память
7 февраля 2022 г. в 23:46
— А что ты оставишь Саорин?
Шун останавливается, осознавая, что, как бы, да, флаги смерти ещё не все подняты. Замлидера остался без памятной вещи от него – и это плохо. Ему нужно закончить все дела прежде, чем кинет своей последний мяч.
Шун задумывается. Что ему оставить Арисугаве? Как будто она в чём-то нуждалась.
С другой стороны…
Стоять около моста после того, как весь желудок вывернуло – хорошее. На самом деле, даже несколько расслабляет, особенно с учётом, что он надышался спёртого воздуха в помещении. Ночью тихо, никого нет, все развлекаются внутри, слышно только воду, и…
— И о чём ты только думал?
И Арисугаву.
Она подходит, недовольно дует губы, скрещивает руки на груди. И Шун уже понятия не имеет, на что конкретно она сейчас злится. Только час назад говорила о том, какой он безответственный, что после бодуна полез в драку, и уже надавала ему моральных тумаков. Шуну, наверное, стоило бы уже давно распознавать тон её голоса и вещи, на которые она жалуется, в конце концов, она отвечает за его моральный компас.
Но Шуну сейчас не до компаса. Его тошнит.
— Приводить новеньких, даже не предупредив меня… - Арисугава фыркает. – Мог бы хотя бы позвонить! За кого ты меня держишь?!
— А-а-а-а, пощади, Арисугава, голова и без тебя раскалывается, - он опускает голову на сложенные на перилах руки.
— Значит, заслужил.
Дует щёки, стоит рядом, упирает руки в бока. Шуну плохо, но даже так он не может не улыбнуться, смотря на неё. Разумеется, она не злится. Дуется просто для вида, может быть, чуть-чуть недовольна, но если бы она действительно была зла, то дала бы ему знать куда более явно. Злую Арисугаву боятся все, так что тот факт, что Шун сейчас чувствует себя безопасно – хороший знак. Значит, его не скинут в воду. Пока что.
Но образ страдальца он поддерживает – ноет, воет, просит жалости. Кто бы мог подумать, что из-за влияния одной девчонки в прошлом устрашающий игрок станет таким жалким?
Впрочем, Шун не жалеет.
— Принеси кофе…
— Нет, уже и без того всё заблевал, - хлопает по плечу. – Знай меру. Дурак.
— Ну хва-а-а-атит, - поворачивается к ней. – Что мне сделать, чтобы ты остыла?
Потому что недовольная Арисугава – это мило, но не когда его самого мутит. Даже несмотря на то, что её надутые щёки вызывают сильнейшее умиление и желание потрогать их, он не может долго держать маску расслабленного идиота. Ему правда плохо.
Арисугава прикладывает палец к подбородку, задумывается, и заговорщицки улыбается. Шуну даже немного легче, когда она улыбается, потому что это значит, что злится она меньше. Это значит, что она принесёт ему выпить. Это значит, что…
Значит, что чувствовать чужую улыбку на своих губах вот так вот внезапно – очень странно. Особенно в момент, когда из дома доносится радостный крик Тайги, непонятно чем восхищённый.
Сейчас их никто не видит. Несмотря на шум, они одни. И рука Арисугавы на груди ощущается как никогда горячей. На мгновение Шун даже забывает о том, что его, в общем-то, мутило. Потому что гораздо важнее то, что Арисугава закрывает глаза во время поцелуя, а ресницы её дрожат. Сосредоточиться на этом… Кажется, это действительно успокаивает.
Она отходит, на её лице лёгкий румянец, и она касается пряди своих волос, что не влезает в косу.
— Теперь мы квиты.
Разворачивается и уходит, не давая возможности даже вопрос задать.
Шун смотрит ей вслед, не уверенный, стоит ли её догонять. Касается пальцами губ, пытаясь осмыслить, и с удивлением обнаруживает на пальцах следы её блеска для губ. Значит, не показалось.
Шун улыбается и снова утыкается лицом в руки на перилах. Потому что делать так, заставать его врасплох, и убегать – нечестно. Максимально нечестно, особенно зная, как он слаб перед ней.
— …Арисугаве не нужно ничего оставлять.
Потому что она уже себе кое-что забрала.
— Она найдёт, что сохранить в память обо мне.
Например, его клан.
Или его первый поцелуй.
…Или его сердце.
Но об этом… Ей знать вовсе не обязательно.