81194

Эмма и Норман знают — у Рэя в груди дыра. Сказка дурная тает, под взглядом дрожит рука. Он тянет свою, давай же, заключим, мама, договор. Та женщина — фермер, стража. Чудится вдруг затвор. Где-то вдали все дети играют в «догоняй». Рэй же сидит, читает. Шестая его зима забирает сестёр и братьев, троих по его вине. Он смотрит им в спины, плачет, молится за них во сне. Норман – друг, приятель касается его плеча, Эмма проворно рядом кусается сгоряча. И вот он, внезапно нужный, вынужден их нести: тяжесть приятной дружбы и тяжесть правды-лжи. — Боженька, милый, отчий, зачем ты его забрал? Песнь чужих бессилий. Всё тише его печаль. Пламя в груди не тлеет, но есть спичечный коробок. Когда-то давно согревши, вот и сейчас помог. Но Эмма кричит, «не надо», ловит его бросок. А дальше одна преграда — выучить сей урок, и бежать в ночи холодной, бежать среди семьи. Год или два проходят, Рэй учится их любить. И вот он, в тринадцать вёсен живой перед ним стоит. Рядом листва всех сосен впервые в упор молчит. Она — неуёмный ветер ранней совсем весны, Он, не по-детски взрослый — ровная гладь воды. Рэй плачет навзрыд ребёнком, пощёчиной лежит тоска. Он прячет свои надежды в объятьях неспроста. Все живы, здоровы, дышат. Дыр больше нет в груди. Эмма и Норман рады, ведь Рэй ими так любим.