Надо же, ты хочешь [неразборчиво] меня так сильно

      Запах асфальта смешивается с удивительно приятным одеколоном, когда Донгона бесцеремонно отбрасывают к ближайшей стене. Он шипит и его лёгкие ощущают всю силу удара. Удар приходится немного ниже, поэтому другой человек вынужден надавить внешней частью руки прямо на грудь Донгона.              Он обиженно пыхтит:              – Господь Всевышний... Тебе не нужно делать это каждый раз.              Джэюн безжалостен и продолжает упрямо держать руку, слегка подталкивая Донгона вверх.              Немного забавно, как они оказываются отправленными на одну и ту же миссию без предварительного уведомления. Иногда Донгон всерьёз думает, что они делают это специально.              – Если ты раскроешь моё прикрытие в этот раз, то следующего раза не будет.              Джэюн делает это так легко, как дышит или ходит; он замечает, как Донгон пытается проскользнуть на дорогую вечеринку или важный ужин где-нибудь в другом месте, и, когда Донгон меньше всего ожидает встречи, его швыряют как тряпичную куклу. Из-за того, что он однажды случайно попал на ложный след, который издал визгливый писк и выдал их местоположение. И Джэюн игнорировал его почти месяц. Тогда он был уверен, что они больше никогда не будут работать в одной команде. Но это не означало, что их босс перестанет ставить их вместе.              – Если ты продолжишь запугивать меня бетонными стенами, я могу пожаловаться немного громче, и тогда это будет твоя вина, что мы покажемся подозрительными, и, бац, нас поймают, – говорит он и Джэюн немного меняет положение и жёсткое выражение лица, и теперь Донгон может сделать их похожими на двух молодых джентльменов, а не на двух дерущихся собак. Угол, в котором они находятся, не позволяет другим, проходящим по обе стороны улицы, наблюдать за ними напрямую. Но всё же. – Ты становишься более жестоким, агент. Почему бы тебе не взять отпуск? Одна, две недели? Алабама?              – Ты когда-нибудь заткнёшься? Кстати, что ты здесь делаешь? – он вздыхает, оглядывается и затем смотрит на свои часы. Чёрный, как смоль, блейзер, который он носит, делает его выше, но Донгон всё ещё возвышается над ним, когда ему хочется. Сегодня вечером он позволяет себе немного прислониться к стене. Они ранние пташки, несмотря на то, что это выделяет их среди остальных гостей; галерея вот-вот откроется.              – Так же, как и ты. Повышенная осторожность, – Донгон стряхивает невидимую пыль, замечая, как его аккуратно завязанный галстук выглядит небрежно. – В твои планы входит испортить мой костюм?              Он смотрит на Джэюна и замечает смесь презрения, раздражения и негодования прямо в его глазах. Донгон всегда спрашивает себя, не давал ли он еще каких-нибудь причин для того, чтобы это произошло, – и притом так настойчиво – потому что сам считает, что это не веская причина, чтобы так сильно ненавидеть друг друга из-за какой-то мелочи. В тот раз они даже не пострадали.              – Нет, но, если я это сделаю, это будет маленькая победа.              – Почему ты хочешь вывести меня из себя? – честно спрашивает Донгон. Он знает, что его голос звучит на грани ребячества по той причине, что он тянет окончания слов, желая посмотреть, как отреагирует Джэюн.              – Я не беспокоюсь о тебе настолько, чтобы вывести из себя.              Поверьте, Донгон известен многими вещами: может выглядеть настолько невинным, что даже опасные люди в конечном итоге отпускают его; заставляет бояться его, потому что он оказывается последним, что видят они; быть непроизвольно громким и слишком заботливым для многих людей – и одной из них, вероятно, не является чтение людей. Он знает о сочувствии и сожалении, но о намерениях – никогда.              Он обычно не может читать Джэюна, потому что слишком занят тем, чтобы серьёзно не пострадать, когда они попадаются друг другу на глаза. Но Донгон уверен, что он достаточно внимателен, чтобы заметить, что он никогда не уходит один; всегда приходит Джэюн. С приёмами хапкидо и удушающими захватами джиу-джитсу, но получить представление легко.              – Ты даже сам в это не веришь, – говорит он просто. Ни намёка на насмешку или раздражение. Ничего. Он не тянет слова в этот раз; он смотрит в глаза Джэюна, пока не понимает, что именно Джэюн тот, кто умирает от желания увести их отсюда. – Будь честен с собой, ладно?              – Я всегда такой.              – Тогда ответь. Почему ты продолжаешь преследовать меня? Почему ты всегда останавливаешь меня, прижимаешь к стене? Джэюн, – и он замолкает на мгновение, а затем говорит без колебаний, не в силах сдержать усмешку в этот раз, – ты умираешь от желания трахнуть меня, не так ли?              Джэюн отступает назад, лицо искажается в ужасе и окрашивается слоем явного отвращения.              – Ради всего святого...              – Нет смысла врать мне, теперь ты, по сути, признаёшь это. Кстати, твоё лицо выглядит милее, когда ты краснеешь.              Он вроде ожидает удар; удар сухой и сильный и заставляет отпрянуть в сторону, пока Донгон снова не возьмёт себя в руки. Сжимая челюсть и сдерживая боль в себе, он смеётся. И смеётся, смеётся, пока Джэюн не начинает стонать и плеваться, как сильно он ненавидит Донгона, который заставил его... За...              – Это бесполезно – чёрт возьми, это больно – бесполезно врать себе. Наверное, – он вздыхает, – наверное, тебе стоит использовать свою накопившуюся энергию для других целей.              – Я не хочу трахать тебя.              – О... – Донгон немного преувеличивает, в этот раз говоря слишком громко. Несколько дорогих машин начинает медленно выстраиваться в очередь, близко к тому месту, где они стоят, но на безопасном расстоянии, чтобы не приходилось сдерживаться, когда он издаёт фальшивый звук удовлетворения и восклицает, – теперь я понял! Ты, маленькая хитрая лисица, хочешь, чтобы я трахнул тебя... Что ж, это умно...              В этот раз, когда кулак Джэюна становится ближе к его лицу, он останавливает своей ладонью, охватывая всю руку Джэюна своими пальцами.              – Мило. Нет, типа, действительно мило.              – Я убью тебя, – и Донгон верит, но всё ещё не отпускает, даже когда Джэюн начинает вырывать руку из хватки Донгона. – Отпусти меня.              – Подожди. Сначала ты поможешь мне с моим галстуком, – дуется он и указывает свободной рукой на состояние вещи. Лицо Джэюна сморщено, как всегда (он никогда не видел это лицо, озарённое улыбкой. Какой позор).              – Почему ты думаешь, что я не задушу тебя им?              Донгон смотрит на него в недоумении.              – Я не знаю, возможно потому, что я теперь знаю, что нравлюсь тебе, но ты можешь перестать говорить подобное, когда я не могу заставить тебя отвечать за свои слова?              Джэюн стонет и цокает языком настолько громко, что почти успешно отступает назад с целью исчезнуть из поля зрения Донгона и надеется слиться с другими гостями, но Донгон опережает и держит его за другую руку. Теперь, когда он выглядит немного более загнанным в ловушку, немного более податливым (этого недостаточно), Донгон подходит на несколько дюймов ближе и бормочет:              – Заставь свои хорошенькие маленькие ручки сделать что-то более полезное, м?              – Ты пожалеешь об этом.              Донгон улыбается. И, улыбаясь, притягивает руки Джэюна ближе к своему галстуку, доверяя ему держаться за него, чтобы исправить то безобразие, которое он натворил. Но эта улыбка исходит из самого тёплого уголка его сердца, потому что Джэюн может презирать его слишком сильно, – у него достаточно энергии, чтобы приставать к Донгону, и выглядеть так, будто он не прячется за слоями фальшивых чувств – но Донгон обычно очень честен с собой. И, если он однажды встал после того, как его избили и толкнули в кресло за то, что он намеренно заставил Джэюна уронить его кофе, то он гордо признаёт свою вину.              – Я сожалею только о том, что ничего не сделал.              Джэюн выглядит так, будто бы предпочёл лизать ноги президенту, чем поправлять галстук Донгона. У Донгона хорошее зрение; грязно-светлые волосы занимают почти всё поле его зрения; прикидывает, как бы он выглядел, если они когда-нибудь...              – Не лезь на мою территорию.              Джэюн дёргает его галстук, а Донгон делает вид, что оценивает проделанную работу.              – Какую?              – Лестница, коридоры в ванные комнаты, главный холл.              – Сколько у тебя там людей?              – Семь. Если я увижу тебя...              Донгон усмехается.              – Ты этого не сделаешь. Только после того, как я отведу тебя к себе и...              Слишком быстро, даже для намётанного глаза, колено Джэюна оказывается опасно близко к его промежности, но в последнюю минуту Донгон уворачивается, получая чистый удар гнева Джэюна по своему неподготовленному бедру. Он почти кричит чересчур громко.              – Думаю, я заслужил это, – он хрипит, немедленно растирая бедро круговыми движениями, чтобы унять боль. Он смотрит на торжествующую ухмылку Джэюна и смеётся.              – Над чем ты смеёшься? – спрашивает Джэюн, снова глядя на часы и приводя себя в порядок. Донгон делает долгий, долгий вздох.              – Тебе следует остановиться и почаще смотреть на своё лицо. Не знаю, потому ли это, что я привык к тебе, или просто слишком тупой, чтобы бояться этого, но твой устрашающий взгляд вызывает у меня желание...              – Если ты не закроешь свой рот прямо сейчас, я...              – Я хочу принять душ с тобой...              Не успевает он закончить фразу, как начинает смеяться, в этот раз истерически. Джэюн прижимается всем телом. Донгон ощущает трепет от всех вещей вместе переплетающихся, начиная с того момента, как только они пришли, а ещё горячее дыхание Джэюна на его губах. Оу. Интересно.              Он хочет подразнить ещё немного (быть более грязным, прощупать почву, прижимаясь ближе; возможности безграничны), но Джэюн не позволяет ему закончить свои мысли. Выбирать не нужно: когда их губы встречаются, Джэюн уже насильно уговаривает Донгона открыть рот, языком облизывая каждую поверхность, ища и ища что-то, о чём Донгон в порыве страсти даже не имеет представления. Он только знает, что им становится слишком жарко под их дорогой одеждой и его волосы с каждой секундой становятся более растрёпанными, если то, как рука Джэюна поднимается прямо над его затылком, что-то значит.              Донгон отвечает на энтузиазм с многообещающим рвением, наслаждаясь тихим шумом Джэюна, когда Донгон сжимает его талию немного сильнее. Он проникает в рот; Джэюн позволяет и позволяет Донгону посасывать его язык, возможно, слишком бесстыдно для данных обстоятельств, но это никого не волнует (Джэюн слишком занят, чтобы скрыть стон, который он случайно издал, Донгон занят тем, чтобы запомнить этот звук навсегда).              Когда становится слишком хорошо, когда Джэюн отстраняется, чтобы вдохнуть и вернуться за добавкой, в его наушнике потрескивают короткие помехи, прежде чем мужской голос говорит:              – Ты внутри?              Его разум грязно подсказывает: «Не сейчас… хм, не сейчас».              – Я... нет.              – Почему? Какие-то проблемы? Ты увидел кого-то кого не должен был видеть?              Тогда Джэюн полностью отстраняется от Донгона; грустно, что сильный порыв ветра решает омыть их мурашками по позвоночнику, чтобы охладить. Прощание Джэюна – это дружеское потрёпывание волос на его затылке.              Они удерживают короткий зрительный контакт, пока Джэюн не исчезает из поля зрения, вероятно, не готовый выполнять свою работу, потому что они оба слишком возбуждены и очень обеспокоены, но опускает детали, когда база быстро запрашивает информацию.              Информацию, которой, конечно же, у него ещё нет.              – Я сейчас иду внутрь. И буду держать вас в курсе.              – Был бы признателен.              – Ещё не так много машин. Думаю, я подожду немного, поубиваю время. Поиграю в игры.              – Ага.              Игра, в которую он играет, полезна: он отслеживает номерные знаки не из штата и людей настолько обычных, что они кажутся подозрительными. И он думает о многих, многих неприятных вещах, чтобы его нижняя часть была в норме к вечеру.              У Донгона есть дела, о которых он позаботится позже, и пока он избегает личной встречи с Джэюном, он надеется, что в этот самый момент занимает все его мысли.