ПРЕКРАТИ ДУМАТЬ — ПРЕКРАТИ ДУМАТЬ
Он размыкает челюсть только тогда, когда на кончике языка оседает металлический привкус. Рецепторы тут же подкидывают ему воспоминания о жизни, в которой ему показалось забавным покончить с собой. Ладно, это было не очень забавно, тем более, ему тогда не было даже тридцати двух. Дыхание перехватывает, а диафрагма болезненно сокращается, отчего у Арсения вырывается глухой стон — возможно, в той жизни Антон его искал. К чёрту. Мог бы искать побыстрее. В одно движенье он подскакивает с кровати. В глазах темнеет, а когда зрение возвращается, Арс фокусирует взгляд на потрёпанном шифоньере. Кажется, у него было точно такой же в детстве. И ковёр на стене такой же. И диван скрипучий. Он фыркает и отворачивается к окну. Какая разница, какая обстановка в квартире, если ты целыми днями шатаешься по улице, вглядываясь в лица незнакомцев. Сколько там ему осталось отсмотреть? Всего несколько миллионов жителей Москвы? Арсений кидает взгляд на улицу и рассеянно рассматривает теплотрассу прямо под окнами, скользит взглядом вверх и утыкается в многоэтажки, которые теряются в облаках. Солнечные лучи стремительно вырываются из их плена, чтобы снова потеряться там через мгновенье. Три раза он встретил его в Питере, два раза в Воронеже, один в Омске, а ещё один в Новосибирске. Он встречал его в аэропорту Мюнхена, в кафе в Праге и в парке в Кобурге. Он даже не знал, что в Германии есть такой город, но теперь его название навсегда с ним. Может стоит заказать баннер-растяжку, который самолёт пронесёт над каждым городом мира?АНТОН, МНЕ СЕГОДНЯ 32. НАЙДИСЬ, ПРИДУРОК
Обрывки воспоминаний о его первой жизни скребутся изнутри, и Арс мотает головой в попытке развеять сонную дымку. Ему осталось всего несколько часов без Шаста, и с этим он справится. В этой жизни Арсений чертовски сильно постарался встретить Антона. Он выбился из сил, стараясь снова запустить цепочку событий, которая привела бы к их неизбежной встрече на «Импровизации», но, чёрта с два, именно на сегодня назначено утверждение актёрского состава. Арс пытается отгородиться от навязчивых «если» и «вдруг», но они незаметно прицепляются на его волосы, одежду и подошвы как дурацкие тополиные почки. Телефон коротко пиликает и, Арсений подхватывает его с прикроватной тумбочки. Будешь вовремя? С др, чтоли 09:37 В этой жизни он уже встретил Серёжу, что классно. Ему определённо понадобится поддержка под конец дня, если... Дурацкое «если», кыш! Он немного завидует другу — у него было столько разных жизней! Когда тот обменял свою скрепку на дом или в итоге бросил затею; когда женился и завёл трёх детей или когда на скорости вылетел на встречку и его жизнь оборвалась в тридцать восемь. А ещё когда он жил в Колумбии или работал астрономом в Перу. Арс проходит на кухню и тыкает чайник, высыпает пакетик каши быстрого приготовления в тарелку. Его бесит изюм, который сморщено смотрит на него из кучки овсяных хлопьев, и он раздражённо фыркает. Он мимолётно бросает взгляд на телевизор и тут же отказывается от этой идеи — он мог бы заучить все новости двадцать первого века и цитировать их на улицах за день «до», но ему очень не хочется проводить ещё одну жизнь в «психушке». Хотя однажды он встретил Серёжу именно там. Иронично, что друг никогда не вспоминает их встречи в прошлых жизнях, но всегда первый заговаривает с Арсом. Иногда это сбивчивые извинения за пролитый кофе, иногда деловое предложение бизнес-партнёру, а в тот раз — предложение вступить в ряды наполеоновской армии. Их дружба — это то, что позволяет притупить боль от поисков, которым нет конца. Но сдавливающая пустота, в тишине которой звенит одно-единственное имя, никогда не отпускает Арса. Чайник щёлкает, и он заливает кашу. Ему кажется, что все его жизни движутся в направлении одной единственной встречи. А решения, которые он принимает до неё — просто чтобы не умереть от боли. Арсений не знает, почему он так пиздецки вляпался, и за что он вынужден каждую жизнь проводить в долгих и часто бесплодных поисках. Может он кого-то убил в той первой жизни? Может даже не одного человека, а например десять тысяч мух? Есть какое-то критическое количество смертей, даже если они очень маленькие? Он вздыхает и скользит взглядом по кольцам пара, поднимающимся к потолку. Ему так хочется разорвать эту дурацкую петлю, но каждую жизнь на его сердце неровным размашистым почерком выведено:ГДЕ ТЫ?
И даже если этот ответ появляется, он ничего не объясняет — их встреча никогда не расстановка всех черточек над «и». Конец одного поиска — это всегда начало другого, более глубокого и саднящего, но от его предвкушения у Арсения ухает сердце. Это всегда метания (иногда и часто на протяжении всей жизни), неловкие касания — взгляды — жесты и почти никогда что-то большее. Возможно он просто мазохист, что хочет этого снова, но тогда справедливо будет поделить это звание на двоих. Телефон кратко вибрирует. Мы же в 12 встречаемся? Я походу опоздаю 09:53 Пунктуальность Серёжи, к сожалению, тоже переходящее в каждую жизнь явление. Арс без интереса ковыряет готовую кашу, на которой уже появилась плёночка. Ему кажется, что сам он тоже полностью покрыт этой дурацкой тонкой плёночкой, под которой скрывается настоящий Арсений — яркий, эксцентричный, смешной. А этот… разве этого Антон бы узнал? Он заставляет себя съесть несколько ложек каши, но язык начинает жечь. Ещё немного и металлический привкус снова осядет на языке. Это дурацкая идея — привязывать конечность поисков к определённой дате, но ведь… Он и правда ни разу не находил Антона после тридцати двух лет. Может с ним… Может с ним что-то случается? Может даже что-то глупое — стукается своей дурацкой головой о низкий дверной проём, а таких длинных носилок в машине скорой помощи нет. Арсений не знает, что хуже — его нелепые оправдания их «невстреч» или реальность, которая раздаёт ему пинки и подзатыльники. Шаст не знает о какой-то там хитровыебанной «пустоте» в груди у Арса, он живёт своей жизнью. Так, Антон может быть классным родителем — Арс всегда это знал, даже до того как увидел это своими глазами. До того как убедил себя, что никогда не встречал его с ребёнком в «Garrett Popcorn Shops» в Чикаго. Он зацепился взглядом за его кудряшки. Секунда, чтобы понять, что это Антон. И ещё одна, чтобы заметить рядом ребёнка, который заливается смехом. Он не знает, что это была за девушка рядом с ними, но это и не важно. Может быть это был племянник или ребёнок друга, или ещё сотни вариантов, но… Этот ребёнок был так похож на Антона. Он был такой радостный. И такой кудрявый. Поэтому Арс просто развернулся и вышел из магазина. Ему кажется правильным считать, что он так и не встретил Антона в этой жизни. Да и когда бы он успел? Если на вечер у него был запланирован крепкий сон в искрящей ванне. Ещё одна жизнь, которую он решил не досматривать. Каша сворачивается противными комочками, и Арсений капитулирует перед её отвратительным видом. Он встаёт из-за стола и возвращается в спальню. Арсу хотелось бы одеться красиво — так торжественно, что Антон не смог устоять перед искушением появиться прямо перед ним. Но правда в том, что для этого достаточно с ног до головы увеситься бижутерией — эта привычка Шаста остаётся неизменной с их первой жизни. Мужчина находит в себе силы посмотреть на верх стопки вещей, и от одного взгляда на нежно-розовый худи щемит сердце. Он помнит в нём Антона настолько ясно, будто видел его только что. Он столько жизней даже не знал, где этот дурацкий худи продаётся. А теперь знает. И теперь всегда будет его покупать. Он придумывает, что худи пахнет Шастом. Но, конечно, он не пахнет — он пахнет порошком, который нашёлся в этой квартире. Арс помнит, как встретил Антона в его подростковых годах. На окраине Воронежа — с бутылкой нефильтрованного. Встретил по дороге в университет и изумлённо уставился на него. Кто-то из его компании что-то выкрикнул ему, но Арсений никак не мог понять… Почудилось или нет? Первый удар пришёлся в район солнечного сплетения, второй он уже не помнит, а когда всё закончилось, он все ещё пытался убедить себя, что просто обознался. Он чувствовал, что нос разбит, и смотрел как рядом с ним начинается небольшой кровавый ручеёк, когда прямо перед ним появились серо-зелёные глаза. — Арс, это… ты что ли? Тогда в его квартире, после стирки всей его и Антона одежды — порошком пропахло всё. И сейчас Арсений представляет — что это его запах. И от этого не так больно. А ещё он точно знает, что лучше встретить Шаста в грязной одежде в спальном районе Воронежа, чем счастливого с семьёй в Чикаго. Он проходит в ванную, чтобы почистить зубы и кидает краткий взгляд на своё отражение в зеркало. Его неизменная внешность — как ненадёжный гарант того, что Антон узнает его. Самого Шаста он видел и с длинными светлыми волосами, и с розовым ирокезом (ему хочется одновременно забыть и навсегда сохранить этот момент в памяти). Арс снова готовится к битве, где исход давно решён. Он не знает, чего хочет больше — никогда не выходить из квартиры или выйти, чтобы снова начать поиски через -дцать лет. Он откручивает кран с горячей водой, но из глубин водопровода слышится только тихое скрежетание. Арсений раздражённо взмахивает рукой и смахивает косметичку в раковину. Да чёрт бы тебя... Вибрация телефона резко прерывает его проклятье. — Блядь, авария на дороге, я на метро. Буду чуть раньше. Арсению кажется, что эту ситуацию с резкой сменой времени встречи он проживал как минимум сотню раз. Он находит в прихожей несколько браслетов, хватает рюкзак и накидывает куртку. Уже на выходе ещё раз кидает взгляд в окно, и клянётся себе, что в следующей жизни купит обувь теплее кед. Скрип качающихся дверей метро. Помпезный вестибюль станции напоминает о тихой покорности жителя России перед погодными условиями, непомерными империалистическими мотивами политиков и громоздкими сталинскими зданиями. Арсений хотел бы сказать, что его эта атмосфера вдохновляет, но на самом деле — она делает больно. Пассажиры, спешащие спуститься к поездам, толкают его в разные стороны и напоминают о встрече, которую Арсений однажды ждал чуть больше, чем двадцать пять лет. Тогда он был ещё не скептически настроен (у него ведь в запасе было ещё целых семь лет), и поэтому не так усиленно всматривался в лица прохожих. Он познакомился с симпатичной девушкой накануне, что чуть притупило царапающуюся боль, и чувствовал себя если не хорошо, то точно нормально. На улице была весна — и он был оглушительно убеждён в том, что Антон скоро появится. Он точно знал, что не может прожить две жизни подряд без него. Поэтому, стоя на краю платформы, он всматривался в бегущие секунды, с небрежностью скользя глазами по окружению. В конце концов, ему бы даже не хотелось встретить Антона сегодня. Он выглядел не очень опрятно. И тем не менее, взгляд, за который он зацепился, не оставил ему выбора. Арсений задохнулся, а потом, опомнившись, поспешил в центр толпы. Он точно знал, что это Шаст. И, когда он положил руку Антону на плечо, прошла всего секунда до того, как тот сжал его в объятиях. Это было восхитительно. Не-ве-ро-ят-но, — слог на каждую ступеньку-спуск в метро. И Арсений хочет повторения этого сценария, но понимает, насколько это нереально. И тем не менее, не может сдержаться от того, чтобы всматриваться в лицо каждого встречного. Шаст, ты же рядом? Ты же где-то рядом. Мне бы только узнать направление. Но сменившиеся мощённым покрытием ступеньки и тихий шелест нового состава заставляют Арсения почувствовать укол ностальгии. По той жизни, где он не мог спуститься в метро не будучи узнанным. Когда такси было привычной частью его жизни. Так же как… — Мужчина, вы может пройдёте? — Арсений подскакивает от неожиданности и шагает в вагон. Он хочет посмотреть в лицо человеку, который поторопил его, но тот уже затерялся среди толпы. Внутри вагона его грудь внезапно сжимает в тиски — становится трудно дышать. Вокруг не так много людей, но Арсу кажется, что каждый из них выдёргивает из его тела кусочек. Он заставляет себя дышать спокойнее. Он знает, что такое паническая атака, но сейчас... это так похоже на реальную физическую боль — будто искорёженный кусок металла пронзает его насквозь. Ещё три кратких выдоха.Думай о Шасте — думай о Шасте — думай о Шасте.
Он старается представить его в вагоне — сколько ему сейчас, двадцать семь? Чуть меньше? Когда-то Арс был гораздо старше, но с каждой жизнью они будто сближаются. Это он молодеет или Шаст стареет? Иногда он скучает по его кудряшкам. Иногда по ямочках на щеках. Но больше всего ему не достаёт просто его ощущения рядом — то, что греет Арса изнутри. Что-то, что подстраховывает его даже в самых дурацких жизненных обстоятельствах как ремень безопасности. Арсений фыркает от глупого сравнения, но никто рядом не обращает на это внимание. С каждой станцией людей в вагоне становится всё меньше, и Арс проводит дурацкую аналогию с тем, как мало времени у него осталось — один блядский день. Но на этот раз всё же схвачено, правда? План собрать «Импровизацию» вместе — отличный план. Это бесконечно иррационально и символично — снова встретиться там, но… Разве вся эта история, где он из раза в раз находит Антона, сама по себе не символ? Поезд, дёрнувшись, останавливается, и Арс поспешно продвигается к выходу. Поток его мыслей подхватывают люди, выходящие из вагона вместе с ним, и он позволяет ему утянуть себя. Дзыньк. Двери лифта разъезжаются, и Арс сразу слышит нестройный гул голосов. — И он мне говорит: «А если бы… а если бы мы сделали Шоу Импровизаций?», — интонации Серёжи радостно уходят вверх. Арсений не помнит, чтобы они хоть раз встречались в этом бизнес-центре в их первой жизни, но какая разница. — А я ему, — продолжает Серёжа. — Это мы типо на ходу шутки выдумываем? Звучит клёво, конечно… Но капец сложно, — он смеётся. — А потом прикиньте, говорю ему, что поздно уже что-то начинать, — Арс слышит возбуждённый шёпот и хихиканье. Дурацкая идея фикс снова создать «Импровизацию» не отпускала его много-много жизней подряд. Он пытался собрать их коллектив снова столько раз, но... Всегда ещё на этапе подготовки случались дурацкие неурядицы — дурацкие ссоры — что-то ещё дурацкое. Так что удавшаяся в первой жизни «Импровизация» начала казаться каким-то невероятным стечением обстоятельств, но сейчас… Похоже ему наконец-то повезло, да? — Ребятки, сейчас подъедут коллеги из Воронежа, и вы офигеете, — Арс молча кивает Стасу, и проходит внутрь офиса. Он плюхается на диван рядом с Серёжей. Сидеть спокойно оказывается бесконечно трудно — не трясти ногой, не сжимать на коленях джинсы, не закусывать губу, потому что… Ну потому что, мало ли сколько жизней они встречались до этого? Всегда что-то может пойти не так. Боже, у него хотя бы есть смешная шутка в запасе? Нужно успокоиться. Выровнять дыхание. Сосредоточиться. Совсем скоро всё закончится. — Ты как? — коротко интересуется Серёжа, и Арсений неопределённо ведёт плечами. — Я слышал там такой мастер шуток есть, капец. — Мастер? — сердце пропускает удар. Когда-нибудь оно просто остановится посреди самого обычного разговора. Серёжа коротко хохочет и улыбается: — Да неважно, Арс, ты круче. Кхм, — заминается он, встречаясь со взглядом друга. — Слушай, с др что ли, — он запускает руку в сумку и протягивает ему кусочек торта в красивой коробочке. Арсений улыбается кончиками губ и забирает маленький презент. Присутствие Шаста так очевидно маячит на горизонте, что ему с большим усилием удаётся останавливать себя от того, чтобы не вскочить и не начать мерять шагами комнату. А Арсо-шагов, конечно, будет меньше, чем Шасто-шагов. Арсений раздражённо выдыхает от своего каламбура. — Да всё норм будет. Тем более, у нас ещё небольшая вечеринка после летучки намечается, ты не убегай, — подмигивает ему друг, приняв его реакцию за волнение. Арс рассеянно кивает и кладёт коробку с пирожным в рюкзак. У него сводит желудок от волнения, и вообще он не любитель сладкого, но может… может Шаст будет голодным. Арсений знает, что пиздецки влип со своей ненормальной фиксацией на Антоне, но он не помнит, существовал ли он до неё. Ему просто надо его найти. На этаже открывается лифт, и Арс перестаёт дышать. — Ребятки-и-и, — радостно тянет Стас и выходит из офиса, потирая руки. Арсений знает, что в той первой жизни он даже не обратил внимание на этот момент. Он знал, что эти парни хороши, потому что уже видел их на записях, но не был настроен становиться с ними друзьями. А один из них и через столько лет остался душнилой. Это шуточное замечание заставляет его немного расслабиться. Тем более, Антон вспомнит его — Антон всегда… Гомон голосов становится громче, и Арс вдавливает печатку на безымянном пальце в кожу, заставляя себя сосредоточиться на дыхании. А откуда у него эта печатка? Серёжа кидает на него взгляд, полный волнения, но ничего не говорит. Первым входит Дима (стройный — забавно). Арс нервно улыбается ему и привстаёт, чтобы пожать руку. Плевать, если у Шаста розовый ирокез, пусть только… Но за Димой появляется Андрей, и Арс пожимает руку и ему. Он не может оторваться от проёма, высчитывает секунды, надеясь… На что он, блядь, надеется, если из коридора больше не слышно голосов? Через мгновенье появляется Стас и захлопывает дверь: — Тэк-с, теперь вас пятеро, акробаты, привыкайте! — он хлопает по плечу Диму, от чего тот морщится. Пятеро — отпечатывается у Арсения. Пятеро — это шесть без одного. Но Антон, он же… может быть где-то рядом, да? Воронежская тусовка и всё такое? Арс чувствует, как голова начинает кружиться. Из желудка вверх по пищеводу поднимается отвратительное ощущение накатывающего тепла. Ему нужно покурить — определённо. Он только кратко кидает: — Я на секунду, — и вылетает за дверь. Арсений находит дурацкую бордовую дверь, которая ведёт на пожарную лестницу — аварийный выход. И, только обдуваемый шквалистым ветром, вспоминает — он же не курит. Но он точно знает, откуда это желание — сбежать на перекур. — Блядь, устал, пиздец, — тянет Антон и выдыхает дым вверх. — Ну ты же типа юный талант, светило всея канала, — только тянет Арс и облокачивается на стену. Ветер яростно кидает прядки волос Шаста туда-обратно, но парень не обращает на это внимание. — Да. Да знаю я. Но, — Антон не смотрит на Арсения. Не смотрит специально: — всё бы было по-другому, — он неопределённо ведёт между ними рукой: — если бы не… это, — Шаст указывает пальцем за спину в направлении служебного выхода. Арс видит, как дрожат его пальцы. Ему хочется взять их в свои ладони и сказать, что всё хорошо. Но этот грёбаный манёвр, его грёбаная привычка «быть ближе» рискует разрушить Антону карьеру. Поэтому он врёт: — Всё было бы так же, Шаст. Врать, чтобы спасти чью-то жизнь не так уж греховно, да? Антон кидает на него краткий взгляд, но ничего не говорит. А пальцы понемногу перестают дрожать. Сейчас он бы поступил по-другому. Сейчас он бы лучше убил десять тысяч мух, только чтобы остаться рядом с Шастом, но точно бы не соврал. Дверь неожиданно распахивается, ударяя по стене. — Да сука, — Дима провожает её раздражённым взглядом, а потом кивает Арсу. — Сорян, тоже курить захотелось. Арсений смотрит на него понимающе. Он так давно не встречался с Позом — с той самой жизни, когда тот штрафанул его за превышение на Думской. Можно узнать, как его семья. Но вместо этого он выпаливает: — Знаешь Шастуна? Арсу одновременно хочется очень сильно зажмурить глаза и широко их распахнуть. Дима морщит брови и чешет голову, но не показывает, как сильно он удивлён этим вопросом. — А имя у него как? — Антон, — два слога, которые так часто мелькают у него перед глазами, что имя кажется Арсу придуманным. — Он тоже из Воронежа… наверное, — неуверенно заканчивает он. Дима достаёт сигарету и щёлкает зажигалкой. — Антон, — задумчиво тянет он. — Фамилия-то редкая, а? — он крутит между указательным и большим пальцем сигарету. — Слушай… Сеня, да? Я так с ходу никого вспомнить не могу, но может кто из знакомых знает. Арсению хочется вырвать у Димы сигарету и накричать на него; сказать ему, что он предал Антона. Но это неправда, это совсем не правда. Даже в той жизни, где он был гаишником. — Да, давай, будет… классно, — через силу заставляет себя улыбнуться Попов. Дверь ещё раз хлопает и на площадку выходит Серёжа. Они заводят с Димой какой-то разговор, и Арсений пользуется этим, чтобы выпасть из контекста. Он чувствует безнадёгу, которая чёрной вязкой слизью заполняет пустоту в его груди. А ещё он чувствует, как мало времени у него осталось, и просто позволяет ему течь сквозь пальцы. Когда Дима уходит, Арс объявляет Серёже, что у него появились срочные планы. Ему становится неловко сразу же после того, как он это озвучивает, но он не забирает слова обратно. Друг понимающе смотрит на него и вздыхает: — Слушай, мы так долго к этому шли, а ты опять… Ты опять кого-то ищешь, да? Арс не может объяснить Серёже, как расцарапывающая боль в груди сочетается с тянущей пустотой и насколько это убивает его. — Я тебя столько лет знаю, и всё это время ты всё никак не успокоишься. — Это сложно, — отнекивается Арс. Арсений не знает, что больнее — осознавать, как близко он был к тому, чтобы найти Антона или находиться без него в ситуации, где до этого он был с ним. — Да, я понимаю, но может… Человека, который сам не делает каких-то активных действий, чтобы тебя найти… Может нахер его? Арсу хочется зарычать от того, как справедливо это звучит, но он ничего не говорит. Он разворачивается и уходит. Ему стоит попрощаться с Серёжей до их встречи в следующей жизни, если сегодня ему придётся закончить эту, но он ничего не говорит. Сигнал автомобиля. Недалеко от бизнес-центра Арсений замечает киоск-кофейню и сразу направляется к нему. Ему кажется странным, что он так легко находит всё, кроме Шаста. Может один из его дурацких браслетов делает его невидимым? Он топчется у окошка, выбирая напиток. Звучные названия и пёстрые иконки не делают выбор легче — вдруг даже от этого выбора зависит, встретит ли он Антона. Арс раздражённо выдыхает и скользит взглядом по витринам магазина напротив. Ему отчаянно хочется вернуться на несколько жизней назад. В конце концов, он давно мечтал открыть кофейню — конечно, Омск, а не курортный городок в Италии — зато своя. Он развешивал украшения к Хэллоуину, когда звоночек над дверью звякнул. — Минутку. Посетитель что-то задумчиво промычал, и Арсений быстро закрепил последнюю гирлянду из осенних листиков над витриной: — А теперь я весь в вашем… Антон не оторвал взгляда от карты напитков и продолжил скользить пальцем по строчкам. Не выспавшийся, в мятом худи и с синяками под глазами — проездом в городе. Сердце заскулило от нежности — боже, хоть в этой жизни он может высыпаться, — в этот момент Антон тряхнул кудряшками и поднял на него глаза. В этой жизни у них всё было хорошо. Это не было той первой жизнью, которая иногда казалась Арсению единственной существующей, но тоже была прекрасной. И в ней было много вкусного кофе. Вибрация телефона вырывает его из мыслей, и Арсений достаёт его из кармана, чтобы ответить. — Блядь, — отчётливо слышит Арс, и удивлённо отнимает телефон от уха, чтобы посмотреть имя контакта — хозяин съёмной квартиры. — Какого хрена? — громче спрашивает он. У Арсения есть много предположений, как стоит отвечать на такие грубые обращения, но он молча ждёт продолжения. — Ты какого хера потоп устроил, я тебя спрашиваю? — кричит в трубку мужчина. Хм. Закрыл ли он с утра кран с горячей водой? Ответ приходит новым криком хозяина. Бульк. На подходе к квартире Арсений наступает в огромную лужу и тут же очерчивает масштабы катастрофы — далековато до Великого потопа, но Атлантида однозначно уже под водой. Когда он открывает дверь, его левый кед выплывает к нему навстречу. Глубина в несколько сантиметров поглотила те немногие вещи, которые когда-то были в спешке оставлены на полу — пара перчаток синего цвета, красивая резная расчёска и набор силиконовых браслетов. Штиль, нарушенный открытием двери, превращается в небольшое цунами, когда потоки воды устремляются в подъезд. Арс на носочках пробирается в ванну, вырубает кран с горячей водой и спешно вынимает из раковины косметичку, которая закрыла сливное отверстие. Он знает, что вода должна обжигать щиколотки, но он ничего не чувствует. Ничего не чувствует, зачерпывая советским грязно-фиолетовым тазом воду и сливая её в ванну; не чувствует, когда кожа на руках начинает облазить, или когда вода насквозь пропитывает весь худи. У Арса есть меньше суток на то, чтобы найти Антона, но это время он вынужден тратить на устранение последствий потопа. Какого чёрта? Интуитивным порывом он тянется к рюкзаку и открывает его — выкладывает небольшую упаковку с пирожным на ладонь. Арсений рассматривает десерт с таким интересом, будто это и правда что-то значит. Будто его день рождения что-то значит. Что-то кроме того, что это последний день, в который он так и не нашёл Антона. На подкошенных ногах он оседает в воду. Арс легко касается ладонью глади воды и отмечает, что она чистая-чистая, будто в его квартире нет ни комочка пыли. Он аккуратно опускает коробочку с пирожным на воду и толкает её. Импровизированный плот начинает мелко дрожать, и Арсений смотрит на расходящиеся вокруг него рябью круги, и только потом опускает взгляд на свои руки. Его пальцы мелко дрожат, но рядом нет никого, кто бы заставил их остановиться. Может ему и правда не стоит искать Шаста? Может он всё это себе придумал? Может поэтому между ними ничего никогда не бывает. Он ненавидит это пирожное. И всю эту воду. И Антона — Антона ненавидит больше всех.ПОШЁЛ К ЧЁРТУ
Рывком Арс поднимается с колен и проходит в спальню. Из пустоты — вверх по грудной клетке, обвивается вокруг шеи — пробирается клокочущее желание прочувствовать всю боль до конца. Арсений шарит в буфете, не зная, что именно ищет, и находит старый водонагреватель. И паяльник. И вафельницу. Он умеет играть в игру «найди общее» — электрические стимулы кажутся хорошей идеей. В самом плохом варианте он всё равно будет в плюсе — ему не придётся вычерпывать эту дурацкую воду. Арсений не проверяет провода — что-то из трёх да работает — и идёт в коридор искать розетку. Голова зудит, и ему пиздецки сложно фокусироваться на этой простой задаче. Дзынь. Чёрт. Всё его раздражение фокусируется на человеке за дверью. Он пытается удержать в руках все электроприборы и сердито смотрит перед собой, понимая, что хозяин не уйдёт просто так. Дзыньк-дзынь. Какой же бесячий звук! Арсений рыкает и кидает водонагреватель и паяльник в воду, а вафельницу прижимает рукой к себе. Он проходит к двери и кратко осматривает себя — жалкое зрелище — такое ощущение, что он устраивал заплыв в этом потопе, что недалеко от правды. Может стоит сказать хозяину, что у него сегодня день рождения, и это такой вид празднования. Разве было в условиях договора сказано, что нельзя устраивать вечеринки? Открыть дверь — вежливо извиниться — дать наличку (сколько там у Арса её есть) — закрыть дверь. Он фыркает, пытаясь открыть заедающий замок, и, когда тот наконец поддаётся, как мантру повторяет про себя порядок действий. Но, прежде чем он успевает что-то выпалить, его перебивают коротким: — Здрастье, я из океанариума этажом ниже. Арсению страшно поднимать глаза выше грудной клетки собеседника. Он делает шаг назад и пытается удержать равновесие, но пол стремительно ускользает, и ему приходится ухватиться за косяк, чтобы не упасть — а эта дурацкая вафельница валится у него из рук прямо в воду. Грудная клетка вминается внутрь, дыхание учащается, а глаза застилает пелена. Прямо сейчас у него будет инфаркт, или инсульт, или что там ещё случается в таких случаях. Из горла вырывается задушенный всхлип, и он закусывает нижнюю губу, чтобы не завыть от боли. Он наконец смотрит Антону в глаза, и его ответный открытый взгляд — единственное, что заставляет Арса продолжать дышать. Всё его существование концентрируется в этих дурацких глазах. Антон не засыпает его дурацкими, такими же как и его глаза, вопросами, а только коротко выдыхает: — Блядь, Арс. Арсений не понимает слов — он только видит, как губы Шаста размыкаются, и как он продолжает обеспокоенным взглядом изучать его. Его грудь сминается-сминается-сминается, и единственное, на что он способен: — Я не мог понять, куда мне идти. Антон понимающе кивает и улыбается ему, но это длится всего полсекунды. Арс слышит нарастающий рокот и оглядывается за секунду до того, как его накрывает волна кристально-чистой воды. Он не успевает даже глотнуть воздуха, а вторая волна уже на подходе. Арс пытается отдышаться, хватается за косяк, и почти готов поддаться стихии, когда чувствует на своих плечах крепкие ладони. Он позволяет себе сосредоточиться на их тепле, и, когда на него накатывает новая волна, он скрывается от неё в объятиях Антона. Все его жизни закручиваются в водоворот и утягивают Арсения за собой — но он больше не пытается выбраться, — он знает, что это правильно. Мерный стук капель. Он открывает глаза и утыкается взглядом в солнечный зайчик, который прыгает на флаконе с инфузионным раствором. Что тут делает капельница? — Блядь, Арс, какого хера, — на одном выдохе, почти слитно. Арсений знает, что это голос Шаста, и ему бы тоже хотелось знать — что это за волны в его прихожей. — А мы в какой жизни? — ляпает он, и медленно переворачивается на бок. Голова и грудная клетка мгновенно отзываются тягучей болью, и он удивлённо выдыхает. — Да уж не в загробной, как некоторые планировали. Ты же, блядь, в жизни руки с руля не убираешь. Ты нахера эти кружочки записывал? — Антон сидит сбоку на табуретке и выстукивает ногой по больничной плитке неровный ритм. Арсений изо всех сил пытается перебороть гул в голове, но как только ему это удаётся, он чувствует другой источник боли. Он заставляет себя игнорировать крошащуюся грудную клетку и сосредотачивается на последних воспоминаниях. — Машина со встречки, — удивлённо констатирует он. Антон открывает рот, а потом сразу же закрывает. Он запускает руку в волосы и пропускает пряди сквозь пальцы, а потом вскидывает глаза на Арсения. Арс знает этот взгляд — мягкий и хлопотливый. Взгляд, смысл которого очевиден для всех, кроме его адресанта. — Блядь… ты, — коротко выдыхает Шаст. Арсений разрывает их зрительный контакт и раздражённо выдыхает, почувствовав жжение в правом колене. Он вдруг ловит источник боли — его сильно сжимает Антон. — Мы снимаем Импровизацию? — переводит тему Арс и рассеянно изучает пейзаж за окном. Ему хочется спросить совершенно другое, но он всё ещё осторожно ощупывает реальность вокруг себя. — Да, пока ты валялся без сознания, отсняли несколько сезонов. Мы же так и снимаем по сезону в день, — Шаст нервно перебирает свои украшения, а потом вдруг опускает взгляд на свою кисть на колене Арса и резко убирает её. — Слушай, наверно надо всем написать, что ты норм. Ты же норм? — поджимает губы, ожидая ответа. Арсений снова переворачивается на спину и отвечает самым тёплым оттенком улыбки, на который способен: — Да, Шаст. Он скользит по нему взглядом, и боль немного отступает. Он так долго его искал. — Ага, отлично, я тогда ща вернусь. Чо-то… чо-то надо ещё? — парень встаёт с табуретки, намереваясь уйти. Арс отрицательно качает головой, Шаст кратко кивает и разворачивается к выходу. Арсений смотрит на его напряжённую спину и на пальцы, которые быстро перебирают браслеты на руке. Он точно разрыдается, если Антон пробудет тут ещё хотя бы секунду, но желание остановить его вспарывает кожу и сводит нервы: — Шаст, — тот оборачивается, и его открытый взгляд ломает Арсению внутренности, но он заставляет себя продолжить. — Я твой «кружок» слушал. Антон удивлённо вскидывает брови: — И ты?.. — Да, — безапелляционно чеканит Арс. — Спасибо. Между ними повисает однозначный смысл сказанного, но ни один из них не облачает его в слова. Арсений вдруг утыкается взглядом в худи Шаста — розовое худи с мокрыми пятнами. Необходимость озвучить дурацкий каламбур заставляет его запнуть подальше рвущие наружу эмоции, игнорируя их жалобный скулёж: — Ты как химера, не-по-мер-ная, — тянет Арс. Антон следит за его взглядом и хмыкает: — Уборщица пыталась обратить. Пизда теперь худи, да? Антон нервно кивает сам себе, и Арсений видит, что он готов сделать шаг назад и уйти, поэтому коротко выдыхает: — Шаст, — он знает, что этот выдох — просьба, но он не способен больше удерживать его. Ему кажется, Антон находится на горизонте их встречи и, если сделает хоть шаг из палаты, никогда не найдёт дорогу обратно. Это глупо, иррационально, но… ведь Арс не может вечно принимать все решения в одиночку. Антон поджимает губы и смотрит ему прямо в глаза. И, до того как он быстро отводит взгляд, Арс видит так много отголосков хаотичных эмоций, но не решается зацепиться ни за одну из них. Шаст несколько раз нервно прикусывает губу, а потом возвращает взгляд, в котором искрятся солнечные лучи, и выпаливает: — Нам надо поговорить, — и кивает головой, будто подтверждая свои слова. Это пиздецки сложно — продираться через стены, которые они так трудолюбиво, нежно и тщательно выстроили между собой — Арсений знает по себе. Но он отпускает эту мысль и следит за солнечным зайчиком в волосах у Шаста. Он изучает причудливый маршрут, который прокладывают лучики света по кудряшках Антона, и, когда «зайчик» теряется в прядках, тепло улыбается ему: — Поговорим. Ведь скоро ко мне вернётся память, и я тебя вспомню. Антон «колется», и у Арса ухает сердце, от того насколько смехотворна вероятность забыть его — это просто невозможно. В глазах Шаста много-много бликов — бесчисленные отражения жизней, в которых они обязательно встречаются — это кажется таким правильным и реальным. — Пошёл в жопу, Арс, — Антон потягивается, безмятежно улыбается и выходит из палаты. Арс следит взглядом за солнечными бликами, прыгающими по помещению, когда один из них вдруг замирает на прикроватной тумбочке. Пучок света мечется на разбитом экране телефона, и Арсений с интересом протягивает к нему руку — несколько трещин, но вроде в рабочем состоянии. Он торопливо разблокирует смартфон и утыкается взглядом в «кружочек» Шаста в телеграме, который слушал за несколько секунд «до»: — Посмотрите на этого долбоёба! Руки у него на руле, а ремень не пристёгнут. Вот прям щас, пока слушаешь «кружочек», пристегнись. А не то… а не то что? Мы тебя из Импровизации выгоним. Последнее, что помнит Арсений — щелчок ремня безопасности.