Внимай же и вкуси, о несвятая дама, Священных смузи, amen. — "I_$USS", гр. Ленинград Истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперëд вас идут в царство божие — Мф. 21:31
В конце декабря в городе Б стоял настоящий сибирский мороз, а в воздухе витала атмосфера провинциального Нового Года. В лабиринте пятиэтажек, в темных, глубоких дворах, поросших бурьяном и заваленных снегом, мелькали в окнах то новогодние гирлянды, то мишура из магазина "все за полтинник". Пока в залитой огнями столице станок без устали печатал свежие порции сомнительных законов, в городе Б бежали по хрусткому снегу прохожие, неся за пазухой кто новогоднюю получку, кто поллитровку. Мир этот, в меру уютный и в меру мрачный, сохранивший в себе, как в древних песках, следы разных времëн и эпох, лишь изредка покачивался на волнах смутного настоящего. В темноте тонули силуэты вождей, самолёты старой войны, островки тайги и речка Волчья, древние курганы и модерновые фасады. Мара сидела на слабо освещенной кухне хрущевки, словно рыбак в лодке посреди ночного океана, и курила Rothmans. В магазине она долго выбирала между пачкой с "преждевременным старением" и "мертворождением", и в итоге взяла обе. Мара думала о том, стоит ли поставить дома в этом году живую ёлку. На душе было муторно. Может, ёлка ее развеселит? Повесить игрушки, как раньше, с утра она проснется - ей будет семь. Она вскочит с кровати раньше всех в радостном предвкушении сокровищ, таящихся под зелёными лапами и мягкими бумажными флажками... Но кого тут обманешь, если ей двадцать два, и ëлка - это вообще-то дороговато. Может, тайком в лесу срубить? Тут главное ментам не попасться. Мара представила, как она, на каблуках, в короткой шубке и тонких колготках, тащит из леса дерево. М-да, под шубой ёлку не спрячешь, как бутылку дешëвого коньяка. Может, Вовку попросить? Нет, к черту Вовку, этот дурак точно попадется мусорам. Уже спустя два часа после мыслей о ёлке Мара карабкалась по обледенелым сугробам на трясущихся ногах. Как это она не заметила, что ее "клиент" под веществами? Не первый же день в деле. Черная шкода лежала на боку в овраге, зарывшись капотом в сугроб. Прямо за ними легла длинная полоса перепаханного снега, перемешанного с землёй. Водитель, пошатываясь и сплёвывая кровь, выбирался через окно. Ну и черт бы с ним! Надо найти попутку и валить отсюда... Сапоги Мары наполнились снегом, кожу нещадно жгло. Куда только этот гандон ее завëз? Вокруг тьма египетская. Вот ведь вляпалась, дура! Мара шла по обочине на слабые огни, мелькавшие между деревьев. Первый шок успел пройти, и она чувствовала, что начинает замерзать. Дорога пустовала. Стараясь побороть подступающий ужас, она в очередной раз зажала кнопку включения на разбитом телефоне, пытаясь пробудить в нем признаки жизни. И тут за поворотом мелькнули фары. Мара встрепенулась, издала какой-то отчаянный крик, замахала руками и выскочила на середину дороги - рискованно, но зато наверняка. Ну уж нет, мимо они не проедут! Большая тëмно-синяя машина неторопливо оттормозилась и встала прямо перед ней, обдав теплом двигателя. Задняя дверь тихо щелкнула. В салоне запиликал мелодичный сигнал. Мара проковыляла на каблуках по обледенелой дороге вдоль внедорожника, открыла дверь и забралась на заднее сидение, в теплый полумрак. Ее трясло, иней на ресницах таял и тушь текла по лицу. - Привет, мальчики! - Несмотря на жалкий вид, она привычно растянула губы в игривой профессиональной улыбке и пригладила копну вьющихся волос. Впереди сидели двое. Один обернулся с пассажирского сидения и весело посмотрел на Мару. "Малолетка", - подумала Мара, увидев раскосые лукавые глаза, веснушки на носу и щеках, обрамлëнных мягкими, слегка вьющимися волосами. - Из какого сугроба выбралась, снегурочка? - полюбопытствовал мальчишка. - Да таксист извращенец попался... Завëз в глушь, еле сбежала... Хорошо, что вас встретила. Довезëте до города? - А это какой по счету таксист у тебя за сегодня был? - нахально спросил подросток. В носу у него поблëскивал золотой септум. - Иван, придержи язык, - прервал подростка водитель. - Кофе? - не оборачиваясь протянул он термос. - Спасибо. Маре было сложно разглядеть сидящих в полумраке людей, однако водителя она тут же про себя окрестила "гослингом" - во первых, за перчатки без пальцев, как у героя фильма "Драйв", во-вторых было в его фигуре что-то такое, что напомнило ей американскую звезду. - Как тебя зовут-то? - продолжил подросток. - Мар.. Мэрилин. - Мэрилин? Мэрилин посреди Сибири? Хаха, серьезно? Ты слышал, - обратился он к водителю, - мы в "Брате 2" походу снимаемся! Какая у меня сейчас реплика? - А по-русски это как? - подыграл "Гослинг". - Мара, - просто ответила Мара. Подросток ее раздражал, однако кофе приятным теплом растекался по телу, от пережитого стресса разом навалилась неожиданная усталость, и она стала не язвить в ответ. - Мара это Тамара или Мария? - не унимался Иван. - Мара это Мара. Вкусный кофе. А может у вас что-то покрепче есть, мальчики, а? - Чего например? Водочки? Ха-ха, Тео, намутишь водочки для Мэрилин? - В бардачке посмотри, там сбоку, в бутылке из-под "Святого родника", - спокойно ответил водитель.***
- Бог есть любовь? Серьезно, блядь? Да где он, твой бог? Куда он смотрит, когда я на трассе стою? Мальчики-мажоры на папиной тачке, который нихуя по жизни проблем не знали никогда, будут мне байки эти рассказывать! Да идите нахуй! Тачку остановите, я выйду! - заплетающимся языком выпалила Мара, и тут же пожелела о своей дерзости, увидев, как побелели костяшки пальцев Тео, вцепившегося в руль и неотрывно смотревшего на дорогу. Ну, сейчас начнется. Допизделась, мать. Остановятся у обочны, отметелят и оставят в канаве. Не надо было на "святой родник" налегать. Приехали, дура! В машине повисло тягостное молчание. Иван повернулся к Маре и попытался разрядить обстановку: - Ладно, че ты психуешь, Мэйделин, блин. Бывает. Хочешь коньяка лучше вместо водки твоей? - он протянул початую бутылку "Хэннеси XO". - Тео тут подогнал, классный коньяк вообще... - А ты не маловат, чтобы в коньяках разбиратся? - Мара взяла бутылку, отхлебнула приличный глоток. И хотя она уже была порядком навеселе, да и в целом крепкий алкоголь пила далеко не впервые, старый коньяк обжëг горло. Дыхание перехватило, Мара закашлялась. Тео хмыкнул. - Ничего коньячок. Дорогой? - хрипло спросила она, отдышавшись. - Не дороже воды! - внезапно захохотал Иоанн.***
- Ну ты же вроде... - Да я вообще никогда не испытывала удовольствие от секса, если хочешь знать! - Серьезно? - А как ты себе это представляешь? Думаешь, там сплошь аленделоны за рулём фуры сидят? С этими уродами - вообще ничего. Никогда! - А с женщинами? Мара задумалась. - С женщинами как-то не доводилось... Мара сама не заметила, как Тео перелез между сидениями и оказался в салоне напротив нее. Что-то в его взгляде заставило ее замолчать. Этот взгляд не был взглядом похотливого клиента, которых она повидала немало, однако что-то заставило ее замереть на сидении. Тео потянулся к ней. В этот момент Мара впервые почувствовала что-то, что показалось ей похожим на желание. Как заворожëнная она стала медленно стаскивать с него футболку, почувствовала теплую кожу под пальцами и понадеялась, что ее руки не слишком холодные. На глаза Тео упала тень, и глядя в эту тень, Мара вдруг ощутила что-то совершенно не относящееся к происходящему, что-то странное, торжественное, словно она окунулась во тьму старой деревянной церкви, куда в детстве водила ее старенькая бабушка, во тьму с картин Тициана, во тьму ночного неба над пустыней где-то очень далеко на востоке... Тео почему-то потянулся выше, а взгляд Мары упал на аккуратную татуировку на его шее, которую она не заметила раньше: יהוה. Она почувствовала, как губы Тео коснулись ее лба, и в тот же миг окружающая реальность начала рассыпаться на куски, превратилась в переливающийся песок, появляющийся из ниоткуда и исчезающий в никуда, а в голове, которой больше не существовало в этом, физическом мире, расцвел огненный цветок. Она стала сразу всем - каждой частицей мироздания, каждой песчинкой, и каплей, и энергией, и воздухом, и землёй. Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый, и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, Прииди и вселися в ны, И очисти ны от всякия скверны, И спаси, Блаже, души наша. Аминь.