Защити меня

— Казуха, Аяка, хотели бы вы стать моделями для моих картин? — Произнес алхимик. Разумеется, нужно разрешение. Разумеется, он хотел зарисовать их обоих. — С радостью, — тут же ответила Аяка, не смущенная таким вопросом. Возможно, для неё, как для девушки без друзей это было бы странно, такая открытость. Но она Камисато. Камисато выучило в ней фальшивую открытость и важность к делу. Ради идеи девушка была готова на многое, даже на открытое общение, что уж говорить о деловых вещах? -Конечно, — прозвучало после. Казуха посмотрел для начала на Аяку, затем на Мела и был готов посвятить себя полностью открытию тайны, что закрывала глаза всем. … Мазок за мазком. Акрил плавными движениями ложился на полотно, он подготавливал полотно, сам портрет будет позже. Первым был Казуха, его портрет по сюжеты истории был раньше. Да и сам Касэн подходил под это описание. Для более точной картины, чтобы Мел вдохновился историей, картина писалась поздно ночью. Лишь фонари, да свеча на столе с инструментами освещали улицу и ткань. Каэдэхара, с которым Альбедо познакомился совершенно недавно уже стоял рядом с картиной. Путешественник с Паймон уже ушли спать в чайник, Камисато ожидала своей очереди в Призрачной Беседке, разбираясь с документами, и помогая Син Цю. Лишь двое на темно-освещенной улице раздумывали над портретом, моделью которого становился Казуха. Они уже решили, что будет изображено: связанный Акахито, момент, когда его арестовывают. Для этого нужны наручники, но, возможно, в то время их не было, так что необходима будет лишь одна веревка, что уже лежала на столе со свечей, акрилом и кистями. — А вы и вправду Великий Художник, я наслышан о вас, хоть и не читаю легкие романы. — Промолвил Казуха, стараясь говорить как можно тише: он не хотел привлечь внимания и потревожить жителей Рито. — Благодарю вас, — Альбедо пронес мимо ушей похвалу, он слишком часто слышал её. И его навыки не говорят об алхимике практически ничего. Это всего его хобби, в котором он достиг великих высот, так что он просто рисует для других. Даже сама плата была ему не интересна. Уже обговорив действия картины, они взглянули друг на друга. Альбедо заметил, что в глазах Каэдэхара явно пылал огонь: он хотел помочь. Альбедо лишь усмехнулся такому поведению, но делать было нечего: он повернул парня спиной к себе и взялся за веревку. — Скажите, если я натяну слишком туго, — побеспокоился алхимик, он переплетал нить, связывая в прочный узел, чтобы было видно это и на картине. Альбедо старался не прикасаться к рукам странника, ведь одна из них была обмотана в бинты. Для мондштатцев это — плохой знак. Но Альбедо уже видел бинты для других людям и иных частях тела. Возможно, это часть культуры Инадзумы, но алхимик не стал пренебрегать этим. Старался, не дотрагиваться своими холодными руками до теплой кожи, жар которой можно было почувствовать даже не притрагиваясь к ней. — Да, хорошо, — Казуха опустил голову, волосы прикрывали его глаза и смущение на щеках. Он играл пальцами рук: сжимал и разжимал их, дабы успокоить себя. Это не утаилось от глаз алхимика. — Вам больно? — Он перестал связывать, в повернул голову, чтобы увидеть боль или хоть что-то на лице странника. Но тот отвернулся, сказав лишь: «Нет, продолжайте» Кивнув сам себе, Альбедо продолжил перевязывать руки странника на несколько раз, стараясь делать узлы более слабым. Всё же, если с Казухой что-то случиться — это будет вина Альбедо. Он слишком сильно связал и кожа на руках стёрлась? Что может, в таком случае, произойти? Узлы были уже сделаны, руки бездвижно оказались сзади. — Вам удобно? — Поинтересовался Альбедо, дабы не было никаких неудобств в плане картины и модели. — Нет, — прошептал Каэдэхара. Кажется, если он скажет это громче, то его голос дрогнет. Он внушал себе: «Я так волнуюсь, только потому что каждый раз это заканчивалось плохо, всё же, я был преступником». Он старался не смотреть в глаза Альбедо, от того и сел в профиль, продолжая опускать глаза. Его челка опять закрывала глаза, не давая «противнику» возможность разглядеть хоть каплю смущения в них. Но зато это можно было заметить по дыханию, которое немного ускорилось, по нервным движениям в руках. Прошел примерно час, после того, как Казуха встал на колени со связанными руками за спиной. Руки его уже, кажется, давно затекли от нахождения в одном положении. Алхимик всё рисовал, иногда подходя и рассматривая детали, иногда наоборот отходил, чтобы смерить картину и модель. А Каэдэхара приходилось лишь терпеливо ждать. Но минуты шли часами, а часы днями. Этот проклятый час дался страннику очень тяжело. Стоять на коленях в довольно смущающем положении. Он часто закрывал глаза, поднимая голову вверх, к ночному небу, чтобы хоть как-то расслабиться, да и в свете фонарей не видно было краски лица, как минимум, Казуха там думал. — Мел… — Что такое? — Нервно спросил Альбедо, убирай кисти в сторону, быстро подойдя к модели. — Вы устали? Вам неудобно? Что-нибудь принести? Он буквально завалил вопросами, не дав возможности ответить, но тут же стал развязывать парня, присев сзади на корточки. — Я же знал, что так будет, долго нельзя так делать… — Тихий вздох полный сожалений, на самом деле, Каэдэхара и сказать ничего не успел, как уже был освобождён от веревки. — Не хотите перекусить? — Предложил Каэдэхара, медленно вставая, потирая руки, которые уже были красными… Увидев это, Альбедо немного помолчал, а потом кивнул, улыбнувшись. Это было единственное, что алхимик мог сделать для Казухи сейчас. — Я не дорисовал историю, но вернемся к ней утром.