grechos sosisos

— он мне отказал. юнги молился, взывал к небесам, рвал волосы на голове, чтобы хоть кто-нибудь наконец сжалился и подобрал этот благоухающий горшочек себе, героически избавив его от мук. не сегодня. — только не говори, что... — да! он сказал, что наши запахи не сочетаются! чонгук не выглядел разочарованным. о нет. если какой-то простофиля окончательно лишился разума, променяв гречневого раскрасавца на что-то более, по его нелепому мнению, подходящее, можно было только посочувствовать. не хотел бы он ещё раз видеть этого дурошлёпа, который заявил, что алоэ не подходит к его сытному аромату. подумаешь, алоэ. нынче возле каждой помойки растёт. — парень многое потерял, — например, шанс быть расцелованным юнги за долгожданное освобождение. — глупая отговорка. мы с хосоком тоже особо не подходим друг другу в этом плане, но разве это плохо? — ты ведь такая сладкая манная кашка с комочками, хён. разве он мог пройти мимо? — нет там комочков! — недовольно восклицает. — а вот и есть, — прямо таки чувствуются нотки этих молочных сгустков, доводящих до слёз любого ребёнка. и если бы чонгук не был тем самым исключением, которое вылавливало в детстве противнейшие комки из каши, поглощая за обе щёки, не сидел бы он сейчас здесь, обволакивая боготворимого хёна вязкой слюной с ног до головы. и арахисовый хосок-хён, нашумевший своей осязаемой хрустящей корочкой сметаны и зелени, несомненно готов уплетать эти окатыши до спазмов глотки. только вот на сосиски с гречкой никто не клевал. и чонгук искренне не понимал почему. неужели альфы настолько глупы, раз предпочитают избегать настоящие живые ароматы, рыская в поисках запашистых фруктово-цветочных омег? бедолаги, которые хоть немного отклоняются от нормы, комплексуют настолько сильно, что готовы броситься в объятья любому вонючке с гнильцой за душой, лишь бы не остаться куковать в одиночку. в мире существует такое безумное разнообразие, а они так себя гробят. чонгук не из тех, кто смиренно готов терпеть запах капустного пердежа. для его блюда требуется особый гарнир. а когда мистер алоэ будет валяться в кровати со своим смердючим омегой, попахивающим какими-нибудь абрикосиками, и его живот проурчит требующим звоном, осознание проёба неминуемо. отварит себе гречки, поглотит одним махом и разрыдается океаном, потому что упустил бесплатное назальное насыщение. поздно подтираться, когда штаны уже надеты. отказ никак не травмировал, скорее, закалил. чонгук с открытой душой выпроводил молочного приятеля, начистил до блеска ботиночки и, взяв в одну руку свою псину, а в другую любимое пирожное картошка, пошёл покорять мир. удачно совпало с желанием четырёхлапой поссать. просиживает теперь спортивки в парке, жуёт сладость, очаровывает прохожих своим безупречным ароматом сродни армани (грех считать иначе) и совсем слегка плюётся ядом из-за утренней неприятности с признанием. а собачонка рядом вертится, с горем пополам пытаясь настроиться на мочеиспускание. чонгуку этот цирк дю солей поднадоел. — давай уже! лапу вверх и сделала дело. и понимает ведь. скулит, уши опускает, а ножку-то приподнимает. да вот как-то нежданно-негаданно к нему подсаживаются. вполне занятная классика для такого эффектного симпатяги, но не в обозримом будущем. не в настроении он сегодня свою гречку рекламировать. сжимает импульсивно лакомство в руках, краем глаза фиксируя омегу, и сразу же расслабляется. автоматически принюхивается в попытке выведать запашок парня, но вокруг чувствуется только его бесценное пирожное, из которого он состоит на девяносто процентов. помешался маленечко. и снова печально, тоскливо, безрадостно. ебучий алоэ. — какой ваш любимый запах? — чонгук обычно скромничает, но его подружка начинает странно крутить задом, сигнализируя о приближающейся какуле. это надолго. — что? — парень дёргается, удивляясь, что с ним вообще завели разговор. — ну, персики? с большим прискорбием чон отмечает красоту внепланового собеседника, что вполне оправдывает его высокие запросы касаемо природного аромата. — пф, — банальность, не иначе, — знаю одного чела с запахом персиков. — правда? — ага, недавно отсидел за кражу двух мешков свеклы. эта история его коронная вишенка на тортике. когда он прознал, что его персиковый сосед, любимец всех альф на районе, загремел за такой откровенный тупизм-проебизм, уверовал в господа бога. припёрся почётно на суд, систематически носил ему в судочках гречку, сочувствовал бесконечно, а дрянная душонка умасливалась, радовалась, воспевала. — вообще, — а парнишка-то призадумался, — запах, когда натираешь хлебушек чесночком, кладёшь на разогретую сковородку и тщательно жаришь с обеих сторон, непередаваем. красив, да не глуп. — вот это другой разговор, — доволен, как чёрт. беседа безжалостно себя исчерпала, но впечатления оставила приятнейшие. радостно осознавать, что не один он ещё способен воздавать должное подлинному духовитому искусству, что даровала всем природа. гук решает напоследок одарить сего ценителя благодарным кивком, получая в ответ несвоевременное: — я поглажу? — меня? — оторопело. — можно и так. но сначала собаку, — сияет квадратной улыбкой. чонгук машинально наежунивается, отчётливо улавливая флиртунесническую атмосферку, попутно ощупывая себя для проверки реальности происходящего. вроде ведь не настолько отчаялся, чтобы с другими омегами всерьёз кокетничать. а этот ещё как-то странно поглядывает на его пирожное. может, отжать пытается. — у меня одно осталось. надкусил даже. парень смотрит непонятливо, после чего начинает хохотать несносно, вводя гука в ещё больший ступор. — да нет, не подумай. просто забавно. — я испачкался? — не это, — лыбится уж больно подозрительно, — ты сейчас ешь это пирожное, а я пахну им. чонгук губёшками шевелит конфузно, пытаясь переварить полученную информацию, да ногой дёргает хаотично. а собачонка, благополучно отложив личинку в кустах, оживлённо пытается загадить новому знакомому одежду в попытке запрыгнуть на коленки. а он уж больно и рад этой заманчивой перспективе. — как зовут? — радушно интересуется, когда та начинает облизывать его руки. — картошка, — отвечает, зарывая себя ещё глубже. приплыли, да не всплыли. — ким тэхён. — мне пора, — с надрывом в голосе, почти испуганно. слишком очевидный побег даже для чонгука. как итог: несчастная недоеденная картошка с особой трагичностью летит вниз, раня сердце её поедателя, а собачонка, планировавшая облизать нового знакомого с ног до головы, в очередной раз вынуждена терпеть притеснения в связи с обременительным полётом. всю дорогу он оглядывается по сторонам, опасаясь преследования, что очевидно, ведь как вообще его необычайный гречневый аромат можно отпустить так просто? только никто за ним не пошёл, да и, скорее всего, не собирался. и что за вздор. дома его ждали внутреннее покаяние и огромная тарелка пельмешек, приправленная пронизывающим взглядом любимого дяди. любой соплежуй, несмыслящий в любовных переплётах, всевозможных средствах контрацепции и почти безболезненном заживлении анальных повреждений, вынужден приползать на коленях к сему непревзойдённому мыслителю на огонёк. советы первоклассные, партнёры безотказные, сексы ежечасные. прискорбно, что на собственной шкуре работало не всегда. сокджин-хён обладал мощным запахом дорогого ликёра, цена которого варьировалась от трёх с половиной почек до ночи европейской девственницы с арабским шейхом. мгновенно пьянеющие альфы даже подойти не могли, чувствуя себя непременными участниками клуба анонимных алкоголиков. так и отходили, покачиваясь из стороны в сторону, сдерживая громкую икоту и ловя белку от хмельного угара. грустно. особенно, когда скачешь на члене почти бездыханного невольного пьяницы. но оно того стоило. когда джин впервые встретил намджуна, уверенно шагающего в его сторону, штаны прилипли к заднице, а вся роскошь запаха чуть ли не деформировалась в бздюшной гараж. впервые перед ним смогли устоять на ногах. ржаной бородинский хлеб, коим благоухал этот стальной самец, послужил первосортным вытрезвителем и эпохальным атрибутом сватовства. с тех самых пор чонгук, оказавшийся единственным холостягой в семье, вынужден слушать нравоучения и скрыто-открытый буллинг со стороны дяди, безбожно тонущего в ржаных крошках. — и ты сбежал, потому что он омега, — почти презрительно и точно предосудительно. — я немного консерватор в этом плане... — так, дорогуша, — расплясалась душа не на шутку, — консервацией будешь заниматься у нашей бабули на даче. урожай позволяет, а я — нет. — хён... — каждый день слушаю про твою недооценённую гречку с сосисками. и вот наконец к тебе подкатывает желанная картофелина, а ты ведёшь себя как бичпакет. пристыдили чонгука мощно. на секунду даже захотелось рассыпать упаковку гречки на пол, стать туда коленками и терпеть всепокорно, постепенно осознавая силу своего пещерного проступка. спасибо судьбе за ликёрного дядю-мудреца, направляющего каждого неандертальца на путь гомо, но без сапиенс. ему со всей душой предложили дружбу с намёком на запретный омежий союз, а он зазорно сбежал, оставив после себя только пленительный аромат. оскорбил бедолагу по полной. ещё и пирожное уронил. наказуемое кощунство. теперь только лежать, обдумывать грехи, да план покаяния составлять. ну а под вечер совсем худо стало. инстаграм, как назло, восторгал счастливыми лицами друзей и чимином, танцующим аджарский танец в костюме, напоминающем наряд для сексуальных игрищ. не довели таки до добра его хинкали по-грузински. дёрнет кто-то за кончик и всё пряное мяско как на ладони. в прямом смысле. всё, что остаётся чонгуку в сей безысходности, это поднять задницу с кровати и транспортировать себя в магазин ради излюбленной сладкой картошки. нужно ведь возместить недавнюю потерю вкусности. и не одной. в наказание за сегодняшнее грехопадение принимается болезненное решение сократить дозу потребления до одной штуки. трепетно сжимая сие сокровище в руках, он даже не замечает сначала уже знакомую фигуру, вышедшую из того же супермаркета минутой ранее. картофельный омега. безусловно судьба. чонгук торопливо суёт пирожное в карман, преступно сдавливая его в узком пространстве, и почти уверенно шагает в его сторону. сценарий разговора приходится придумывать на ходу. — т-тэхён! прозвучало предельно жалко, но даже сей маленький жест считался поводом для гордости. не привык ведь инициативничать в силу своей непревзойдённости. а дельце-то стоящее. приятно видеть удивлённые глаза, излучающие запредельное счастье. — о. это ты, — сдержанно, но с надеждой. — чонгук, да, — так, будто с именем вручает себя, — пакеты. — тебе нужны пакеты? — что? боже, — какая же несусветная глупость, — твои выглядят тяжёлыми. — вовсе нет, — запаниковал неожиданно, ухватившись за них покрепче. это ещё что такое. чонгук, возомнивший себя героем-силачом, решил перейти в наступление и попытался выхватить цель из рук тэхёна. но тот, быстро среагировав на угрозу, потянул пакеты на себя, с явным ужасом понимая, что в руках остались только оборванные ручки, а содержимое катастрофично вывалилось на асфальт. о. куча упаковок с гречкой и сосисками. найс. и салфетки, да. кто-то истинный почитатель изящества. стоят теперь посреди улицы с рваными пакетами и внезапно вскрывшимся фурункулом обмана. пялятся друг на друга. а могли друг во друге. персики ему нравятся, как же. пойман, значит, вор! жаль только, что единственным, кто покраснел, оказался не сей разбойник, жулик и злодей, а невинная жертва чонгук, искренне пытавшийся помочь. почти. — у тебя пятно на кармане, — едкая ухмылочка подлецу всегда к лицу. — о, — если бы не это гречневое поле, то было бы неловко. ну, или ещё более, — раздавленное пирожное просочилось. — картошка? — картошка. уверенность, что приглашение на гречнево-сосисочную трапезу с картошечным десертом, будет самым правильным исходом в этом эксцессе, захлестнула обоих. вместе всегда вкуснее.