не в порядке

Если в Феско тыкнуть стволом – он может и бровью не повести. Это не тупая бравада зажравшихся школьников, просирающих на дурь бабки со школьных обедов. Это его программа-минимум, рассчитанная на выживание, только и всего. Лучше всего на свете с раннего детства Феско умел выживать. С очень раннего – он буквально чуть не умер при появлении на свет, у бабушки когда-то очень давно выдалось хорошее настроение, бабушка рассказывала и ухмылялась своей особой улыбкой. Крутой, Фесу нравилось, Фес знал, что за этой улыбкой последует решение любой проблемы, знал, что бабушка всегда права, и слушал. Когда, смеясь, называла живучим засранцем – слушал. Когда говорила, что это не просто так, что он выжил для чего-то важного, чего-то особенного – слушал. Как иронично, что важной особой задачей оказалась продажа дури тупым малолеткам. Ты выжил когда-то – помоги убиться другим. Что это, регулировка популяции? Естественный отбор? Похоже на глупую шутку. Хотя – повертись среди отбросов общества, сам стань тем ещё ублюдком, и быстро перестанешь верить в то, что чем-то примечателен. Все они одинаковы. Ру похожа на всех и ни на кого одновременно, ни на одну из девушек, которые у него были либо /не/ могли бы быть. Её не получится добиться, её по-дурацки жалко добить, а других опций не предусмотрено. Только и остается – заигрывать темой семьи где-то на грани инцеста, но не пересекая её – пока что. Пока что – никогда. Она ебаная школьница, это выходит за рамки закона, морали и выстроенных Фесом для самого себя принципов. Нет, не так. Плевать, что школьница, что одна из постоянных покупателей. Она, эй, уже кто-то вроде семьи. А это уже серьёзное дерьмо, в котором он по уши увяз. Когда он понял, что хочется именно её, что совсем не «сестрёнка», что закрыть бы её где-то подальше от этой дури – непонятно. Да и неважно. Потому что девчонку хочется не в формате горизонтальная поверхность-белье-пальцы-стоны и сбившееся дыхание, о ней хочется, ну, заботиться. Не продавать дурь, например, когда видишь, что мелкая не вывозит уже от слова «совсем». Быть не в состоянии сделать лучше, вытащить её из её гребанного ада Данте, где вместо кругов белые дорожки; но хотя бы не навредить ещё сильнее. Чтобы не навредить совсем, стоило бы исчезнуть из её жизни вообще или запереть её в комнате с мягкими стенами, но первое невозможно, а второе не очень-то гуманно. Если в Феско тыкнуть стволом – он может и бровью не повести, но как только с Ру что-то не так– Мир останавливается. Иронично, как он помогает ей разрушать себя и одновременно не дает убиться окончательно. Барыга и наркоманка, малышка любит дилера, вся история – смешно. Слишком смешно и слишком клише, чтобы воплотиться в жизнь, вот он и не воплощает. Но представлять, что когда-то они оба завяжут и заживут вместе жизнью нормальных людей – ещё смешнее, смешнее дурацких планов Ру и Джулс на общую квартиру в Нью-Йорке. Тихое семейное счастье. Какая тупость. Феско не любил такие глупости. Нужно держать лицо, решать свои/чужие проблемы, последних Беннет, будь она неладна, усердно подкидывает. Задумываться о том, что было бы, живи они все другой жизнью, просто некогда. И хорошо – разобраться бы с этой жизнью, не получить пулю в висок или колено, не продать дурь совсем уж отбитым школьникам. Забот хватает. Но. Всегда есть это одно чертово но – плевала Ру на его заботы. Она вообще на всех вокруг плевать хотела с высокой колокольни, Фес не обманывается в этом. Он не из тех, кто склонен идеализировать объект своей симпатии. У школьниц перед выпускным начинается тот период, когда их розовые очки бьются стеклами внутрь – ему же эти очки с детства не были положены. Довелось, знаете, пожрать дерьма, много и сразу. Так что он не обманывался по поводу Ру ни на минуту с момента их знакомства. Это даже хуже – одно дело, когда в твоей задуренной радужными представлениями о мире голове конченная наркоманка предстает невинной жертвой, которую ты обязательно спасешь. Разочарование, конечно, будет болезненным, но это можно понять. Когда ты полностью осознаешь – да, это отбитая наркоманка, которой плевать, которая меня, себя и мать родную за очередную дозу пережует и выплюнет, но всё равно побежишь по первому её зову и доверишь ей свою чертову нихрена не стояющую жизнь – это другое. Можно шагнуть в пропасть по незнанию, это тупо, но возможно, а можно прекрасно видеть, куда идешь – и всё равно идти. Даже если он и признает, хотя бы в своей голове, что ему нравится Ру. Вот в чем дело. Ру не нравятся люди в целом. Если в миллионе новомодных ориентаций есть означающая любовь к разного вида веществам – вот, это её тема, её остановочка. Это единственное, что их связывает, напоминает себе Феско. Дорога между ними не желтая кирпичная или красная ковровая, она скользкая, белая, кривая и обязательно заведет не туда. Но – по ней Ру всё равно каждый раз добирается к нему. Так и в этот раз, Ру вваливается к нему, как домой, Ру наверняка чувствует себя на его видавшем виды диване больше дома, чем где либо, но, эй, какого хрена? У Ру беспорядок на/в голове, она к нему уже давно не за дозой – за минутами хрупкого спокойствия. Ру давно не в порядке и Феско, блять, тоже. Тоже. По телеку белым шумом идет какое-то несмешное юмористическое шоу, Окурок, спасибо ему, где-то шароебится, хотя окажись он нужен – будет рядом за долю секунды. Феско позволяет откинуться на спинку дивана и захрустеть чипсами, Ру подлазит под руку, запускает пальцы в пачку, потом смыкает губы на горлышке бутылки пепси – он честно не смотрит. Отводит глаза, отводит неуместные мысли. Обнимает крепче тощее плечо, не выпускает, хоть сейчас она никуда не денется, она не влезет в очередную херню, она в безопасности. – Феско-о, – тянет Ру, она не объебанная, он не позволил, но почему-то ужасно довольная. Редкое явление. – Какой же ты идеа-альный. И трясет своей блядской нечесаной копной, чтобы волосы обязательно пощекотали его щетину, после чего невозможно избавиться от желания к хуям счесать лицо ножом. Это же обязательно. Феско бесит её копна, но в неё всё равно хочется вцепиться и не отпускать. Вцепиться – не в смысле намотать на кулак и бедрами ритмично вперед, ну, все знают, все были по одну из сторон процесса. Вцепиться – это к себе притянуть, пусть будет чесаться лицо, и носом уткнуться, хотя Ру блевотой воняет чаще, чем пахнет розами. Ему плевать – вот что пугает. – Идеальный, идеальный, – усмехается в эту чертову копну. – А ты – английская королева. Ру хрипло хохочет, и это сложно объяснить, но понимать, что она способна ещё смеяться над его тупыми шутками – лучше всей дури мира, лучше всех вырученных за эту дурь бабок, лучше вообще всего. Жаль только, что это ничего не меняет. – Ру, – он говорит серьёзно, он как грёбанный старший брат, но не из этих видео со стиралкой, а реально заботящийся. – Какой-то раз станет последним, сечешь? В чёрных провалах её глаз – не обдолбанная, а темно – вселенское понимание. Будто Ру насквозь видит его тупые чувства и неуместные порывы. Жаль, что это понимание быстро вытесняется вселенским же похуизмом. – Заткнись, Фес, – бьет мягким кулаком в предплечье, шутя, но как-то нервно. – Останься ещё на минутку таким же идеальным. И он затыкается. Ру ухмыляется как всегда, когда получает желаемое, она под его рукой маленькая, теплая и расслабленная даже без допинга, и эти минуты спокойствия, честно говоря, даже большее, чем Фес заслужил. Потому что у Феско всего один недостаток, перекрывающий всё остальное – он не наркодиспансер, а всего лишь толкающий дурь тупым школьникам барыга.