***
Когда семья Сихтов вместе с их помрачневшим гостем вернулась в опустевшую таверну, Дейан был первым, кто решил нарушить молчание. — Если вы не против, я бы присоединился к вам в путешествии. Шам Аз и обе женщины несколько мгновений безмолвно смотрели на странника, а затем глава семейства ответил: — Мы не уйдём, мой северный друг. — Вы же не купились на речь этого седого безумца? — Безумец или нет… Мы не можем бросить свой дом. Тем более накануне Фай Сародэр. Дейан посмотрел на женщин. Взгляд Ормейи был таким же решительным, как и у её супруга. Немира же не смела поднять глаз, смиренно соглашаясь с волей отца. — Ты ведь понимаешь, что погибнешь в первый же день, когда армия пройдёт через ворота? А твоя жена с дочкой будут служить потехой для солдат? — тихо и жёстко сказал странник. Ормейа обхватила плечи своей дочери, отчего последняя вздрогнула. Шам Аз же присел на ближайший табурет, вздыхая так, словно собирался поведать упрямому ребёнку о превратностях жизни взрослых людей. — Всю свою жизнь каждый год мы праздновали Фай Сародэр, восхваляя щедрость Всевышнего и моля его о милости в следующем. Так делал мой отец, и отец моего отца, и даже мой прадед. Ни разу в жизни не было такого, чтобы их мольбы не были услышаны и Всевышний оставил их в беде одних. Он сделал короткую паузу, а затем посмотрел в сверкающие молниями глаза своего гостя и твёрдо заявил: — Мы никуда не уйдём. Какой бы страшной и неотвратимой не казалась бы угроза, мы не покинем наш дом. Дейан ещё раз окинул взглядом всё семейство. Казалось, что молнии в его глазах сейчас вырвутся и начнут разить всех, кто окажется перед ним. Но странник лишь накинул на голову свой капюшон, скрыв лицо, и вышел из трактира. Немира метала свой взгляд от отца к двери и всё-таки не выдержала, рванув вдогонку за странником. Шам Аз лишь неодобрительно покачал головой, а затем встал и, обняв жену, отправился с ней на кухню. Оказавшись на улице, Немира принялась быстро крутить головой, надеясь углядеть удаляющуюся фигуру в чёрном плаще, но её усилия оказались тщетны. Она пробежала в сторону площади, выискивая Дейана, но и здесь её постигла неудача. Он скрылся, словно тень в ночи, и желавшая попрощаться с ним девушка, едва сдерживая слёзы, побрела обратно в свою родную таверну.
***
Дейан стоял между двух жёлтых башен лицом к огромной пятитысячной армии и в очередной раз справлял нужду, избавляя организм от остатков яда. Закончив утреннюю процедуру, он снова оглядел порезанное плечо. Повязки уже давно были сорваны, и в свете утреннего солнца на слегка подзагоревшей коже виднелись три свежих белых рубца. От них расползлось несколько тёмных дорожек, похожих на пролитые чернильные жилки — единственное подтверждение того, что наконечники стрел были отравлены. Дейан взглянул на поднимающееся над горизонтом солнце, а затем вернулся назад к своей небрежно раскинутой ночлежке. Ему хотелось ещё хоть чуточку утолить жажду, но кувшины с водой опустели ещё ночью. Выспаться как следует ему не удалось. Немира ушла почти сразу же после их короткого разговора, а он, подкрепившись принесёнными ей яствами, чуть ли не залпом осушил кувшины и почти каждый час выходил затем к воротам, избавляясь от незабываемого подарка, коим наградил его хашиид вместе с королевским письмом. В нём не говорилось о том, в какое время состоится поединок, но Дейан не сомневался, что люди на той стороне обязательно оповестят его. Он расправился с несколькими фруктами и двумя большими кусочками хлеба, послужившими ему завтраком, продолжая мечтать об ещё одном сосуде с живительной влагой. Но вскоре он отбросил грёзы в сторону. Возможно, это была его последняя трапеза. Он присел возле стены башни и прикрыл глаза. Стоило отдохнуть перед сражением. Дейан надеялся, что если ему не суждено будет увидеть следующий рассвет, то он хотя бы сможет сделать так, чтобы армия Аравада запомнила вторжение в Дарсиду на всю оставшуюся жизнь. Сегодняшний поединок будет незабываемым.
***
Аравад стоял возле своего шатра, вглядываясь в тёмную фигуру, стоящую перед вратами. Минуту спустя к нему подошёл Абу Манзи, сверкая капельками пота, скатывающимися по его изувеченной левой стороне лица. — Мой Царь, мазары собраны и ждут дальнейших указаний, — отчитался старый генерал. Аравад глянул на солнце, что ещё не скоро будет в зените, а затем приблизился к старику и тихо произнёс: — Отправляйся к ним и прикажи наложить на пса проклятия. Не смертельные, но неприятные. Он должен быть в состоянии сражаться, но не настолько, чтобы также легко скакать по песку, как и вчера. Капельки пота, собравшиеся на бороде генерала, соединились в одну целую, а затем, оторвавшись от серебристого кончика, упали на песок. Абу Манзи застыл после приказа царя. Ему требовалось время, чтобы сложить картину воедино. Как бы сильно генералу не было скверно в этот момент, он не посмел ослушаться приказа. Не найдя подходящих слов, он лишь медленно кивнул, когда Аравад, отпрянув назад, в ожидании смотрел на него. Получив подтверждение в виде неуверенного кивка, великий царь снова устремил взор к, казалось бы, уже приветствующим своего нового владыку вратам города. Он заметил, что старый генерал так и не отправился исполнять его волю, поэтому раздражённо спросил: — Что-то ещё? — Наших солдат ночью охватила странная хворь. Почти треть воинов подцепила неизвестный грибок и сейчас мучается от воспаления стоп и… — Манзи слегка откашлялся, — срамных мест. Аравад озадаченно уставился на генерала: — Что-то серьёзное? — Сейчас нет, мой Царь, — поспешил с ответом Манзи, — но, учитывая жару и малые запасы воды, это может обернуться для многих тяжёлым заболеванием. — Пусть не переживают по этому поводу. Сегодня после поединка мы войдём в город, и они смогут получить заслуженное исцеление. Манзи ещё раз кивнул, услышав заверение царя. Закончив разговор, он запрыгнул на своего мали и поспешил в сторону от лагеря, где за высокой дюной сейчас скрывалась дюжина мазаров. Он не забыл также по пути окликнуть своего верного помощника: — Малов! — Да, мой генерал! — отозвался мужчина в красном тюрбане, закончивший сворачивать свою маленькую палатку. — Следуй за мной. Мужчина тут же вскочил на своего мали и последовал за седым воином. Когда они добрались до места, то спустились на землю и дождались, пока весь отряд не соберётся вокруг них. Абу Манзи не стал соблюдать военный порядок и выстраивать людей перед собой в шеренгу, решив, что этот приказ царя он передаст без особых церемоний. — Сегодня в полдень состоится поединок между лучшим воином Дарсиды и Ном Дором Шаахзи, — мазары принялись кивать. Большинство из них успело уловить слух об этом соглашении с посланниками Дарсиды. — Наш Царь приказал вам наложить проклятья на дарсидского избранника, чтобы ослабить его. Не применяйте ничего, что может выдать ваше вмешательство. Используйте слабые болезни и лёгкие чары. Большинство из собравшихся здесь людей не были достаточно сильны, чтобы серьёзно навредить защитнику Дарсиды. Они лишь владели небольшим набором магических навыков, и никто из них не мог сравниться с Ном Дором в силе и мастерстве, но этого и не требовалось. Мазары принялись негромко бурчать и перешёптываться. Все, кроме одного. Низкорослый, седовласый, однорукий старик с морщинистым лицом, одетый в грязные серые широкие штаны и лёгкую синюю рубашку, затёртую до такого состояния, что в некоторых местах аж просвечивала, на протяжении всей встречи продолжал смотреть прямо на генерала, сощурив один глаз. Абу Манзи уставился на него в ответ, прогремев строгим голосом и обращаясь ко всему отряду: — Вам что-то не ясно? Мазары закончили роптать и почти хором ответили: — Нет, мой Генерал. Будет исполнено. Абу Манзи ждал ответа старичка, который до сих пор не шевельнулся и не издал ни звука. Малов поспешил объяснить: — Мой генерал, это шаман из племени Вугулов. Я думаю, он не говорит на всеобщем. Манзи шумно выдохнул. — Объясни ему на пальцах, что от него требуется, — генерал повернулся к остальным мазарам. — Можете начинать за час до полудня. И смотрите не переусердствуйте. Толпа положительно откликнулась в унисон, а затем чародеи разбрелись, подготавливаясь к ритуалам. Малов же тем временем жестами пытался показать старому шаману, какой приказ передал их владыка. Только спустя пятнадцать минут старик с понимаем кивнул, подняв левую культю и принимая указание. Затем он отправился к своему мешку и вытащил из него маленький коврик. Он снял свои потёртые башмаки и, усевшись на ковёр, скрестил ноги и уставился в сторону врат.
***
За час до полудня мазары принялись исполнять свои ритуалы, насылая проклятья на единственного воина, что вышел защищать обречённый город. Абу Манзи стоял позади отряда вместе с Маловом, наблюдая за ходом исполнения приказа. Уже через минуту крайний левый чародей истошно закричал, хватаясь за лицо. Манзи ринулся к мазару, прижав свою ладонь ко рту мужчины в белых одеяниях, а второй рукой удерживая его возле затылка. Он наблюдал как кожа на голове мазара стала покрываться волдырями, но так и не убрал руку, скривив губы и брови от отвращения, пока не почувствовал, что бедолага перестал кричать. Он убрал ладонь, и мужчина, лишившись опоры, рухнул на песок, хрипло хватая ртом воздух. Сразу после этого бездыханным свалился ещё один маг. Он застыл словно каменное изваяние, а в его глазах виднелась сплошная белизна, лишённая зрачков и радужки. Вскоре почти весь отряд принялся корчиться в муках от самых разных болезней и наваждений. Целыми остались только двое: парень в лиловом балахоне и такого же цвета тюрбане и старый вугул с отсутствующей ниже локтя левой рукой. Парень в тюрбане залепетал, когда Малов с генералом приблизились к нему: — Мой генерал, я – прорицатель. Я не знаю ни одного проклятья. Абу Манзи с недовольным видом уставился на парнишку, а потом кивнул в сторону выживших мазаров, изнывающих от боли. — Так что ж ты этого не предсказал? Прорицатель с ужасом глядел на своих товарищей, а потом повернулся к Манзи, умоляюще глядя влажными глазами. — Я… Я… Генерал отмахнулся и подошёл к старому вугулу, смотревшему теперь не в сторону врат, а прямо на седого воина. Шаман принялся что-то быстро объяснять, жестикулируя рукой и культёй. — Малов? Помощник генерала лишь развёл руками. — Тогда приведи того, кто знает язык вугулов, да поживее. — Есть, мой генерал. Мужчина вскочил на своего мали и понёсся в сторону основного лагеря, а Абу Манзи повернулся к незадачливому прорицателю. — Обработай раны выживших и подготовь погибших к сожжению. С этим-то ты хоть справишься? Молодой мазар быстро закивал. — Так чего ты ждёшь?! — недовольно рявкнул Манзи.
***
Аравад сидел на своей кровати, подставив руки под голову и уложив подбородок на сжатые кулаки. Он был напряжён, и не только потому что с трудом мог сдержать эмоции перед вторжением в город, но и по той причине, что проклятый Ном Дор запросил чересчур щедрый подарок. Победа колдуна принесёт бед не меньше, чем его поражение. Цена за услугу этого дьявола была слишком высока. Царь старался не думать о самом худшем сценарии, поэтому резво вскочил на ноги и вышел из шатра, решив оглядеть своё войско и уловить настрой людей. Когда он выбрался наружу, то его внимание тут же привлёк всадник, медленно бредущий вместе с одним из пеших солдат в сторону от лагеря. Туда, где было приказано встать небольшому отряду мазаров. Великий царь нахмурился и подошёл к одному из своих стражей. Он наклонился поближе к молодому охраннику и прошептал: — Отыщи Мудхеза. И передай ему мои слова точь-в-точь. Молодой страж внимательно выслушал приказ и никак не выразил своего отношения к нему. Он отдал свой посох другому телохранителю, а сам, укутавшись в простую серую накидку, отправился внутрь лагеря к месту, где скрывался предводитель хашиидов.
***
Малов привёл с собой темнокожего солдата в серебристом шлеме и с короткой курчавой бородой. Тот сразу двинулся к вугулу и принялся выслушивать бурчание шамана. Старик же в процессе схватил один из своих дырявых башмаков и принялся бить им по руке солдата. Спустя минуту переводчик поведал своему генералу: — Старый шаман сказал, что не будет насылать на того воина проклятье. Он сказал, что внутри того живёт древний демон, и любая тёмная магия вернётся обратно к нему, если он попытается демону навредить. Вугул не унимался и продолжал свою речь, тыча башмаком в страдающих на песке мазаров, а потом вознеся обувь к небу. — Он говорит, что демон вернёт проклятье десятикратно и наложит его не только на самого шамана, но и на его семью, и весь род. Абу Манзи выслушал переводчика, а затем вытащил свой меч из ножен и поднёс его острие к шее старого вугула. — Передай ему, что неповиновение приказу означает измену. А измена в военное время карается смертью, — твёрдо произнёс Абу Манзи. Взгляды двух старых мужчин пересеклись, и никто из них даже не моргнул, пока солдат переводил слова генерала. Послышался ответ. И через какое-то время солдат проговорил, стараясь сохранить интонацию: — Он сказал, что готов принять смерть. Пожертвовать собой ради спасения своей семьи и своего племени — честь, пусть даже из-за того, что он ослушался подлого приказа. Солдат поглядел сначала на генерала, а затем на его помощника. До него наконец дошло, что все эти люди здесь делали, и он с удивлением и непониманием на лице искал сейчас ответа. Седовласые воины продолжали смотреть друг другу в глаза, пока Манзи не убрал оружие с шеи вугула. — Малов, — подозвал Манзи, поглядывая на солнце, — останешься здесь и проследишь, чтобы никто не покинул укрытия. Я вернусь после поединка. — Слушаюсь, мой генерал. Манзи ещё раз одарил старика пронзительным взглядом, а затем забрался на своего мали. Он уже хотел было тронуться, как вдруг шаман проронил ещё одну фразу: — Мамуай буза пере иф ту Ашгар. Генералу даже не потребовался перевод. Он узнал последнее слово и тут же поскакал к королевскому шатру.
***
Аравад в окружении трёх своих стражей стоял перед армией, ожидая прибытия своего лучшего воина. Он был облачён в доспехи и был полностью готов выдвинуть свои войска сразу после окончания боя. Манзи прискакал прямо к нему и, спрыгнув с мали на песок, принялся вещать: — Мой Царь, кажется, я знаю, кто обороняет врата Дарсиды. Аравад недовольно повернулся к нему, фыркнув: — И кто же? — Я считаю, что это легендарный мессари с севера, что участвовал в обороне Кайведуна. — Нашествии из другого мира? Очередные байки, Абу. Ты, случаем, не подцепил чего вместе с солдатами? — Мой Царь, Аравад, — Манзи приблизился к владыке, чтобы его слова стали слышны только им двоим, — верите вы или нет в то, что произошло в тех землях — не важно. Но слава об этом наёмнике разошлась далеко за пределы северных королевств. Если это он, то Ном Дору придётся выложить все свои козыри, чтобы справиться с этим воином. Солдаты позади царя расступились, и на передовую вышел названный мазар, зевая и наигранно разминая руки с шеей. — А вот и он, — объявил Аравад. — Мой храбрый Ном Дор, готов ли ты сразиться сегодня с легендарным и непобедимым… — царь затих, уставившись на своего генерала. — Ашгаром, — закончил за него Манзи. Ном Дор весело хихикнул, сузив глаза так, что их почти нельзя было увидеть. — Надо же, этот бой действительно станет легендарным. Как жаль, что из моей башни будет видна только Дарсида, а не ещё один соседский город. С этими словами он хитро посмотрел на Аравада, а затем вышел вперёд. Великий царь сжал кулак, а потом поднял его над головой, сигнализируя о том, что их воин готов вступить в бой.