1988 год
У нее не было сомнений в том, что она поступит. Но ноги все равно подкашивались, пока она не нашла свою фамилию и инициалы в списках, вывешенных в фойе Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина. И ее нервозность и страх, что она своей фамилии в списках не найдет, улетучился. Мила с улыбкой проталкивается сквозь толпу девушек и парней, которые тоже пришли узнать свою судьбу, протискивается в дверь и оказывается на улице, вдыхая полной грудью не такой уж и свежий воздух и запрокидывая голову назад, подставляя лицо жаркому августовскому солнцу. До первого сентября еще четыре недели, нужно хорошо отдохнуть, а затем ее ждут четыре года педагогического университета. Мила опускает голову, рассматривает толпу молодых, как она ребят, а затем выглядывает с противоположной стороны такое знакомое лицо и знакомую синюю машину. Витя смотрит на нее, со своей привычной ухмылкой, в джинсах и майке. И конечно она удивлена увидеть его, но спешит к нему вприпрыжку, крича: — Я поступила! Поступила! Она довольна собой до ужаса. Витя разводит руки в стороны и она запрыгивает на него, обнимает за шею, ногами обхватывает его бедра, а он ловко удерживает ее под ягодицы и кружит, и кружит, а ее смех звенит на всю Малую Пироговскую улицу. Возможно не стоило ей так делать. Это она понимает пару секунд спустя. Она в платье, и платье задирается так, что ее обнаженная кожа трется о его джинсы, не говоря уже о других местах. — Поздравляю, принцесса! — говорит Витя, когда все же опускает ее на землю. Он заводит прядь ее волос, что выбилась из косы, за ухо, и улыбается довольно. Что он здесь делает? Его здесь быть не должно. — Стой. Подожди, — Мила смотрит на него с прищуром. — Что ты здесь делаешь? Они вроде бы не договаривались встретиться. Обычно они видятся только по воскресеньям, в компании Фила и Космоса, когда у них выдается свободное время, которое они могут ей посвятить. И вряд ли он проезжал мимо и увидел ее в толпе студентов. Только мама знает, куда она пошла. — Тетя Таня сказала, что ты ушла узнавать результаты. И я решил приехать и узнать, как ты, — а затем он разворачивается, достает с переднего сиденья букет голубых гортензий и протягивает его ей. — А это тебе. Еще раз поздравляю. Она утыкается носом в букет, но гортензии пахнут слабо, зато шелковистые листы щекочут нос. — Был так уверен, что я поступлю? — с прищуром спрашивает Мила. — И ни секунды в этом не сомневался, Милка, — Витя треплет ее по голове. — Правильно, что не сомневался, — Мила усмехается, прижимая букет к себе. Гортензии ее любимые цветы. И очень приятно получить от него букет, если честно. — Как будешь отмечать? — он облокачивается на машину и тянет ее за собой, играет с поясом на ее талии. — Наверняка тетя Таня уже подготовила тебе праздничный стол. — Мы договорились, что никакого праздничного стола не будет, пока она не услышит от меня, что я поступила. Но в любом случае точно не сегодня. У нее сегодня смена в лаборатории, она вернется только завтра к обеду. Поэтому, пока не увидела тебя, думала о том, чтобы сходить поесть мороженое. — А теперь о чем думаешь? — спрашивает он, приподняв бровь. — Нет, Пчёлкин, — она ему улыбается и кладет ладонь на его плечо. — Теперь это твоя задача думать и организовать мне праздничный стол, — а затем она осекается, смотрит на машину и добавляет: — Если у тебя, конечно, дел нет. Потому что если ему дают машину, то для того, чтобы он решал дела за своих старшаков, а за последний год доверять ему стали больше и больше. — Как насчет шампанского, бутербродов с икрой, сыра с плесенью, бананов и так что найдется в холодильнике? — смотрит на нее с прищуром. — Практически всему скажу да. А вот сыр с плесенью сам ешь, Пчёла, — и она морщится. Потому что ну какой сыр с плесенью? Конечно ей интересно пробовать новую еду, но вкусовые качества этого сыра она ставит под сомнение. И не стоит забывать о том, что им можно отравиться. — Это не обычная плесень, а специальная, — Витя закатывает глаза, как будто это самая очевидная вещь, а затем отступает, открывает для нее дверь, и она садится в машину, через пару секунд Витя оказывается рядом и продолжает: — ее можно есть и она не вредит организму. Правда запах может навредить, потому что пахнет он так, будто кто-то забросил носки за диван и несколько лет их не доставал. Мила не сдерживает свой смех, и Витя смеется вместе с ней. — Зачем же тогда такое есть? — если это кулинарный изыск, то наверно все же стоит попробовать. Когда ещё она попробует такой сыр с плесенью, которую можно есть? — Спроси у французов. Этот сыр из Франции привезли. Они же его едят. — Они и лягушек едят, — замечает Мила с ухмылкой. — Ой, Милка, — вздыхает Витя. — Если не хочешь, будет тебе наш советский сыр, который иногда воняет еще хуже, чем французский. Мила смеется всю дорогу, потому что конечно же Витя решает поделиться с ней рассказами о самых отвратительных продуктах, которые люди едят по всему миру.🎞🎞🎞
Они заходят в его квартиру. Она давно здесь не была, если честно, но ничего совершенно не изменилось. — Твои родители на работе? Или на даче? — спрашивает Мила, снимая свои босоножки. — На даче, — Витя стягивает свои кеды и закидывает ключи от квартиры и машины в вазочку на тумбе. — У них отпуск целый месяц, так что вернутся не раньше начала сентября. Да, она помнит, как сильно его родители любят дачу, и как сильно он её не любит. Витя идет в сторону ванной комнаты, и она следует за ним. Ванная маленькая, поэтому она ждёт, пока он первым помоет руки. — То есть хата у тебя лысая, и ты делаешь все, что хочешь, — предполагает она. — Ага, — Витя кивает с широкой улыбкой, вытирает руки полотенцем. — Можешь пользоваться вот этим, — он указывает на зеленое полотенце, а затем выходит из ванной. — Я могу от тебя позвонить маме? — спрашивает Мила, вспоминая о том, что должна позвонить маме на работу и сообщить ей радостную новость. — Да. Конечно, — Витя кивает и уходит в сторону кухни. Мила быстро моет руки, умывает лицо и спешит к телефону, чтобы позвонить маме. На том конце провода телефон снимают быстро, раздается мамин голос: — Алло. Слушаю. И Мила тут же громко и радостно кричит: — Мам! Я поступила! Мама кричит так же радостно и воодушевленно: — Милочка! Девочка моя! поздравляю тебя, желаю успехов в учебе. Пусть радость приносят новые знания и новые люди, которых ты встретишь. Пусть это будет легкий путь. Прости, что не сможем сегодня отметить это. Но обещаю завтра праздничный стол, — мама улыбается счастливо, Мила это чувствует. Может быть даже радуется этому больше, чем сама Мила. — Мама, спасибо, — отвечать она, играя с проводом телефона. — И не нужно праздничный стол. Просто давай с чаем и тортом отпразднуем, — сейчас у них не слишком хорошо с финансами, если честно. Денег не так много. Так что много ей и не нужно. — И ты не против, если я у Кати останусь ночевать? — уже тише спрашивает она. Ни у какой Кати она конечно не собирается ночевать. Либо напроситься ночевать здесь, либо Витя отвезет ее домой. — Нет. Конечно не против. Передавай Катюше и ее родителям от меня привет. Она поступила? — Пока что не знаю. У нее результаты только через пару дней будут. — Ладно тогда, я вернусь завтра около обеда. Целую и люблю. И ещё раз поздравляю. — Я тоже тебя люблю и целую. Пока. Мама доверяет ей, проверять не будет, ночует ли она у Синицких или нет. Мила идёт на кухню, где Витя кажется решил из холодильника вытащить все, что в нем есть. Она уже даже не удивляется тому, насколько их холодильник забит едой. После того, как Витя стал заниматься рэкетом, у него появились деньги, а еще доступ к тому, к чему у обычных людей их времени доступа практически нет. Дядя Паша и тётя Наташа, насколько она знает, вопросы ему особо не задают, откуда у него столько денег. Витя вытаскивает из недр холодильника литровую банку икры. Мила тут же вспоминает, как перед новым годом Витя привез им такую литровую банку икры, а еще красную рыбу и фрукты, которых достать в магазинах было нереально практически. Мама конечно отнекивалась, пыталась все Вите вернуть обратно, причитая, что не сможет с ним расплатиться за это все, а Витя уверял, что ему не нужны деньги. Впрочем мама все равно пыталась всунуть ему деньги. Витя сделал вид, что забрал деньги, а потом, когда Мила провожала его, вернул деньги обратно. Мама потом почему-то очень долго плакала. И Мила не могла понять почему, а мама так ей и не сказала. — Тебе нужна моя помощь? — Мила смотрит на Витю, наблюдая за тем, как он нарезает колбасу. Если бы мама бы увидела, какими толстыми кусками он это делает, то схватилась бы за голову. Но это его колбаса, его еда, его квартира и его правила, поэтому она ничего ему не говорит. — Мне бы не помешала помощь такой очаровательной хозяйки, как ты, — отзывается он шутливо. — Я бы тебе и без твоей лести помогла, — она подходит к нему, становится рядом и принимается за бутерброды. Если на миг отключиться от всего, что она и делает, то пока они готовят, Мила представляет, что это они в будущем, женаты, стоят на своей просторной кухне и готовят ужин вместе. У нее столько фантазий на тему будущей жизни, и в каждой из них — Витя, всегда в качестве ее мужа.🎞🎞🎞
Одна бутылка шампанского заканчивается на удивление быстро. Сыр с плесенью оказывается не таким уж и вонючим по итогу, а может быть это шампанское влияет на ее суждения. Витины шутки кажутся еще более смешными, и Мила смеется громко, не думая о том, что она может мешать соседям. От второй бутылки голова кружится еще больше, становится жарче. И намного жарче, когда она утягивает его танцевать под песни Мадонны, Майкла Джексона и Принса. Она пытается танцевать соблазнительно, выходит так себе. Витя кружит её по комнате в танце. И они смеются, смеются и смеются. А когда они падают на диван, точнее она валит его на диван, потому что теряет равновесие, и их лица буквально в паре миллиметров друг от друга и она думает, что он поцелует ее, Витя рушит эту магию, когда говорит: — Давай, отвезу тебя домой. Он помогает ей подняться, но она усаживается обратно на диван, запрокидывает голову назад и говорит: — Я маме сказала, что буду ночевать у Кати. — Тогда отвезу к Кате. Он тянет ее за руку, хочет, чтобы она встала, но она вырывается. — Нет. Я хочу остаться здесь, — упрямо говорит она и ложится на диван. У нее есть план. И этот план она сможет осуществить только если останется здесь. Вряд ли у нее будет другой шанс, если честно. — Милка, может быть лучше домой? — спрашивает он, разглядывая ее сверху. Мила знает, что ее платье задралось, оголяя куда больше, чем допустимо, и волосы растрепались из косы. — Нет, здесь, — упрямо говорит она, смотрит на него, ждёт ответ. Он вздыхает: — Ладно. Я постелю тебе в своей комнате. А в качестве пижамы могу предложить свою майку. Мила поднимается с дивана: — Хорошо. Если что, я в ванной, — целует его в щеку и уходит в ванную, покачивая бедрами. Надеется, что он смотрит. Надеется, что захочет ее, когда она придёт к нему.🎞🎞🎞
Она слышит, как копошится Витя вначале в ванной, затем в гостиной. Сна ни в одном глазу нет, если честно. У нее. А он? Он не заснет быстро, так ведь? Мила поднимается с дивана, и диван как назло скрипит. Она замирает, прислушивается, но все тихо, даже как будто в соседних квартирах люди уже спят. Мила поднимается и крадется в гостиную. Витя не закрыл шторы, и лунный свет освещает небольшое пространство. Она прикусывает губу, смотря на Пчёлкина. В комнате жарко, простынь прикрывает его только до талии. Он лежит на спине, закинув одну руку назад, под голову. И его торс обнажен. И она тяжело сглатывает. Конечно она видела его без майки, но это было на пляже, где все априори практически голые. Сейчас же, в свете луны, все намного иначе. Он ещё не заметил, что она стоит здесь и смотрит на него. Мила еще может уйти, может сейчас сбежать, а если вдруг он откроет глаза и спросит, что она здесь делает, скажет, что шла на кухню налить воды и хотела спросить, может быть и ему налить тоже воды. Но она ступает ближе и ближе, на удивление бесшумно, будто скользит, не дотрагиваясь до пола. И Витя только открывает глаза, когда она забирается на него, оседлав его бедра. Его волосы отрасли, прядь темно-русых с рыжиной волос небрежно спадает на лоб, ещё больше небрежных завитков растрепалась на подушке. — Мила, что ты делаешь? — спрашивает он, брови сведены на переносице, хмурится. — А разве тебе не понятно? — с придыханием спрашивает она, хватается за края его майки и медленно поднимает ее. У него есть возможность ее остановить. И, если честно, она думает, что он остановит ее, когда его ладонь оказывается у нее на бедре. Но он молчит, ничего не говорит. Она откидывает майку куда-то на пол, и замирает, практически не дыша, смотрит ему в лицо. Никогда ещё не была настолько обнажена перед мужчиной. Витя молчит, только дышит тяжело, а его глаза скользят от низа ее живота вверх и вверх, и мурашки бегут по ее коже, потому что он словно ласкает ее взглядом. Она знает, что такое возбуждение. У нее есть знания (они с Катей и Олесей нашли пару кассет с эротическим кино у Кати дома) и опыт (она трогала себя иногда, когда мамы дома не было). И это был, скажем так, достаточно интересный опыт. — Саша меня убьет, если узнает, — Витя говорит низким голосом, его взгляд скользит по её телу опять. Он сглатывает тяжело, Мила видит, как двигается его кадык, когда он сглатывает. Она кладет ладонь на его горло, оглаживает горячую кожу. — А кто сказал, что он узнает? — смелая, перемещает его ладонь на свою грудь. — Мы же ему ничего не скажем. — Мила, — Витя вздыхает, но не убирает ладонь, сжимает грудь в руке, проводит пальцем по твердому соску. — Ты же понимаешь, что делаешь и чего хочешь от меня? — второй ладонью он сжимает ее бедро. — И что если мы начнём, меня будет очень трудно остановить? Мила и не хочет, чтобы он останавливался. Она кивает, голос возбужденный, и это приказ, когда она говорит: — Витя. Заткнись и поцелуй меня. И у нее захватывает дыхание, когда он целует ее. Знает ли он, что это ее первый поцелуй? Впрочем это не так уж и важно, когда он так настойчиво целует ее, раздвигает языком ее губы, и она приоткрывает рот, позволяя ему исследовать ее рот. Мила хватается за его затылок, цепляется за волосы и прижимает его ещё ближе, и сама прижимается, дотрагивается своей голой грудью до его торса и тихо стонет от этого контакта. Он подхватывает ее под бедра и опускает спиной на кровать, ложится между ее ног, продолжая целовать и касаться везде: очерчивает изгиб нижней челюсти, а дальше по шее, задевает грудь, все ниже и ниже, пока его большая ладонь не замирает между ее ног. Он перестаёт ее целовать, отрывается от ее рта, хочет наверно спросить, продолжать ли ему, уверена ли она в этом. — Мой ответ не изменится, сколько бы раз ты не спросил, Витя, — она дотрагивается до его челюсти и притягивает к себе для ещё одного обжигающего поцелуя. Когда он аккуратно входит в нее одним пальцем, она впивается ногтями в его плечи, но не перестаёт его целовать. А затем, дав ей несколько секунд привыкнуть, к пальцу добавляется второй, раскрывая ее еще шире. Это намного лучше, чем ее собственные пальцы, и она подаётся бёдрами вперёд. — Не изменится? — он спрашивает нахально. — Нет, — и она сжимает его пальцы внутри. — Хорошо, — Витя оставляет еще один поцелуй на ее губах, а затем скользит поцелуями ниже, берет один сосок в рот, и она выгибается дугой. — Хорошо, — горячо соглашается Мила. Его рот горячий, а пальцы умело двигаются внутри, растягивая тугие мышцы, а затем его палец дотрагивается до ее клитора, и она всхлипывает. — Малышка, — он усмехается, опять нависает над ней и целует, продолжает ласкать ее клитор. Она чувствует себя как будто в центре пожара, все горит, жар в каждой части ее тела, а особенно там, где он касается ее. — Я хочу-, — шепчет она, когда он перемещает свои губы на ее горло. — Я знаю, чего ты хочешь, — Витя прикусывает ее кожу. — Мне нужно взять презерватив. О, она пришла сюда подготовленная. Нашла упаковку с презервативами в его столе, когда он мылся, взяла один. Поэтому стоит ему только дёрнуться с намерением встать, она притягивает его назад и протягивает ему упаковку. Он на секунду, всего на секунду удивлён, но затем усмехается по доброму и разрывает упаковку зубами. Он все ещё в трусах, и она стягивает их с него, дыша еще тяжелее, когда видит его член. Ей не понравилось то, что она видела в кино, но то, что она видит сейчас, о, это заставляет напрячься в самом приятном смысле. Он раскатывает презерватив по члену, разводит ее ноги в сторону, и, когда он толкается внутрь, то все, что она чувствует в этот момент — тупая давящая боль между ног. Она представляла, что будет больно, но все же не ожидала, что настолько больно, что на глазах выступят слезы. Витя замечает это и сразу же останавливается. — Тебе больно, — он дотрагивается до ее щеки, ласково проводит по ней. — Все хорошо, — шепчет Мила, врет, потому что болит, но боится сказать, иначе остановится, отправит ее спать обратно в его комнату. — Как будто я не знаю, как отличить, когда хорошо, а когда нет, — и он выходит из нее, а затем опускается вниз, его губы оказываются на внутренней стороне бедра, а затем он проводит языком там, где только что был его член, принимается вылизывать ее. Удовольствие такое острое и внезапное, что ее бедра дергаются вперед, а ладонь ложится на копну слегка кудрявых волос, сжимает. — Вот это хорошо, — Витя урчит, отстраняясь, а затем льнет обратно, чертит языком дорожку к клитору, отчего колени дрожат. И урчит опять, довольно, как будто ему это тоже удовольствие приносит. Он двигает языком то быстро, то медленно, и Мила пытается не стонать очень громко. Не получается. Как не получается не двигаться, но тут Витя удерживает ее одной рукой, а затем вводит в нее пальцы, вначале один, затем второй. Двигает пальцами внутри, вылизывает медленно, сводит ее с ума своими действиями. Он сгибает пальцы, дотрагивается до какой-то точки внутри нее, и она сжимается вокруг его пальцам, пальцы на ногах поджимаются. Он издаёт хриплый стон, отстраняется от нее, когда она скулит: — Пожалуйста, — чувствует отчаяние, когда его язык и пальцы больше не в ней. Ей не нужно ничего ему не говорить, потому что он опять нависает над ней, смотрит на нее и толкается внутрь. На этот раз боли нет. Он медлит, тяжело дышит над ней, прикрывает глаза. Она устраивает ладони на его груди, ощущая, как гулко и быстро бьётся под ладонями его сердце. Ее наверняка бьётся так же. Он заполняет ее медленно, миллиметр за миллиметр. Становится только на пару секунд больно, когда он лишает ее девственности. Она закрывает глаза в этот момент, стала женщиной, с человеком, в которого всегда была влюблена. Она всхлипывает, оборачивает вокруг него ноги и притягивает его к себе, целует его почему-то отчаянно, тонет в этом поцелуе, когда он отвечает, и заполняет ее полностью. Витя отстраняется, гладит ее по щеке, а затем выдыхает в уголок губ: — Ты в порядке? И она кивает, проводит носом по его щеке, а он ведет бедрами, задевает какую-то точку внутри нее, и у Милы перехватывает дыхание. Она выгибается на постели, он осыпает поцелуями ее шею, гладит по бедру и шепчет, в голосе немного добродушного подразнивания: — Вижу, что в порядке, — а затем выходит из нее, и тут же толкается обратно, вырывая из нее стон. Она цепляется за его плечи, отмечает его самодовольную ухмылку, хочет съязвить, но только открывает рот, как он вколачивается ещё сильнее, вырывая из нее громкое: — Витя! Ох! — Я знаю, — самодовольно отзывается он, а затем кладет ладони на ее бедра, показывает, как правильно двигаться, чтобы двигаться в унисон. И когда она ловит этот ритм, у обоих дыхание сбивается ещё больше. Он толкается и толкается, и удовольствие расходится по всему телу от той точки, где они так связаны сейчас. — Хочешь кончить? — хрипит он, запуская руку между их телами, трет клитор. — Да, — Мила стонет, царапает его плечи. Надеется, что оставит следы своих коротких ногтей. Его глаза горят, он ускоряет ритм, вбивается быстрее и жёстче, скользит пальцами на клиторе. — Маленькая моя, — шепчет он, наклоняется, накрывает ее тело своим и ещё раз глубоко толкается. — Давай, возьми то, зачем пришла. И она кончает, закрыв глаза, крича его имя и не беспокоясь о том, что соседи услышат. Это намного ярче, чем в те разы, когда она была одна. Она сжимается вокруг него, утыкается носом в его шею и дрожит всем телом. Витя ускоряется, а затем замирает над ней, его бедра тоже дрожат, он кончает с тихим стоном, а затем скатывается с нее, стягивает презерватив, завязывает его и бросает куда-то на пол, закидывает туда свои трусы, а затем ложится рядом, наваливается на нее и обнимает. Она лежит на спине, с закрытыми глазами и не знает, что ей делать. Наверно нужно сказать что-то. Поблагодарить и уйти? Или поблагодарить и остаться? Или молчать? — Спи, Милка, — его дыхание щекочет кожу. И она послушно закрывает глаза, засыпает в течение пару секунд.🎞🎞🎞
Мила ещё не открывает глаза, но уже представляет, как будет нежиться в его объятиях, с поцелуями и продолжением вчерашней ночи. Но когда она открывает глаза, он сидит к ней спиной, локти на коленях, голова зажата между ладонями. Спина напряжена. Когда он оборачивается, наверно услышал ее шевеление, на его лице нет даже намека на улыбку. Что произошло за ночь? Что-то случилось? — Этого не должно повториться, Мила, — серьёзно говорит он. И ее собственная улыбка тут же исчезает. — Что? — она переспрашивает хмуро, гулко сглатывает, не понимает, почему этого не должно повториться. — Этого не должно повториться, — повторяет он и протягивает ей свою майку, которую она небрежно вчера кинула на пол. —Это было ошибкой, — он отворачивается, поднимает с пола свои трусы и натягивает их. — Если Саша узнает, он меня вначале кастрирует, а потом убьет, — он поднимается, хватает с тумбы пачку сигарет и закуривает прямо в комнате. Мила молчит, надевает его футболку и выбирается из постели. Лежать уже не хочется. Хочется сбежать домой. Но если она сбежит, она просто знает, что он будет избегать её. Нужно придумать что-то быстро, и она, скрещивая руки на груди и гордо задрав подбородок, говорит: — Если ты не хочешь, чтобы Саша об этом узнал, то ты должен сделать одну вещь. — И какую же? — смотрит на неё с прищуром, выдыхая сигаретный дым в сторону от неё. — Заниматься со мной сексом, когда я захочу, — твердо говорит она, смотря на него. Совсем не ожидает, что он оскалится, подойдет к ней и прижмет к шкафу, едва ли не рыча: — Мила. Не играй со мной. Это был один раз и всё. Мы больше не будем трахаться. Забудь об этом, — и лицо злое такое. Если он пытается её запугать, то не получится. Она выдерживает его взгляд и заявляет: — У меня как раз письмо Саше не дописано. Появились какие-то события, о которых мне срочно нужно ему рассказать, — и отходит от него. Идет в Витину комнату за своей одеждой. На часах еще десять утра. Успеет еще помыться и приготовить что-нибудь маме на обед. Она скидывает майку на его диван, принимается одеваться, когда он заходит. Витя даже не отворачивается, наблюдает за тем, как она одевается. И говорит: — Ты не расскажешь ему об этом, — когда она пытается протиснуться в дверь, ведь он стоит так, что загорождает весь проход. — Только если ты согласишься на мои условия, — шипит она ему в лицо. — Потому что- Он затыкает ей рот поцелуем.🎞🎞🎞
В следующем письме, которое она отправляет Саше, нет ни слова о том, что между Витей и ей было.