Абсурдный театр людских страданий

Я помню не так много из своей жизни. Я помнил только какие-то отрывки, словно паззл, который нужно собрать с нуля. Только этот паззл был сломан и никогда не сложился бы в целую картину. Но, кажется, тем утром, когда холодный ветер срывал листву с деревьев, а ливень обрушился на мелкий городок, в котором я проживал, я всё-таки смог вспомнить ту деталь, которую я потерял много-много лет назад. Это было ещё то самое невинное детство. Отец вывел меня в сад, и, приказав стоять под яблоней, зашёл обратно в дом. Я услышал какие-то громкие хлопки и дребезг, но остался стоять на месте, ведь так велел папа. -Стой, Саш, я сейчас вернусь.-Уверил меня тот, чьё лицо стёрлось из воспоминаний, оставив только эти слова и звучный, громкий голос. Он похлопал меня по плечу, поправил пионерский галстук на моей шее и улыбнулся. Потом зашёл в дом и исчез. Я думал, что мы как всегда будем играть в пионеров, ведь папа даже отдал мне красный галстук, который когда-то он сам повязывал на шею. Я даже порой жалел, что родился не во время бравых пионеров и юных октябрят. Я стоял под цветущей яблоней до самого вечера. Прохладный ветерок обдувал моё лицо, трепал светлые волосы и словно что-то мне нашёптывал. Мне чудилось, что меня звала мама. Тогда я сделал неверный шаг в сторону дома. Ноги болели, так как стоял я часа три, стараясь не двигаться. Папа же обещал вернуться. Он же обещал… Ступеньки скрипели под моими ступнями. Я шёл тихо, осторожно, но старый деревянный пол то и дело издавал неприятные звуки. Зайдя в комнату, я увидел красные пятнышки на стенах. Маленькие вкрапления на жёлтых обоях с цветочным рисунком. Я осторожно посмотрел в проход. Это было какое-то странное чувство. Ладони вспотели, дыхание сбилось и стало совсем уж частым. Я даже услышал собственное сердцебиение. Дверь в кухню была немного приоткрыта и я увидел мамину туфельку, которая лежала на холодном кафеле и от которой тянулся такой-же красный след. Начиная вытирать ладони об брюки я медленно двинулся в сторону кухни. Чуть толкнув дверь, которая отозвалась мерзким скрипом ржавых петель, я увидел свою мамочку. Или не совсем её. А может и не её вовсе. Среди кровавого месива я не мог разобрать что я вижу перед собой. Я не кричал и не плакал, я просто стоял и смотрел на тело, которое лежало на холодном кафеле в красной луже. Лишь потом я заметил следы, ведущие к лестнице на чердак. В горле застрял липкий комок, но я уже перестал чувствовать сковавший меня тогда страх. Я просто шумно выдохнул и медленно побрёл наверх. Дверь была открыта нараспашку и на фоне окна, через которые на старый деревянный пол падали лучи заходящего солнца, виднелся тёмный силуэт отца, словно в театре теней. Он воспарил над землёй, будто он был волшебником или ангелом. Только вместо крыльев была петля на шее. Рядом валялось ружьё с которым он обычно ходил на охоту, но видимо мама стала его последним трофеем. Он всегда сравнивал её с ланью. Такая же грациозная и глаза такие же выразительные…