нас потом на его могилу? Можно? Как-нибудь, хотя бы ночью... – голос был тихим, хриплым, словно чужим, и изнутри он чувствовал беспомощность и растерянность Второго. У того отношения со смертью были куда проще и понятнее, чем у обычных (однажды рождённых) людей, но он чувствовал, как Баки трясет и переворачивает изнутри. Он много раз говорил, что боль физическая для него намного предпочтительнее моральной. – Стоп, пока ты не надумал себе невесть что. Живой. Это все, что мы знаем. На Валькирии нашли замороженное тело, которое вполне успешно разморозили и ввели в искусственную кому до выяснения обстоятельств. По всем признакам... Капитан Америка. Но лично это мало кто может подтвердить. Баки обнаружил себя около раковины, из крана хлестала ледяная вода и весь его "поддоспешник" на животе уже намок. Нормальную одежду Второй не любил и даже в свободные часы между миссиями таскал форменные тряпки. – Эй... э... Баки? Брок оказался рядом и, кажется, некоторые время уже пытался его расшевелить. Но не особо активно, видимо, решил, что у Баки и Второго активировался режим общения, со стороны похожий на ступор. На самом деле, всё что мог Баки, это гулко молчать внутри своей головы, а Второй бросал отдельные слова, никак не связывающиеся в мысль. Они были в полном хаосе. – Бро-ок. Железная рука сама с собой сжалась в кулак и раскрошила эмаль на краю раковины. – Ты успокойся. Я тебе не для того говорю это, чтоб выбить из колеи. Он вроде бы как... Ну, Детка говорил, что он тебе важен. Что вы с ним... Ну вроде нас с Деткой. Нет? – Да. – Так, здорово, дыши, Барнс. Если тебе будет легче, верни Детку, а сам осмысли. Потом перетрете там, а то с тебя сейчас никакого толку, ты не то что план не поможешь составить, ты и не вникнешь, чего я вообще хочу. Баки молча и безропотно скользнул внутрь, самовольно закрываясь в пузыре один на один с собой. Он не хотел знать о существовании внешнего мира, в котором Стив... В котором Стив. Он не для него, этот мир, не для Баки теперь. Пусть Второй делает, что хочет. Заморозили их ещё через пару недель. За это время Стива, по рассказам Брока, вывели из комы и познакомили с неутешительной реальностью. По словам очевидцев, допущенных до Легенды, всё было очень и очень непросто. Мол, внешне Капитан в форме, но душа его, кажется, так и осталась во льдах. Он не паниковал, не нервничал, не истерил, не ругался, не тосковал... Он функционировал так, словно не было этих семидесяти лет. – Я думаю, что он погиб не на Валькирии, – выдал странную мысль Второй, окружая Баки своими воспоминаниями о воспоминаниях со Стивом... Изначальная реальность была искажена восприятием Баки, а потом ещё восприятием Второго, но Стив все равно оставался собой. Баки это не помогало. – Я думаю, он погиб в том ущелье, куда мы упали. Понимаешь? Мне было бы все равно, какое время, какая страна и какие люди вокруг, если бы тебя не стало. Или если бы Брока не стало. Без разницы. Делал бы, что скажут. Не думал бы. – Он не знает, что мы живы? – Брок говорит, не знает. Но он хочет рассказать ему. Но тут... Есть риск. – Стив сильный, он поймет, он поможет нам! – Тебе. – Что? Воспоминания вокруг вдруг полностью исчезли, и чернота запылала разноцветными кругами, какие возникают под закрытыми веками, если долго смотреть на свет. – Я – оружие ГИДРЫ, Бак. Я буквально есть то, с чем Стив боролся... Ты боролся. Но у тебя, вроде как, выхода нет, тебе от меня не уйти. А ему...? Узнав, кто я и что делал, не захочет ли умный, добрый и справедливый Стив... Избавить тебя от меня? Не откажется ли он от нас, узнав, что мы – такие? А Брок? Что будет с Броком? Даже если Стив пощадит меня, учитывая, что я – в какой-то степени ты, то что он сделает с Броком, который ему никто? Я не могу потерять Брока. Что угодно, Баки, только не потерять Брока. Понимаешь? – Мы не потеряем Брока. Я знаю, что такое терять, Детка, и я никогда не поступил бы так с тобой. Я верю... Верю, что смогу договориться со Стивом. Если наша дружба выдержала семидесятилетний разрыв во времени, то он не станет рубить с плеча. – А если нет? – То мы доломаем остатки этой дружбы тем, что я признаюсь ему в чувствах, и сбежим, прихватив Брока. Мы сможем его спрятать, поверь. Я знаю Стива, я смогу скрыться от него так, что он не найдет нас... – Это разобьёт тебе сердце. – У нас одно сердце, дурень. – И почему тогда мы любим разных людей? Баки не нашел, что ответить на это. Он знал одно. Он дотянется до Стива, чего бы ему это ни стоило, либо чтобы попытаться снова быть вместе (в любом виде), либо чтобы окончательно похоронить его в своей душе. И самому заодно выгореть намертво. – Надо, чтобы мы сказали ему. Не Брок. – Но уйти с базы в одиночку мы не сможем. – Ладно, пусть Брок стоит рядом. Я его ни на шаг теперь не отпущу никуда. Не позволю Стиву ему навредить. – И я не позволю. Вырулим. – Справимся. Они обнялись. В КриоПустоте им не нужно было спать, но они находили нечто медитативно-расслабляющее в том, чтобы просто сплестись конечностями и лениво думать о своем, периодически показывая друг другу воспоминания и мыслеобразы. СТИВ. Встреча со Стивом прошла сумбурно. И Баки, и Второй запомнили всё урывками, так как постоянно перехватывали контроль, а в Криокамеру их ещё не помещали, чтобы они могли обменяться воспоминаниями. Брок всё время стоял за правым плечом, словно охранник, и молчал, боясь случайным горячим словом подписать себе приговор. Стив был зол. Счастлив. Разбит. Удивлен. И бесконечно зол. Второй не так уж хорошо разбирался в эмоциях, но Баки, периодически возникая у руля, видел, как Стива колотит. Они решили пока не говорить ему, что их двое, и решать проблемы по мере их поступления. Сейчас было главное обезопасить Брока и придумать, как развалить ГИДРУ. Втроём (вчетвером). – Мы.. я не виню тебя... – Баки разучился говорить "я", а Второй никогда и не умел. – ...Хочу на волю. С Броком... Мелкий, не руби с горяча... И не трогай Брока... Он может помочь, просто выслушай его. "Он огромный." – И упрямый... "И такой белый..." – Красивый. "Понимаю, почему ты в него. Сильный." – Родной... Брок, наверное, догадывался, почему Баки говорит странно, кусками, то предложениями-обрубками, то нормальной человеческой речью. Стив же списал это на плен и дегуманизацию, о которой вскользь было все же упомянуто. – Я могу обнять тебя, Баки? – Меня – да. Он быстро кинул взгляд на Брока, и у Брока немного вытянулось лицо. Он на мгновение прикрыл глаза, словно, наконец, понимая что-то в происходящем, а когда открыл их, тихо произнес: "Время." – Мы ускользнули с миссии. Если нас хватятся... Послушай Брока. Обещай, что не навредишь ему. Дождусь тебя. Люблю тебя. Стив. Было неясно, кто именно что сказал, но Стив закивал головой, кинул на Брока странный взгляд и, бросив короткое "Завтра, мой кабинет." Выскользнул в окно очередной явочной квартиры. Второй тут же дернулся к Броку, сграбастал его в свои объятия, и Баки почувствовал отголоски того тепла, в котором только что купался сам, обнимая Стива. Стоило только Криокамере зачернить пространство, как Баки и Второй одновременно бросились друг к другу. Они редко так явно проявляли друг к другу сильные чувства, но сейчас, когда их мир, к которому они привыкали десятилетиями, затрещал по швам, обоим нужна была поддержка. – Как же я рад, что ты у меня есть. – Мы есть друг у друга. Мы рады. Они целовались так рьяно, будто наверстывали что-то упущенное. Вокруг них плотным кольцом стояли воспоминания о новом, живом Стиве и о родном уже Броке, которому Второй изо всех сил попытался доказать свою преданность, пока их не забрали на базу. Ментальный оргазм в этот раз был сильнее, чем когда-либо. Потому что он случился одновременно у обоих, и потому что в последний миг воспоминания схлопнулись, образуя единый белый шар, внутри которого Второй и Баки слились в одно целое. Когда их разбудили, атмосфера в подвале царила отнюдь не дружественная. Было много людей, вооруженных до зубов, и Второй даже не сразу обнаружил Брока, которого оттеснили за спины высокого начальства. Второй не любил Пирса. Баки же его просто люто ненавидел. "Мы в полной заднице, Детка." "Молчи и не высовывайся. Тут опасно." "Будь осторожен." Пирс велел обнулить его и сразу подготовить к миссии. Брок было дернулся, но Второму одного взгляда в его сторону хватило, чтобы остановить возможное раскрытие. Ещё рано. Баки было тревожно, он напоследок мысленно погладил Второго, прощаясь на ближайшие пару часов, и послушно исчез в недрах подсознания. Что происходило дальше он не знал, но изо всех сил надеялся, что Брок подстрахует их, что Второй справится и пронесёт в себе любовь к Броку через обнуление. Он так уже делал. Брока помнил Баки, и потому воспоминания о нём прочно сидели в их общем сердце, и Второму хватало одного взгляда и одного прикосновения к Командиру, чтобы всё вспомнить. В себя Баки пришел на мосту, среди быстрого потока машин, в тот момент, когда ему в руки впихнули какое-то оружие. Он даже не обратил на это внимания, ведь прямо перед ним мелькнул знакомый силуэт. "Они спустили нас на Стива!" Второй окатил его замешательством и агрессией, не помня, что их в голове должно быть двое. Баки тут же, не особо церемонясь, вывалил на него ворох чувств, воспоминаний и мыслеобразов. Второго качнуло и он промазал мимо цели. Была бы связь между ними стабильной, он бы, наверное, мог и упасть. Но после обнуления между ними все ещё стояла ватная пелена. Баки и так пробился обратно в рекордно короткие сроки. – Какой ещё, к черту, Баки. "Я! Это я Баки! Мы – Баки!" Он бился изнутри, пытаясь толкнуть Второго к Стиву или хотя бы выбить из его рук нож. Он саботировал борьбу как мог, и Второго это больше сбивало с толку, чем по-настоящему злило. В итоге они были вынуждены отступить по приказу Командира. Второй долго вглядывался в его лицо, а потом кивнул, хмыкнул, разглядывая особо пикантные воспоминания, подсунутые Баки, и ушел, куда сказали. Брок же поехал куда-то со Стивом. И обоих (и Баки, и Второго) это устраивало. Ради них они друг другу не навредят. Некоторое время спустя всё стало ещё хуже. – Но я знал его. Второй был разбит и совершенно не понимал, что делать. Вернувшийся Брок, вроде бы, был рядом, и невооружённым взглядом было видно, как ему некомфортно и тревожно, но он был один, без Стива, и никак не мог ничем помочь. "Не бойся. Я не дам тебе забыть их. Нас. Не бойся." Второй послушно принял каппу и безропотно откинулся в кресле, доверяя своему второму "я". Баки же решил сделать нечто, выходящее за рамки привычного. Он рисковал, но Второй, ещё не до конца проникшийся их положением, не мог остановить его. Либо они сейчас оба спасутся, либо... Баки попытался растянуть пузырь. Максимально, насколько мог. Он никогда раньше не думал о его границах, не чувствовал их, будучи внутри. Но сейчас он хотел захватить как можно больше наружности (сути Второго), прежде, чем их обнулят. Он подставился, он знал это. Он запихнул воспоминания о Стиве в самый низ, туда, где их перестало быть видно, в самый центр пузыря. Но остальное... Он пожертвовал частью себя, чтобы сохранить часть Второго. Если у них получится, будет чудо. На периферии сознания он увидел, как вздрогнула спина уходящего из комнаты Брока. Они никогда не кричали, сидя в Кресле, так уж был устроен Второй. У него все реакции шли внутрь. Но теперь снаружи частично был и Баки. И кричал, очевидно, он. Когда все закончилось, Баки остался в полубессознательном состоянии. Он и вообразить не мог, через что приходилось все это время проходить Второму. Второй же бережно тормошил его и матерился сквозь зубы. Снаружи они, наверняка, выглядели как манекен, но внутри... – Баки, Баки, Баки... – Тихо ты... Не паникуй. Тахикардии нам не хватало. – Ты идиот, Баки. – Живи теперь с этим. – Идиот. Второй словно прилип к нему, осторожно нащупывая кое-какие воспоминания. Теперь их общая память походила на разбитый пазл – кусочков было намного, намного больше, чем они привыкли видеть после обнуления, но было невозможно понять, где чье, и все они были разрознены и раскиданы по времени. Некоторые из них были мутными, нечёткими, но стоило приглядеться, как они оживали и становились ярче. – Как мы это всё соберём... – Выкрадем Криокамеру, когда все закончится. Скажем Броку, что так надо. Он поймет. – Стив не знает, что нас двое. Как мы ему объясним, что хотим снова заморозиться? – Я заговорю ему зубы. Я смогу. Сейчас главное добраться до него и не убить. Надо играть максимально достоверно, ты понимаешь это? – Не смогу... – Значит, отдай мне руль. Я смогу. У меня большой опыт в жертвовании собственным счастьем ради высшего блага. Я у Стива ещё на войне научился. Второй прислонился лбом ко лбу Баки и закрыл глаза. Открыл он их только через несколько часов, сразу понимая, что что-то не так. Он застрял под обломком какой-то балки не имея понятия, что происходит. Баки то возникал в сознании, то пропадал. Он всегда плохо переносил физическую боль. Быстрая оценка местности подсказала, что они где-то летят, внизу под стеклом блестит озеро, а рядом рушится здание. Балку поднять никак не получалось. Балку поднял Стив. "Баки, Детка, кто бы там ни был..." Голос Брока в наушнике звучал с помехами. Что-то внутри тревожно ёкнуло и сжалось. – Уходи оттуда. "Но план..." – Плевать на план. Вопреки своим же словам Второй бросился к Стиву с четким намерением "завершить миссию". Он должен был дать ему понять, что все с ними очень и очень плохо. Он устал. Он не помнил половину, в голове была каша, Баки перестал отзываться, в горле булькала паника, здание рушилось, Брок был неизвестно где... и Второго сорвало. Он лишь на излёте сбивал удар на какие-то миллиметры, в базовых установках находя команду "не убивать Стива". Стив ни капли не помогал. "Уходите, Детка, сейчас же, ты..." И все закончилось. Пол под ними провалился, и Стив полетел вниз. Сердце обожгло кровью, и в голове заорал Баки, пришедший в себя так не воворемя. Второй не раздумывая бросился вниз, за Стивом, молясь про себя, как умел, чтобы с Броком все было в порядке. Всё в итоге и было. И с Броком, и со Стивом, и с Баки, и с ним самим. УГРОЗА. В итоге даже удалось убедить и Стива, и Брока, что Баки (Детке) необходимо ненадолго заморозиться. Баки ненавидел обманывать Стива. Но, как сказал Второй, он делал это всю жизнь, скрывая свои чувства, так если соврать в одной мелочи, ничего страшного и не произойдет. Стив принял объяснение, что Баки не хочет никому вредить и не готов к реабилитации, а Броку они прямо сказали, что должны разобраться с собой и восстановить память. Каждый из них взял со своей любви обещание договориться между собой, пока их не будет. Брок должен был подробно объяснить Стиву, что к чему и почему, а Стив в свою очередь должен был понять и принять. Баки очень надеялся, что когда они откроют глаза в следующий раз, эти двое что-нибудь уже между собой решат. Второй ясно дал понять Стиву, что без Брока жить на свободе не намерен, а Баки убедил Брока (что было не в пример легче), что Стив – его всё. После того, как они разложили всю память по полочкам и залатали все дыры, после того, как нацеловались и наигрались вдоволь, пришлось подумать о насущном. Как они собрались делиться на пары – было неясно. Второй категорически отказался принимать позицию Баки "я буду просто дружить со Стивом, а ты будешь любить Брока". Второй знал, что рано или поздно они либо сорвутся и наделают глупостей, либо загнутся от душевной боли. Его не устраивал ни один из вариантов, в котором бы Баки страдал. – Мне не привыкать. – Мы чуть не погибли все втроём, чтобы больше не терпеть, а жить. Ты говорил, мы можем стать счастливыми. – Как? Как мы можем стать... Как я могу стать счастливым? Если даже вдруг – не знаю, какое чудо должно произойти – Стив примет мои чувства, а не убежит в отвращении... У нас уже есть Брок. Я не позволю нам потерять его, я уже говорил. Измена – низость даже для нас, а мы убивали людей. Стив не потерпит. Делиться он не умеет, если только это не касается мировой справедливости. А Брок? Ты вообще уверен, что он не исчезнет, когда мы выйдем из Крио, что он не сбежал, оставив нас на руках у "любви всей жизни"? Учитывая, как Брок отреагировал на меня, вряд ли он обрадуется Стиву, который – опять же, чудо из чудес – захочет быть со мной. Спать со мной. А ты...? Ты захочешь спать со Стивом? У нас одно тело, и я не имею ничего против Брока в нём, в определенном смысле, но... – Успокойся. Нам не обязательно решать всё сейчас. У нас теперь есть много времени и плюс ещё два заинтересованных лица. Брок бы не бросил нас. Он пошел на нереальный риск ради нас не для того, чтобы подарить счастье и свалить в закат. Он не такой альтруист. – У нас не так уж много вариантов. – Ну, давай разберемся. Вокруг замелькали мыслеобразы, созданные сознанием Баки, которые наглядно иллюстрировали его речь. – Мы можем попытаться объединиться. Сразу скажу, я бы не хотел тебя терять. Это наименее приемлемый вариант, но я почти уверен, что на нём будет настаивать Стив. Мы были с тобой одним целым, можем стать целым снова. Но, скорее всего, если это случится, мы будем вынуждены уйти и от Стива, и от Брока, чтобы не доставлять им боли. Не доставайся же ты никому, знаешь? – Мы будем обречены на кромешное одиночество. Даже если бы мы ушли сейчас, у меня был бы ты, а у тебя я. Я не согласен объединяться. – Отметаем этот вариант. – Баки выдохнул с облегчением. Он не отрицал возможности, что при объединении более сильный морально Второй поглотил бы его, а потом остался бы с Броком... Второй, кажется, думал так же о них со Стивом. Картинки вокруг сменились. – Мы могли бы попытаться разделиться. В мире, где есть летающие люди, пришельцы, боги и бог весть кто ещё, можно найти способ вырастить новое тело и переместить в него сознание. – Клонирование? – Да хоть бы и оно. Тогда каждый из нас смог бы быть со своим человеком, но... – Но тогда мы бы потеряли друг друга. – Да. Даже если не потеряли бы, то опять встал бы вопрос измен и нас наверняка порицало бы общество, в котором мы собрались жить. Но в целом... Этот вариант... Наименьшие потери, Детка. – Наименьшие потери – это быть втроём. – Вчетвером. – Да. Мне по сути было бы без разницы, будь одно у нас тело или два, если бы я мог быть и с тобой, и с Броком и... И со Стивом. Сразу. – Ну, – Баки невесело рассмеялся, – такое испытание мы вряд ли пройдем. Однополые отношения? Допустим. Отношения, фактически, с близнецом? Уже неприятно, но объяснимо. Отношения втроём, а то и вчетвером? Мы никогда не выйдем на улицу спокойно, но сможем существовать в своих четырех стенах за закрытыми дверями. Всё это вместе? Это уже извращение. Мы то с тобой ладно, мы понимаем, почему так получилось, и достигли полного взаимопонимания в вопросах этики. Допустим, нам удастся переманить на свою сторону Брока, хотя сомневаюсь, что он согласился бы быть со мной, заимей я собственное тело. Но Стив... Прости, но я не верю в это. – Ничего, Баки. Я верю за нас обоих. Вот проснёмся... И послушаем, что они думают на этот счёт. Нам так или иначе придется расставить все точки над "и". – Знаю. И боюсь этого. – Не бойся. Ты не один. У тебя есть я. Вместе мы справимся.