Его пленница

1998 год декабрь

Кладбище совершенно пустое. Но это и не удивительно, потому что мало кто отважился бы поехать сюда в зимнюю стужу, к тому же еще и 30 декабря без особой надобности. А вон она отважилась, и стоит, плотнее кутаясь в шубу и переводя взгляд от одной могильной плиты на другую. Милена несколько раз моргает, чтобы отогнать слезы. Сейчас не самое удачное время плакать — все же зима и холодно, слезы быстро замерзнут. Она смотрит на родительские фотографии и печально вздыхает. — Я по вам обоим скучаю, — тихо говорит Мила, делая глубокий вдох. — И Сашка тоже скучает. Вас нам очень не хватает, — все же одна соленая слеза оказывается около её губ, и она слизывает её, морщась от того, что та оказывается действительно очень соленой. — Простите, что так редко приезжаем, — тише добавляет она, а затем замолкает, глядя на фотографию мамы, смотрящую на неё с могильной плиты. Они действительно за этот год были на кладбище всего несколько раз, каждый занятый своей жизнью. Мама на фотографии такая молодая, и Милена прикрывает глаза на секунду, опять глубоко вздыхает, пытаясь не разрыдаться. Боль от утраты уже вроде бы прошла, но все равно ведь щемит сердце от тоски по родным. И папа тоже так рано ушел. Милена его практически и не помнит, если честно. И она бы многое отдала, чтобы увидеть их ещё раз. — Я приехала, чтобы рассказать вам, что я скоро выхожу замуж, — Мила даже усмехается, когда говорит об этом. И она тут же вспоминает, как пару недель назад всем стало известно, что она беременна. Если беременность была действительно сенсационной новостью практически для всех, то их с Витей тайные отношения были тайной только для Саши. Как оказалось, все остальные уже много лет знали, что они с Витей встречаются. Да, они с Витей были теми ещё конспираторами. — И ещё хочу сказать, что я беременна, — чуть тише говорит Мила. — И вам бы это совершенно не понравилось, потому что все получилось совсем не в том порядке, в котором нужно. Но что случилось, то случилось, — она пожимает плечами слегка, коротко усмехнувшись, а затем кладет ладонь на свой живот, скрытый норковой шубой. В зимней одежде, тем более под шубой, совершенно не заметно, что она беременна. — Мы с Витей, получается, уже чуть больше десяти лет вместе. Представляете? — она молчит пару секунд, прежде чем продолжить, глядя на фотографию мамы: — Помнишь ты сказала, что ему нужна девушка, как Оля? — и конечно она вспоминает тот день, четыре года назад, когда случилась эта стрельба под их домом. То, что привело к тому, что мама теперь здесь лежит. Но прошлого не вернуть. И родителей не вернуть тоже. — Меня это тогда расстроило. Я ведь много лет действительно думала, что он влюблён в неё. Но Витя Олю никогда не любил, а меня — любил. И любит. И надеюсь, что будет любить до самой смерти. Милена замолкает на несколько секунд, вдыхая морозный воздух и выдыхая его через рот, и клубы пара вырываются из ее рта. — Я ведь тебе о нас с ним ничего и не хотела говорить. Знаю, ты бы эти отношения точно не одобрила. Впрочем может быть твоё недовольство ими подтолкнуло бы меня поговорить с ним. И может мы бы и поженились побыстрее. Не знаю даже. Но, мы уже никогда не узнаем, что было бы. Сложилось так, как должно было случиться. Они все равно что женаты все это время были, и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии. — Витя хороший. Я его очень сильно люблю. Конечно у нас бывают разногласия, — она закатывает глаза на это, потому что иногда они ругаются до хрипоты в горле, но затем бурно мирятся в постели, или на любой другой поверхности. — Особенно в части того, что мы оба ревнуем друг друга очень сильно, — оба хороши в этом, если честно. Это не самая лучшая их черта характера, и наверно надо бы поработать над этим, но Мила не думает, что у них что-то с этим получится. — Но я уверена, что мы справимся со всем — в этом она уверена на все сто процентов. Милена прячет руки в карманы шубы, прежде чем продолжить: — Я думаю, он бы вам понравился. Он ведь тебе всегда нравился, мама. Намного больше, чем Космос. И да, я помню, как ты пару раз говорила мне, что девушке Вите очень повезёт, потому что он очень симпатичный и очень заботливый, так что да, могу сказать, что мне повезло, — Мила даже с гордостью улыбается, довольная, что отхватила такого красавца. — Вы бы никогда не узнали, чем он и Сашка занимаются на самом деле, конечно же. А если бы узнали, вам бы это очень сильно не понравилось бы. Но что я могу сказать, это нельзя никак оправдать, но сейчас жизнь такая. Как говорится, хочешь жить, умей вертеться. Их родители действительно никогда бы не поняли этот образ жизни и то, чем Саша занимается. Они хотели, чтобы он вырос честным человеком, который жил бы по закону. Но в их времена по закону жить — это не жить, а выживать. — Витя очень надёжный, — продолжает Мила. — Знаете, за ним я чувствую себя как за каменной спиной, зная, что он решит все мои проблемы, если я попрошу об этом. С ним не пропадешь, и мне с ним очень хорошо. Словами передать не могу, но если вы там где-то на небе, — Мила поднимает слегка голову, чтобы посмотреть на светлые облака, — и видите нас, я думаю вы и так все знаете. Конечно Саша был вначале против этого, но куда уж там - беременность дала только один вариант развития событий. Саша Витю конечно уважает, но ему сложно было меня ему доверить. Они очень долго о чем-то наедине говорили, прежде чем Саша благословил нас. Мила вспоминает тот день, когда все тайное стало явным, и как Саша в приказном порядке сказал им расписаться завтра же, мол с его связями все произойдет очень быстро. Но Мила буквально топнула ногой и сказала: — Я хочу нормальную свадьбу, Саша, — конечно она всегда думала о свадьбе летом, но тут выбирать не приходилось. — Мы поженимся в конце января, — а потом она уперла руки в бока и заявила: — И вообще у меня будет три свадьбы. Ясно вам? — Три свадьбы? — Витя моргал, как сова. — С кем свадьбы? На что Мила фыркнула и постучала ему по лбу костяшками пальцев: — С тобой, дурак. Одна в январе, и ещё летом, после того, как малыш родится, ну и потом будет еще одна, когда мне можно будет пить. И все с разными платьями, — конечно это было не слишком рационально, да и свадьба — мероприятие не из дешёвых. Но вот так ей тогда захотелось. — Да хоть по свадьбе каждый год, — Витя слишком радостно объявил это. — Главное, чтобы твои женихом был я, — и затем он полез к ней целоваться под гневные восклицания Саши и смех остальных. Она оборачивается, чтобы посмотреть на двух мужчин, которые стоят чуть поодаль, у неширокой дороги для машин, что соединяет разные концы кладбища. И Витя с Сашей тоже смотрят на неё. Она недовольно щурит глаза, грозно смотря на них, потому что оба без шапок, а ведь у каждого в машине лежит в бардачке по шапке. Не хватало ещё им заболеть. А ведь оба совершенно невыносимы, когда болеют. И если Витя сейчас заболеет, то нянчиться ним она точно не будет, а уедет обратно в свою квартиру и вернётся обратно после того, как он вылечится. Мила вообще сейчас мало вообще куда ходит — только работа и дом, и то считай Витя её возит, потому что не может никому больше доверить. А вот на кладбище Витя с Сашей её ехать отговаривали, но Мила устроила истерику, сказав, что не выйдет за Витю замуж, не посетив могилы родителей. Витя с Сашей подрываются к ней сразу же, как только она машет им рукой. Как-то совершенно кричать не хочется на кладбище. Они идут не слишком бодро, то и дело провалилась в снег, но молчат, ежатся слегка от холода, это очень заметно, и они оба похожи сейчас на нахохлившихся воробьёв. Но что с них взять, мальчишки, сколько бы лет им не было. — Ну что? — Витя доходит до неё первым, приобнимает за талию и наклоняется, чтобы поцеловать в щеку. Его нос холодный, и она морщится от этого. — Все хорошо, — отвечает Мила. — Я закончила. Саша останавливается рядом, и она оказывается между ними, тянет Сашку ближе к себе и прижимается головой к его плечу. — Если тебя, Витя, не сразило сейчас молнией, не унесло ветром куда подальше и ты не превратился в ледяную статую, то ты получил одобрение наших родителей, — говорит Саша. Мила закатывает на это глаза. Саша теперь очень долго будет подкалывать Витю на эту тему. — Ты даже не надейся от меня избавиться так просто, Белый, — Витя отзывается на этот подкол, и Мила поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Он серьёзен, когда после говорит, смотря на могильные плиты её родителей: — Я уже обещал это Миле и Саше, но вы вы можете не сомневаться, что я буду самым лучшим мужем для вашей дочери. — И я за этим прослежу, — Саша добавляет свои пять копеек, за что Мила тычет его под ребра. — Что? — немного возмущенно спрашивает он. — Ничего, — Мила качает головой. Но на самом деле ей приятно, что у нее такой брат — оторвет голову любому, кто посмеет её обидеть. — И спасибо, что вы у меня есть. Я вас обоих очень люблю, — на что получает довольные и счастливые улыбки от Вити и Саши. — А кого любишь больше? — спрашивает Саша с прищуром, на что Мила закатывает глаза. — Его или её, — отзывается она тут же, поглаживая живот. На что Витя тоже кладет свою ладонь на её живот с широченной, немного горделивой улыбкой. — Ладно, езжайте домой, — Саша машет им рукой, — Я ещё немного здесь побуду и тоже поеду. И не забудь, что мы ждём вас завтра у себя к девяти. — Обязательно будем, — говорит Витя, — но не уверен, что к девяти, потому что…, — и в этот раз локтем в бок получает Витя. Очевидно хочет сказать, что последние дни они опаздывают везде, потому что Мила психует из-за того, что вся одежда ей мала, и что сегодня они опоздали тоже из-за этого. — Мы будем к девяти, — Мила кивает. — Оле с Ваней передавай привет, — она ступает к брату и он наклоняется, чтобы расцеловать её в обе щеки. А затем они жмут с Витей друг другу руки, и вот они расходятся — Саша остается у родительских могил, ему тоже есть что рассказать родителям, а они с Витей идут к их машине. Мила цепко держит его под локоть, думая о том, что сможет вернуться сюда уже только ближе к лету, после родов и когда потеплеет. В машине оказывается тепло после мороза, и она стягивает с себя варежки и шапку, а затем в её руках оказывается термос и пакет. — Давай, пей и ешь. Там твой любимый чай с малиной и мёдом и пара бутербродов с колбасой и сыром. А Мила даже не заметила, что он собрал термос с чаем и поесть. И у неё немного, но наворачиваются слезы, потому что он такой заботливый, думает о её комфорте и знает, что она просто стабильно голодная постоянно. И да, конечно её волнует и чай, и бутерброды, хочется поесть и согреться, но она поворачивается к Вите и смотрит на него влюблённым глазами. Уже можно не скрывать это, можно смотреть влюбленным взглядом, и можно держать за руку и целовать, когда хочется, и не скрываться по углам, как было раньше. Хотя что уж там, скрывались они отвратно, раз все, кроме Саши, видели всё прекрасно, но молчали, как те еще партизаны. Витя тоже глядит на неё влюбленными глазами, и она совсем не понимает, как могла не замечать этого раньше. — А тебя все же люблю немного больше, — с легкой усмешкой говорит она, прежде чем развернуться и открыть пакет с бутербродами. — Только Сашке не говори, а то он тебе жизни не даст, — Милена разворачивает бутерброд и жадно вгрызается в него. — А я в этом и не сомневался, — Витя тянется к ней, оставляет поцелуй на её щеке, а после заводит машину, снимает её с ручника и нажимает на педаль, выруливаю на дорогу. — Как и ты никогда не должна сомневаться в моей любви к тебе, — уже слегка тише говорит он, кидая на нее короткий взгляд. Что же, если она и все же и дает волю слезам, поедая бутерброд и запивая все чаем, то это тайна между ней, Витей и машиной.