— Катя — прекрасная девушка, и у них с Андреем чудесные, гармоничные отношения. И все, кто был на концерте, это видели.
Натягиваю на лицо привычную маску спокойствия, судорожно кивая головой, чтобы вселить уверенность в первую очередь самой себе, мнимо соглашаясь с её словами. Вспоминаю руки, на теле расположенные, шёпот чувственный и глаза горящие, уходя в свои отнюдь не радужные мысли касательно нас. Напротив ведь: все, кто там был, иное видели — не относящееся к «счастливым» отношениям этих двух игроков в любовь. Становится мерзко. От вранья, от алчности, от тщеславия. По головам пойти готов, только бы популярность куском большим захватить, пропиариться. Ценой чувств моих горестных, душу разрывающих, слёз горьких, выпущенных во тьме той самой квартиры, которая одиночеством пропиталась. Но и я сама виновата: позволяю этому происходить, выжидаю искренности, шага в сторону свою. Глупость девичья, надеждой напитанная, дорогу освещает, вторя голосом тихим: «подожди ещё немного».— Всё решено уже за нас. И только время покажет, для чего была нужна ваша встреча. Сейчас у вас прекрасный творческий союз, а нити судьбы — дело тонкое, и переплетаются они, нас не спрашивая.
Хочется провалиться сквозь землю. Растягивая губы в нервной улыбке, на долю секунды перевожу взгляд на Андрея, сидящего напротив меня. Обеспокоенно смотрит на состояние моё сжатое, успокоить пытаясь взглядом многословным. Поглубже вдыхаю, отрезвляя себя мыслью, что права не имею карты все выдавать, эмоции показывать. Чёртов эфир... Зачем согласилась, зачем подписалась на авантюру эту с вопросами, в данной ситуации ранящими. Сама по себе тема эфира не сулила ничего хорошего в данной нестабильной, сложной ситуации. А мне теперь улыбаться сидеть, чувства внутри себя пряча. Ощущаю захват руки и нежные поглаживания моих пальцев, от волнения ставших совсем ледяными.— Нет химии в отношении с мужчинами?
Ещё один провокационный вопрос, который в дальнейшем вызовет массу рассуждений. Со мной рядом чаще всего Андрей — тот, кто каждый день под боком, всегда на связи, тот, кто в каждом моём видео мелькает, засиживается вечерами долгими в моей квартире. Непозволительно близко находится, границы мои нарушая, привычный уклад жизни разбивая на осколки мелкие. Эту самую химию во мне вызывая. Утверждаю, что чётко обозначаю для себя границы, отрезая все намеки на отношения. Клоунада для всех смотрящих. На деле ведь уже переступила всё, что можно, забывшись, потерявшись в делах сердечных. Касаюсь взглядом улыбки Андрея, улыбаясь ему в ответ. Мы знаем гораздо больше друг про друга. Остаток эфира собиралась с силами, чтобы не послать всё к чертям. Держалась из последних сил, дабы на явный абсурд глаза закрыть, к следующему вопросу переходя. Да только чем дальше было — тем хуже. Сыпались наставления в мою сторону, обозначенные моей неопытностью, и очевидные фразы, несущие в себе посыл, что на данный момент мы с Андреем — просто друзья. Яна вынуждала от её слов ёжиться и нервно сглатывать, вспоминая наши далеко не дружеские встречи. Не выдаю его присутствие, но не лишаю себя возможности глазами впереди себя пробежать, на его взгляде останавливаясь, прочитывая насмешку горькую об утверждениях слишком громких. Ему некомфортно так же, как и мне. Нервничаю знатно, рукой лоб потирая. Осознавая, как откровенно и бесцеремонно выглядели многие моменты в этом театре абсурда. А потом вопрос про песню авторскую, затрагивание моих отношений прошлых и мои с трудом контролируемые эмоции. Все последние года я пыталась рану на сердце заштопать, пустоту заполнить, излечить душу свою натерпевшуюся. А потом он появился, пустоту восполняя, тепло по телу разнося улыбкой своей, руками согревая и оберегая при сложностях любых — и я сдалась. Сдалась чувствам своим, под поток любовных начал своего сердца попала. И сейчас в очередной раз сдавалась, когда на себя его взгляд оценивающий, выпытывающий ощущала, коленки под столом сводя нервно. Желая в стенах дома оказаться как можно скорее, кошку покрепче к себе прижать, пытаясь боль унять, проживая и этот этап жизни, не обещающий ничего хорошего. Последние минуты эфира сопровождались моим нетерпением ярым, слезами, застывшими в глазах, и воспоминаниями, выжимающими последние остатки терпения и сжирающими последние нервные клетки. Дежурные прощания с улыбкой натянутой и глубокий вздох в плотно сведённые, ледяные руки над губами. Я выдержала этот выматывающий час бессмысленных ковыряний в ранах моего сердца — прошлых и нынешних. — Саш? Ты как? Поднимаю на него опустошённый взгляд, понимая, что нет никакого желания с ним общаться. Мне больно, мне скверно, мне противно. Улыбаюсь вымученно, в глаза его всматриваясь, прочитать пытаясь, как у человека совести на всё это хватает. На душе становится мерзко. — Лучше всех, Андрюш. Подхватываю своё пальто с вешалки, судорожно натягивая его на плечи, по закону подлости путаясь в длинных рукавах. — Давай я за руль сяду: у тебя такое состояние нервное — не хочу рисковать. Ушам своим не верю. «Нервное состояние» — не думал ведь про это, когда надежды мне ложные давал, намёки сеял, а потом уходил, грязные пятна на сердце оставляя, душу марая чернотой своей. А прежде, чем я всё поняла, упустила самое главное — своё непоколебимое решение — черту не переходить. Перешла — и споткнулась тут же. Глупая. — Послушай, — подхожу ближе, тыча пальцем в его беспокойно вздымающуюся грудь, — Заботься о Кате, ладно? Ей наверняка сейчас нелегко: любимого делить приходится со славой и поклонницами. А я сама справлюсь, привыкла, знаешь ли. Разворачиваюсь в сторону двери, удерживаемая крепким захватом его руки. — Что происходит, Саш? Взбрасываю руки, с шумом ударяя ими по бокам своего тела. На что я рассчитывала: думала, что он поймёт? Отношение своё к этой ситуации пересмотрит? На защиту, наконец, своей избранницы встанет, и перестанет надеждами ложными одаривать? Каштанова, открой глаза! То, что мы хотим видеть, и видим — зачастую не переплетается меж собой. — У меня разочарование происходит от ситуаций некоторых, а у тебя? Колю словами, выедаю язвительностью, прикрывая себя настоящую. Чувствую, как от злости тело прошибает дрожь, а глаза вновь наполняются слезами. Стоит, глазами по моему лицу бегая, мысли в кучу собирая, пазлы вместе соединяя. — Прошу, езжай домой, Андрей, тебя там ждут, — оставляю его наедине со своими мыслями, слишком гордо покидая стены кафе. В машине даю выход горячему потоку слёз, усмехаясь своей глупости, вновь погружаясь в воспоминания.Моя небольшая квартира, его частое присутствие в моём некогда личном пространстве, тёплый чай и сильная метель за окном. Это был тот самый день, который разделил наши отношения на до и после, стирая чёртовы границы. Его слишком вальяжная поза на диване, моё скованное тело возле окна и переплетение долгих, сладостных взглядов. Точка отсчёта, точка невозврата случается в ту минуту, когда встаёт предо мной, телом своим закрывая пути отступления, руку к лицу подносит, жаром опаляя каждый участок моего лица.
— Ты красивая.
Щёки горят, тело пылает, на слова его реагируя. За последние года я ни с кем не чувствовала подобного: были мужчины, были связи — только химии не было, влечения животного, желания ярого. А он всё перевернул, душу и тело заставил подчиниться, отдаваясь в этот омут. Наплевала на принципы, на рамки, на законы, данные самой себе.
Нежность через края выплёскивалась, когда поцелуями осыпал, руками по телу узоры вырисовывая. А я задыхалась, воздух судорожно хватала, цеплялась за плечи его, как за круг спасательный. Только спасения там не было — судьбой утопия была для меня уготована.
— Андрей… Нельзя. Нам нельзя, у тебя Катя.
— А у нас с тобой чувства, — олушает этими словами, заставляя поверить в наше будущее, отступить от рамок своих, доверяясь и отдаваясь в той ночи: под пургу зимнюю и ветер, свистящий за окном; а ведь не нужно было. Надо было бежать подальше от него, от ситуации этой, сердце на засов закрывая.
Судорожно смахиваю слёзы, фокусируясь на дороге. Будь он неладен со своими надеждами пустыми, объятиями лживыми и Катей своей неуравновешенной. Плевать — справлюсь, выкарабкаюсь. Сильная, смелая, отчаянная. Такую судьба сделала, вытесала во мне задатки воина. Каждые три минуты раздаются звуки уведомлений в сообщениях, мелодия звонка сообщает о желании Андрея со мной связаться. Он совершенно глуп, раз думает, что я захочу его слушать. Добравшись до своей квартиры, устало опускаюсь на диван, поглаживая любимую кошку, дарящую тепло и ощущение, что дома меня всё-таки ждут. Телефон, прежде разрывавшийся от входящих уведомлений, умолк. Вынуждая ощущать только одиночество. На подлокотнике лежит его футболка, на полке стоит его музыкальная шкатулка, на письменном столе находится кружка с Хогвартсом, а в голове находится бесчисленное количество воспоминаний, связанных именно с ним. За все прожитые годы сделала вывод, что проще не привязываться, не очаровываться, пока не встретишь своё. Того, в ком будешь уверена, того, кому без раздумий отдашь всю себя, того, кто это будет ценить, кем ты будешь любима и желанна — вне зависимости от жизненных обстоятельств. Раз за разом смотрела на прекрасные воплощения настоящей любви в реальной жизни и на телеэкранах, радовалась за эти союзы и точно знала, что моё счастье ещё впереди. Я верила в любовь, я верила в силу всевышнюю, я знала, что моё меня найдёт. Только с Андреем всё вышло иначе. Всё вверх дном, запутанно, смазанно, не разумно. Говорят: «когда любишь — не можешь объяснить, почему и за что». И я не могла. В моменты злости разрывающей, разочарования глубинного вопросом задавалась: «зачем тебе это, милая?» — оставь, забудь. Он — пацан, ему ещё совсем невдомёк до отношений серьёзных, ему это не нужно, а ты ведь — другая, и другого твоя душа страждущая ждёт. И, кажется, даже соглашалась с монологом души своей, окутывая вновь своё сердце цепью металлической, но потом всё вновь повторялось, когда рядом оказывался. Когда руками невзначай по бёдрам проводил, щёки поцелуями осыпал да воробушком называл. Гнала, отвергала, кричала в сердцах слова обидные — хотела отдалить его, а этого хватало лишь на время. Совсем непродолжительное и ничтожное. И вновь виток чувств, искра и безумие, охватывающие с головой. Переворачиваю телефон экраном к себе, упираясь взглядом в бесконечный поток букв и слов. «Сашка, возьми трубку»; «Саш, нам ещё работать вместе, нам нужно всё обсудить, мне есть, что тебе сказать», — не сомневаюсь, что тебе есть, что сказать: дежурные извинения — и никакого намёка на что-то большее. Горько усмехаюсь, вновь переключаясь к прочтению. «Каштанова, я ведь знаю твой адрес, не глупи», — шантаж включил: как ожидаемо. «Чёрт бы тебя побрал, ты меня даже не выслушала!», — не выслушала и не желаю. Сказки твои поперёк горла стоят. Звонок во входную дверь заставляет нервно рассмеяться — даже гадать не стоит, кто это. Всё понятно, очевидно, предсказуемо. Безучастно открываю дверь, опираясь плечом о дверной косяк, охватываемая ощутимым раздражением. — Тебя не учили телефонные вызовы принимать? Страдальчески улыбаюсь, скрещивая на груди руки, закрываясь от его напора. — А тебя не учили правилам этикета: например, ты знал, что вваливаться в квартиру поздним вечером неприлично? — Я пришёл не просто так. — А зачем? Если хочешь прочитать сказ о необходимости сохранения тёплых отношений для карьеры — то ты лишь потерял своё время. Подходит на два шага ближе ко мне, заставляет отшатнуться, поднимая руки в тормозящем жесте. — Давай соблюдать дистанцию, Андрей: так будет лучше для всех. — Мне лучше не будет. Игнорируя мою просьбу, сокращает расстояние между нами, обхватывая мои плечи. — Я дурак, Саш, — вглядывается в мои глаза, с силой сжимая меня руками. — Но сейчас я пришёл, чтобы больше не уходить. Не верю, сдерживая свои находящиеся практически на грани эмоции. — Обычно это длится не дольше следующего утра. Если ты думал, что я — девочка по вызову, ты ошибся, Нестеренко. В глазах отчаянье, боль; на сердце — рана; в словах — горечь. — Зря ты думаешь, что я о тебе такого мнения, я никогда тебя таковой не считал. Подхожу к нему вплотную, сбрасывая его руки со своих плеч, встаю на носочки, процеживая сквозь зубы. — Нестеренко, я тебя ненавижу: ты рану былую разбередил, в сердце наследил, разбудил то, что не должен был — ненавижу. — выдавливаю последнюю фразу слишком агрессивно, разглядывая его лицо сквозь пелену слёз. — Уходи. Рывком притягивает к себе, обхватывая мое подрагивающее тело. — Я же сказал: не уйду. — Я тебе не верю. — Придётся поверить. — Убирайся! — Нет! Располагает руку на шее, слишком импульсивно впечатывается губами в мои губы, встречая сопротивление с моей стороны. Мотаю головой, пытаюсь вырваться, применяю жалкие попытки оттолкнуть. — Саш… Прекрати, — обхватывает моё лицо руками, утирая слёзы, даря невесомый поцелуй в лоб. — Поверь мне, прошу. Дарит поцелуй в уголок рта, обхватывает нижнюю губу, углубляя поцелуй. Его губы мягкие, пылающие, желанные, заставляющие вновь растворяться в его обществе, отодвигая на второй план все «но». Запускает под розовую, плюшевую кофту свои разгорячённые руки, располагая их на талии. По телу бегут мурашки, в сознании наступает помутнение, в руках и ногах появляется дрожь. Он вновь затягивает своими действиями в пучину страсти, не давая возможности вырваться. Разворачивает к себе спиной, шумно вдыхая проводя носом по моей шее. — Мы знакомы уже полгода, а я до сих пор не могу надышаться твоим запахом, — выбивает почву из-под ног своими волнующими всё мое нутро словами. Я ждала его. Столько лет жила предчувствием, что мне достанется самое лучшее, ждала, чтобы отдаться без остатка; желала делить с этим человеком дни и ночи. Мечтала разделять с ним свои интересы, находить точки соприкосновения, смеяться слишком громко, а если плакать — то только от счастья. И вот, спустя столько лет, я почувствовала родство. Почувствовала ещё тогда, в Киеве. Когда вечера вместе стали проводить, отдыхая в обнимку друг с другом, энергией животворящей наполняя. День ото дня я чувствовала его ещё глубже, каждой клеточкой души вбирая в себя его общество, знала его желания и его мечты. Я разделяла с ним горести и радости. С ним я впервые за длительное время почувствовала себя женщиной, которая может чувствовать всю глубину чувств; он подарил слишком много моему сердцу, он подарил ранее потерянную любовь. Он — свет, он — солнце, он — надежда в этом неспокойном мире. Лежу на его руке, блаженно прикрыв глаза. По спине пробегают мурашки, когда он своими нетерпеливыми руками дарит лёгкие поглаживания. Переворачиваюсь, упираясь подбородком в его грудь, даря ему свой мечтательный взгляд. — Как я раньше жила без этого чувства столько лет? Помещает руку на мою макушку, одаривая поглаживаниями. — А я? Жил иллюзиями, тешил себя любовью мнимой — дурак, не иначе. Дарю ему ленивый поцелуй в припухшие, алые губы. — Больше не отпускай меня, ладно? Улыбается, переплетая наши пальцы. — Никогда.