Пламя и пепел

      Лишь пламя и пепел. Чёрные плащи Вольтури стояли напротив, пока совсем не растаяли в сумерках. Тлеющий костерок дымил и только он давал понять, что когда-то там стояла Ирина. А теперь не было. Вампирам не нужен воздух, но Кейт мучило удушье. Она была готова умереть. Намного раньше, чем оказалась на этом проклятом поле. Её взгляд жадно ловил любую деталь, на которую можно было отвлечься. Хрупкие снежинки. Одна за одной: они плавно опускались на руку и не таяли. Можно было рассмотреть грань каждой. Лучше отпечатать в памяти каждую, чтобы не заострять внимание робкими улыбками на лицах свидетелей. Они были счастливы и наверняка не надеялись остаться в живых. Они были счастливы, потому что могли найти взглядом друг друга и убедиться, что всё будет в порядке. А Ирины больше не было. Совсем недавно Кейт прорывалась сквозь них и не видела ничего, кроме своей цели. Но она исчезла за горизонтом и была на полпути в родную Вольтерру. Жизнь продолжалась. Их жизнь. Но не Ирины. Гаррет легко приобнимал её плечи и больше никак не препятствовал, но Кейт не стремилась отходить. Словно застывшая статуя, она не шелохнулась даже когда семья подошла ближе и Таня легко коснулась руки. Вскоре и они отошли, а Гаррет остался. — Я бы добралась до них, — это были первые слова Кейт. — Знаю, — просто согласился Гаррет. — И была бы мертва. — Знаю. Их слова были лишены того драматичного пафоса жизни, которым наделяют своё существование люди или совсем юные вампиры, не позабывшие какого быть человеком. Гаррет казался одним из таких — не напыщенным юнцов с пылающим сердцем и пустой головой. А тем, кто сквозь века сохранил лучшее человеческое свойство — любопытство. Он никогда не переставал учиться, не терял ту жажду и страсть к жизни, которую Кейт считала для себя давно утраченной. Наконец, Кейт осознала, почему они продолжали стоять. Гаррет просто ждал, пока она примет решение. Ждал вне зависимости от того каков будет вердикт. Кейт хотела найти в себе ту готовность, инстинкт, который двигал ею ранее, но вместо него осталось лишь опустошение. Она отстранилась, чтобы посмотреть в глаза кочевнику. — Аро никогда не забудет сказанного тобой сегодня. — Так ты хочешь отметить, что это было смело? — Да. Это было смело. И глупо. Голос Денали звучал с осуждением, однако взгляд говорил больше слов. И они оба это понимали. Поле совсем опустело и пора было сделать выбор. Гаррет выглядел непринуждённо и молча протянул к ней руку, однако в алых глазах читалась та же немая решимость. — Куда же мы направимся дальше, Кейт? — Домой. Что есть для неё дом? Давно утраченное понятие. Ей было более тысячи лет, а время стирает романтику младых лет. Денали могла бы сказать, что для неё значил долг. Или клан. Но ей только предстояло понять, что для неё значил Гаррет. Ему, в отличие от Денали, всё было предельно ясно. Если вручаешь своё ледяное мёртвое сердце суккубу на пенсии, пожалуй, здесь действительно нет пути назад.

* * *

Гаррет бывал во многих битвах, но вскоре ему пришлось признать, что самой сложной из них стала битва с самим собой. В своё время через подобное проходил каждый из них. Наверняка потому ни один «золотоглазый» не пытался навязать свою философию инакомыслящим вампирам, а каждый из Денали отнёсся бы с состраданием к любому возможному срыву. Но к сожалению или к счастью — Гаррет был совсем не из тех, кто любил давать себе спуск и не надеялся на снисхождение. К счастью для незадачливых туристов и сожалению Кейт: наблюдать эту борьбу было делом не из лёгких. Сложно было не её нежному сердцу (которое отнюдь не было таковым). Она видела как для Гаррета было важно несмотря ни на что бросить вызов собственной природе и одержать вверх. Кейт не могла помочь ничем, кроме своего присутствия. Уберечь жизни людей не смогли бы даже её способности: после событий на поле Денали зареклась никогда и не при каких условиях не использовать их на Гаррете. Даже (особенно) если он сам бы попросил их применить. Но как подсказывал опыт каждого Денали — иначе невозможно принять все минусы воздержания без осознания всей ответственности. — Со временем не станет легче, — как-то вовремя охоты заметила она. — Кармен и Элеазар были не первыми, кто хотел разделить наши убеждения, но немногими кто смог. Были другие. Часть срывалась ещё в самом начале, когда приходилось столкнуться с жаждой. Например, Лоран... избранник Ирины. Их образ жизни только внешне мог подойти для жизнерадостного буклета, но имел много подводных камней. Кейт хотела посвятить в малейшие аспекты, какими бы неприглядными они не казались. Порой доходило до комичного и выглядело будто она вовсе практически отговаривала Гаррета. Просто смотреть на его страдания было многим тяжелее, чем Кейт рассчитывала. Также сложно было разделить иное: ведь в один день он вполне мог прийти к тому же. И мог уйти. — После продолжительной диеты меняется восприятие. Однажды ты уже говорил об этом. Мы и правда иначе воспринимаем семейные узы или... любые другие, — она отвела взгляд в сторону. — Но это касается не только взаимоотношений. Каждая несправедливо отнятая жизнь, чужое горе и боль. Сложно принять своё прошлое, когда веками живёшь инстинктом, а терзает лишь жажда и скука. Ты уже вспоминал что-то? Гаррет взял Кейт под руку и повёл в глубь леса, словно таким образом хотел увеличить срок их небольшой вылазки. Вспоминал ли он что-то? Несомненно. Образы и крики его жертв преследовали каждый день со дня, когда он принял нелёгкое для себя решение вовсе отказаться от человеческой крови. Конечно, были и те, кого он с удовольствием убил бы и во второй раз. Однако один образ запал в сознании особенно хорошо. — Это было во времена Второй мировой войны, — Гаррет поднял взгляд на луну, чтобы затем перенестись на несколько десятков лет назад, в тот самый злополучный день. — После Белостокско-Минского сражения. Минск был захвачен вражескими войсками. Я прохаживался по улочкам, до этого прекрасно подкрепившись одним из мерзких немцев, что буквально несколько минут назад изнасиловал женщину, а потом оставил её умирать прямо посреди улицы. Я бы мог помочь, но не был добрым самаритянином, и мне, в любом случае, пришлось убить свидетелей после этого. Но это не то, за что я чувствую вину. Немцы были еще теми дебоширами и знали, как развлечь себя, когда совсем невтерпёж. В ту ночь все тёмные улочки Минска буквально кишели толстыми солдатами и молоденькими девочками, крики которых было слышно даже в самых отдаленных местах. Никто не мог им помочь. Одной из таких удалось вырваться. Она буквально налетела на меня, а всё её платье было разорвано и в крови. В её крови. Я был достаточно сыт, но какой бы вампир смог бы удержаться от упавшей прямо в руки пищи. Губы вампира исказила горькая усмешка. Он спрятал лицо в руках, будто бы желая отделиться от всплывшего в сознании образа. Войны во все времена были лакомым кусочком для вампиров. Кровь льётся рекой, а участники слишком вовлечены, чтобы приметить красноглазых бледнолицых чужаков, которым безразлично за какую сторону выступать. Лишь бы был доступ к тёплым разгорячённым телам и крови. — Она плакала, просила защитить её или отпустить, но вместо этого я впился в её шею и оставил без единой капли крови. Затем расправился и с её обидчиком. Фигура Гаррета казалась сейчас особенно отрешённой. Он полностью и без остатка погрузился в воспоминания. Денали приблизилась к Гаррету, вновь не проронив ни единого слова, но осторожно перехватила его ладонь, отнимая от лица и переплетая пальцы. — В то время... смерть от клыков вампира было едва ли не самым милосердным, что могло произойти. Никто не жесток по отношению друг к другу так как сами люди. — А ещё я вспоминаю свой первый срыв. Я до сих пор корю себя за то, что расстроил тебя, несмотря на то, что ты понимаешь, насколько сложно на самом деле полностью отказаться от человеческой крови. Кейт чуть качнула головой, сжав его ладонь сильнее, а свободной рукой легко коснулась щеки. — Это всё позади. И ты меня совсем не расстроил. Посмотри на меня, Гаррет. Это реально, — она ласково оправляет разметавшиеся в привычном беспорядке локоны. — Воспоминания — мороки. Они постоянно тянут назад в омут инстинкта и одиночества. Но ты больше не один. Я буду рядом чтобы ни случилось. Вместе мы справимся. Обещаю. Мерцающий лунный свет освещал две недвижимые фигуры, которые словно бы совсем не замечали происходящего вокруг бесчинства. Гаррет поднёс её руку к своей груди, немо заключая их общую клятву. — Я никогда не спрашивал тебя, любовь моя, но расскажи, как вы пришли к такому образу жизни? Почему решили отказаться от человеческой крови? Настал её черёд обращаться в прошлое. И будь на месте Гаррета любой другой — едва ли бы дождался нечто весомее шутки, полуправды или вовсе молчания. — Это был долгий путь, — слабо улыбнулась Кейт, высвободив руку она пошла глубже в лес, увлекая за собой возлюбленного. — В самом начале едва ли можно было предположить, что некто вроде меня придёт к подобному. Саша обратила меня после Тани. Вдвоём они были слишком уязвимы для вервольфов и других враждебно настроенных вампиров. Саша увидела во мне потенциал: я не пыталась сбежать от них, а... осталась защищать свою драгоценную княжну. Кейт коротко усмехнулась. Казалось, она рассказывала занимательную историю, которая никак не относилась к ней самой. — И она оказалась права. Убийства давались мне просто. Всего одного её слова было достаточно. Саша первая приметила мои способности. И знала как их использовать. Если говорить коротко, то она полагала, что в них... Денали пошевелила пальцами, непринуждённо поигрывая искрами. — Я проецирую собственную боль. И в наших тренировках действительно выходило добиться самых выдающихся результатов. Саше было мало. Всегда мало и недостаточно. Вампиры не устают и тренировки могли идти бесконечно. Лишь Тане удавалось отвлечь мать, тем самым позволяя Кейт отойти. Денали остановилась, обернувшись к Гаррету, лицо её хранило холодную и мрачную сосредоточенность. — Я была её совершенной машиной для убийств. Но Саша оставалась холодна к смертям. Они были не целью, а орудием. Способом защититься. Она грезила тем, что никто из нас не мог ей дать: ребёнком. И пошла на преступление, чтобы получить своё. Никто из нас этого не знал, а когда узнал... было поздно. Обычно, когда эту историю о клане Денали, передают из уст в уста, то упоминают лишь появление Вольтури. Но... самым страшным оставалось то, что происходило до них. Бессмертные дети не имеют никакого контроля. Они не поддаются обучению. А ещё они полностью захватывают своего создателя. Саша боготворила ребёнка, который уничтожал селения. Десятки. Сотни людей. И нам приходилось помогать устранять остатки. Горечь и отвращение стальными нотками зазвучали в её голосе. Но не говорить Кейт не могла. Ведь именно таким был их путь. Усеянным тысячами тысяч невинных жизней. — Саша знала, что Вольтури не оставят подобные выходки без своего участия. Но даже перед самым концом она умоляла меня спрятать его. Спасти. Собственная жизнь и наши уже не стоили для неё ничего. И тогда... я впервые ослушалась её приказа. Этот дитя было исчадием ада. Худшим созданием. Незамутнённое сознание невинного ребёнка, неутомимого, сильного и беспощадного... никого не напоминает? Уголки губ дрогнули. — Бессмертный ребёнок являлся отражением всех пороков вампиров. И каждая из нас видела последствия. Каждая из нас участвовала в них. Смерти невинных, пылающие дома. Какая совесть может выдержать подобное? Без Саши мы ещё долго путешествовали втроём как разнузданные дети, дорвавшиеся до драгоценной свободы. Пока Таня не встретила Карлайла. А я последовали вслед за ней. Ветер уносил отрывки истории, которую Кейт ни разу не озвучивала вслух. Бередить прошлое непросто. Долгая жизнь — множество сожалений. — Я загубила столько жизней. До сих пор не могу подсчитать точное число. Переход на животную кровь не был искуплением. Оно невозможно. Но... я не могла продолжать убивать. Не могла оставаться той, кем меня видела Саша. Порой боль действительно даёт больше сил и становится уроком. Но иногда это просто боль. Гаррет терпеливо слушал от начала до конца: это был тот редкий случай, когда Кейт не скрывала своё прошлое, а он мог представить сколько веков отделяло их друг от друга. Денали казалась ему олицетворением понятия вечности. — Она была права? — только этот вопрос мучал его. — Саша. Твоя способность рождается из боли? Кейт шла впереди и словно специально не позволяла видеть своё лицо. — Как предполагаешь сам? Ты ведь не понаслышке знаком с моими силами. Сама она предпочла бы стереть из памяти этот момент, но знала, что он был их нерушимо связующим звеном. — Если бы это было так, любовь моя, одно касание испепелило бы меня ещё в первую встречу. Твоя душа перенесла слишком много страданий. Денали обернулась: лицо её, казалось, было совсем лишено эмоций. Но взгляд — о, Гаррет знал этот взгляд — тёплый с переливающимся золотом в радужке. Ещё в первый день он знал, что совсем бессилен против этих глаз. — Как и твоя. — Я пережил бы заново каждый день, чтобы встретить тебя. Рассветное солнце стыдливо коснулось влюблённых и вновь исчезло за кронами деревьев. — Так и не вернулись? — усмехнулась Кармен, взглянув на часы. — Ох уж эти пятиминутные вылазки, — нахмурилась Татьяна. — И что можно так долго делать в лесу? — Счастливые часов не наблюдают, — продекламировал Элеазар. — А потому часами их и бьют, — решительно окончила Таня, выглянув в окно. Погода разгулялась, но ни Кейт, ни Гаррета в близости к поместью Денали не было. — Я переживаю о том, чем это может закончиться... если что-то пойдёт не так. Гаррет пытается принять наш образ жизни, но если он будет делать это только ради Кейт... Вы же понимаете. Ничего не выйдет. — Что-то мне подсказывает, Таня... Этот кочевник тебя ещё удивит.