Бесцветный

Акира не помнил сколько времени прошло с тех пор, как он обрёл свою новую сущность. Он не помнил, когда все цвета потускнели, не помнил, когда перестал чувствовать вкус и перепады температур, не помнил, когда он начал меняться. Кажется, это произошло слишком плавно, слишком потерялось в тусклых будних днях за одним и тем же делом. Каждый раз освобождаясь от монотонной работы он говорил себе, что он человек, что он жив. Каждый раз он срывал с себя длинную накидку, небрежно стриг себе волосы, не обращая внимания на аккуратность прически и сбегал поближе к яркому солнцу, звукам, запахам, цветам. И каждый раз дрожа от единственного теперь доступного ему холода – внутреннего, он напоминал себе, что он всё еще остаётся самим собой. Акира в очередной раз всматривался в размытый горизонт. Здесь никогда не понять, где заканчивается небо и начинается земля. Только тишина и холод. Акира всё чаще ловил себя на мысли, что он совсем не против такого пейзажа. А сегодня он даже показался ему как никогда умиротворяющим. Он обвёл пустоту потухшим взглядом, даже не пытаясь закрыться от резких порывов ветра, поднимающих пыль. Его больше не интересовало, что скрывается за горизонтом, ему было слишком всё равно, что куда бы он не шел, ровный слой серой земли не сменится ничем, кроме длинного, каменного лабиринта, больше напоминавшего руины. Такие же бесцветные и холодные, как и всё здесь. Он внезапно вышел из своего транса, оборачиваясь. На одной из ступенек длинной лестницы вырисовывался знакомый силуэт. Кажется, Акира слишком загулялся, утонув в своих мыслях. Если он вышел, значит скоро наступит ночь. Широганэ сидел, согнув одну ногу в колене, уперевшись в неё подбородком, и уставившись отсутствующим взглядом куда-то вдаль. Акира не глядя на него молча сел рядом, невольно отзеркалив его позу. Акира подумал, почему он не понял раньше, что ему не обязательно каждый раз неловко выдавливать из себя глупое привет. Ведь ему совершенно плевать, что о нём думают, ненавидят или любят, он не хотел разбираться в чужих мотивах, ведь сам он уже давно не чувствовал ничего, кроме разве что бесконечной, обволакивающей тоски. Да и какая разница кто о чем думает, ведь они теперь навсегда…как это называют люди? Коллеги. Акира будто бы проснулся, резко вскинул голову. - Сколько лет я уже здесь, не помнишь? - А какая разница? – Широганэ чуть качнул головой, но не повернулся. Акира вздохнул и устало сполз на пару ступенек вниз, подняв голову к беззвёздному небу. Пока он лениво пытался понять или вспомнить какого оно всё-таки цвета, сбоку что-то тихо зашуршало. Он повернул голову и встретился с безучастным выцветшим взглядом. Акира почувствовал, что сейчас у него самого точно такой же взгляд, будто это он сам смотрит на себя с этой, въевшейся намертво, тоской. Будто между ними больше нет никаких отличий, будто он смотрелся искаженное в негативе зеркало. - А ты сам не заметил? Странные мысли резко оборвались. Акира сморщился. - Что? Вместо ответа Широганэ только пожал плечами и отвернулся, снова уставившись куда-то вдаль. Акира поднялся с лестницы, внутри разливалась тревога. Ему казалось, за ним что-то медленно волочится, как хищник, тихо и выжидающе, скоро оно выпрыгнет резким рывком, молнией и разорвёт его, поглотит полностью. Ему захотелось сбежать, оказаться как можно дальше отсюда. Действительно, он и сам не понял, когда его одежда перестала казаться ему слишком вычурной и громоздкой, когда он перестал обращать внимание на мешающие отросшие волосы. Когда он перестал нервничать и путаться в словах. Когда его перестали пугать бесконечные пустота и одиночество. Совсем не заметил, когда он перестал думать, как человек. Пугающие мысли маячили где-то далеко, будто он не мог докричаться сам до себя через толстую стену. Хищник всё еще выжидал, прятался. Акира даже чувствовал смутное облегчение от этого обманчивого затишья. Сейчас он был рад лишь одному, ему ничего не мешало работать. Вот только ночью Акира не переставал просыпаться в ужасе с ощущением того, что внутри него не просто кто-то умер, а уже давно разлагается, гниёт, оставляя после себя липкий, сжимающий грудь и горло страх. Хотелось бежать, хотелось кричать, хотелось спрятаться и зарыдать. Страх каждый раз приносил с собой озноб. Акиру трясло, он сжимался, кутаясь в одеяло, хватая себя за плечи. Он знал, что это бессмысленно, знал, что никакое одеяло не спасёт от холода, идущего изнутри. Затаившийся зверь осознания выпрыгивал, вгрызался в шею, рвал острыми зубами. По горлу разливалась тошнотворная горечь, пальцы немели, а в висках оглушительно стучало сердце. Холод продолжал неумолимо захватывать его всего, он вдруг переставал дрожать, труп внутри замерзал, переставал гнить, разжимались застывшие на предплечьях пальцы. Акира выдыхал, расслаблялся и мог больше не думать, не сбегать, не помнить. Теперь он мог позволить себе признать. Он больше не был человеком.