Тысяча голосов

Потворствовать - значит растить его. Наказывать - значит кормить его. Безумие не признает узды - только нож. Скюльвендская поговорка

Они ждали, выстроившись по южному краю поля у безымянной деревушки. Разведчики донесли, что силы ордена Вэнь уже на подходе. Он стоял, как всегда, во главе войска. Спокойное дыхание, ровное биение сердца — предстоящий бой был далеко не первым для молодого главы клана Не. — Они идут. Из-за холма на северной стороне поля показались стяги с алым солнцем клана Вэнь. Он видел другое — как на горизонте поднялся вихрь высотой до небес, и как тысячи искаженных тварей с прекрасными, как у небожителей, лицами визжащей ордой неслись навстречу его войску. — ЧТО ТЫ ВИДИШЬ? — раздалось из тысячи нечеловеческих глоток. — Глава Не, — снова позвал его один из генералов. Он встряхнул головой, отгоняя наваждение, еще раз посмотрел на север и на этот раз увидел то, что ожидал — войско ордена Цишань Вэнь под предводительством Вэнь Сюя, старшего сына Верховного заклинателя. — Приготовиться к бою, — скомандовал он, мельком оглянулся на стоящих за его спиной соратников. Солнце играло бликами на наконечниках копий, окрашивало пламенем обнаженные клинки. Безумие подступало. Таково было проклятие их клана. В незапамятные времена одно из степных племен, предки нынешнего клана Не, отказалось поклоняться Локунгу, жестокому Не-Богу степняков. По легендам, с тех пор все рождавшиеся в клане Не несли на себе проклятие — по мере того, как росла сила заклинателей и сила их сабель, выкованных по древним обычаям Степи, их ци искажалась и в итоге приводила к гибели. Мало кто из клана Не доживал до преклонных лет. Говорили, что в моменты близости к искажению они видят черный вихрь — Не-Бога, и взывающую тысячей голосов орду тварей. Чем ближе вихрь, тем сильнее безумие, тем ближе час, когда оно поглотит заклинателя без остатка. Старинные песни клана Не, древние, как сама Степь, пели о ночи без рассвета и Смерти, что приходит с севера. В этом бою глава клана Не отличился внезапной жестокостью. Даже его соратники боялись встать у него на пути — настолько безумно и кровожадно косила ряды воинов клана Вэнь сабля Не Минцзюэ. Сойдясь в бою с Вэнь Сюем, Не Минцзюэ одним ударом снес тому голову с плеч, поднял за волосы и воздел высоко, безумно рассмеявшись. Сабля в его руках звенела неутоленной жаждой крови. Этот приступ был далеко не первым. Он возблагодарил богов за то, что безумие настигало его в бою — по крайней мере, никто из близких не пострадал от его руки. Как и гласили предания, искажение, поселившись в душе заклинателя, становилось только сильнее. Все чаще он видел на горизонте черный вихрь до небес и слышал хор из тысячи нечеловеческих глоток. — СКАЖИ МНЕ, — спрашивал Не-Бог тысячей голосов, — ЧТО ТЫ ВИДИШЬ? Он приходил в себя посреди поля боя, окровавленный, окруженный расчлененными телами, и сабля пела в его руках. После окончания войны стало еще хуже. Глава ордена Не всегда был скор на гнев, но сейчас, когда безумие уже запустило в него свои цепкие когти и проросло в сознании, его ярость становилась в тысячу раз опаснее для окружающих. Он пытался сдерживаться. Он полюбил отправляться на ночную охоту в одиночестве — только там, один на один с демонами, оборотнями или ожившими мертвецами, его безумие не несло опасности для других. Но с каждой охотой, с каждым смертоносным ударом сабли, с каждым новым шрамом на руках искажение усиливалось. — Я обучил нашего младшего брата Песни Очищения Сердца, — сказал ему однажды Лань Сичэнь. — Теперь он сможет играть для тебя, когда меня нет рядом. Цзинь Гуанъяо и вправду каждые несколько дней преодолевал неблизкий путь из Ланьлина в Цинхэ, чтобы сыграть для него на гуцине. Песнь Очищения, древнее заклинание Гнозиса, на время приносила облегчение. Однако приступы случались все чаще. В один из таких злополучных дней он обнаружил себя посреди пылающих покоев. Горели картины на стенах, горели полки с веерами и безделушками. У входа, упав на колени, безутешно рыдал Не Хуайсан. Адский хор в его ушах стих, и глава Не наконец убрал саблю в ножны. Сердце разрывалось при взгляде на плачущего брата. — Сын шлюхи! — прокричал он, пока Цзинь Гуанъяо кубарем катился с лестницы Башни Золотого Карпа. Ярость снова затмила разум, и с высоты он снова увидел черный вихрь, гораздо ближе, чем раньше. Твари Консульта, искаженные создания с прекрасными лицами, живым морем плескались у подножия лестницы. — ЧТО ТЫ ВИДИШЬ? — снова спрашивал тысячеголосый хор. Он выхватил саблю из ножен, воздел ее высоко, словно грозя встающей перед ним тьме. Лань Сичэнь преградил ему путь. — С дороги, — воскликнул Не Минцзюэ. — Брат, твой рассудок в смятении, — попытался остановить его Лань Сичэнь, но, видя, что уговоры не помогают, обнажил свой меч. Цзинь Гуанъяо стоял внизу, утирая текущую по лбу кровь. Его лицо ничего не выражало. Каждый новый ритуальный шрам на его руках приближал искажение. С каждым разом черный вихрь оказывался все ближе, заслоняя собой горизонт, все громче становились крики нечестивых тварей. Брат всегда был рядом, но его ласковые руки и тихий голос лишь на время помогали заглушить безжалостный вой безумия. Однажды он разрыдался от бессилия. — Беги! Цзинь Гуанъяо стрелой вылетает на улицу. Лань Сичэнь пытается остановить Не Минцзюэ, но тот отпихивает его в сторону и устремляется следом. Выбежав на длинную крытую галерею, он снова видит вихрь — на этот раз совсем близко. Кажется, что тот вот-вот накроет Башню Золотого Карпа. Нечестивые твари уже здесь, толпятся на дальнем конце галереи, воют и визжат. Он видит Цзинь Гуанъяо, непринужденно идущего ему навстречу, разрубает его молниеносным ударом сабли и, пошатываясь, несется вперед. Он влетает в нестройные ряды тварей, и его сабля поет песню смерти. — ЧТО ТЫ ВИДИШЬ? — спрашивает тьма. Черный вихрь надвигается. Он чувствует, как налетевший смерч срывает с него кожу, как разрывает на клочки все его существо — словно ураган, сметающий на своем пути якши кочевников. У окруживших его тварей прекрасное лицо Цзинь Гуанъяо. — Брат! Крик Хуайсана громче завывания вихря, громче тысячи голосов, но слишком поздно. Безумие здесь.