Если не передумаешь…

      Князь спустился под ворота, вышел на тротуар, подивился густой толпе народа, высыпавшего с закатом солнца на улицу (как и всегда в Петербурге в каникулярное время), и пошел по направлению к Гороховой. В пятидесяти шагах от трактира, на первом перекрестке, в толпе, кто-то вдруг тронул его за локоть и вполголоса проговорил над самым ухом: — Лев Николаевич, ступай, брат, за мной, надоть.       Это был Рогожин.       Сердце отчего-то счастливо затрепетало, князь блаженo улыбнулся, но быстро подавил улыбку и резко повернул голову, чтобы убедиться в реальности Парфёна Семёновича.       Вдруг это на самом деле у Льва Николаевича разыгралась бурная фантазия. Приготовившись к худшему, князь посмотрел в сторону, откуда донеся голос, и увидел Рогожина. Все грустные мысли, которые почему-то появились, сразу же оттеснились.       Парфён Семёнович был взволнован чем-то, он постоянно оглядывался по сторонам, словно вор, и переминался с ноги на ногу, протягивая руку к князю, но резко притягивая её обратно, к себе.       На изумленный взгляд князя, Рогожин нервно усмехнулся и скороговоркой проговорил: - Я там был, пойдем.       Князь не понял слов Парфена Семёновича, но всё-таки послушно пошёл за мужчиной, пытаясь спросить Рогожина куда они идут, но Парфён Семёнович или не слышал князя, или сделал вид, что не услышал. Но вдруг Рогожин остановился, повернулся к князю и сказал: — Вот что, Лев Николаевич, ты иди здесь прямо, вплоть до дому, знаешь? А я пойду по той стороне. Да поглядывай, чтобы нам вместе...       Князю от чего-то стало грустно, но быстро отбросив странные мысли, пошёл в указанном направлении. Мужчины долго шли в полном молчании, но вскоре Рогожин снова остановился и сделал какой-то неопределённый знак рукой, в сторону дворника.       Князь, зачем-то, кивнул головой и пошёл за Парфеном Семёновичом, который удвоил скорость. Через пару десятков шагов, ступая по старой деревянной лестнице, мужчины дошли до квартиры. Рогожин достал ключи и быстро повернул их в замочной скважине, замок щёлкнул, дверь со скрипом открылась, и Парфён Семёнович пропустил князя вперёд. Лев Николаевич послушно зашёл в прихожую.       Сняв с себя верхнюю одежду, князь прошёл в залу, перед самым кабинетом. Лев Николаевич, сцепив руки за спиной, пару раз обошёл по залу, по кругу, рассмотрев интерерьер, казавшись особенным в квартире Рогожина.       Но вот пришёл и сам хозяин квартиры. Парфён Семёнович подошёл к двери кабинета, и не решаясь войти, понурил голову, смотря себе под ноги. Тем временем не зная, как начать беседу, князь встал рядом с Рогожином и тихо спросил: - А где… - мысли в голове отчего-то запутались - Настасья Филипповна? - Она… здесь.       Не объясняя свою фразу, Рогожин вошёл в кабинет. Не зная, что делать, князь пошёл следом.       В кабинете было очень темно, только приоткрытая дверь немного освящала пространство перед собой, но Рогожин, недовольно цокнув языком, закрыл единственный доступ к свету. Мышкину не понравилось, что в кабинете так темно, но сказать Рогожину он не мог, так как язык не поворачивался, но вскоре глаза князя привыкли к темноте, и он смог осмотреть комнату.       С последнего визита Льва Николаевича, кабинет приобрёл совершенно другой вид. Через всю комнату была протянута зеленая, штофная, шелковая занавеска, с двумя входами по обоим концам, и отделяла от кабинета альков, в котором устроена была постель Рогожина. Тяжелая занавеска была спущена, а входы закрыты.       Атмосфера была пугающей, князь уже хотел выйти из этой странной комнаты, но вдруг, Рогожин схватил его холодной рукой за запястье и потянул к постели.       Мышкин судорожно вздохнул, попытался устоять на месте, но Рогожин оказался сильнее и смог сдвинуть опешившего  Льва Николаевича с места, а князь через пару мгновений пошёл следом, наконец-то, понимая, что сопротивляться бесполезно.       Подойдя к кровати и отпустив руку князя, Парфён Семёнович приоткрыл занавес и стеклянными глазами посмотрел на какого-то человека, который лежал на кровати.              Человека видно не было. Он или может быть она с головы до ног был закрыт белой простыней, а как показывали изгибы тела, голова лежала на подушке. Человек, видимо, спал, но понять кто это было невозможно, так как присмотревшись Мышкин не заметил никаких признаков жизни. Вдруг князь увидел локон темно-русых волос, выглядывающих из-под простыни.       Не зная, что и думать, князь шёпотом спросил наугад, желая, чтобы всё, что он придумал у себя в голове не оказалось правдой: - Это… она? - Да. - просто ответил Парфён Семёнович, опустив занавес.       Коленки у князя подогнулись, воздух выбило из легких, если бы не быстрая реакция Рогожина, который успел поймать князя за руку, то Лев Николаевич упал бы.       Немного придя в себя, князь испуганно посмотрел на Парфена Семёновича и попытался отпрянуть от него, но не смог, так как он был слабее своего друга. Тогда Лев Николаевич решился спросить: - Постой; что же ты теперь, Парфен, как же хочешь?       Рогожин тяжело вздохнул и отпустил князя. Мышкин не отпрянул от него, а наоборот преданно посмотрел на Парфена Семёновича. Пытаясь найти ответ в глазах Рогожина. - Да вот сумлеваюсь на тебя, что ты всё дрожишь. Ночь мы здесь заночуем, вместе. Постели, окромя той, тут нет, а я так придумал, что с обоих диванов подушки снять, и вот тут, у занавески, рядом и постелю, и тебе и мне, так чтобы вместе. Потому, коли войдут, станут осматривать али искать, ее тотчас увидят и вынесут. Станут меня опрашивать, я расскажу, что я, и меня тотчас отведут. Так пусть уж она теперь тут лежит, подле нас, подле меня и тебя... - Не признаешься? - удивленно спросил князь, надеясь, что это всё только выдумки его головы. - Нет. - ответил Парфён Семёнович, пожимая плечами.       Рогожин отошёл от кровати и стал расхаживать по комнате, приглядывая вещи, из которых можно было устроить постель. Князь подошёл к закрытому окну и тупо посмотрел на ставни, немного подумав, Лев Николаевич охрипшим голосом сказал Рогожину в спину: - Не стоила она тебя, Парфён. Всю душу нам вытрепала… - князь пытался собраться и сказать что-то очень важное, но подкатила паника и немного посмеявшись, Мышкин продолжил - А помнишь офицера-то, офицера-то... помнишь, как она офицера того, на музыке, хлестнула, помнишь, ха-ха-ха! Еще кадет... кадет... кадет подскочил...       Князь начал ходить по комнате, громко топая ногами и активно жестикулируя руками, не переставая смеяться. Испуганный Рогожин подбежал к Мышкину и положил ему руку на плечо. - Тшшш… успокойся, Лев Николаевич. Всё закончилось. Тшшш…       Но князь успокоениям не внимал, только ненадолго замолчал. В комнате воцарилась гробовая тишина, а вдобавок с чуть уловимым запахом крови, находится здесь было ужаснее в двойне.       Мышкин молча уставился на Парфёна Семёновича, но вдруг он резко начал смеяться и крутить головой по сторонам, одновременно пытаясь скинуть руку Рогожина со своего плеча. - Уверен, ты будешь на каторге. Но там ничего, жить можно… о, а Настасья Филипповна сильно кричала, когда ты её…       Парфён Семёнович резко закрыл глаза, чтобы ненадолго подумать, что же сделать с припадком князя. Но никакие идеи в голову не шли, кроме совета его полоумной матушки, о том, что надо установить зрительный контакт, тогда слова лучше дойдут до его собеседника.       Парфён Семёнович открыл глаза, взял князя за волосы на макушке и притянул к себе голову Мышкина, что нос Льва касался носа Парфёна.       Лев Николаевич замолчал и заинтересовано глянул на Рогожина. Парфён Семёнович пытался собраться с мыслями и посмотреть этому несчастному человеку в глаза, но не смог и испуганно посмотрел на пол. Мышкин тихо ухмыльнулся и поцеловал Рогожина.       Поцелуй был совершенно невинным, но было в нем что-то особенное.       Не зная, что делать Парфён Семёнович стал столбом и закрыл глаза, не понимая куда ему себя девать.       Принимая это действия как согласие, князь положил свои руки на скулы Рогожина и осторожно погладил щеки, притягивая Парфёна Семёновича ближе к себе, тем самым углубляя поцелуй.       Через пару мгновений князь отстранился от Рогожина, сделав пару шагов назад. Тем временем Парфён Семёнович, немного прийдя в себя странно посмотрел на князя и немного неуверенно спросил: - Ты из этих? - Если мы думаем об одном и том же, то да.       На лице Рогожина пробежало недоумение. Так и хотелось схватить князя за волосы и выбить всю дурь из его головы, но как только он сново прокручивал сцену с поцелуем, то тут же мысли об «исправлении» менялись на мысли наслаждения, но это же его лучший друг. Да и Парфён не такой, хотя Лев за недолгое время стал самым близким человеком в жизни Рогожина, и он точно не такой как все, он особенный. - Да и ты, видимо, из этих. - передразнил князь.       Выйдя из очередного оцепенения, Парфён Семёнович попытался схватить князя за руку, но тот после небольшого торможения увернулся от захвата. - Да… да, ты пьян! - выкрикнул Парфён Семёнович.       У Рогожина руки тряслись, как у человека с плохими нервами, но при этом он был красен, как закат в морозное утро. - Возможно, но я очень долго тебя искал и вот нашёл. - князь выглядел очень довольным. Он поправил рукава, как будто сейчас это была главная забота в его жизни и отвернулся, начиная медленно идти вперёд. - Постой. - Рогожин понял либо сейчас, либо никогда - Даже если узнают, я всё равно отправлюсь в ссылку, поэтому… - Нет, это моё условие, хочешь меня, никто не должен узнать, что ты убил Настасью Филипповну. - Ты говоришь, как она…       На эти слова князь не ответил, так как дверь после него закрылась с громким хлопком. Через пару минут хлопнула и входная дверь, Парфён Семёнович остался один в своей устрашающей квартире, один с трупом человека, который пытался забрать у него князя.       Лев Николаевич исчез почти бесследно, оставив после себя только маленький кусочек пергамента, на котором кривым почерком было написано:       «Если не передумаешь, то я буду ждать тебя 3 grain de côté, в городе с двумя медведями и четырьмя рыбами.» Прошло два месяца.       Когда нашли тело Настасьи Филипповна, то сошлись на том, что это было самоубийство (без помощи Рогожина, следователи долго бы раскрывали это дело). Сначала вокруг Настасьи Филипповны произошли пару скандалов, но вскоре всё успокоились.       Парфён Семёнович, как только его отпустило следствие, продал свою квартиру, так как он не мог больше жить, там где произошло столько событий и попытался понять, что написано на этой записке.       Рогожин объездил много библиотек и поговорил с хранителями этих бесценных книг в столице, но записка так и не была расшифрована, всё-таки, её писал пьяный человек, нечего другого от него ожидать и не следовало.       Возможно, Мышкин просто решил поиздеваться над Рогожином, как в своё время это делала Настасья Филипповна, но Парфён Семёнович сразу прогонял эти мрачные мысли.       В один декабрьский холодный день, отчаявшись Рогожин решил сходить в захолустный трактир, располагавшийся где-то на отшибе Ростова.       Чистотой, вообщем как и все другие трактиры, не отличался, но здесь было меньше людей, что очень привлекло Рогожина.       Пытаясь найти более прибранный стол, Парфён Семёнович перепрыгивал через тела мертвенно пьяных извозчиков и ремесленников, вся эта картина вызывала омерзение, ведь раньше Рогожин сам был таким же, конечно он переставал пить и иногда кутить, но делал это в более разумных рамках, чем все эти люди.       Но вот Парфён Семёнович нашёл более приличные стол и сел за него, подзывая к себе полового, шустрого мальчонку, который натянул на худое лицо улыбку и подбежал к Рогожину. - Чего желаете, сударь-с? - Водку анисовую и закуску, какую-нибудь. - Соленья, может-с? - Давай. И побыстрее.       Мальчик поклонился и побежал на кухню. Пока Рогожин ждал своего заказа к нему пару раз пытались подсеть побитые жизнью извозчики и предлагали выпить, но Рогожин сразу же гнал их в шею. Но один раз Парфён Семёнович от усталости разрешил одну на вид приличному мужчине, лет за 60 сесть с ним.       Мужчина был высокий, но очень тщедушный с бледной кожей и серыми глазами. На дядьке был костюм, а на руках были два золотых кольца с какими-то увесистыми камнями. Не смотря на весь его интеллигентный вид мужик пил какой-то дешевый алкоголь и пил его много, что было видно, так как он делал это не умело, и он уде не мог ровно стоять на ногах.       Вскоре принесли анисовую водку и соленья Рогожину. Парфён Семёнович сразу начал есть, перестав замечать странного соседа, но вскоре мужчина заговорил. Он говорил с большим акцентом, и несколько иностранным, сколько  пьяным. - Я есть… Пиг…Ик-Андге-Огус… Ик. Я увидут моя шеня с ёхной - мужчина напрягся, наверное пытался вспомнить нужное слово - лобовник, поэт я сдесь…       Сделав пару глотков водки прямо из бутылки, Рогожин придирчиво осмотр француза, судя по имени мужчины, и представился: - А я Парфён Семёнович Рогожин. Пытаюсь разгадать одну загадку. - Помошь ношно? - спросил Француз, как только до него дошёл смысл слов. - Что хочешь за свою помощь? - бросил Рогожин. На самом деле он был рад, ведь рыбка клюнула. - Я есть тють довно и… - задумчиво проговорил Пьер. - Денег? - сразу догадался Парфён Семёнович - Пошалуйста. - француз сложил руки в умоляющем жесте. - По рукам, так что тут написано? - Парфён Семёнович вытащил из куртки тот самый пергамент, оставленный Мышкиным, и протянул его Пьеру.       Француз внимательно посмотрел на бумажку и задумчиво присмотрено на недолитую бутылку вина, отхлебнув пара глотков, он с громким хлопком постави бутылку на стол и горло сказал: - Воть это с моей и вашихново язик пеге…певе… это февгаль, а это, нафегное, гогод Ног…Нов… - Новгород?! - громко воскликнул Парфён Семёнович. - Ви, ви. - поддакнул Пьер.       Рогожин аккуратно сложил пергамент и положил его обратно в карман. Окрылённый мыслью, что совсем скоро увидит Мышкина, он кинул на стол пару банкнот и вышел из трактира.       Через неделю Парфён Семёнович уже был в Новгороде.       Не зная куда себя деть, Рогожин ходил по ярмаркам, пытаясь найти какую-то вещь, которая напомнила бы ему Мышкина. Сам Парфён Семёнович не решился задаться вопросом, зачем это ему, так как все странности этого чувства под названием любовь, с которым он уже давно смирился.       Но один раз он увидел на прилавке красивый кулон сделанный из серебра, а в середине была вставлена увесистая жемчужина. Сердце сразу же упало в пятки, руки затряслись, как у алкоголика, а сам Парфён Семёнович часто задышал. Рогожин надолго торговался с купцом и купил драгоценность за приличную стоимость. Наступило 3 февраля.       Рогожин проснулся в шесть часов утра и, одевшись потеплее, отправился гулять по ещё не проснувшемся городу. Он хотел поискать двор, где мог остановится Лев Николаевич. Но ото всюду Парфёна Семёновича гнали, принимая его за пьяницу.       Но когда Рогожин обнаружил вывеску, на котором был изображён герб Новгорода, сомнений не осталось. Он здесь.       Ожидание было так томительно и, наконец-то, ближе к вечеру Парфён Семёнович решился. Он отправился на двор и, дав небольшое вознаграждение, узнал в каком номере находится Мышкин Лев Николаевич.       Под настойчивыми стуками дверь открыл бледный Лев Николаевич, но цвет мужчина сразу же поменялся на лиловый, потом сменился на красный и поменялся обратно. Даже нельзя было подобрать нужного термина, чтобы писать эта аномалию. Но как только, Лев Николаевич взял себя в руки и пропустил Рогожина в комнату.       Парфён Семёнович сел в потертое кресло и деловито закинул одну ногу на другую, положив на подлокотник подарок. - Водки, Парфён Семёнович? - неуверенно спросил князь. - Нет, спасибо. Читал про Настасью Филипповну? - Рогожин решил начать издалека. - Конечно. Я рад, что с тобой всё хорошо. Молился за тебя, - прошептал Лев Николаевич, но сразу повысил голос - хотя за убийцу молится грех… - Каждый может отступится. - Парфён Семёнович не хотел дальше раскручивать эту тему - Возьми. - поймав недоверчивый взгляд, пояснил - Подарок.       Лев Николаевич боязливо взял коробку в руки и осторожно открыл её. Мышкин прошёлся пальцами по искусно изготовлений цепочки и восторженно вздохнул. - Думаю, твоей избраннице это понравится. - А тебе? - Рогожин сделал паузу - Если бы ты был… моим возлюбленным. - Оно прекрасно. - Лев Николаевич ещё раз вздохнул. - Я рад, что тебе понравилось. К слову, это теперь твоё. - Рогожин понимал, что пути обратно нет. - Но… - Мышкин всегда был нерешителен. - Ты обещал мне. -  Парфён Семёнович встал с кресла и стал медленно подходить к князю - Я свою часть выполнил, теперь дело за тобой. - Но я был… - тихие оправдания не остановили Рогожина. - Неужели князь Мышкин отказывается от своих слов. - Рогожин приподнял бровь - Сударь, тогда я обязан вызвать вас на дуэль. - увидев бледнеющие лицо Льва Николаевича, Парфён Семёнович смягчился - Успокойся. Я шучу. - Рогожин подошёл почти вплотную к Мышкину -Иди ко мне, душа моя. - Парфён… - Называй меня только по имени. Молю.       Рогожин прижал князя к стене, медленно водя руками по спине, пытаясь добраться до голой кожи, но мешали эти глупые тряпки, которых было огромное множество. Вдруг Парфён Семёнович услышал стоны Льва Николаевича, но тут же почувствовал, что Мышкин дрожит, поэтому Рогожин немного отстранится, проглаживая возлюбленного по плечам. - Ну, чего ты, душа моя? - Я… я… это первый раз я так… и ты можешь… - князь пристыжено опустил голову. - Глупости, если в ссылку, то вдвоём, верно? - Дурочек ты, Парфён. - Лев Николаевич грустно улыбнулся, но голову так и не поднял.       Рогожин задорно рассмеялся и щёлкнул пальцем глупого князя по носу. - А недавно ты был посмелее. - заметил Парфён Семёнович с торжеством. Наконец-то, он будет главным. - Это вызов? - недоуменно спросил князь, поднимая голову. - Можно и так сказать.       Князь глупо улыбнулся и ещё раз поцеловал Рогожина. Сердца обоих мужчин танцевали какой-то странный танец, но очень энергично, а азарт этого танца начинал сильнее затягивать мужчин в эту сумасшедшую какофонию.       Мышкин неуверенно сделал один шаг, ближе к Парфёну Семеновичу. Рогожин отошёл на шаг назад. Тогда князь зашёл за спину Парфёна Семёновича и схватил его за ворот, проворачивая его к себе лицом. Рогожин решил не сопротивляться, а посмотреть, чем это всё закончиться.       Вскоре мужчины подошли к кровати, но князь вдруг споткнулся о кончик ковра и, не удержав равновесие, упал на кровать, таща за собой и Рогожина. Парфён Семёнович сел сверху князя и по-птичьи склонило голову на бок, смотря, как князь воротится под весом тела Рогожина, но как только Мышкин немного успокоился, то Парфён Семёнович прижал князя ещё ближе к себе и утянул его в глубокий поцелуй. Не разрывая поцелуй Рогожин попытался снять штаны с Мышкина, но ремень не подавился мужчине. Поэтому свирепо рыча, Парфён Семёнович закинул голову и немного отдышавшись стал стягивать с обмякшего Мышкина всю верхнюю одежду собственнические разглядывая тело Льва Николаевича, который пытался укрыться в кусочке одеяла. Но Рогожин выкинул эту несчастное одело с кровати и целомудренно поцеловал Мышкина в лоб. - Ты прекрасен.       Пока князь пытался немного успокоился, Парфён Семёнович стал снимать с себя всю одежду. К сожалению, на Рогожине было слишком много одежды, он мысленно проклинал её, а под конец он чуть не сжег свою рубашку из-за прикроватной свечки. Но покончив со всеми трудностями, он снова приступил к Мышкину. Сорвав мешающие одежду, Рогозин увидел полностью голого Мышкина, который был готов.       Ноги Льва Николаевича были идеальны тонкие, будто фарфоровые, ровные, и весь он пах мылом и каким-то душистыми травами.       Парфён Семёнович улыбнулся Мышкину и, нежно схватив Льва Николаевича за бёдра, поставил его в нужную позу, как будто интуитивно знал, как это делать. Рогожин медленно вошёл сначала одним пальцем, потом другим, когда в Мышкине было уже четыре пальца, Рогожин вытащил их и засунул свой отвердевший член. Парфён Семёнович зажмурился, пытаясь навсегда запомнить этот момент, а потом продолжил медленно входить и выходить, давай хоть какую-то передышку. Вскоре Мышкин больше не мог сдержался и кончил, следом кое-что и Рогожин.       Мужчины ещё долго лежали на кровати и обсуждали своё будущие. Они сменили свои имена, путешествовали по всему миру, но через шесть лет Рогожин скончался, Мышкин похоронил своего возлюбленного в Париже, в городе любви, а сам уехал в Российскую империю и начал писать книги. Лев Николаевич до конца своих дней не мог забыть все свои приключения, поэтому написал роман, похожий на его жизнь, но были в нем и много корректировок, ведь так требовало общество. И название этого романа было оригинальным. Идиот.