***
«Грязнокровка». На предплечье Гермионы Грейнджер была вырезана чистая правда, но почему-то лишь это видели другие в этой волшебнице. «Я ведь могла стать неплохим мракоборцем, — думала она, пока с её уст срывался оглушительный крик отчаяния. -Или целителем в больнице Святого Мунго…» — Пожалуйста… оставьте меня… умоляю, я скажу вам, кто это… Плечи Гермионы тряслись всё сильнее, а с рук стекало всё больше крови. Надежды у неё оставалось столько же, сколько и шансов выбраться из Малфой-мэнора. Нисколько. — Может, ты лучше скажешь мне, где ты со своими мерзкими дружками взяла меч Гриффиндора?! — издевательским голосом спросила Беллатриса, в её глазах кипел безудержный гнев и желание убить эту грязнокровую девчонку к чертям. — Отвечай! Вы проникли в моё хранилище?! — Нет, я же с-сказала… мы нашли его в оз-зере… — Ты лжёшь! Истошный крик черноволосой ведьмы заполнил гостиную, но он был очень тихим по мнению Гарри Поттера. Мальчика, который живёт. Мальчика, который сражается. Убивающее проклятие слетело с волшебной палочки Люциуса Малфоя, но Поттер успел увернуться. Зеленая вспышка света улетела в стену поместья с глухим ударом. Но Драко вздрогнул даже из-за этой мелочи. Сражение с Уизли не доставляло абсолютно никакого удовольствия, особенно тогда, когда под правой рукой твоя тётушка пытает девушку. И не простую, а ту, которой он хотел предложить (хотя бы) идиотское общение, а никак не постоянные «грязнокровка» и «мерзкий, отвратительный, грязный»… Уизли оказался не таким искусным дуэлянтом, как он сам. Казалось, что из заклинаний он знает лишь «Остолбеней» и «Экспеллиармус». Поэтому Малфою так хотелось кинуть Аваду в Рональда и Беллатрису, чтобы наконец попытаться спасти Гермиону. Она кричала от мучительной боли несколько десятков минут, пока Поттер и Уизли смогли выбраться из подземелья. Они даже не посмотрели на неё, а сразу же бросились с заклинаниями на Малфоев. «Я делаю всё, что в моих силах»… «Ты делаешь недостаточно!» Кинжал Лестрейндж бегал по ключицам, оставляя за собой ало-красные дорожки крови. Жидкость текла к подбородку, а глаза постепенно накрывались одеялом тьмы. Собственные крики отражались эхом в ушах, а боль была такая сильная, что почти не чувствовалась. Гермиона набралась сил и краем глаза посмотрела налево. Она не хотела, чтобы чёрные, полные злости, глаза Лестрейндж были последним, что она видела перед смертью. От взгляда на гневное лицо Малфоя дышать становилось ещё труднее, а поднять веки тяжелее. — Сектумсемпра! Поттер отлетает назад с оглушающим ударом, морщась и рыча от подступающей боли. Его тело будто разрезали десятки ножей, а из-под одежды сочилась кровь. Кажется, Гарри за всю свою жизнь потерял вдвое меньше. Рональд так и замирает на месте, поняв всю серьёзность ситуации. Умирает. Гарри умирает. — Ты это сделал, Драко? Шокированный тон Беллатрисы Лестрейндж заполняет залитую кровью гостиную, заставляя Люциуса отойти в сторону. Рука её, от неожиданности, дёргается вверх, царапая шею Гермионы, чудом не задев кадык. Та не сдерживает оглушительного вопля и понимает, что задыхается. Что умирает. Но её не замечает никто. Лестрейндж рывком встает с грязнокровки, медленно подходя к Малфою-младшему. С её уст срывается омерзительный хохот. А Люциус гордо и самодовольно улыбается, подходя ближе к сыну и сильной хваткой берёт за плечо. — Ты молодец, Драко, — елейно говорит отец, довольно оскалившись и посмотрев на истекающего кровью Поттера. — Тёмный Лорд будет очень гордиться тобой… Он простит нам всё, Драко… — Спасибо, отец, — через силу говорит Драко, стараясь сдерживать слёзы. Он делает вид, что очень рад похвале. Внезапно до его слуха долетает тихий всхлип. Ох, когда же это закончится. Грейнджер смотрит на него глазами, полными отчаяния, но такими пустыми. Её грудь больше не вздымается от частых вздохов, а сама она не пытается найти рациональный выход из ситуации. — Петрифи… — Авада Кедавра, — небрежно бросает Люциус, и обмякшее тело Рональда Уизли рухнуло на пол. Малфой-старший медленно поднимает рукав пиджака, оголяя левое предплечье. Темная Метка уже жжет. Он прикасается к ней кончиком своей волшебной палочки, и в тот же момент жмурится от отчаянного крика Избранного. Его шрам горит, словно огнём, но от большой потери крови у Гарри нет сил поднять руки. Поттер роняет голову на пол, отчего она раскалывается ещё сильнее. Слёзы текут по красным щекам, а яркие зелёные глаза останавливаются на Гермионе, будто говоря «прощай». Малфой злорадно гогочет, предвкушая объём благодарностей от Лорда. Он будет рад, что они дали убить Героя именно ему. Он будет удивлён, что именно Драко Малфой сделал это. Лестрейндж трансгрессирует неизвестно куда, но Драко очень этому рад. Пока отец отошёл, он тихо подбежал к Гермионе. Но уже поздно: — Г-грейнджер… ты жива? Ответ Малфой не получает полминуты, но, когда уже слышит стук обуви отца, его слух вылавливает еле понятное, едва слышимое, будто сказанное шёпотом: — Н-нет.***
— Авада Кедавра! Зелёная вспышка света пролетает через всю комнату, пока не попадает в самое сердце Гарри Поттера. Он давно лежит без сознания, но любезный Люциус Малфой не стал убивать его сам. Он предоставил Поттера живым, чтобы не потерять доверие Волдеморта. Ужасный и тошнотворный хохот заполняет поместье, но Драко Малфой кажется лишним, поэтому и прошмыгнул в спальню. Да и кому вообще нужно его видеть? Громкие «Гарри Поттер мёртв!» могут это подтвердить. Он постоянно задавался вопросом: почему ему запрещено общаться с Грейнджер? Отец молится на Повелителя-полукровку, Забини общается с гриффиндорцами… «Может, все дело в крови», — думал Драко. Да, так и есть. После всего, что Грейнджер сделала, после того, как она несколько месяцев спасала Избранного, ей запрещено приходить в поместье чистокровного Малфоя по своей воле. Но зато ей можно лежать под кинжалом Лестрейндж, которым ведьма в любой момент может перерезать маглорождённой горло. Уже перерезала. От осознания у Малфоя-младшего закружилась голова, а руки сжались до побеления костяшек. Пусть он и обзывал её поганой грязнокровкой семь лет подряд, но видеть, как она умирает, — что-то на грани паралича. — Драко, Темный Лорд хочет видеть тебя, — внезапный скрип двери прервал размышления Малфоя-младшего. Отец, в руках которого бокал огневиски, с заметной улыбкой позвал его, гордо смотря на сына. —