🖤🤍
18 марта 2022 г. в 16:34
Мягкие тёмные кудри щекочут обнажённые бёдра. Зарксис чуть плотнее зажимает между ног полы слишком длинной для него рубашки, но даже не утруждается застегнуть пуговицы. Короткий звонкий поцелуй касается острой коленки, привлекая его внимание своей неожиданной настойчивостью.
Гилберт приподнимает голову с колен Брейка, тянется навстречу ласкающей руке и довольно жмурится, когда он, запустив пальцы в густые непокорные волосы, часто почёсывает от макушки до затылка. Зарксис в который раз поражается, каким ручным становится Гилберт после долгой разлуки — таскается по пятам, кладёт голову на колени, устроившись прямо в ногах на тёплом пушистом ковре, и весь без остатка подставляется под ласки.
Смотрит полным обожания взглядом из-под своей вихрастой чёлки — ни дать ни взять щенок. Зарксиса в одно и то же время душит нежность комом в горле и одолевает желание застегнуть ошейник вокруг нежной шеи. Он точно знает, что Гилберт не станет противиться. Да не просто не станет, а ещё и сам принесёт поводок, отдавая в его руки.
Брейк обхватывает его лицо ладонями, заставляя приподняться на коленях, и сам, переместившись на край кресла, наклоняется за тем, чтобы требовательно сорвать с губ поцелуй. Ладони Гилберта ложатся на его бёдра, задирая столь старательно одёрнутую рубашку и обнажая их.
Брейк выпускает его из рук и позволяет пересчитать губами бледно-лиловые следы-отпечатки пальцев на своих бёдрах. Хватает малейшего напора, чтобы они остались на молочно-белой коже, но этой ночью Гилберт цеплялся за него по-особенному отчаянно, словно Брейк в любой момент ускользнёт из его рук. Зарксис с чувством удовлетворения замечает алые росчерки на плечах Ворона — в долгу он не остался.
Мягко сместившись, ладони поддевают снизу ягодицы, разводя их пальцами в стороны и заставляя Брейка легко задрожать от ощущения, что его чувствительность никуда не делась со вчерашнего вечера, и понимания, что прямо сейчас Гилберту не составит никакого труда войти в него.
Но вместо решительных действий — лишь безмолвно просящий взгляд янтарных глаз снизу вверх.
— Какой же ты ненасытный, — дразнящим тоном тянет Зарксис, полуразлёгшийся на кресле. — Попроси меня о том, чего хочешь.
— Я могу, — Гилберт медлит перед тем, как продолжить, и его щёки заливает румянец прежде, чем он всё-таки выпаливает свою просьбу, которой Брейк совсем не ожидает, — коснуться там языком? Пожалуйста.
— Хороший мальчик, — в мгновение растерянное выражение лица Зарксиса сменяет улыбка. Слова похвалы сопровождает небрежный, но полный трепетной нежности жест ладони, треплющей чёрную макушку, приводя копну волос в ещё больший беспорядок.
Откинувшись в кресле, он подтягивает колени к груди, надёжно пристроив на широких плечах Гилберта свои худые щиколотки, и открывается перед ним. Зарксис чувствует себя совершенно беззащитным из-за настолько уязвимой позы, но в то же время как никогда сильно ощущает власть, видя Гилберта по-прежнему покорно стоящим перед ним на коленях.
Гилберт не поднимает глаз, не меньше него самого смущённый тем, что собирается делать уже не впервые, но от взгляда Брейка не укрывается, как голодно он облизывается, плавно очерчивая языком губы и щедро смачивая их слюной. Гилберт касается его влажным и горячим поцелуем между ягодиц, а затем раскрывает языком податливый вход, и Зарксис цепляется пальцами за подлокотник кресла, словно за край обрыва в попытке удержаться. Дорвавшийся до желаемого Ворон то ли стонет, то ли урчит, посылая короткие вибрации по всему телу, заставляя его дрожать в унисон.
Ощутив, как его чувствительность близится к своему пределу, Зарксис убирает чёлку Гилберта назад с его лба и слегка сжимает пряди между пальцами, вынуждая запрокинуть голову и поднять к нему своё раскрасневшееся лицо и лихорадочно блестящие от возбуждения глаза.
— Я думаю, нам пора перейти в кровать, — тяжело дыша произносит Брейк сразу после того, как наконец спускает свои дрожащие от напряжения ноги с его плеч, касаясь босыми ступнями пола. — Я не намерен оставаться перед тобой в долгу сегодня.
Кровать больше напоминает место сражения. Гилберт безуспешно пытается расправить простыни, сбитые комом на краю постели, разглаживая ладонями смятую ткань. Брейк на это фыркает и толкает его в кровать, взбираясь верхом на бёдра, желая, чтобы Ворон как можно быстрее и думать забыл о всяких глупостях. Для них сейчас не время.
Пока они рядом, наедине, Зарксис будет требовать к себе безраздельного внимания, продолжать называть Гилберта своим, капризно целовать в шею, чтобы ничья чужая рука не тянулась ослабить шейный платок или расстегнуть воротник рубашки. Брейку не нужно обладать идеальным зрением, чтобы разглядеть его красоту, а значит, её легко приметят и другие. Его отметины на изящной шее выглядят подобно алым кляксам на холсте с произведением искусства, и Зарксис ощущает себя безбожным вандалом, любуясь своей работой со стороны.
— Чего бы ты хотел? — мурлыкает он, ведя пальцами вдоль рваных краёв шрама, пересекающего грудь.
— Всё, что угодно, если это доставит тебе удовольствие, — Гилберт столь же предсказуем в своих словах, сколь и искренен. Но на сей раз Брейка не устраивает привычный ответ.
— Я хотел бы хоть раз услышать о твоих желаниях. Твоих личных, Гил, понимаешь? — Зарксис склоняется совсем близко к Гилберту, лежащему под ним плашмя, и обращается к нему самым ласковым своим тоном из всех имеющихся.
На самом деле он почти злится на этот святой альтруизм, который так стремился вытравить из совсем юного Гилберта (воспитать из парнишки второго себя у Зарксиса не вышло — к счастью — зато Гил наградил его сантиментами, коих он раньше за собой не замечал). Пока он с ним, Брейк дал бы всё, о чём он попросит, и возможно чуть больше, но Гилберт ни разу не просил для себя даже о какой-нибудь сущей мелочи.
— Но разве не в этом суть любви? — Гилберт смотрит очаровательно наивным взглядом и в этот момент кажется ещё младше своих лет. — Когда твоё удовольствие напрямую зависит от удовольствия другого.
— Это не работает только в одну сторону. Здесь должна быть обоюдная связь, — качает головой Зарксис, задумчиво наблюдающий за собственными пальцами, пока те обводят мягкие очертания чужого пресса. — Скажи, о чем ты мечтаешь наедине с собой, когда меня долго нет рядом? Есть что-то, о чём ты никогда не говорил мне?
— Я… — Гилберт выглядит обезоруженным и Брейк ощущает его дрожь под своими пальцами, когда он рвано выдыхает. — Несколько раз я представлял, как отдаюсь тебе, Зарксис. И в эти моменты мне нравилось думать, что я твой без остатка.
— И ты об этом молчал? — признание прилетает по голове ударом, но Брейк улыбается мягче, чем обычно, и старается не выдать своего смятения. Боится спугнуть сейчас, когда он едва начал открываться.
— Не знал, как ты отреагируешь, — Гилберт краснеет не только щеками, но даже кончиками ушей, трогательно выглядывающими, когда Брейк убирает пряди его волос за ушко. Судя по выражению его лица, он готов заплакать.
— Не думал же ты, что я брошу тебя из-за этого, — Зарксис улыбается, но ему перестаёт быть смешно, как только он ощущает, как моментально напрягается пресс Ворона под его пальцами, и понимает, что ненароком прошёлся вскользь по больному.
Брейк не обижается на недоверие во взгляде.
— Разденься, — командует он самым вкрадчивым своим тоном, но несмотря на ласковый голос, его слово звучит приказом, а не просьбой.
Гилберту остаётся лишь подчиниться, избавившись от своего единственного предмета одежды в виде лёгких домашних штанов для сна, под которыми нет даже белья. Брейку нравится наблюдать за тем, как он стыдливо сводит вместе колени, неосознанно пытаясь прикрыть собственную наготу.
— А теперь покажи мне, что именно ты делал, скучая по мне, — отдаёт он свой следующий приказ, не давая Гилберту даже времени, чтобы привыкнуть к уязвимому положению.
— Ты хочешь, чтобы я прямо перед тобой… — Гилберт завершает свою мысль весьма красноречивым стыдливым румянцем.
— Да, — Брейк сохраняет непреклонность. — Я хочу это видеть.
Сложив руки на груди, он выжидает. Гилберт в смятении — его выдают глаза, потемневшие, бегающие из стороны в сторону, лишь по касательной задевая взглядом Зарксиса. Он может отказаться в любой момент — Брейк сказал об этом Гилберту в его первый день в Пандоре, а затем напомнил в тот день, когда они решили, что вместе лучше, чем по отдельности.
Время превращается в тягучий сироп. Гилберт отыскивает среди смятого комом одеяла небольшую баночку вазелина, затерянную там со вчерашней ночи, и будто бы одревеневшими пальцами откручивает крышку. Возится, пытаясь занять более удобное положение — перевернуться на грудь и живот, упереться коленями в матрас, вскинув бёдра, и спрятать горящее лицо в подушке от жадного взгляда Брейка.
Сначала Гилберт бережно оглаживает вход скользкими и блестящими от мази изящными пальцами, и лишь затем проникает внутрь. Сразу двумя. Зарксис ловит воздух ртом и не может сказать наверняка, кому принадлежит сдавленный, похожий на всхлип стон — ему или Ворону.
— В тебя так легко вошли два пальца, — Брейк слегка надавливает ладонью на изгиб поясницы, заставляя Гилберта сильнее выпятить бёдра и насадиться на собственные пальцы до конца. — Ты делал это достаточно много раз, правда?
Больше всего Зарксис жалеет, что не видит его лица сейчас, хоть это ему совершенно необязательно, чтобы убедиться в собственной правоте: достаточно наблюдать, как Гилберт сильнее зарывается лицом в подушку.
— Ты ласкал себя совсем недавно, так? — Зарксис гладит ладонями его ягодицы, чуть разводит в стороны, ощущая, как сжимаются, напрягаясь, мышцы. — Когда был последний раз?
Гилберт приподнимает голову от подушки, но лишь затем, чтобы судорожно глотнуть воздуха. Молчание Зарксиса не устраивает. За непослушание полагается наказание, и Гилберт расплачивается острыми зубами, впивающимися в ягодицу.
Брейк довольно ухмыляется, когда слышит тихий вскрик — скорее от неожиданности, вряд ли ему настолько больно. Он обводит языком собственный укус, пробуя его на ощупь, и любуется своей работой. Отпечаток его зубов идеально смотрится на заднице Гилберта.
— Вчера утром, — тихо отзывается Ворон. — Перед твоим возвращением.
Стоит немалых усилий не поддаться желанию сию секунду перевернуть его на спину, пригвоздив лопатками к постели, и забрать своё. Это потом. Сначала Гилберт должен сам дойти до конца — потому что Зарксис ненавидит незавершённость.
Зарксис перебирается в изголовье постели и вытягивает подушку из-под Гилберта, скидывая за ненадобностью на пол. Тот даже не сопротивляется, утыкаясь лицом в своё излюбленное место чуть выше его колен, укрывая жаром голые ноги. Брейк гладит Гилберта по голове и уже не приказывает, а вполголоса просит делать то, что он говорит. Хвалит — умница, хороший мальчик, послушный мальчик — и так множество раз.
— Потерпи, — говорит Брейк, когда внутри Гилберта сразу четыре пальца и он почти готов кончить. — Сосчитай до ста. Вслух.
Он сбивается на пятидесяти двух, запачкав простынь под собой каплями семени.
— …пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять… — хрипло бормочет Гилберт.
Он лежит на спине, пристроив голову кудрявым затылком на коленях Брейка. Взгляд у него совершенно одурманенный, но за расширенными зрачками — радужки из самого светлого янтаря. Зарксис беззвучно смеётся и прижимает к губам Гилберта указательный палец. Его забавляет такое вот безоглядное послушание.
Подушечку пальца сменяют улыбка в самые губы и произнесённые лукавым шёпотом искренние слова.
— Спасибо, любовь моя.