Их семейное счастье

СССР не ожидал, что подобное с ним когда-либо случится. Он все ещё не признавал этого. Однако каждый раз, когда он видит спокойное лицо американца, пока тот спит у его бока, коммунист начинает одновременно винить себя и в глубине души ликовать, что все это — реальность. — USSR, — сквозь сон зовёт его США, потирая заспанные глаза. Союз не отвечает и даже не шевелится. Точнее боится пошевелиться. Его щеки все больше опаляет жаром, когда он встречается взглядом с Америкой. Что это за щекотливое чувство в груди? — Good morning, honey, — так же тихо произносит он, касаясь ладонью щеки коммуниста (когда-то коммуниста). Сейчас он такой нежный… не такой, какой был несколько месяцев назад. СССР не может сопротивляться. Особенно, когда Америка не скрывает своих эмоций за тёмными очками. А он сам сейчас не притворяется Россией. Они полностью открыты друг перед другом. Здесь. Под тёплым зимним одеялом в стенах спальни затхлой хрущёвки, но теперь очень уютной, поскольку оба стараются сохранить это место в порядке. США знает через какие ужасы пришлось пройти Союзу. Как в конце концов он решился отказаться от своей идеологии, начал скрываться среди собственных детей, не говоря им о том, что остался в живых, красясь в цвета другого флага, превращаясь в РФ, чувствуя душераздирающую боль, когда они поминали его плохим словом. Неужели это в благодарность за долгие годы их защиты? Однако это свойственно для любых людей-стран. Иначе никак. Ведь политика в их случае всегда затрагивает семейные отношения. — Что случилось? — взгляд США выражает любопытство и даже некую…тревожность? О, боже, СССР никак к этому не привыкнет. Штаты ведь действительно волнуется за него. Союз отрицательно качает головой, давая понять, что все в порядке. Затем едва касается губами ладони США. Штаты не может не хихикнуть от такого чересчур нежного жеста со стороны Совета. Реакция США заставляет СССР нахмуриться, но не от злости, а от того, что он и без того смущается от своих же ласк в адрес американца. СССР нависает над ним, США же с хитрой ухмылкой сцепляет руки в замок за его шеей. Ему было интересно наблюдать за попытками Союза соблазнить его. Ведь обычно инициатором их романтических прелюдий был сам Штаты. Совет разглядывает возлюбленного. Капиталист поправил его съехавшую ушанку. СССР не снимал её, даже когда они занимались любовью. Красная звезда задорно поблескивала от лучей солнца, что падали из окна. Глаза Совка прошлись по телу любимого. На белоснежной коже американца виднелись почти исчезнувшие фиолетовые отметины от укусов на шее и плечах. Коммунист не знал, почему ему так нравится кусать парня во время секса, возможно, он так пытался как-то пометить его. Но США только был рад такому проявлению привязанности. Союз делал это именно тогда, когда второй был на пике наслаждения, в такие моменты сладкое удовольствие от толчков СССР идеально сочеталось с покалывающей болью на коже от острых клыков. Когда же активом был США, Совету приходилось терпеть его мертвую хватку. Американец любил обездвиживать его, вдалбливать в постель, слушая громкие хрипы и стоны со стороны возлюбленного. Им нравилось чувствовать друг друга…любыми способами. — Ммм… СССР…милый~ Союз начал целовать ключицы американца, его синяки от засосов и укусов, стал подниматься дорожкой поцелуев к его щеке. Потом следует долгий нежный поцелуй в лоб. Он любил целовать в щеки и в лоб своих детей, прижимать их к своей груди, слышать их радостный смех и это счастливое: «С возвращением, папа!» Но сейчас этого нет. Ничего нет. США затягивает русского в мокрый поцелуй. Американец проводит языком по его нёбу, по ряду ровных зубов, а затем сплетается с языком коммуниста. Комната наполняется причмокиванием от их сладкого поцелуя. Как же Штаты любил целовать его. Он стягивает с Союза бежевый свитер, проводит руками по торсу. СССР тихо вздыхает, чуть прикрывает глаза. Как он мог до такого опуститься? Он — страна, которая категорически была против мужеложства, у которой даже была по этому вопросу уголовная статья, прямо сейчас принимает ухаживания со стороны другого мужчины. Почему его мировоззрение так кардинально меняется? Он считал гомосексуальные отношения отвратительным деянием, пошлостью, за которую нужно сажать, и он даже не позволял себе когда-то задуматься, что в таких отношениях могут присутствовать настоящие, искренние чувства, чистая любовь, как и у любой другой гетеросексуальной пары. Как? Почему это происходит именно с ним? Хотя странно об этом задумываться сейчас… Ведь по сути СССР самому приходилось вынашивать своих детей, получается это в каком-то смысле даже нормально? Несмотря на то, что они оба мужчины? — USSR! ~ США громко стонет, когда Союз начинает тереться своей возбужденной плотью, спрятанной за тканью штанов, с его, что была за домашними спортивками. Штаты тихо хнычет, крепко обнимает возлюбленного за шею. Союз снова целует его плечи, шею, кадык, а затем снова губы, щеки. — Хочу тебя…как же я хочу тебя! — судорожно шепчет американец, уже не в силах сдерживать себя. Он тут же меняется с мужчиной местами, опрокидывая его на кровать. —Хэй! — недовольно рычит Совок, когда чувствует, как сильная крепкая ладонь Штатов сжимает его запястья над головой, прижимая к подушке. — Стой! Совет хотел запротестовать. Он не может так легко сдаваться возлюбленному, однако настойчивые дорожки поцелуев со стороны Америки просто сводили с ума, не давали трезво мыслить. Вторая рука Штатов слишком трясется от возбуждения, не может справиться с ремнём, но вскоре у него получается совладать с бляшкой кожаного изделия. СССР вскрикивает, чувствуя как возбужденная горячая плоть американца медленно входит в него. Он был уже достаточно растянут, ведь ему не впервой заниматься этим с США. К слову, они делали это практически каждый день. — А-ах! Совет, какой же ты узкий и тёплый! — от кайфа закусывает губу Америка, едва сдерживая себя, чтобы не перейти сразу на бешеный ритм. — Хорошо…как же хорошо… Он начинает двигать бёдрами. Союз часто дышит, чувствуя везде на своём теле губы США. Он целует каждый сантиметр, каждый шрам, каждую царапину. Сердце Совка начинает неустанно биться. Он начал тихо постанывать под Америкой. Его ноги обхватывают талию Штатов. Это чувство наполненности… когда ты находишься во власти любимого человека… когда вы становитесь единым целым… какое же блаженство… СССР чувствовал, как в него входит плоть Штатов… трется о влажные от возбуждения стенки, как чертова головка члена доходит до простаты и при каждом касании словно целует её, все больше и больше задевает, нажимает, заставляя судороги удовольствия, будто ток, ударять каждый раз по телу. Он чувствовал движение внутри себя и поддавался навстречу. СССР был вынужден делать вид, что ему не нравится быть снизу. Гордыня не позволяла признать. Но как же он был счастлив каждый раз, когда США брал дело в свои руки. Он чувствовал себя нужным, он чувствовал себя любимым, он чувствовал себя в безопасности. В последнее время Совета все больше волнуют кошмары, воспоминания о тех временах, когда его дети пошли против него, желая добиться суверенитета. Он уже и забыл, каково это чувствовать любовь со стороны собственных детей или вообще со стороны кого-то. А потом объявился США и снова перевернул его жизнь. Их мнения друг о друге поменялись, и теперь они не могут быть врозь. Однако осознание СССР того, что он не смог удержать родных возле себя, все больше пожирало его изнутри. Ему было тяжело, ведь он пытался воспитывать их в одиночку в тяжелейшие времена своего правления. Но сейчас с ним Штаты. Он хочет снова попробовать обрести семейное счастье. Он хочет снова… почувствовать то самое блаженное чувство, когда ребёнок начинает толкаться в утробе, когда он начинает говорить первые слова, когда только-только учится ходить. СССР чувствовал пустоту внутри, но сейчас… хочет её заполнить… — Ах! Ах! Мерика! — уже кричал под ним СССР, чувствуя, как американец начал двигаться быстрее. — Aмерика...! — Кричишь как какая-то шлюшка, — самодовольно вздыхает американец, после чего СССР рычит и кусает его за плечо, да так что начинает сочиться кровь. — Ах! Да! Да! Вот так! Ха-ха! — толчки стали ещё интенсивнее, и Союз уже не жалел голоса, чувствуя как достоинство его возлюбленного снова и снова ударяет по простате, заставляя вскрикивать. Его промежность выделяла огромное количество смазки, облегчая трение. За это Штаты и любил уникальное устройство организма СССР. Внутри все горело, внутри живота невероятно приятно тянуло. Совок стонал в голос, когда чувствовал, как рука Штатов начинает ласкать его член, надрачивать ему в такт своим толчкам, и при этом американец умудрялся проводить языком по губам Совка, заставляя приоткрыть рот, а затем касаясь своим языком его языка, мокро целовать, так целовать, чтоб по подбородку стекала слюна. — Я хочу кончить прямо в тебя, — задыхаясь, шепчет США на ухо возлюбленному. — Хочу наполнять тебя снова и снова! Ха-ха! Похоже, мы будем делать это до тех пор, пока ты не залетишь от меня! От этих слов у СССР все внутри затрепетало. Он начал постанывать громче, чувствуя, как член Штатов пульсирует и становится больше. Он был уже близок к тому, чтобы излиться в него. В уголках глаз Совета накапливались слезы, он глубоко и громко дышал. — Нет! Не смей! — шипел он через стоны наслаждения. — Не смей кончать внутрь, дурень! Ему нужно было это сказать. На самом деле он желал, чтобы Штаты сделал это. Америка знал об этом. Пора бы уже. Они и так давно вместе, США уже был готов взять на себя ответственность и наконец посвятить себя счастливой семейной жизни вместе с человеком, которого любил всей душой и сердцем. Штаты больше не держит его запястья, а бережно берет его руки в свои, сцепляя их пальцы в замок, прижимая его руки к кровати. «Хочу ребёнка… Хочу ребёнка… Как же я хочу от него ребёнка!» — СССР краснел и стыдился собственных мыслей. Эти слова проносились у него в голове с каждым толчком Штатов. Эти слова проносились у него в голове прямо сейчас, когда Совет уже с затуманенным взглядом и нежной улыбкой смотрел на полное любви и экстаза лицо возлюбленного. США ускоряется до предельного, настолько, что Совок забывает как дышать, а потом блаженно вскрикивает, когда чувствует, как тот кончает прямо внутрь него. Совет выгибается и тут же кончает следом. Семя Штатов все больше и больше наполняет нутро Союза. — Приятно… как же приятно… — чуть ли не всхлипывает от судорог наслаждения коммунист, обнимая Америку за плечи. Тёплая вязкая белая жидкость все больше и больше льётся внутрь, наполняя его. Сперма Штатов горячая, обжигающая, от неё у Совка в животе словно разгорается пламя. — Будто губка впитал, — нежно улыбается американец, смотря глубоко в глаза СССР и подрагивая от недавно пережитого оргазма. Он не торопился выходить из него, да и Совет ему и сам бы сейчас не позволил. Он настолько крепко в него вцепился, что, казалось, больше никогда не позволит выбраться из его объятий. Коммунист утыкается носом в шею Америки, чувствует запах какого-то дорогого одеколона вперемешку с его потом. Наконец СССР позволяет американцу отстраниться от него. Штаты аккуратно высовывает свой член из промежности возлюбленного. Немного выжидает, и затем снова хитрая ухмылка появляется на его лице. Совок чуть содрогается, и вязкое семя начинает медленно вытекать из него. Оба тяжело дышат, но глаза у обоих счастливые. — Мы ведь ещё не закончили, — шепчет Штаты снова, обнимая Совета. — Я ведь сказал, что мы будем заниматься любовью, пока ты не забеременеешь от меня~ И СССР закусывает губу, желая как можно быстрее почувствовать, как семя его любимого человека вновь наполнит его до краев. *** Совок привык всего по жизни добиваться сам: авторитета, военной мощи, успехов в экономике. Он сам может себя защитить. Однако прогресса ему удавалось добиваться большими усилиями. За усердием и стараниями следовал стресс. Хочется отбросить все тревоги прочь, просто плыть по течению, хотя бы раз не командовать, не управлять, а побыть ведомым. И это он мог позволить только США. Америка же просто обожал СССР. За его голос, за его спокойствие, за его нежность к близким и родным, за желание заботиться о ком-то. На публике им приходилось строить из себя врагов, но, когда эти двое оставались наедине, они тут же срывали маски и отдавались друг другу. Америка даже завидовал ему. За то, что он такой из себя гордый одинокий волк. Хотелось разрушить этот железный занавес к чертям собачьим и завладеть сердцем Совета, сделать коммуниста своим, никому не отдавать, показать ему истинного себя, и подтолкнуть того поступить так же. И вот спустя долгое время ссор и недопониманий они наконец-то вместе. СССР чуть поглаживал свой живот в надежде почувствовать толчок. Все-таки уже была двадцатая неделя. США вернулся с собрания довольно поздно, но вся его усталость вмиг улетучилась, когда он увидел, как внимательно Совет изучает свой животик. Не прошло и полминуты, как коммунист уже ласкался к Америке. Беременные особо чувствительны, знаете ли. — Не провоцируй, — настороженно сказал Штаты, пытаясь усмирить раззадоренного возлюбленного. — Вдруг опасно… — Не опасно. Ребёнок будет в порядке, — уверял Союз, расстёгивая его белоснежную рубашку, приспуская галстук. Оба элемента гардероба тут же сползли с тела американца и были выкинуты куда-то в тёмный угол комнаты. — Тогда позволь мне быть сверху. На эти слова коммунист недовольно поморщился, но возражать не стал. Однако он тут же изменился в лице, когда Штаты оседлал его бёдра. — Так ты сегодня у нас — наездница? — самодовольная ухмылка заиграла на физиономии Союза. — Oh, god, заткнись, коммунист несчастный, — Штаты закатил глаза и принялся стягивать свитер с возлюбленного. — Хах, ты что пополнел? — играючи засмеялся Штаты, после чего Союз вздрогнул. Американец это заметил. — Хэй, чего ты? Я ведь в шутку! Я буду любить тебя в любом случае~ — Дебил, — холодно произносит мужчина, но по его телу не перестают пробегать мурашки от сладких касаний любовника. Он чуть прикрыл живот, словно боялся, что его могут туда ударить, но США ни в коем случае не хотел причинять боль ему или малышу. Потому поторопился загладить вину, потянувшись к губам Совка. СССР блаженно стонет в поцелуй. На самом деле уже и правда был виден выпирающий животик у Совета, но это его вовсе не делало менее привлекательным, а наоборот даже ещё сексуальнее. Он начал походить на какой-то святой запретный плод, который ни в коем случае нельзя было срывать или пробовать на вкус, касаться или даже смотреть в его сторону, однако… все мы знаем, что Америка любит играть только по своим правилам, верно? — Как же от тебя приятно пахнет, — нежно улыбается Штаты, целуя возлюбленного, чувствуя этот мягкий запах молока или чего-то детского, хотя СССР даже ещё не успел обзавестись малышом и покормить его, однако от него уже веяло чем-то отцовско-материнским (если можно вообще так выразиться). И Америке это нравилось. Ведь это — его возлюбленный и его ребёнок. Сегодня они оба до безобразия нежны. Словно они новоиспечённые любовники, хотя у них за плечами уже долгий опыт романтических отношений друг с другом. СССР принимает влажные поцелуи в губы от любимого, поглаживает бёдра США, поднимается руками выше, сжимает ягодицы, от чего Америка громко выдыхает. Руки Совка добираются до ширинки его джинс, Штаты проделывает то же с ним. Они вдыхали запах друг друга, обнимались, желая как можно больше сократить расстояние между их телами. Тумбочки возле их кровати давно забиты разными лубрикантами. Америка их любит, особенно, когда Союз сам его подготавливает. Холодная смесь с ароматом клубники попадает на пальцы коммуниста, и тот бережно вставляет несколько пальцев в довольно разработанный анус американца, но ещё не до конца подготовленный, чтобы приступить сразу к вкусному. СССР аккуратен с партнёром, хоть и не привык к таким томительным прелюдиям, однако они, судя по всему, оба сегодня в настроении делать подобное. Штаты тяжело дышит, насаживаясь на грубые пальцы возлюбленного. Тот ножницами растягивает стенки США, чувствуя, как тот уже изнемогает от желания, чтобы в него вошли или он сам насадился на член Союза. Совет не может отвезти глаза от вставшего члена Штатов. Он чувствовал этот кисловато-сладкий запах, из-за которого у него самого стояло как у течного подростка. СССР не выдерживает и все-таки поддаётся вперёд, начиная проводить языком по головке члена Америки, не прекращая входить пальцами в его анус. Штаты скулит. Ещё немного и он кончит, не успев даже почувствовать достоинство Союза внутри себя. СССР начинает посасывать головку, вытворять что-то невероятное своим языком, а затем заглатывать чуть ли не во всю длину. — M-m-h, honey~ Oh, god! You are amazing… — в беспамятстве шепчет Штаты, ловя нереальный кайф от минета возлюбленного. Он чувствовал, как Совок делает глотательные движения, как вибрация от его мычаний и стонов проходит по всему стволу. Плюс ко всему этому в американца уже входило три пальца…и черт…как же ж… Штаты нехотя отстраняет от себя Союза, смотрит на его полные омута и неги глаза. Америка тут же расправляется окончательно с джинсами СССР, видит насколько тот возбужден, а затем тут же садится на его член. Оба блаженно выдыхают, и Америка двигается. После пары толчков он уже кончает себе на живот, из-за чего жёстко ругается на своём языке, однако не останавливается и продолжает, понимая, что начинает утопать в оргазме с головой. Возбуждение не собирается их отпускать, колом стоит у обоих, будто их накачали жестким афродизиаком. Америка уже не сдерживает свои вздохи и стоны, он жадно целует СССР, даря свою любовь и нежность, удовольствие и ласку, искренность и верность. Союз не может перестать блаженно улыбаться, снова и снова проводить руками по талии, бёдрам, ягодицам Штатов, он чувствовал себя в раю, чувствовал, как влажные мокрые стенки тесно и горячо сжимают его и трутся при каждом рваном движении американца. СССР берет США за руку, целует его ладонь, каждый палец, а затем… прижимает его ладонь к своему животу. И тут американец чувствует толчок в свою же ладонь. Штаты в удивлении ахает, и, судя по счастливому лицу Союза, тот тоже почувствовал малыша. Сердце США в этот момент начинает бешено стучать, ему хочется плакать от радости, от наслаждения, что он испытывает рядом с СССР. Как же он счастлив… — Я люблю тебя, — целуя произносит он, не останавливаясь, еле дыша от перевозбуждения и восторга. — Oh, god, как же я люблю тебя! Я буду заботиться о вас! Потому что вы для меня самое дорогое на свете! Я люблю вас всем сердцем… — Я тебя тоже, — слезы одна за другой скатываются по щекам Союза, он обнимает плечи Америки. Хорошо. Как же хорошо. — Я тоже люблю тебя. Вас обоих… Ребенок снова чуть толкается в руку американца. Волна омута накрывает Совка и Америку. Штаты блаженно стонет, принимая в себя все, что в него излил Союз. Они словно идиоты смотрели друг другу в глаза и чуть ли не плакали, но они были действительно счастливы. За всю свою жизнь они повидали много дерьма, но кто бы мог знать, что истинный смысл жизни обретут друг в друге, ведь оба когда-то были заклятыми врагами… *** СССР бережно прижимал маленькую страну, закутанную в разноцветные пеленки, к груди, кормя малыша. США сидел рядом и даже немного завидовал собственному любимому сыночку. Маленькая страна через некоторое время окончательно утомилась и заснула, отказываясь принимать более молока от родителя. — Опять плохо кушает, — с хрипотцой произнёс СССР, укладывая малыша в манеж. — Маленький ведь ещё, — Америка подошёл сзади и нежно обнял возлюбленного со спины. — В первые дни жизни малыш еще не успевает высасывать достаточное количество молока. — Знаю, — чересчур серьёзно и устало произносит Совок. Союз чуть поморщился, коснувшись груди. Немного больно. — Сцеживать придётся… — Ну, зачем же? — игриво протягивает Штаты, после чего целует любимого в шею, затем в ключицы, в плечо, опускаясь дорожкой таких поцелуев к груди, чуть приподнимая матроску коммуниста и снова оголяя его соски. — Пендос! Ты че удумал?! — залился краской тот ещё сильнее, пытаясь отстранить от себя США, но тут же тихо простонал, сжимая рукава его чёрной футболки с надписью «НАТО», когда почувствовал, как американец жадно припал к его груди. — Не шуми, а то разбудишь, — прошептал в самое ухо Штаты, а затем продолжил высасывать оставшееся молоко из груди любимого. Лицо СССР опалило жаром, он закрыл рот рукой, пытаясь подавить рвущиеся наружу стоны. Он чувствовал, как Америка просовывает колено между его ног и начинает поглаживать нарастающий бугорок в джинсах. Руки США блуждали по телу Совка, а сам он с блаженством чувствовал вкус молока, что выделяло тело коммуниста в ответ на его касания. СССР поглядывал на мирно спящего малыша, боясь лишний раз потревожить его, но, похоже, тот не особо был против, чтобы родители наслаждались друг другом, пока он пребывал в царстве Морфея. Потому эти двое и не останавливались. СССР больше не снились кошмары. Ведь он вновь обрёл семью.