Я хороню свои чувства в зимней стуже

В снежную, позднюю ночь, ветер завывал ужасным скрипом в старых ставнях. Звёзды летели с небосвода, точкой растворяясь в ночной тиши. На улице стемнело, трескучий мороз дрожью бился в дверь, желая утянуть в свои холодные оковы. Мо Вэйюй не знал, зачем его позвали в ту чайную лавку города Цайдэ. Ноги спешно шагали по хрустящему, отдающему голубизну в мраке масляной луны снегу, а руки юноши, горячие и обжигающие, задорно комкали белое покрывало в своих ладонях в пути. Мо Жань поправляет ворот меховой накидки, носом ловит две-три снежинки на кожу и сам не замечает, как затаивает дыхание – как-то бестолково и почти по-детски, очарованно и очень тихо. Крупинка тут же тает, оставаясь небрежной каплей воды. Так жаль, ведь уберечь её было нельзя. Промозглый воздух буквально потрескивает от какой-то совершенно бестолковой тревоги, и молодой человек ругает себя за своё излишнее беспокойство. Чу Ваньнин только недавно вернулся, спустя 5 лет нахождения взаперти в павильоне Алого Лотоса. А сейчас Мо Жань вынужден покинуть любимого, даже на немного, и от этого ему становится не малость горечно. Лиловая радужка глаз взглядом ищет, за что бы зацепиться, и находит его. Прекрасного юношу, скрывшего свой нежный лик знакомым, бежевым шарфом, и лишь пара блеска в тех ласковых, персиковых глазах оставалась единственным ощутимым теплом, которое брюнет утратил в течении обстоятельств этой, столь непростой жизни. — А-Жань, — слышится голос бывшей любви всей его жизни. Так радушно, искренне и...растерянно? Мо Жань впервые ощущает эту нотку волнительности в тембре старшего. — Ши Мэй, я так рад тебя видеть. Но почему ты захотел встречу в такое позднее время? Случилось что-то серьёзное? — спрашивает молодой наставник Мо, немного склонив вниз голову к старшему. — да, и об этом серьёзном я хотел бы поговорить достаточно давно, может ещё тогда, когда ты только покинул пик Сышэн, отправившись в далёкие странствия. — Ши Минцзин поджал бледные пальцы в небольшие кулачки, да так, что у того проступили белые, острые костяшки, а зубы невольно затеребили губу, сорвав кусочек кожи. — Ши Мэй? Что такое? Ты наверное замёрз, да? — Мо Вэйюй волнительно смотрит, и не выжидая ответа, прижимает чужую макушку к своей груди так крепко, что лекарь как маленький оленёнок, испуганно жмётся крепче, отказываясь отпираться от согретого места. — я так волнуюсь, что не нахожу себе места, я не мог подобрать и пары слов, но всё же должен был на это решиться. А-Жань, ты ведь любил меня когда-то, верно? — этот вопрос заставляет образцового мастера Мо застыть в немом удивлении и замешательстве. Любил ли он Ши Мэя? Бесспорно. Горячо, и с всем придыханием, томящимся внутри подростка, что когда-то в прошлой жизни утратил единственный свет во всём мраке. Тот луч, что улыбался так ярко, как настоящее солнце. Неуверенно хихикающий от мнительности и неловкости из-за раскрасневшихся щёк, а невинные поцелуи в лоб, когда Мо Жань был простужен — глоток чистого, не затуманенного запахом крови воздуха. Он несомненно его любил. С наслаждением потопал в его милости и заботе, отдаваясь всецело. Но он знал, что никогда не был достоин чего-то возвышенного, как Ши Минцзин. Бросил все попытки, поняв что счастья с ним не обрести. Понял, что тот, кому он был всегда нужен — оставался в его тени, молчаливо смотря на все его выходки, терпеливо сглатывая ком. — любил, безумно любил. Но я ведь знаю, что ты не чувствовал никогда ко мне ничего в ответ, верно? — снова вопрос. Шатен в его руках колеблется, а ноги становятся ватными, они не хотят его держать. — здесь ты...несколько ошибочно делаешь вывод, А-Жань. Будь по правде, но у меня были к тебе чувства, о которых я предпочёл молчать, и я не могу тебе сейчас сказать, почему именно. Я полностью осознаю, что утратил все шансы быть с тобой, и поэтому я хочу спросить. Как только учитель восстановится в мире за 5 лет его отсутствия, ты хочешь сознаться ему во всём, правильно? — кажется, что тому стало и вовсе плохо, бедняжка совсем переволновался. Пальцы тёплые, узловатые, родные, касаются руки его и неизбежно вызывают что-то, что словами не выразить. Ши Мэй стягивает шарф, блекло улыбается и перехватывает ладонь Мо Жаня своей. Скользит шелковистыми подушечками пальцев по синеватым венкам и сплетает их кисти в единое целое. Он не надеется, и не просит о чём-то большем, знает, что своё уже упустил. — я...думаю, да. Я хочу быть с этим человеком, я хочу всегда держать для него зонт над головой и быть рядом. Но неужели не нашёл ли ты того...кто всем бы сердцем любил тебя снова, Ши Мэй? Не нашёлся ли тот, кто укроет твои хрупкие плечи от студённой вьюги и стужи? — вопрошает Мо Вэйюй, всё так же не выпуская когда-то любимого им человека из своих согревающих, утоливших тоску и голод объятий. — не нашёл, и больше никогда не найду. Даже обойдя весь свет и соскав каждый блеск сокровищ, ничто не сможет сравниться с настоящим трепетом твоих былых чувств ко мне, А-Жань. Но я отпускаю тебя. Будь же во век ты счастлив с тем, кому предан всей душой. — Ши Мэй смеётся и хохочет. Он зарывается лицом в холщовые рукава и поджимая губы, плачет так громко и надрывно, пряча златые слёзы. Чувства никогда не возможно вырвать с корнем. Но он совершенно ничего об этом не знал. Не знал, что бывает так больно. Осознавать, что человек, которого ты любишь, больше никогда не полюбит тебя.